Динамика современной системы экологического знания: между «биологизмом», «социологизмом» и «глобализмом»

Лось Виктор Александрович доктор философских наук профессор, кафедра управления природопользованием и охраны окружающей среды, Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ 117607, Россия, Московскаяj область, г. Москва, ул. Раменки, 25, оф. 804 Los' Viktor Aleksandrovich Doctor of Philosophy Professor of the Department of Nature Management and Environmental Protection at Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration 117606, Russia, Moscow, prospect Vernadskogo 84 los@sumail.ru Другие публикации этого автора

Экология - наука о взаимоотношениях живых организмов со средой их обитания с целью выявления закономерностей, управляющих этими взаимоотношениями. Разнообразными аспектами отношений "организм-среда" исторически занимались различные науки (ботаника, зоология, зоопсихология, физиология и др.). Первоначально, однако, экологический подход к реальности имел не столько научное, сколько прикладное (практические) измерение, истоки которого отчетливо обнаруживаются в социокультурном наследии древних цивилизаций.

Человеческое выживание и исторический динамизм предполагали наличие предельно практического знания о возможностях природной реальности, ее технологического использования в интересах индивидуума и социума. При этом, как показывается в рамках концепции социоестественной истории, реконструкция древнекитайской и древнеегипетской цивилизаций свидетельствуют о том [См., напр.1], что их сравнительно высокий уровень технологического развития не сочетался с адекватным учетом экологических последствий социокультурной деятельности. Более того, палеоэкологический анализ, например, выявляет реальность системы социально-экологических кризисов в условиях фараоновского Египта ^[2].

И хотя возникновение первых форм «преднаучного знания» отчетливо связывается с древневосточными цивилизациями, тем не менее, его доминирующий эмпиризм не позволил выйти на уровень целостных (систематизированных) представлений об объективной реальности. Это объясняется как на основе интернационалистских воззрений (акцент на специфике мышления человека восточного типа), так и на экстерналистских

моделях (анализ особенностей социальной организации восточных деспотий). «Умственная сфера в мусульманстве»,- говорил в конце 70-х годов Х1Хв. в публичной лекции на заседании Общества любителей русской словесности В.С.Соловьев, - имеет только утилитарный характер, самостоятельного же теоретического интереса не существует» ^[3].

Поэтому принято считать [Cм., напр.4], что наиболее развитые формы «преднаучного знания» были созданы в условиях античной культуры. Экстерналисты объясняют этот феномен ассимиляцией древневосточного наследия. Античные греки восприняли представления египетских жрецов в области астрономии, математического знания и др. При этом, однако, им удалось придать развитию древнего научного знания новый динамизм и глубину. Интерналисты связывают древнегреческий феномен с особенностями мышления индивидуума античного полиса – с его стремлением к целостному познанию мира.

Человек античности трактовался как гармоническая часть Космоса, который представлялся совершенным выражением разума, воплощением идеальных сущностей, скрытой «мировой гармонией», имеющей сакральный смысл. Космос выступает у Платона как "единое в себе" или "истинно-единое» [См. 5].

В этом контексте философия (и наука) были единым и нерасчлененным знанием «о природе», ориентированным на выявление всеобщего начала бытия. Всеобщее связывалось не только с нематериальной (апейрон или число), но и природной (вода или огонь) сущностями. Поиск всеобщего на основе выделения единого – один из первых опытов теоретического анализа объективной реальности.

При этом античные мыслители отчетливо указывали на существование всеобщей связи в живой природе, на динамику (подвижность) природных процессов и явлений. Диалектический подход, реализуемый в рамках древнегреческого философского сознания, рассматривал взаимосвязь как всеобщую форму бытия, свойственную всем явлениям и процессам действительности. И в этом смысле «диалектизация» бытия (и мышления) в известном смысле можно трактовать как форму (и способ) выражения экологического подхода к реальности в ее теоретико-философской ипостаси.

Стремление к предельно целостной интерпретации бытия сочеталось в рамках античного мышления с попытками формирования дифференцированной картины мироздания. Одной из первых считается аристотелевская классификация природных объектов. Именно с Аристотелем связывается формирование оснований биологических наук (зоологии, физиологии, систематики и др.). Более того, его ученики значительно продвинулись в познании конкретной природной (биологической) реальности [См., напр.6]; позднейшие античные исследователи набрасывали контуры «естественной истории» цивилизации [подробнее см.7,8].

Уже в рамках натурфилософии Нового времени (К.Линней, Ж. Бюффон ) не только описывается «устройство природы» (глубокие фенологические наблюдения, влияние климата на динамику популяций и др.), но и реализуется, по существу, системный подход к анализу элементов отношения «человек-природа». Линнеевская «философия ботаники» ^[9] представляет собой одну из первых попыток формулировок принципа «экономии природы», основ концепции природного равновесия как «взаимных отношений всех естественных тел». В воззрения ламаркизма («философия зоологии») представлен первый опыт целостной теории эволюции органического мира ^[10], продолженный в рамках дарвинизма.

Впервые термин "экология" ("okologik" - нем.) был использован (Эрнст Геккель) в середине Х1Хв. [См., напр.11]; несколько позднее возник его английский эквивалент ("ecology"). В классической трактовке экология - «общая наука об отношениях организмов с окружающей средой»; «экономике, домашнем быте животных и организмов". Экология отождествлялась с «экономией природы».

Тем самым уже исторически понятия "экономика" и "экология", если не являются синонимами, то уже явно взаимосвязаны. Термин "экономика" используется для выявления закономерностей "экономного" функционирования общества; "экология" - для поиска "экономного" развития отношения "организм-среда".

Традиционно экология рассматривается как один из разделов биологии. И хотя уже фиксируется несколько десятков различных "экологий", тем не менее, в их основе, в сущности, лежит ее историческое определение. Большинство специалистов сходятся в том, что предметом биологической (общей) экологии является изучение законов, управляющих функциями животного и растительного мира в естественной среде их обитания^[12]. Иначе говоря, экология как наука биологического цикла призвана рассматривать процессы взаимоотношения живого организма и среды с выраженным "биологическим" уклоном. Ее объект - естественные экосистемы, а также экосистемы, преобразованные в процессе производственно-хозяйственной деятельности, изучаемые биологическими методами.

В течение Х1Хв.- первой половины ХХ в. проводился теоретический анализ базовых закономерностей отношения «организм-среда». На его основе была сформулирована «экологическая аксиоматика»^[13], т.е. система законов, принципов и правил, позволяющих оценивать тенденции и процессы, происходящие в сообществах различного рода и уровня. Выявленные закономерности носят преимущественно экспериментальный характер, имея в своей основе не столько теоретическое, сколько эмпирическое обоснование.

При этом, однако, высокая «степень эмпиричности» экологической аксиоматики отнюдь не нивелирует ее теоретичности. Напротив, именно адекватный учет выявленных закономерностей повышает фундаментальность классической (биологической) экологии, создает реальные предпосылки для оптимизации взаимоотношений элементов системы «организм-среда-человек».

Классическая экология выявила свою эффективность и эвристическую значимость в рамках естественных экосистем, существенно не преобразованных в процессе технико-антропогенной деятельности. Развиваясь в системе биологии, экология неуклонно повышала степень своей фундаментальности.

Однако производственно-хозяйственная и социокультурная деятельность социума обусловила тенденцию к радикальной трансформации исторически сложившихся экосистем. Рост материально-энергетических потребностей цивилизации привел к тому, что человечество перерабатывает все большую часть естественной биомассы биосферы, деформируя естественные явления и процессы в системе "организм–среда".

Уже в первой половине ХХ в. ощущалась реальность надвигающейся остроты биосферной напряженности, как противоречие между сравнительно неограниченным ростом цивилизационных потребностей (демографический рост, масштабы человеческой деятельности и т.п.) и относительно ограниченным природно-ресурсным потенциалом естественных экосистем. Именно в 20-30-х годах ХХ в. В.И. Вернадский формулирует тезис о превращении человечества в «крупнейшую геологическую силу», способную «своим трудом и мыслью» коренным образом перестроить биосферу в ноосферу – социоприродную систему, управляемую человеческим разумом [Подробнее см., напр.14].

Биосфера неуклонно и неизбежно включается в технико-антропогенную деятельность ("социализация" биосферы). Вместе с тем ее изменения " оказывают существенное воздействие в рамках "принципа бумеранга на цивилизацию, вынужденную реагировать на усиливающуюся биосферную напряженность ("экологизация" социума). Возникшая система "организм–человек–среда", в отличие от традиционной системы "организм–среда", находится на "стыке" как естественных (природных), так и искусственных (социальных) процессов.

В экологии ощущается потребность в смене ориентиров и стереотипов. Биологизм экологии должен был бы дополнен с учетом социокультурной динамики. Отсюда возникли представления о необходимости перехода от "малой" к "большой экологии", от "поверхностной" к "глубокой экологии" и т.п.^[15]. Речь идет о том, что традиционная экология должна расширить сферу анализа. А именно, выявлять закономерности не только взаимоотношений живых организмов со средой, но и более фундаментально обратить внимание на феномен человека, специфику и особенности его взаимоотношений с природной средой.

Смена экологической парадигмы соответствует тем радикальным изменениям, которые происходят в науке на рубеже ХХ и XXI столетий^[16]. Отметим некоторые особенности этого периода.

Во-первых, предельно расширяется объект науки, распространенный не только на макро– и микромир, но и на мегамир, что предполагает взаимосвязь эмпирического, теоретического и интуитивного уровней познания; повышение "степени субъективизации" познавательного процесса и усиление в нем аксиологических элементов. Во-вторых, интенсифицируется переход от частнонаучных к общенаучной картине мира, которая, отнюдь не утрачивая частностей, а, опираясь на них, тем не менее, ориентируется на интегративное видение бытия. В-третьих, формируется синергетический стиль мышления в науке, для которого характерны нелинейность, бифуркационность, динамизм. На его основе развивается антропный принцип в познавательной деятельности, исходящий из того, что субъект имманентно входит в структуру познавательного процесса (в объект).

Экология "нового типа" динамично реализует свои интегративные возможности, стремясь учесть "человеческий контекст" в теоретических построениях и практических рекомендациях. Впрочем, "социализация" экологии отнюдь не конъюнктурна, а имеет глубокие исторические истоки.

Впервые термин "социальная экология" (social ecology) был использован американскими социологами "чикагской школы" урбанистики (Р.Парк, Э.Берджесс, Р.Маккензи) в начале 20-х годов ХХ в. [См., напр.17]. Практически одновременно появился и другой термин "экология человека" (human ecology или human's ecology), которые первоначально трактовались, в сущности, как синонимы. В соответствующих построениях речь шла о теории, изучающей внутренние механизмы развития крупного индустриального центра в его воздействии на человека и природную среду.

Урбанисты опирались на разработки "чикагской школы" прагматизма (Дж. Дьюи и др.), стремящейся к выявлению закономерностей взаимоотношений между элементами человеческой природы и окружающей среды. При этом определяющее значение придавалось морали, обеспечивающей, по их представлениям, взаимосвязь человеческих (социальных) и природных (экологических) процессов.

Эти идеи были приложены к условиям современной урбанизированной среды. Урбанисты рассматривали город как систему, развивающуюся от биологического к социокультурному уровню. Ими выделяется четыре уровня развития городской системы: природный уровень – результат физического взаимодействия человеческих элементов системы; экономический уровень – итог обменных процессов, результатов труда между участниками рыночных отношений; социальный уровень – установления порядка и правил функционирования действий участников рыночных отношений в масштабе индивидуумов и сообщества; культурный уровень – подключение не только социально-экономических, но и моральных регулятивов во взаимоотношениях между человеком, обществом и природой.

Во второй половине ХХ в. усилился интерес к «социализации» экологических исследований. Именно в этом направлении стали ориентироваться традиционные науки, занимающиеся различными аспектами системы "человек–биосфера" (биологическая экология, конструктивная география и др.).

В 50–70-х годах западная урбанистика [См., напр.18,19,20] стала основанием социальной экологии, рассматриваемой как науки (или системы научного знания), изучающей общие закономерности взаимоотношений человека, общества и биосферы. Аналогичные тенденции фиксировали и отечественные специалисты ^[20]. С одной стороны, в ее рамках реализуется процесс интеграции естественных, технических и социальных наук в контексте прогнозирования и разрешения экологических противоречий. С другой стороны, в футурологическом отношении социальная экология трактуется как самостоятельная научная дисциплина синтетического (интегрального) типа.

Перед социально-экологическими исследованиями ставится задача выявления таких закономерностей взаимоотношений между человеком, обществом и биосферой, выход на уровень которых обеспечивал бы рационализацию элементов системы "человек–общество–биосфера". По существу, социальная экология трактуется в общей форме как наука (преимущественно в прогностическом плане), ориентированная на выявление основных закономерностей и форм взаимодействия человека со средой его обитания, изучение многообразных связей и изменений, происходящих в биосфере, под воздействием производственно-хозяйственной и социокультурной деятельности общества.

С выявлением социально-экологических закономерностей связывается процесс оптимизации отношений социума с природной средой. В этом смысле очевидна взаимосвязь ноосферой концепции биосферы с социальной экологией ^[22]. Именно социальная экология призвана была выявить закономерности развития, обеспечивающие реализацию представлений о "сфере разума", где деятельность социума в биосфере осуществляется на основе принципов рационализации, оптимизации и гармонизации.

Основное понятие в социальной экологии – социоэкосистема (социоприродная система) – сложный комплекс природных и социокультурных вещей, явлений и процессов, функционирующий как единое целое. В этот комплекс входят как биогенные и абиогенные компоненты, так и компоненты, обеспечивающие жизнедеятельность человека, а также социально-экономическое и социокультурное функционирование социума.

Итак, в отличие от экосистемы, состоящей из двух подсистем, социоэкосистема включает три подсистемы. А именно: абиотическую подсистему, состоящую из атмосферы, поверхностных вод, климатических условий и др.; биотическую подсистему, включающую биологические объекты, в том числе и человека (преимущественно в биологическом измерении); социокультурную подсистему, состоящую из инфраструктуры, связанной с человеческой деятельностью.

Имманентная целевая установка социоэкосистемы любого уровня – сохранить динамическое равновесие с природной средой в процессе развития, т.е. удовлетворения потребностей (материальных, энергетических и др.) социума. Иначе говоря, любая социоэкосистема, исходя из "идеологии выживания", стремится "вписаться" в природные связи и отношения.

В 70-80-х годах ХХ в. восприятие остроты биосферной напряженности стимулирует повышение «степени фундаментализации» социально-экологических разработок. Развитие социальной экологии активизирует исследования взаимоотношений человека и биосферы в рамках современной системы естественных, технических и гуманитарных наук, фундаментальных и прикладных дисциплин [См, напр.23]. Речь идет о тенденции экологизации науки, т.е. о проникновении экологических идей, представлений и концепций в современную систему знаний о природе, человеке и обществе.

Выделяются три уровня экологизации. А именно: внутридисциплинарная - выявление биосферных знаний в системе конкретной научной дисциплины (в физике, например, выделяется направление, анализирующее ее экологические аспекты); проблемная - взаимосвязь различных областей современного научного знания для разрешения конкретной экологической задачи (к примеру, поиск путей повышения степени безопасности функционирования всей инфраструктуры АЭС); междисциплинарная - формирование в традиционной системе наук новых дисциплин экологической направленности.

Конкретнее говоря, экологизация науки находит выражение в формировании в рамках частных научных дисциплин специальных экологических направлений исследований (или наук). Отметим лишь некоторые из них.

В рамках естествознания ^[24-28]: математическая экология – ориентация на моделирование процессов взаимоотношений человека и биосферы; физическая экология – изучение системы "человек–биосфера" на микро– и макроуровнях; химическая экология – разработка методов предотвращения химических сбросов в биосферу, а также ликвидации отходов технико-антропогенного происхождения; экологическая геология – рационализация использования и охраны геологической среды в процессе производственно-хозяйственной деятельности.

В рамках техникознания ^[29-32]: техническая (инженерная) экология – выявление связей, обеспечивающих оптимизацию взаимоотношений технических объектов с природным окружением, экологическая оценка конкретных технических решений; промышленная экология – изучение влияния технологических сбросов и выбросов, а также методов их предотвращения; агроэкология – анализ закономерностей взаимоотношений сельскохозяйственных объектов с природной средой, выявление которых предполагает "вписывание" эффективных аграрных систем в естественные связи и отношения; урбоэкология (городская экология) – выявление основных закономерностей взаимоотношений человека с урбанизированной средой, обеспечивающих не только выживание человека в городских условиях, но и формирующих условия для улучшения городских экосистем.

В рамках человекознания ^[33-41]: экономическая экология – разработка теоретических и практических методов рационального природопользования, обеспечивающих оптимизацию взаимоотношений человека и биосферы; юридическая экология – формирование основ законодательства, направленного на охрану природы и рационализацию природопользования; психологическая экология – изучение воздействия изменяющихся природных условий на поведение индивидуума; экологическая социология – разработка социально-экологического подхода для исследований взаимоотношений локальных сообществ с окружающей его средой; историческая экология – выявление закономерностей взаимодействия человека и биосферы на разных этапах социокультурного развития цивилизации; экофутурология – прогнозирование основных тенденций развития глобальной системы "человек–социум–биосфера".

Во второй половине ХХ в. экологизация естественных, технических и социальных - гуманитарных наук является одной из реальных тенденций, характерных для современного научного знания. Очевидно, что элементы представленной системы социально-экологических наук имеют различную степень развития и фундаментальности. Одни науки (например, экономическая экология или юридическая экология) получили сравнительно фундаментальное развитие; результаты других – (скажем, физической экологии) не столь заметны. И, тем не менее, каждая из них разрабатывает свой "экологический срез" объективной реальности, последующая интеграция которых создает предпосылки действительного понимания глобальной социоэкосистемы.

Тенденция экологизации – выражение горизонтального рассмотрения процессов взаимоотношений человека и биосферы в системе конкретных наук. Вертикальной формой этого рассмотрения является формирование экологии человека и глобальной экологии.

Представления об экологии человека (human ecology) возникли одновременно с генезисом социально-экологических исследований. Экология человека – наука, изучающая закономерности взаимоотношений человека (рассматриваемого преимущественно как биологическое существо) с окружающей средой. Ее основания заложены в системе традиционного знания (география, социальная демография, медицинская экология, социальная гигиена и др.).

Во второй половине ХХ в. экология человека предстает в качестве фундаментального междисциплинарного научного направления, преимущественно на аутэкологическом уровне, выявляющего закономерности взаимоотношений человека как между собой, так и с окружающей природной средой. В ее рамках рассматривается комплекс проблем современного человека в медико-биологическом контексте (демографическом, медицинском и др.), учитывая динамику системы "человек–социум–биосфера" ^[42]. Иначе говоря, экология человека – изучение взаимоотношений человека преимущественно как биологического вида с окружающей его природной средой.

В 60-70-х годах ХХ столетия сформировалось представление о глобальной экологии (global ecology). Глобальная экология – наука, направленная на изучение закономерностей взаимоотношений человека (и планетарного социума) с биосферой ^[43]. В ее рамках изучается не только влияние технико-антропогенной деятельности на глобальную экосистему, но и связи биосферы с процессами, происходящими в недрах планеты, в ее космическом окружении (космическая экология). Следовательно, глобальная экология изучает процессы взаимоотношений человека (и человечества) с окружающей природной средой на популяционном уровне.

По существу, взаимосвязь "горизонтального" и "вертикального" анализа отношения "человек–социум–биосфера" составляет основу фундаментальных социально-экологических исследований. Именно в их рамках закладываются теоретические основы социальной экологии, с развитием которой связывается изучение взаимоотношений человека, социума и биосферы на синэкологическом уровне. Речь идет о фундаментальном анализе взаимоотношений человеческих популяций между собой, с окружающей природной средой в контексте с социокультурной системой, сформированной в рамках цивилизационного развития.

Повышение «степени фундаментализации» социально-экологических исследований связано с разработкой соответствующей аксиоматики. В рамках социально-экологической аксиоматики выявляется система законов, принципов и правил, фиксирующая повторяющиеся связи между природными (естественными) и социальными (искусственными) вещами, явлениями и процессами. Эта система строится как "дополнительная" по отношению к экологической аксиоматике. Если, однако, аксиоматика экологии базируется на более чем столетнем опыте изучения экосистемных закономерностей, то социально-экологическая аксиоматика находится в стадии разработки. Приведем некоторые из этих закономерностей [Подробнее см., напр.44, с.117-121].

Закон превращения социума в силу планетарного масштаба (закон В.И. Вернадского) Производственно-хозяйственная и социокультурная деятельность человечества оказывает воздействие на биосферу, масштабы которых сравнимы с геологическими процессами. Современная человеческая деятельность связана с изменениями традиционных биогеохимических циклов, что оборачивается тенденцией нарушения исторически сложившегося равновесия как локальных экосистем, так и биосферы в целом.

Закон функционирования социума за счет окружающей природной среды. Любая социальная система может развиваться только в процессе использования ресурсов (материально-энергетических, информационных и др.) окружающей природной среды. Это обусловливает объективность противоречия, с одной стороны, между абсолютным ростом потребностей (материальных, энергетических, информационных)социума, а с другой стороны, относительной ограниченностью возможностей биосферы. Теоретически преодоление этого социально-экологического противоречия возможно лишь в рамках двух направлений деятельности человечества. А именно: рационализации (сокращения) человеческих потребностей и расширения границ биосферы в процессе выхода в космическое пространство.

Закон соответствия характеристик биосферы уровню социума. Чем эффективнее социальная система, тем выше показатели "качества жизни" социума, включающие, в том числе и характеристики среды обитания человека. "Качество" биосферы выше в экономически развитых странах по сравнению с соответствующими показателями развивающихся стран.

Принцип экологической оптимизации деятельности. Человеческая деятельность призвана исходить не из доминанты экономической эффективности или политической целесообразности. В ее основе должен быть положен принцип, в рамках которого выбирается путь развития социума, учитывающий, помимо прочего, необходимость сохранения равновесия исторически сложившихся экосистем.

Принцип историчности. Оценка воздействия производственно-хозяйственной и социокультурной деятельности на экосистемы требует временной дистанции. Лишь в процессе определенного времени появляются явления и процессы, свидетельствующие о динамике (позитивной или негативной) социоэкосистемы.

Правило "десяти процентов". Социоприродная система сохраняет динамическое равновесие до тех пор, пока используется не больше 10% ее материальных, энергетических и информационных ресурсов. Для естественной экосистемы "работает" правило "одного процента". Следовательно, человеческая деятельность связана не только с их деградацией, но и с восстановлением.

Правило компенсационности. В процессе производственно-хозяйственной и социокультурной деятельности природные ресурсы, изъятые социумом, в той или иной форме должны быть компенсированы. Это относится как к истощимым, так и к неистощимым ресурсам. Речь должна лишь идти о "степени использования" научно-технических возможностей цивилизации.

Очевидно, что основные закономерности социоэкосистем еще только выявляются. В перспективе должна быть обозначена более определенная иерархичность соответствующих законов, принципов и правил.

Таким образом, к концу ХХ в. социальная экология рассматривалась,

с одной стороны, как научная дисциплина, претендующая на системный анализ взаимоотношений социума с природной средой [См., напр.45, 46]. По существу, под ее эгидой анализировалась проблема возможного формирования фундаментальной теории отношения «человек-социум-биосфера». С другой стороны, прикладные направления исследований, связанные с экологией человека и глобальной экологий, отнюдь не избегали глубокого теоретического анализа «своего ракурса» социально-экологической проблематики. Иначе говоря, экологическая проблема стала предметом системных исследований, а социально-экологические исследования - респектабельным направлением науки и социальной политики.

Уже в первой половине ХХ в. В.И. Вернадским формулировался тезис о реальности остроты социально-экологических противоречий, обусловленных несоответствием между сравнительно неограниченным ростом потребностей социума и относительной ограниченностью природно-ресурсного потенциала биосферы. Становилось очевидным, что сложившийся тип развития цивилизации носит неустойчивый характер, ибо экстраполяции сложившейся цивилизационной модели оборачивается конфликтной ситуацией в рамках системы «человек-социум-биосфера».

Во второй половине ХХ столетия обострившиеся глобальные «экологические вызовы» возродили интерес к поискам такой модели развития цивилизации, которая, с одной стороны, обеспечивала бы потребности социума в рамках исторической динамики, а с другой стороны, не привела бы к дестабилизации мировой социоприродной системы. Отсюда – невиданный «бум» социально-экологических исследований, выдаваемые авансы социальной экологии.

Особый мировой резонанс получили идеи первого доклада Римскому клубу (Пределы роста, 1972). Компьютерная модель показала: сохранение мировых ориентиров развития с неизбежностью ведет к деградации планетарной социоприродной системы. Предлагался рецепт лечения мирового «экологического коллапса», а именно: переход от традиционной модели «экспоненциального роста» (неустойчивого развития социоприродной системы) к состоянию «глобального динамического равновесия» - идея «нулевого роста».

Ее воплощение связывалось с реализацией определенной программы. Во-первых, предлагалась стабилизация численности мирового населения, сокращение капиталовложений в производственную сферу и их увеличение в природоохранную область. Во-вторых, формирующаяся технико-технологическая и социокультурная система должна быть адаптивной по отношению к исторически сложившейся естественной среде обитания. В-третьих, предполагалось удовлетворение не максимальных, но рациональных потребностей социума, соответствующих обоснованным потребительским нормам (биологическим, социальным, культурологическим).

Дальнейшее обоснование модели «нулевого роста» привело к концепции «органического» («качественного») роста как альтернативы традиционного «неорганического» («количественного») роста. Механизм выхода на уровень «качественного роста» предполагал: изменения в сложившихся стереотипах, ценностях и целях как национального, так и регионально-глобального развития; радикальную трансформацию традиционных форм деятельности; пересмотр взаимоотношений между развитыми и развивающимися странами с выходом на уровень «нового мирового экономического порядка».

И хотя выдвинутые представления, в сущности, основывались на едином тезисе (необходимость учета природоохранного фактора в динамике цивилизации), тем не менее, наибольшее распространение получило представление об «экологическом развитии» (экоразвитии), закрепившееся в документах Саммита 1 (Стокгольм, 1972). Принятая стратегия цивилизационного развития исходила из необходимости баланса экономических и экологических стереотипов. На этой основе предполагалось удовлетворение материальных (и социокультурных) потребностей как на индивидуальном, так и общественном уровнях при сохранении стабильных параметров исторически сложившейся среды обитания.

Теоретические разработки в области экоразвития связывались с расширением социально-экологических исследований. Их практические рекомендации выражались в национальных природоохранных программах, принимаемых в большинстве стран мирового сообщества в 70-80-х годах ХХ столетия.

Однако уже в конце «экологического десятилетия» (1972-1982) становилось очевидным [См., напр.47,48]: не удается в необходимой степени эффективно решать поставленные задачи по стабилизации и улучшению мировой (и национальных) социально-экологических ситуаций. Начался поиск более эффективной (в экологическом измерении) модели функционирования цивилизации – стратегии устойчивого развития [Подробнее см. 49,50].

При этом целевые установки социальной экологии не только не отвергались, а напротив – расширялись. В этом контексте перед социально-экологическими исследованиями ставится задача выявления таких закономерностей взаимоотношений человека, социума и биосферы, выход на уровень которых, с одной стороны, способствовал бы удовлетворению материально-энергетических, информационных и социокультурных потребностей социума, а с другой стороны, биосфера не утратила бы исторически сложившегося равновесия. Тем самым представления социальной экологии входят составной частью в теорию устойчивого развития, занимающую постепенно статус основой цивилизационной стратегии XXI в.

В документах ООН (между Рио-92 и Рио-92+20) зафиксирован широкий подход к феномену устойчивого развития (УР). Подчеркивается, что УР включает систему представлений, а именно: создание условий гармонии человека и природы, обеспечение его полноценной жизнедеятельности; рассмотрение охраны природы как составной части процесса развития цивилизации; сокращение разрыва в уровнях жизни между развитыми и развивающимися странами; балансирование между удовлетворением потребностей социума и сохранением природной среды как для настоящих, так и будущих поколений.

И, тем не менее, до сих пор отсутствует общепринятое определение УР. Это связано со сложностью анализируемого феномена, комплексную суть которого затруднительно выразить терминологически определенно. Междисциплинарный характер феномена УР предполагает и соответствующий подход. Не удивительно поэтому, что разные ученые и специалисты акцентируют внимание на каком-либо определенном его аспекте, предлагая различные его трактовки [См., напр.51]. Одни исследователи связывают феномен УР с необходимостью изменения характера экономического роста цивилизации, другие - сохранения биосферного равновесия, третьи - модернизации взаимоотношений развитых и развивающихся стран, четвертые - глобального управления мировыми социально-экологическими процессами и др.

Вместе с тем разных исследователей, стоящих на различных позициях по отношению к трактовке феномена устойчивого развития, объединяет стремление разработать концептуальную систему, способную преодолеть остроту противоречий элементов отношения "человек - социум - биосфера". Их объединяет несколько моментов: осознание необходимости сочетания динамического социально-экономического развития цивилизации с сохранением равновесия исторически сложившихся естественных экосистем, традиционного природно-ресурсного потенциала биосферы как безусловного фактора выживания и развития как человека, так и цивилизации в целом; принятие тезиса о целесообразности создания механизма, позволившего бы обеспечить "справедливое" распределение мирового природно-ресурсного потенциала между "богатым" Севером и "бедным" Югом, в соответствии с которым "Север" должен нести "экономическую ответственность" за то, что именно на его долю приходится большая часть используемого мирового сырья, большая доля антропогенных выбросов в мировую социоэкосистему; фиксация прогностической составляющей, в рамках которой выход на уровень стратегии устойчивого развития рассматривается в исторической динамике.

В целом понятие УР выходит на два уровня интерпретации. А именно: "узкое" и "широкое".

В узком смысле внимание акцентируется преимущественно на его экологической составляющей, что связывается с оптимизацией деятельности по отношению к локальным экосистемам и биосфере в целом. По существу, речь идет о реализации стратегии "биосферосовместимой деятельности". Это предполагает осуществление ряда условий.

Во-первых, темпы и масштабы потребления природно-ресурсного потенциала не превышают естественных условий регенерации экосистем; во-вторых, объемы отходов производственно-хозяйственной деятельности не выходят за пределы ассимиляционных возможностей биосферы; в-третьих, утилизация невозобновляемых ресурсов возможна лишь в таких объемах и масштабах, которые компенсируются соответствующим ростом потребления возобновляемого природно-ресурсного потенциала; в-четвертых, в процессе принятия производственно-хозяйственных решений учитывается не только возможный экономический эффект, но и социально-экологические последствия; в-пятых, при выборе оптимизационной стратегии деятельности в биосфере исходят из интересов как настоящих, так и будущих поколений.

В широком смысле УР трактуется как процесс, обозначающий новый тип функционирования цивилизации, основанной на радикальных изменениях ее исторически сложившихся ориентиров во всех, в сущности, параметрах бытия (экономических, социальных, технологических, экологических, культурологических и др.). В рамках такого подхода ставится задача оптимального управления не только природно-ресурсным потенциалом, но и социокультурной сферой, которой располагает цивилизация на конкретном этапе всемирно-исторического развития и с учетом прогностических ориентиров.

Очевидно, что "узкая" и "широкая" трактовка феномена УР находятся в неразрывной взаимосвязи. Эти трактовки "взаимодополнительны".

Понятие УР составляет базовую основу формирующейся теории устойчивого развития, которая включает в интегральной форме представления, выработанные в рамках общей и социальной экологии. Более того, теория устойчивого развития базируется на основных естественнонаучных и социокультурных закономерностях, сформулированных в экологии (на ее биологическом и социальном уровнях).

При этом «социализация» экологии, с одной стороны, существенно повысив статус биосферного знания в системе естественных, технических и социально-гуманитарных наук, стала теоретической основой мировой стратегии экологического развития (экоразвития), реализуемой на протяжении 70-80 – х годов с различной степенью эффективности в большинстве стран (и прежде всего – развитых) мирового сообщества. С другой стороны, когда в конце 80-х годов стало очевидным, что мировая социально-экологическая ситуация отнюдь не улучшается, научное сообщество сформулировало тезис, в соответствии с которым «двоичная модель» развития («экономизм-экологизм») социоприродной системы должна для обеспечения эффективности выйти на уровень «троичной модели «экономизм-экологизм-социологизм».

Тем самым социально-экологические исследования со всеми своими теоретическими и практическими разработками становятся составной частью формирующейся теории устойчивого развития. В сущности, модель «зеленой экономики» ^[52], признанная основой реализации мировой стратегии УР, является воплощением эколого-экономических представлений, разрабатываемых в рамках одного из направлений социальной экологии.

На рубеже ХХ-ХХ1 вв. идет активное формирование современных представлений о процессах глобализации ^[53,54]. Экстраполяция этих тенденций логично приводит к тезису о глобалистике как науке (или системе научного знания) о глобальных процессах.

Впрочем, на этот счет существуют самые противоположные точки: от жесткого неприятия (в контексте антиглобалистских воззрений) до фактической абсолютизации (в русле глобализма). Научный объективизм позволяет трактовать современную глобалистику как интегрированную совокупность знаний, сформированных на «стыке» социально-гуманитарных, естественных и технических наук, ориентированных на изучение и разрешение противоречий, возникающих в рамках глобальной социоэкосистемы, стремящихся придать процессам глобализации управляемый характер.

Именно расширение интеграционных представлений становится важнейшей тенденции, определяющей динамику развития научного знания ХХ1в. Одним из определяющих методологических ориентиров его динамики является принцип единства и множественности развития науки. В его рамках фиксируется стремление к интеграции наук при сохранении их дифференциальной сущности.

Представление об интегративных взаимосвязях и взаимоотношениях в системе наук обусловлено единством мира, взаимопревращаемостью форм бытия, необходимостью разрешения общечеловеческих проблем цивилизации. Вместе с тем взаимосвязь и взаимозависимость вещей, явлений и процессов материального и духовного мира (а значит и объективность интеграционных процессов в науке) отнюдь не означает исторического “снятия” противоположной тенденции, обусловленной формированием дифференциальной картины мира, “элементаризацией” реальности.

На современном уровне развития науки этот принцип опирается на системный подход. На его основе выявляется, во-первых, многообразие (множественность) типов связей в объекте, а во-вторых, объект рассматривается как именно целостная (единая) система. Соотношение интегральных и дифференциальных тенденций в науке имеет глубокие исторические предпосылки.

На разных этапах развития науки выявлялась взаимосвязь интегральных и дифференциальных тенденций в ее структуре как имманентная (внутренняя) характеристика. При этом на различных этапах становления научного знания соотношение этих тенденций менялось, что обусловливалось доминированием того или иного метода познания.

К середине ХХ в. интегративные тенденции приобретают все более отчетливое выражение. Наука, считал М.Планк, представляет собой единое целое, так как существует “непрерывная цепь” от физики к химии, через биологию и антропологию к социальным наукам ^[55]. А.Эйнштейн стремился построить общую теорию физических явлений, создание которой должно было бы привести не только к синтезу физического знания, но и к формированию универсальной и единой научной картины мира, требующей, по его представлениям ^[56], подключения учета «музыкальной» (духовной) реальности.

Во второй половине ХХ в. потребности науки и социальной практики способствовали все более активной реализации представлений о единстве мира, универсальном характере научных закономерностей. Усиление интегральных тенденций в системе современного научного знания (наряду с его продолжающейся дифференциацией) ведет к дальнейшему междисциплинарному взаимодействию между отдельными науками и их системами. Наука во все большей мере рассматривается как единое целое.

Впрочем, укрепление взаимосвязей (и взаимозависимости) естественных, технических и социально-гуманитарных наук (а также культуры) отнюдь не означает, что между ними отсутствуют существенные различия.

Совершенство теоретических построений Планка или Эйнштейна вызывает у физика чувство восхищения, сравнимое, положим, с созерцанием полотен Тициана или Гогена. С другой стороны, сфера социально-гуманитарного знания (и искусства) в доминирующей степени определяется личностью творца. Если бы не родился в свое время, допустим, Ньютон, то соответствующие законы механики были бы открыты, несомненно, другим физиком. В то же время произведения искусства несут на себе абсолютный отблеск личности творца (это характерно, но в меньшей степени и для сферы науки).

Следовательно, “разрыв” между естественнонаучным и социально-гуманитарным знанием, с одной стороны, а с другой – между наукой и искусством, имеет под собой реальные основания. И если прежде, однако, различия между ними абсолютизировались, указывая, к примеру, на объективность научного знания и субъективность гуманитарных наук, то на рубеже ХХ-ХХ1вв. все в большей степени акцент ставится на элементах, их объединяющих. Усиливается тенденция к преодолению конфронтации между естественнонаучным и социально-гуманитарным знанием – «первой» и «второй» культурами.

В этой связи возникло представление о необходимости «нового диалога человека с природой»^[57], т.е. о «третьей культуре» - типе социокультурной целостности, образующейся в процессе преодоления “разрыва” между различными сферами современного научного знания, а также искусства. Речь идет о выходе на такой уровень развития науки, при котором реализуется единство и взаимосвязь естествознания, техникознания и человекознания. Возможность реализации интегративных тенденций в науке, обеспечивается уровнем развития современного знания.

Во-первых, традиционная дифференциация научного знания, характерная для естественных, технических и социально-гуманитарных наук, подготовила основание для междисциплинарной взаимосвязи сложившейся их системы. Во-вторых, аппарат современного научного знания фактически подготовлен для реализации интегративных представлений, которые обусловлены внутренней логикой формирования науки, универсальностью структур и приемов научного мышления, высокой степенью его (мышления) синергетизма. И, наконец, в-третьих, глобализм проблем, возникающих перед современной цивилизацией, требует для своего разрешения активизации процессов, связанных с интеграционными тенденциями в структуре науки.

Повышается статус проблемного подхода в науке. Сбываются прогнозы В.И.Вернадского, который еще в 30-х годах ХХ в. отмечал реальность стирания граней между отдельными науками, что ориентирует ученых специализироваться «не по наукам, а по проблемам» [См.58]. Это позволяет, с одной стороны, постигать глубинные процессы исследуемого феномена, а с другой - представить комплексно-интегральный его анализ.

Научная мысль исследователя активно проникает во все сферы деятельности человека, охватывая биосферу в целом. Все в большей мере выявляется ограниченность физической картины мира, в рамках которой многокрасочная и объемная реальность сводится к "удобным" научным абстракциям. Возникает необходимость формирования "натуралистической картины мира", включающей в свою систему элементы живого, в том числе и человека, как органическую часть биосферы. При этом В.И.Вернадский связывал возникновение и развитие научного знания непосредственно с биосферой, т.е. феномен науки трактовался им как проявление "структуры биосферы".

Именно в этом контексте им фиксировалась реальность создания "единой вселенской науки", которая могла бы охватить "единым взглядом" процессы мирового масштаба. Речь шла о "новом великом синтезе" современных представлений о природе и человеке, ибо единство объекта исследований (а в этом качестве выступает биосфера) обусловливает реальность именно "одной науки". Впрочем, реализация идеи "глобальной интеграции науки" трактовалась В.И.Вернадским отнюдь не в традиционном контексте всеобщей взаимосвязи вещей и процессов объективного мира. Им подчеркивалась реальность постепенного стирания граней между отдельными науками, образования "синтетических наук".

На рубеже ХХ-XXI вв. утверждается воззрение, в соответствии с которым адекватный научный ответ на "глобальный вызов" (в том числе и "вызов экологический") связан с интеграцией науки. Конечно, дифференциальность научного знания сохраняется; вместе с тем интегративность в науке выступает в качестве одной из ее определяющих тенденций.

Во всяком случае, традиционный дисциплинарный подход, выявляя свою определенную ограниченность, постепенно сочетается с проблемным подходом, в рамках которого обобщение научных и социокультурных представлений происходит в контексте разрешения конкретных задач (или их системы) общественной практики. Переход от предметно-дисциплинарного к проблемно-дисциплинарному развитию науки создает теоретико-методологические и социокультурные предпосылки для конструктивной реализации интегративных тенденций в системе естествознания, техникознания и человекознания. Единство знания во все большей мере осознается как одна из реальностей ХХ1 в.

Формируются науки и междисциплинарные направления научных исследований (систематика, информатика, ноосферология, синергетика и др.), ориентированные на выявление и познание общих закономерностей, управляющих процессами самоорганизации в системах разной природы (физических, химических, биологических, социальных и др.).

В этом ряду располагается и формирующаяся глобалистика, в качестве подсистемы которой выступает совокупность социально-экологического знания. Тем самым в рамках глобалистики разрабатываются адекватные ответы на «экологический вызов» цивилизации, рассматриваемый в широком контексте взаимосвязанных проблем (экономических, социальных, технологических и др.).

По существу, по степени интегральности, глобалистика – форма реализации представлений о «третьей культуре» как прогностическом единстве научного и гуманитарного знания. При этом единство научного знания достигается отнюдь не снятием специфических особенностей его различных областей. Взаимосвязь наук отнюдь не отрицает их дифференциальной сущности. “Единство” науки не есть понятие тождественное с ее “единственностью” – единство науки выражается в многообразии ее форм.

Человечество для биологического и социокультурного выживания должно дать адекватные ответы на глобальные вызовы цивилизации. Фундаментальность задачи требует принципиальной переориентации научного знания. Сохраняя дифференциальную сущность, наука повышает «степень интегративности», обусловливая усиливающуюся взаимосвязь естествознания, техникознания и человекознания. При этом экологическая составляющая знания выступает в качестве его имманентной и неизменной характеристики, обеспечивающей эвристичность науки будущего.