Обоснование науки о науке в европейской и советской философии науки в 1920-х гг. (к предыстории науковедения)

Куприянов Виктор Александрович кандидат философских наук научный сотрудник, Санкт-Петербургский филиал Института истории естествознания и техники им. С.И. Вавилова РАН 199034, Россия, Санкт-Петербург, г. Санкт-Петербург, наб. Университетская, 5, оф. 11 Kupriianov Viktor PhD in Philosophy Senior research fellow, St. Petersburg Branch of S. I.Vavilov Institute for the History of Science and Technology of the Russian Academy of Sciences 199034, Russia, Sankt-Peterburg, g. Saint Petersburg, nab. Universitetskaya, 5, of. 11 nonignarus-artis@mail.ru Другие публикации этого автора

Современное науковедение представляет собой комплекс конкретных дисциплин, предметом которых является наука во всем своем многообразии. Исследования науки включают в себя социологию науки, экономику науки, психологию науки, историю науки и философию науки. Сегодня в России и за рубежом для обозначения таких исследований применяется понятие «Исследования науки и технологий» (Science and technology studies) ^[5], однако в отечественной науке остается применимым и традиционное обозначение «науковедение», или наука и науке. Формирование современного российского науковедения как области специального исследования приходится на 1960-е гг. и тесно связано с историей ИИЕТ АН СССР и с деятельностью его директора советского историка и философа науки С. Р. Микулинского (см. программную статью С. Р. Микулинского в «Вопросах философии» ^[8]). Тем не менее сама идея особой науки о науке возникла раньше – в 1920-е гг. – почти одновременно в Польше и в СССР. Именно тогда в Европе впервые были сформулированы проекты особой, несводимой ни к каким другим областям исследований науки, которая бы занималась самой наукой. Зарождение представления о том, что такая наука возможна, оказалось тесно связанным с именами крупнейших деятелей польской философии и социологии Ф. Знанецким, М. Оссовской, С. Оссовским. В советской России, в которой проходили сходные процессы, впервые с предложением о создании науковедения выступил философ и историк науки И. А. Боричевский. Задача данной статьи – реконструировать проекты Ф. Знанецкого и И. А. Боричевского в контексте общего развития исследований науки начала XX в. и провести их компаративный анализ.

Исследования науки в европейской философии и науке в начале XX в.: интеллектуальный портрет

Еще со времен Античности наука вызывает интерес философов, стремившихся осмыслить ее методы и ее внутреннюю структуру. Уже тогда возникают и первые попытки осмысления науки со стороны и самих ученых ^[3]. Тем не менее именно в конце XIX–начале XX вв., когда в науке происходят революционные изменения, возникает особая потребность в специальной дисциплине, изучающей науку. В социальной истории науки также к этому времени происходят существенные изменения: наука становится значимым социальным и экономическим фактором. Происходит ее количественный рост: увеличивается количество ученых, научных организаций, научных изданий, научных сообществ, растет количество стран, где существует наука ^[13].

В период формирования науки о науки философские исследования науки были сосредоточены в основном на области, которую во второй половине XIX в. часто называли логикой науки. Хотя еще в начале XIX в. шотландский философ У. Хьюэлл ввел понятие «философия науки». Для Хьюэлла, как и для большинства философов XIX в., задача философии науки заключалась в исследовании методов науки и структуры научного знания ^[10]. Именно исследование методов науки, структуры научного знания, классификация наук, а также решение традиционных для философии эпистемологических проблем (как например, проблема универсального основания научного знания, поиск критерия истины, достоверность знания) составили основной круг задач, над которыми работали философы науки в XIX–начале XX вв. Важной составляющей было также и обсуждение философских проблем фундаментальной науки, что было спровоцировано изменениями в самой науке и вызывало интерес среди ученых.

В начале XX в. наиболее влиятельными направлениями в философии, которые решали указанные проблемы, нужно признать неокантианство во всех его многообразных проявлениях, особенно характерных для Германии, позитивизм, также имевший к началу XX в. вариативность, и все направления философии, которые понимали философию как науку (например, феноменология). К 1920-м гг. одной из главных проблем методологии науки стала проблема разграничения методов естественных наук от исторических наук. Уместно в этой связи упомянуть не только известную концепцию о номотетическом и идиографическом методах, развитую представителями баденского неокантианства, но также и не менее важный для истории общественных наук Methodenstreit – дискуссию между австрийской и исторической школами теоретической мысли относительно методов экономики (спор между сторонниками Г. Шмоллера и К. Менгера).

Особенно влиятельным в период формирования науки и науке был логический позитивизм. Это направление, сформировавшееся на основе Венского кружка в 1920-е гг. (см. историю логического позитивизма: ^[6]), выставило в качестве главной задачи философии проблему анализа языка науки. В результате теоретическая программа логического позитивизма также свелась к анализу структуры научного знания с целью выработки универсального формализованного научного языка и средств верификации исследовательских данных. История, социальные проблемы науки, а также вопросы организации научных исследований сторонников неокантианства и позитивизма начала XX в. практически не интересовали.

Таким образом, к началу XX в. одним из основным направлением философских исследований науки стала методология науки, т. е. исследование методов науки, структуры научного знания, классификации наук, проблемы критерия истины, демаркации научного знания. Однако в то же время формируются новые подходы к исследованию науки, оказавшиеся перспективными и сегодня. Прежде всего нужно упомянуть о социологии познания (см. обзор у Р. Мертона: ^[20]), истоки которой восходят к трудам Э. Дюркгейма (его труды «О разделении общественного труда» (1893 г.) и «Элементарные формы религиозной жизни: тотемическая система в Австралии» (1912 г.)) и М. Мосса (совместная работа с Э. Дюркгеймом «О некоторых примитивных формах классификации» (1903 г.). Дюркгейм и его ученики исследовали, прежде всего, каким образом социальные институты влияют на коллективные представления, т.е. коллективный категориальный и символический аппарат. Важная роль в становлении социологии познания (Wissenssoziologie) и дальнейшей ее трансформации в самостоятельную область социологии принадлежит немецким социологам и философам М. Шелеру, К. Мангейму, Т. Гейгеру и др. Особо нужно отметить творчество М. Шелера. В 1924 г. в Мюнхене вышла коллективная монография «Опыты по социологии знания» с предисловием М. Шелера, а в 1926 г. появилась книга самого М. Шелера «Формы знания и общество» (см. об этом: ^{[7, c. 251–252]}). Работа «Формы знания и общество», направленна, главным образом на критику господствующего в научной философии того времени позитивизма, однако фактически задача немецкого социолога и философа состоит в том, чтобы преодолеть все влиятельные философские течения того времени и выработать самостоятельную теоретическую базу для нового раздела социологии. Эта работа стала главным вкладом Шелера в социологию и оказалась знаковой для социологии познания, распространенной в континентальной философии в межвоенный период. Суть социологии познания заключалась в выявлении социальной обусловленности знания – поиске взаимосвязи сознания и бытия через соотнесение «культурных объективностей» с социальными структурами, то есть предполагалось, что этот раздел социологии занимается изучением «взаимоотношений, соединяющих когнитивные процессы и духовные продукты с социальными процессами и социальной структурой» ^{[11, c. 15]}. В целом нужно отметить, что в противовес философии науки, сконцентрированной на аналитике внутренней структуры науки, социология познания стремилась к исследованию конкретно-исторических условий производства знания. Таким образом, задача этой области исследований заключалась в поиске социального базиса знания, в состав которого входила, прежде всего, наука.

Наряду с социологией познания и философией науки, в европейской и североамериканской интеллектуальной культуре активно развивалась психология познания – область, также сформировавшаяся в качестве раздела крупной науки. Большое значение для психологии науки (как, впрочем, и для философии) сыграл американский прагматизм. Можно сказать, что обсуждение проблемы познания стало одной из главных тем психологии. Особенностью психологии познания в начале XX в. стало использование экспериментального метода. Стоит в этом контексте обратить внимание на проблему психологии научного познания, которая активно развивалась в начале XX в России в творчестве И. И. Лапшина и П. К. Энгельмейра ^[17].

Ф. Знанецкий и И. А. Боричевский о науке о науке

История, философия, психология, социология науки и познания развивались в качестве разделов более общих наук. Каждая из этих областей заимствовала методологию от родовой дисциплины, рассматривая свой предмет как частный случай общего предмета исследований. В таком же статусе, важно заметить, эти науки остаются и сегодня. Так, социология познания понимается как часть общей социологии, а социология науки – как часть социологии познания. В данном случае наука изучается в определенном фокусе – с точки зрения социологии. Причем это понимание сохраняется и до сего дня. Однако в 1920-е гг. в СССР и в Польше появляются почти одновременно два проекта общей науки о науки – науковедения/наукознания – проекты Ф. Знанецкого (1925 г.) и И. А. Боричесвского (1926 г.). В этих проектах ставилась цель создать общую науку о науке, которая бы преодолевала односторонности каждого отдельно взятого ракурса ее рассмотрения (социологического, философского, психологического, логического), выработав общее учение о науке в целом. Развитие проекта науки о науки (науковедения) свидетельствует о поиске таких подходов к изучению науки, которые позволяли бы выработать новый взгляд на нее на основе учета ее многогранности и многоаспектности. Более того, такие исследования должны были бы служить и базой для практического преобразования науки в условиях ее растущей роли в повседневной жизни, а также нарастания ее массовизации. Именно в этом контексте и на обозначенном общем интеллектуальном фоне в начале XX в. происходит рост количества исследований науки, их дисциплинарная дифференциация, а также формирование особой области научных исследований, посвященных науке – науки и науке, или науковедения/наукознания.

Формирование науки о науке уместно рассматривать через концепцию когнитивной и социальной институционализации (о понятиях «когнитивная» и «социальная институционализация» см.: ^[15]). Когнитивная институционализация предполагает выделение проблемного поля и формирование исследовательской области, в то время как социальная институционализация означает складывание неких социальных правил игры, прежде всего, образование научных организаций (формальных институций). На примере Польши и СССР можно, на наш взгляд, наблюдать синхронно протекающие процессы социальной и когнитивной институционализации, которая протекала в разных социально-экономических и политических контекстах, т.е. можно увидеть единый процесс, специфицированный в зависимости от вненаучных контекстов.

Для процесса социальной институционализации науки о науке в Польше особую роль сыграл Фонд поддержки науки им. Иосифа Мяновского, который был основан в 1881 г. («Касса им. Юзефа Мяновского») и работал до 1952 г.; в 1914 г. был образован научный отдел этого фонда; 1918 г. в Польше начал выпускаться специализированный журнал, посвященный науке «Польская наука. Ее потребности, организация и развитие») (подробнее об истории науковедения в Польше см: ^{[19, c. 852–586],[20]}). В целом, важно сказать, что после восстановления независимой государственности в Польше активно велись дискуссии о проблемах управления наукой, создавались организации поддержки науки. В этом контексте в Польше появилось и первое развернутое обоснование науки о науки, или наукознания/науковедения, что свидетельствует о процессе когнитивной институционализации новой научной дисциплины. Впервые о новой области науки, посвященной комплексному исследованию самой науки стал писать именно польский философ и социолог Ф. Знанецкий, опубликовавший в 1925 г. в журнале «Польская наука» статью «Предмет и задачи науки о науке» ^[23], (см. английский перевод, опубликованный в 1982 г.: ^[24]). Рассмотрим концепцию наукознания, предложенную Ф. Знанецким.

Флориан Знанецкий (1882–1958) – крупный польско-американский социолог и философ, автор фундаментальных трудов в области социологии (биографию Знанецкого см.: ^[18]), соавтор фундаментального труда «Польский крестьянин в Европе и в Америке» (вместе с У. И. Томасом), сыгравшего существенную роль с становлении Чикагской школы социологии и в целом в становлении качественной эмпирической социологии ^[22], в 1925 г. профессор университета в Познани, – предложил создать особую дисциплину, посвященную исследованиям науки. Эту науку Знанецкий предлагает называть наукой о знании (наукознанием). Его проект науки о науке (наукознании) следует считать наиболее продуманным и подробным. Философ отличает ее от истории и от философии науки, считая особой отраслью науки. Ее предметом является знание, которое, как обращает внимание Знанецкий, эта наука не рассматривает с нормативной точки зрения, то есть не дает ему эпистемологической оценки. Эпистемологию Знанецкий характеризует в качестве метафизики познания, которая стремится проникнуть в сущность познания, определив общие условия его истинности и раскрыв его непреходящую сущность ^{[23, с. 2–3]}, логика и методология познания являются аксиологией познания, создавая идеал познания, с точки зрения которого они оценивают эмпирически данное знание ^{[23, c. 4]}. Знанецкий указывает, что обе дисциплины не рассматривают знание исторически. В этом, очевидно, польский социолог следует устоявшимся подходам неокантианства и неопозитивизма, которые стремились к элиминации истории из анализа науки. Отличается наука о знании и от психологии и социологии познания, от которых она получает лишь импульс к развитию и переходит их границы, рассматривая свой предмет в целостности и не редуцируя его к какой-то более простой основе ^{[23, c. 7]}. Наука о знании – это особая наука, которая обладает своим собственным предметом и набором методов, которая, кроме этого, имеет также и прикладное значение для решения проблемы организации науки. Ее статус – такой же, как и у других позитивных наук.

Как же Знанецкий понимает предмет и методы науки о знании? Для выявления предмета науки о знании нужно, как считает философ, обозначить характерные черты, которые выделяют знание как особый феномен культуры, отличая его от других феноменов (например, право, религия, этика и пр.). При этом знание рассматривается как самостоятельный феномен наравне с другими феноменами культуры. Оно такой же продукт культуры, как и право, мораль, эстетические, религиозные, экономические феномены, поэтому его также надлежит рассматривать в качестве данности, подлежащей всестороннему методологическому исследованию. Знание необходимо исследовать в его своеобразии, исходя из его собственного стандарта ценности. Теоретик знания не имеет права навязывать предмету исследования свое представление о критерии истины, также как, например, лингвист, не навязывает изучаемому языку правила грамматики ^{[23, c. 10–11]}. Знанецкий пишет: «С эмпирико-научной точки зрения знание как предмет исследования представляет собой прежде всего культурные феномены, данные ученому во многом также как и язык, искусство, право или какая-либо иная сфера культуры. Теоретик знания, во многом также как и лингвист, теоретик экономики или социолог, в отличие от моралиста или логика, должен рассматривать знание в различные времена и в различных человеческих сообществах как объективно существующее» ^{[23, c. 10–11]}.

Феномен знания отличает, по Знанецкому, наличие двух характерных черт: познавательных ценностей и познавательных операций. Познавательная ценность определяется Знанецким в качестве некоего релевантного предмету свойства истинности. Знанецкий в данном случае имеет в виду тот факт, что знание может быть истинным или ложным, в то время как характеристика, например, искусства – быть прекрасным или уродливым и в этом смысле его определяющие особенности иные по сравнению со знанием. Однако понимание истины сопровождается процессами ее рождения, развития и роли, которую они играют в культурной жизни. Это Знанецкий связывает с познавательными операциями, выделяя три их класса: когнитивный опыт, когнитивная идеализация и когнитивная систематизация ^{[23, c. 14–16]}. Наличие соответствующих познавательных операций – вторая характерная черта знания как особого феномена культуры, подлежащего изучению специальной наукой. Три класса познавательных операций Знанецкий поясняет следующим образом. Познавательный опыт означает отнесение познавательных ценностей к конкретным объектам; в данном случае Знанецкий имеет в виду, среди прочего, научные опыты. Изоляцию и наблюдение объектов философ называет познавательной идеализацией, имея в виду, например, такую операцию как обозначение выделенного объекта каким-то специальным термином. Познавательная систематизация предполагает дальнейшую обработку полученных объектов. Взаимодействие познавательных ценностей и когнитивных операций образует познавательные феномены, подлежащие исследованию теоретиком познания.

Раздел о методах в анализируемой работе Знанецкого является самым объемным. Знанецкий подчеркивает, что простое описание познавательных ценностей и познавательных операций не может быть целью науки о знании, это – задача истории науки. В качестве методов исследования когнитивных феноменов Знанецкий выделяет, прежде всего, следующие три операции: анализ, классификация и каузальное объяснение познавательных феноменов ^{[23, c. 18]}. Особое значение среди методов науки о знании имеет каузальное объяснение. Знанецкий разделяет методологию каузального объяснения на два комплекса: 1) каузальное определение зависимости результатов познания от условий познания; 2) каузальное объяснение познавательной деятельности. Поскольку, говоря о методах, акцент Знанецкий делал именно на объяснении причинно-следственных связей, можно утверждать, что этот метод является в его программе науки о знании главным.

Каузальное объяснение первого из двух обозначенных типов Знанецкий связывает с рассмотрением зависимости четырех типов: 1) зависимость научных исследований от материалов исследований (речь в данном случае идет о средствах, которые обусловливают введение в исследование ранее недоступного материала, например, экспедиций, которые дают для исследований новые данные ^{[23, c. 34–36]}); 2) зависимость от научных инструментов, которые влияют на постановку исследовательских вопросов и формулировку проблем (например, изобретение телескопа, или изобретение нового оборудования для физических измерений ^{[23, c. 36–37]}); 3) зависимость результатов исследований в определенных областях знания от познавательных ценностях, служащих в качестве средства исследования (эвристические понятия и принципы ^{[23, c. 37–38]}); 4) зависимость результатов от символов, служащих для обозначения познавательных ценностей (речь, прежде всего, идет о языке и терминологическом аппарате науки ^{[23, c. 38–40]}).

Наконец, второй комплекс каузального объяснения предполагает причинно-следственное объяснение самой познавательной деятельности. В данном случае Знанецкий предлагает обратить внимание на 1) влияние на знание других областей культуры ^{[23, c. 45–50]}; 2) влияние образования на теоретическое знание ^{[23, c. 51–60]}; 3) на социальную детерминированность знания (здесь Знанецкий развивает актуальный сегодня анализ социальных институций) ^{[23, c. 60–67]}; 4) исследование интеллектуальной жизни социальных групп ^{[23, c. 67–75]}; 4) вопрос влияния врожденных познавательных идей ^{[23, c. 75–77]}.

Таким образом, Знанецкий говорит об особой самостоятельной позитивной науке, несводимой ни к какой иной (ни к философии, ни к психологии, ни к социологии), имеющей свой особый предмет – область культуры – и свою методологию. Как можно понять, общая идея проекта Знанецкого заключается в задаче выработать специальную науку, которая бы занималась всеобъемлющим исследованием знания. Методы, о которых пишет философ, являются также и основной для направлений исследований в рамках этой особой науки. Именно для обозначения этой науки Ф. Знанецкий впервые в рассмотренной статье использовал понятие «наукознание» (naukoznawstwo) ^{[23, c. 3]}, которое с тех пор закрепилось в польской науке в качестве обозначения науки о науке.

Выбранное Знанецким обозначение предлагаемой им новой науки («наукознание») является, с нашей точки зрения, неслучайным. Говоря о знании, Знанецкий практически повсеместно имеет в виду именно науку, считая ее, знанием как таковым. Такой подход, позволяет, на наш взгляд сконцентрировать внимание на эмпирическом и историческом многообразии форм науки, хотя и существенно размывает определенность самого предмета наукознания.

В дополнении к сказанному нужно отметить, что хотя непосредственно в 1920-е гг. проект Знанецкого не получил развития, во многом намеченная в рассмотренной статье 1925 г. проблематика нашла продолжение в крупной работе философа «Социальная роль человека знания» (1940 г.), в которой он особое внимание уделил анализу науки. Проект Знанецкого не был реализован им до Второй мировой войны, а после эмиграции в США в 1939 г. внимание ученого было сконцентрировано по большей части на иных проблемах.

Практически одновременно с работой Ф. Знанецкого в СССР была опубликована небольшая статья советского философа Ивана Адамовича Боричевского (1886–1941) (о Боричевском см.: ^[1],[16]). Эта статья обозначила начало когнитивной институционализации науки о науке/науковедения в СССР. Также как и в Польше, ко времени появления этой статьи в России/СССР уже активно развивался процесс социальной институционализации исследований науки, что свидетельствует об развитии общеевропейской тенденции, свойственной отнюдь не только Польше и СССР. В этой связи уместно упомянуть об организациях, которые начали работать в России еще до революции. Участники и сотрудники этих организаций заложили институциональную основу современной российской науки о науке (истории и философии науки, социологии, психологии науки). Историки науки признают в качестве первой специальной организации, которая занималась проблемами истории науки Комиссию по изданию сборника «Русская наука», которая работала в Санкт-Петербурге с 1916 г. и затем в 1921 г. была преобразована Комиссию по истории знаний ^[14]. С 1921 по 1923 гг. проводились исследования в области методологии и философии науки и в специализированных подразделениях Института научной философии (секция методологии наук и секция логики и теории познания) при факультете общественных наук МГУ (см.: ^[4]). Нельзя не отметить и деятельность специализированных отделов Комакадемии. Однако особую роль в социальной институционализации науковедения сыграла Комиссия по истории знаний, на базе которой в 1932 г. образовался Институт истории науки и техники (предшественник современного ИИЕТ РАН им. С. И. Вавилова). В 1960-е гг. в ИИЕТ АН СССР образовался специализированный отдел, посвященный науковедению.

Именно Боричесвкий впервые в СССР предложил сам термин «науковедение», что дает право называть его первым науковедом Советского союза. Появление проекта И. А. Боричевского говорит о начале когнитивной институционализации науки о науке в СССР, которая начала развиваться со своими особенностями. В сравнении с проектом Знанецкого, программа Боричевского менее масштабная и строится на совершенно иных методологических основаниях. Советский философ ожидаемо обосновал свою методологию через марксизм. Боричевский резко разводит науковедение с идеалистической философией науки, считая последнюю туманными рассуждениями, вводящими в заблуждение исследовательский разум. Науку о науке Боричесвский называет теорией науки. Но поскольку это совершенно новая наука, она, по его мнению, нуждается в новом названии, в связи с чем он и вводит понятие «науковедение». Науковедение как теория науки состоит, с одной стороны, из общей теории научного познания, а с другой это – «исследование общественного назначения науки, ее отношения к другим видам общественного творчества, то, что можно было бы назвать социологией науки» ^{[2, c. 785]}. Согласно Боричевскому, теория научного познания решает вопрос о том, в чем суть научного знания, что такое наука. То есть она занимается исследованием внутренней структуры научного знания. По мнению Боричевского, суть науки характеризуется «двоякого рода своеобразными орудиями знания: во-первых, это орудия – дополнители способностей мысли и чувства, у нас наличных; во-вторых, это орудия – заместители способностей мысли и чувства, у нас совершенно отсутствующих» ^{[2, c. 782]}.

Социология науки исследует, наоборот, внешнее бытие науки. Именно в интерпретации социологии Боричевский более всего проявляет себя как марксист. Общественное бытие для Боричевского состоит из базиса и надстройки. Базис включает в себя производственные силы и производственные отношения, в то время как надстройка представляет собой стихийно формирующиеся и зависящие от базиса социальные отношения. Наука, по мнению Боричевского, относится именно к базису, являясь производительной силой общества ^{[2, c. 783]}. Таким образом, согласно Боричевскому, науковедение изучает внутреннюю структуру науки, а также взаимоотношения между научным знанием и другими формами общественного бытия.

Заключение

Проекты Ф. Знанецкого и И. А. Боричевского имеют общую цель – создать единую науку о науке – науковедение/наукознание, которая бы была самостоятельной областью исследований со своим предметом и методами. Оба проекта возникли на волне подъема интереса к науке и были во многом обусловлены прикладными задачами организации научных исследований. Знанецкий составил развернутый проект новой науки, основываясь на методологии, которая свойственна в целом любой науке. Его идея наукознания предполагает, что эта наука с методологической точки зрения является такой же наукой, как и другие позитивные научные дисциплины, хотя она и должна иметь свою специфику. Проект же Боричевского основан на марксистской методологии. Науковедение, по мысли Боричевского, также должно признаваться специальной научной областью, имеющей такой же статус, как и прочие позитивные науки. В отличие от Заннецкого Боричевский ожидаемо трактует науку в качестве особого рода человеческой деятельности, то есть в качестве особого труда, что для Знанецкого неактуально (познавательные операции он понимает как интеллектуальные функции). Для Знанецкого скорее характерен контексте немецкой философии культуры, тесно связанной с гуманитарными науками, поэтому его проект носит более общий характер – создание науки о знании, частью которого является наука. В сравнении с этим подходом Боричевский предлагает более определенный проект новой науки, главным предметом которой является сама наука.

На примере этих двух проектов можно видеть, как единая интеллектуальная потребность развивалась в разных социально-экономических контекстах. Общая тенденция, свойственная в той или иной мере всей европейской культуре того времени, нашла выражение в двух разных программах, написанных ради одной цели с различных методологических и общефилософских позиций. Данный пример показывает, что как социальная, так и когнитивная институционализация протекают в зависимости от более общего социально-политического и экономического контекста.

В заключение важно высказать следующее замечание. В российской исследовательской литературе (см.: ^[16],[12]) принято считать, что Боричевский впервые предложил проект новой науки о науке – науковедения. Однако учет общеевропейского контекста позволяет скорректировать это утверждение. Приведенные факты говорят о том, что именно Знанецкий впервые, на год раньше советского философа, предложил проект специальной науки о науке – наукознания. Этот проект также имеет ту особенность, что в нем предлагалось создать не новый раздел какой-то уже существующей науки (социологии, психологии, философии или истории), а именно особую научную дисциплину. Знанецкий имел в виду комплексную дисциплину, которая с разных сторон изучает особый феномен культуры – знание и науку как главную его форму. Проект же Боричевского, как было показано, имеет точно такую же цель, однако опубликован он был на год позже. В этом отношении стоит говорить скорее о параллелизме двух идентичных процессов, происходящих в разных европейских странах. В советский и польский философы ответили на единую для всей Европы тенденцию, которая проявлялась во все большем интересе к специальным исследованиям науки. На рассмотренном примере можно видеть, что два автора почти в одно время предложили два разных проекта одной новой науки.