Аннотация: Предметом исследования является феномен глобальности, являющийся одним из наименее разработанных и наиболее дискуссионных. Автор полагает, что феномен глобальности оказался тем основным предметом, а в глобалистике – даже объектом, который лежит в основе глобального направления науки. В статье показано, что это понятие, будучи многозначным, становится всё более актуальным в связи с тем, что наш мир стремительно превращается в мир глобальный, который формируется как под влиянием деятельности человека, так и природных факторов – глобальных процессов и ограничений. Исследуются основные смыслы понятия глобальности в современной науке и особенно начавшийся процесс трансформации «глобального» из свойства предмета в «глобальность» как объект исследования, а также выявляются основные формы понятия глобальности в глобальном кластере научных знаний. Автор использует интегративно-междисциплинарный, системный и глобальный подходы, исторический и эволюционный способы исследования, а также ряд других общенаучных методов, особенно прогнозирования науки и исследования будущего. Представлены основные формы глобальности - пространственно-географическая, пространственно-темпоральная и качественно-содержательная. Кроме того, к основным формам глобальности автор относит и анализирует экзистенциальное значение понятия глобальности, связанное с глобальным риском и глобальной безопасностью. Обсуждаются также особенные виды глобальности для глобальных феноменов, в основном на примерах глобализации и глобальных проблем. Предполагается, что глобальность выступает в качестве базового понятия глобальных исследований, ориентируя направление научного поиска.

Ключевые слова: безопасность, глобализация, глобалистика, глобальность, глобальные исследования, глобальные проблемы, глобальные риски, рискологическая глобалистика, устойчивость, формы глобальности

Abstract: The subject of this research is one of the least advanced and most discussed phenomena of globality. The author assumes that the phenomenon of globality appears to be that core subject, and in globalistics – even the object underlying the global vector of science. It is demonstrated that this ambiguous concept gains more and more relevance as the world is rapidly turning into the global world, influenced by human activity along with natural factors – global processes and constraints. The author examines the meanings of the concept of globality in modern science, and specifically the ongoing transformation of “global” from quality of the subject into “globality” as the object of research; as well as determines the basic forms of the concept of globality within the global cluster of scientific knowledge. The author applies the integrative-interdisciplinary, system and global approaches; historical and evolutionary methods of research; as well as a set of other scientific methods, such as forecasting and studying of future. The article illustrates the main forms of globality: spatial-geographical, spatial-temporal, and qualitative-conceptual. The author also refers to the listed above main forms of globality the existential meaning of the concept of globality, associated with the global risk and global security. The article discusses the peculiar types of globality with regards to global phenomena, mostly on the examples of globalization and global problems. It is suggested that globality manifests as the basic concept for global studies, guiding the vector of scientific inquiry.

Keywords: risk-globalistics, global risks, global problems, global studies, globality, globalistics, globalization, security, sustainability, special types of globality

Аннотация: Вторая половина XVIII века характеризуется появлением первых трактатов по освоению игры на арфе. Каждое из руководств как содержало информацию об элементах музыкальной фактуры и приемах игры на арфе, так и имело индивидуальные особенности. Именно по этой причине предметом анализа в статье становится эволюция арфового исполнительства в контексте характеристики строения инструмента, эстетических идеалов и методических установок арфистов в XVIII веке. Цель исследования заключается в необходимости на теоретическом уровне раскрыть роль арфовой педагогики XVIII века в становлении профессионального исполнительства. Методология работы предопределена целью и задачами исследования. Ее основу составляют следующие подходы: междисциплинарный, что позволяет привлекать научные теории и концепции из других областей познания - философии, искусствоведения, культурологии, психологии и так далее; историко-культурологический, который позволяет выявить факторы, способствующие сближению европейской культуры с другими культурами; системный подход, направленный на рассмотрение профессионального исполнительства как результата развития арфовой педагогики XVIII века. Научная новизна статьи заключается в том, что в ней дополнены знания, систематизирована новая информация о профессиональном исполнительстве как результате развития арфовой педагогики XVIII века. Результатом работы стала констатация того, что перспективы исследования связаны с дальнейшим изучением эволюции технологических элементов арфового исполнительства в историческом контексте и в будущем. Интересно выявить истоки и особенности становления отдельных национальных школ игры на арфе.

Ключевые слова: Арфа, педагогика, образование, музыка, профессионализация, трактат, искусство, исполнители, репертуар, XVIII век

Abstract: The second half of the XVIII century is characterizes by the appearance of first treatises on mastering playing the harp; each of them contained information on the elements of music texture and techniques of playing the harp, as well as had individual peculiarities. Thus, the subject of this analysis became the evolution of the harp performance in the context of characteristics of instrument’s structure, aesthetic ideals and methodological trends of the harpists in the XVIII century. The goal lies in the need for theoretical interpretation of the role of harp pedagogy of the XVIII century in establishment of artistic performance. Methodology includes the interdisciplinary approach that allows attracting scientific theories and concepts from other fields of knowledge, such as philosophy, art history, culturology, psychology; historical-culturological for determination of factors contributing to alignment of the European culture with other cultures; system approach aimed at studying professional artistic performance as a result of the development of harp pedagogy of the XVIII century. The scientific novelty consists in complementing the knowledge, systematization of new information of the professional artistic performance as a result of the development of pedagogy of the XVIII century. The author underlines the need for further examination of the evolution of technical elements of harp performance in the historical context and the future. It is noteworthy to reveal the origins and peculiarities of establishment of different national harp schools.

Keywords: performers, art, treatise, professionalization, music, education, pedagogy, Harp, repertoire, XVIII century

Аннотация: Предмет исследования - философский образ дьявола как прародителя и носителя мирового зла, персонифицированный в фигурах Мефистофеля («Фауст» Гёте) и Воланда («Мастер и Маргарита» М.А. Булгакова). Для достижения заявленной цели решаются следующие задачи: 1) выявить диалектику внутреннего и внешнего в образах дьявола; 2) вычленить общее и особенное в художественном изображении и философской трактовке Зла в творчестве И.В. Гёте и М.А. Булгакова; 3) выявить роль дьявольских сил во Вселенной и осветить проблему взаимоотношения Добра и Зла в исследуемых произведениях. Были применены следующие методы: историко-философский анализ, ориентированный на объективную полноту исследования; культурологический и компаративистский подходы, направленные на установление духовных связей писателей разных исторических эпох. Основные выводы проведенного исследования. Образ Князя тьмы на протяжении XVIII-XX столетий претерпел существенные метаморфозы, которые были обусловлены изменениями в культуре, философии, морали. Добро и Зло в представлении Гёте являются абсолютно равными по мощи, но противоположными друг другу творческими потенциями. Гёте создал уникальную смысловую реальность, которая задала масштабы философского и культурологического понимания Сатаны в ХХ столетии. Прослеживается явственная генетическая связь между образами Мефистофеля и Воланда. Михаил Булгаков в своем «закатном романе» показал дьявола как силу, часто объективно творящую добро и мстящую недостойным людям, развив философскую трактовку зла применительно к реалиям Советской России.

Ключевые слова: зло, добро, образ дьявола, этика, творческие потенции, Иоаганн Вольфганг Гёте, Михаил Булгаков, теодицея, исторический катаклизм, смысловая реальность

Abstract: The subject of this research is the philosophical image of the devil as the progenitor and carrier of all evil, personified in the characters of Mephistopheles (Goethe’s “Faust) and Woland (Bulgakov’s “The Master and Margarita”). For achieving the set goal, the author determines the dialectics of internal and external in images of the devil; separates the common and peculiar in artistic depiction and philosophical interpretation of evil in the works of J. W. Goethe and M. A. Bulgakov; describes the role of devil’s forces in the Universe, as well as the problem of good and evil in both oeuvres. Research methodology contains the historical-philosophical analysis for objective completeness of the study; culturological and comparative approaches for establishing spiritual connection of the writers from historical eras. Throughout the XVIII-XX centuries, the image of the Duke of Darkness has experienced significant metamorphoses, substantiated by cultural, philosophical and moral changes. In Goethe’s perception, good and evil are absolutely equal in their power, but completely opposite to each other potentialities. He created a unique conceptual reality, which set the scale for philosophical and culturological interpretation of Satan in the XX century. The author traces an apparent correlation between the images of Mephistopheles and Woland. Mikhail Bulgakov in his novel, depicted the devil as power that often objectively doing good and punishing the unworthy, having developed a philosophical interpretation of evil applicable to the realities of Soviet Russia.

Keywords: theodicy, evil, good, the image of the devil, ethics, creative potency, Johann Wolfgang Goethe, historical cataclysm, Michael Bulgakov, semantic reality

Аннотация: Рассматривается тип общественного сознания, обобщенно выраженный в понятии аристотелева субъекта, в соотнесенности с характерным контекстом различного рода концептуализаций «конца истории» в условиях существующего глобального миропорядка. Аристотелев субъект исторически долгое время осуществлял необходимую степень рационализации и познания общественного бытия. Одновременно его гносеологическая роль нивелировалась и всегда уравновешивалась иррациональными факторами религиозно-мифологической институциализованной практики с необходимым понятийным оформлением. Вместе с тем критика наличной деструкции нередко сама подвержена тем же процессам потери методологических научных ориентиров. Она нередко пытается опереться на религиозные догматы, проводя линию фидеизма и, в конечном счете, обскурантизма. В этом моменте и апологеты существующего положения вещей, и его непримиримые, как кажется, критики, вполне совпадают и являют своим творчеством пример разноуровневой защиты сложившегося миропорядка. Для проведения исследования применялся метод диалектического рассмотрения в контексте гегелевского принципа конкретности истины, взятый в совокупности с логико-критической установкой. В целом общеевропейский цивилизационный дискурс на протяжении многих столетий функционировал в противоречивом единстве собственно рациональных, внерациональных и иррациональных компонент. Показана эволюция познавательного аристотелева типа в сторону постепенной деструкции его собственно рационалистически-понятийного ядра, потери истинностных цивилизационно-экзистенциальных смыслов под преобладающим влиянием господства плутократии. Аристотелев субъект в настоящее время окончательно разложился в атмосфере постмодернистской алогичности и децентрации, а вопросы истинностного общественного познания не только вернули себе ту же проблемность, как и тысячи лет назад, но вдобавок приобрели особую актуальность.

Ключевые слова: преемственность, цивилизация, религия, аристотелевый тип, капитализм, конец истории, история, субъект, идеология, деструктивность

Abstract: This article reviews the type public consciousness, collectively expressed in the concept of Aristotelian subject, in relation to the characteristic context of the various forms of conceptualizations of the “end of history” in the conditions of the existing global world order. Historically, Aristotelian subject for a great while has exemplified the essential degree of rationalization and cognition of social being. Its gnoseological role simultaneously has always been balanced out by the irrational factors of religious-mythological institutionalized practice with the necessary conceptual formalization. At the same time, the criticism of actual destruction is often subjected to the same processes of losing the methodological scientific reference points. It typically tries to rely on the religions dogmas, pursuing the line of fideism, and ultimately, obscurantism. In such moment, both, the apologists of the existing state of things, and the seemingly irreconcilable critics, are quite in accord, and as their creation reveals the example of multilevel protection of the established world order. In the course of this work, the author applies the method of dialectical analysis in the context of Hegelian principles of the concreteness of truth, coupled with the logical-critical orientation. Throughout multiple centuries, the pan-European civilizational discourse has been functioning in controversial unity of the own rational, nonrational, and irrational components. The author demonstrates evolution of the cognitive Aristotelian type towards the gradual destruction of its rational-conceptual core, loss of the true civilizational-existential meanings under the prevailing influence of the supremacy of plutocracy. Presently, Aristotelian subject has completely dissolved in the atmosphere of postmodern analogy and decentration; while the processes of true public cognition not only gained back same problematic as thousand years ago, but also special relevance.

Keywords: ideology, continuity, civilization, religion, aristotle's type, capitalism, the end of history, history, subject, destructiveness

Аннотация: Статья посвящена вопросу понимания «тоскливой» красоты в разных культурах. Объект исследования – влияние представлений о тоске на понимание красоты в русской и корейской культуре. Цель исследования – определив и сопоставив связь «тоски» и красоты в Корее и в России, выявить специфику «тоскливой красоты» в обеих культура, и прежде всего, в русской. Методологической базой исследования является компаративный метод, а также методы этнолингвистики, позволяющие рассматривать культуру с помощью «ключевых слов». Сначала в статье даётся определения «тоски». Если русская тоска – это ощущение «тесноты простора», а также «переживание богооставленности», то «корейская тоска» хан – это «неосуществлённое желание», которое возникает в результате ограничений или несчастий. И русская тоска, и корейское хан содержат ощущение надежды. Кроме того, их сближает преодоление через творчество. Затем рассматривается влияние чувства «тоски» на представления о красоте в обеих культурах. Авторы приходят к выводу о том, что в русской «тоскливой» красоте «тоска пустого фона» обычно уравновешивается ликами изобразительных орнаментов, которые служат "опорой в пустоте". Корейская же «неправильной красоты» мот – это красота потока, ритма и его нарушения (в связи с чем, она обычно не связывается с цветом). Чувство хан в красоте мот уравновешивается радостью творчества хын, из-за чего в объектах мот есть ощущение как иронии, так и тоски.

Ключевые слова: орнамент, корейская эстетика, русская эстетика, творчество, образ, пустота, хан, мот, тоска, красота

Abstract: This article is dedicated to the question of understanding of “melancholic” beauty in different cultures. The object of this research is the influence of the idea of melancholy upon comprehension of beauty in the Russian and Korean cultures. Having defined and compared “melancholy” and beauty in Korea and Russia, the author attempts to determine the specificity of “melancholic beauty” in both cultures, primarily, in Russian. Methodological foundation is the methods of comparison and ethnolinguistics that allow viewing culture based on “keywords”. First, the article provides definition to “melancholy”. If Russian melancholy is the feeling of “narrowness of the expanse” and “feeling abandoned by God”, the Korean Han is an “unrealized desire” that appears as a result of constraints or misery. Both, Russian melancholy and Korean Han contain the sense of hope; they are also similar in overcoming through creation. Then, the article explores the impact of the sense of “melancholy” upon the perception of beauty in both cultures. The conclusion is made that in Russian “melancholic” beauty, the “sadness of blank background” is usually balanced with the ornamental images that serve as a “pillar in the blankness”. The Korean “improper beauty” of meot – is the beauty of flow, rhythm and its disturbance (therefore, traditionally it is not associated with color). The feeling of Han in beauty of meot is balanced by joy of Jeong. Thus, the meot objects contain senses of both, irony and melancholy.

Keywords: ornament, Korean aesthetics, Russian aesthetics, creation, void, obraz, han, meot, toska, beauty