«Наказание, назначенное природой, или Призрачность повседневности в изображении Э. Т. А. Гофмана (по новелле “Зловещий гость”)»

Ильченко Наталья Михайловна доктор филологических наук профессор, кафедра русской и зарубежной филологии, Нижегородский государственный педагогический университет имени Козьмы Минина 603002, Россия, г. Нижний Новгород, ул. Ульянова, 1, каб. 406 Il'chenko Natal'ya Mikhailovna Doctor of Philology Professor, the department of Russian and Foreign Philology, Kozma Minin Nizhny Novgorod State Pedagogical University 603002, Russia, g. Nizhnii Novgorod, ul. Ul'yanova, 1, kab. 406 ilchenko2005@mail.ru Другие публикации этого автора

Новелла Э. Т. А. Гофмана «Зловещий гость» («Der unheimliche Gast», 1819) входит в пятый раздел цикла «Серапионовы братья» («Die Serapionsbrüder», 1819-1821). Созданная одновременно с новеллами «Выбор невесты» («Die Brautwahl»), «История с привидением» («Eine Spukgeschichte», 1819), она повествует о связи человека с тайными силами природы. Вместе с «чистой фантазией» материалом здесь служит реальная жизнь: говорится о наполеоновских войнах, об окончательном поражении Наполеона, победоносном возвращении русских войск, что указывает на конкретное время действия новеллы. «Серапионовский принцип» о «закреплении в жизни» «основания небесной лестницы» ^{[1, с. 208]} неукоснительно соблюдается в «Зловещем госте». Фантастическая история о привидении под пером Э. Т. А. Гофмана превращается в размышление о «наказании, назначенном природой». В новелле звучит риторический вопрос: «Почему природа с такою враждебностью противопоставила нам вассалов того таинственного царства, что они способны внушать нам единственно испуг» ^{[2, с. 211]}. Природа именуется «матерью, от чьей заботы и строгости бежали мы, испорченные дети» ^{[2, с. 212]}.

Э. Т. А. Гофман показывает, что нарушение гармоничных взаимоотношений человека и природы, стремление проникнуть за грань дозволенного, в «мрачное и неведомое царство» и его тайны, приводит к появлению призраков, «страшных посетителей». «Вне всякого сомнения, основным жизненным чувством романтизма было то, что человек гораздо больше, чем ему представляется, выступает марионеткой на проволоке судьбы, представляющей собой великую тайну жизни» ^{[3, s. 608]}.

Действие новеллы начитается поздней осенью, во время непогоды, когда дождь с градом обрушивает свои потоки на землю. Собравшиеся оказываются вовлеченными в фантастическую ситуацию, которую трудно объяснить. Автор намеренно «растягивает» вступление, предшествующее появлению «зловещего гостя». Нарушением «созвучия между человеком и природой» становятся пугающие звуки. «Природа принудительно воздействует на сферу чувствования; душа слышит тысячи голосов, раздающихся в природе, и каждый зовет ее, и каждый призывает спящее в ней ощущение» ^{[4, с. 77]}.

Молодой правовед Дагоберт говорит о «голосе дьявола на Цейлоне и в соседних странах» ^{[2, с. 212]}; вспоминает ситуацию из своей жизни о влиянии на человека звука как «жуткого», если он повторяется через определенные промежутки времени ^{[2, с. 216-217]}; ротмистр Мориц фон Р. рассказывает о звуках, сопровождающих появление призрака, свидетелем которых он был ^{[2, с. 218-221]}. Выбираемые автором прилагательные – «пронзительный горестный» ^{[2, с. 212]}, «жалобный», «скорбный» ^{[2, с. 213]}, «ужасный» ^{[2, с. 214]}, «странные» ^{[2, с. 216]}, «пронзительный», «необычайный» ^{[2, с. 217]}, «ужасающий, скорбный», «душераздирающий» ^{[2, с. 221]} – нагнетают атмосферу ужаса. «Жутким голосом природы», «жалобными стонами природы» ^{[2, с. 212, 213]} называются «нездешняя песенка» самовара и «удивительный свист, и треск, и шипенье в камине» ^{[2, с. 213, 214]}. Все собравшиеся начинают предчувствовать скорое вмешательство таинственного мира в их повседневную жизнь.

Близкий друг Э. Т. А. Гофмана, Ю. Э. Хитциг, рассказывал, что правдоподобность в описании двойников, призраков связана с тем, что их создатель «в самом деле видел их перед собою, описывая их» ^{[5, с. 278]}. Действительно, сцена появления «зловещего гостя» и производимое им впечатление настолько достоверно представлена, что кажется автор сам увидел призрака: после сильного удара, громкого стука распахнутой двери вошел «мужчина, одетый с головы до ног во все черное, бледный, с твердым, суровым взглядом» ^{[2, с. 223]}. Всех присутствующих его появление угнетало. Он вызвал испуг и неприязнь у полковницы, чувства омерзения и страха у Морица, ужас у Ангелики, ощутившей соприкосновение со зловещими силами, подчиняющими ее своему влиянию.

Историю о «зловещем госте» рассказывает Отмар, один из «серапионов». Известно, что в этом образе предстает Ю. Э. Хитциг. Обычно такого рода фантастические повествования принадлежали Киприану (А. фон Шамиссо), который, кстати, берет под защиту рассказчика новеллы «Зловещий гость». Диалоги друзей-«серапионов» - Отмара, Теодора, Киприана, Лотара, Сильвестра, Виценца – иллюстрируют многомерность мира, которая «находит выражение в появлении разных носителей речи внутри одного художественного целого, в возникновении потребности выявить разные смысловые возможности одного и того же жизненного феномена» ^{[6, с. 53]}.

История с призраком, явившимся с целью жениться на дочери полковника и разрушить жизнь этой семьи, имеет свою предысторию, связанную с наказанием природой. Между «зловещим гостем» этой новеллы и графом Олбени из «Магнетизера» есть общего: они подчиняют своей воле невинных девушек с помощью вмешательства «враждебной силы». «Серапионовы братья», обсуждая связь между этими произведениями, называют новеллу «Зловещий гость» рапсодической. Действительно, она состоит из нескольких фрагментов/историй, калейдоскопичная смена которых позволяет ярко продемонстрировать напряженность борьбы между человеком и враждебным началом, врывающимся в его жизнь. В этой новелле, в отличие от «Магнетизера», герои оказались способны противостоять миру духов, а сам призрак даже раскаялся в своих действиях, связанных с нарушением природных законов. В письме к сообщнице Маргарите он сознает: «Природа, жестокая мать, отвернувшись от своих испорченных детей, бросает дерзким соглядатаям, смелой рукой поднявшим ее покров, блестящую игрушку, которая, соблазняя их, против них же и направляет свою губительную силу» ^{[2, с. 250]}. Проникнув в тайны природы, граф С-и «переступал таинственные запретные круги», за что и был наказан. Сравнения, которые использует автор при описании призрака, тоже имеют природный характер. Угнетающее воздействие графа С-и на других сравнивается с «предгрозовой духотой», а его взор - с «разящей молнией» ^{[2, с. 224, 226]}. Удар молнии считается символом ужасной и разрушительной силы. Ангелика уверяет отца, что «призрачная рука» графа опутала ее «огненной паутиной»; его «жуткие глаза» «пронзили душу» ^{[2, с. 232]}. С мотивом молнии соотносится символика глаз. Взгляд графа, вспыхивающий «диким огнем» ^{[2, с. 233]}, воздействует, прежде всего, на Ангелику; и во сне он поражает ее «огненным лучом».

Тема магнетизма, ставшая ведущей в новелле «Магнетизер», в «Зловещем госте» получает дальнейшее развитие. Магнетическая сила, враждебная человеку, подавляет волю и приносит несчастье. Жених Ангелики сразу почувствовал угрозу: «Этот неведомый зловещий граф, который вошел сюда, словно темная, мрачная тайна, и всех нас растревожил, разве не становится он между нами, как некая враждебная сила?» ^{[2, с. 226]}.

С магнетическим влиянием связан страшный сон Ангелики, который она увидела накануне четырнадцатилетия. Девушка не может вспомнить его, но «застывший во мне ужас сковывал меня еще несколько дней подряд» ^{[2, с. 218]}. Сон «ожил» через четыре года, когда граф С-и попросил ее руки у полковника. Это – вещий сон со своим сюжетом: она вспоминает, что оказалась в красивом саду под деревом, похожим на бузину: глаза графа «очутились прямо передо мной, и показалась белоснежная рука, обводившая меня кругами. И круги эти раз от разу все суживались, они опутывали меня огненными нитями, так что под конец я уже не могла шевельнуться в этой плотной паутине» ^{[2, с. 230-231]}. «Огненные нити», «огненная паутина», «огненный луч» связаны с мотивом молнии как губительной силы. Символика паутины и круга здесь выступает в негативном значении. Паутина соотносится с пауком, который символизирует «кровожадность (съедает все, что попадает в паутину) и агрессивность (всегда готов схватить добычу, попавшую в сеть)»; в соединении с колесом и его центром – «смерть и разрушение» ^{[7, с. 317]}. Граф с его «ужасными глазами» соотносится с образом «паука-колдуна, оборотня» ^{[8, с. 64]}. Однако страшный сон заканчивался обещанием юноши спасти ее. В юноше Ангелика узнала Морица.

Сюжет «Зловещего гостя» и «Магнетизера» сходны: знакомство главы семейства с обладателем сверхъестественной силы, его появление через некоторое время с целью подчинения прекрасной невинной девушки, ее гибель в день венчания. Русский генерал С-ен рассказывает, что граф С-и когда-то отнял у него невесту «с помощью сатанинского искусства»: «В тот самый день, когда она должна была с ним обвенчаться, ее сразил нервный удар» ^{[2, с. 248]}. Такая судьба ожидала и Ангелику. После сообщения о гибели Морица девушка неожиданно для родных соглашается стать женой графа. «Некий нездешний голос без конца твердит мне, что я должна соединиться с ним супружескими узами, что иначе не будет мне жизни на этом свете» ^{[2, с. 239]}. «Огненная паутина» порвалась, когда граф умер и венчание не состоялось. Ангелика не умерла, она просто заснула магнетическим сном. Сравнения, используемые Э. Т. А. Гофманом для описания освобождения/возрождения девушки, тоже связаны с миром природы: «свежее, ярче, чем когда-либо, расцвели розы у нее на щеках» ^{[2, с. 241]}. Хотя это романтическое клише, но оно (как и сравнение счастливой пары Ангелики и Морица с «ярким, пышно цветущим венком» ^{[2, с. 234]}) контрастирует с грозой и молнией, которые используются при описании «зловещего гостя».

Лейтмотивным образом растительного мира автором избирается бузина «с темными листьями и крупными, странно пахнущими цветами» ^{[2, с. 230]}. В новелле бузина выполняет двойную функцию по отношению к Ангелике. С одной стороны, это «проклятое, нечистое и опасное растение», «ее листья и ягоды издают трупный запах»; под этим деревом «во время гадания можно было увидеть суженого» ^{[9, с. 57, 58]}. С другой стороны, ветки бузины «использовались в качестве универсального оберега» ^{[9, с. 58]}. Девушку «невидимая притягательная сила» заставила присесть под деревом, из кустов которого за ней следят глаза страшного графа, выступающего в роли суженого. Однако дерево и защищает Ангелику, когда она слышит голос своего защитника Морица. Интересно, что в переводе под редакцией З.А. Вершининой вместо бузины описывается сирень «с темными листьями и большими, прекрасно пахнущими цветами, похожими на сирень» ^{[10, с. 266]}. В оригинальном тексте все-таки говорится о бузине: «Plӧtzlich stand ich vor einem wunderbaren Baum mit dunklen Blättern und groβen, seltsam duftenden Blüten, beinahe dem Holunder ähnlich» ^{[11, s.600]}. Около этого дерева нашли мертвого графа. В письме, адресованном Маргарите, он, ожидающий наказания за свои преступления, пишет: «Я умру в одиночестве. Когда настанет этот миг, я пойду к этому чудесному дереву, в тени которого часто рассказывал вам о чудесных тайнах, какие были мне подвластны» ^{[2, с. 250]}. Бузина, считающаяся «магическим деревом», является местом соприкосновения с «другим» миром ^{[12, с. 29-30]}. Герой «Золотого горшка», мечтатель Ансельм, начинает общение с «другим» миром тоже «на траве под бузиною», ее «цветы как будто зазвенели, точно хрустальные колокольчики» и слышалась «дурманящая речь» трех змеек ^{[13, с. 85]}.

Полковник и камердинер графа находят его под бузиной: «весь в черном, со сверкающей орденской звездой на груди, граф сидел на дерновой скамье, прислонясь спиной к стволу цветущей бузины» ^{[2, с. 241]}. В переводе под редакцией З. А. Вершининой – «голова прислонена к толстому стволу цветущей сирени» ^{[10, с. 276]}. С бузиной и сиренью во время цветения связаны близкие, пряные, ароматы. Возможно, поэтому бузина в переводе была заменена сиренью, поскольку «запахи и ароматы как предельно эластичная культурная модель каждый раз получают новое символическое наполнение в зависимости от требований момента» ^{[14, с. 13]}.

Символы, используемые Э. Т. А. Гофманом, иногда основываются на его собственные воспоминания и видения. Так, в июле 1819 года они с женой были в Вармбрунне. В письме к другу детства Т. фон Гиппелю он вспоминает, как сидел на скамейке недалеко от галереи под «прекрасным большим деревом» и услышал «странный, глухой голос». От проходящего мимо горца Э. Т. А. Гофман узнал, что это – «звучный голос Рюбецаля, доносившийся со стороны Шнеегрубена» ^{[15, с. 287]}. Сказочное существо вступает в диалог с писателем, потому что для него важны рекомендации и отзывы «архивариуса Линдгорста» и «друга Кюлеборна» ^{[15, с. 288]}. Образы, находящиеся по ту сторону реальности, свидетельствующие о призрачности и открытости повседневности, сопровождали Э. Т. А. Гофмана и в жизни.

При обсуждении фантастической истории о «зловещем госте, рассказанной якобы «серапионом» Отмаром, Киприан (любитель демонических тем) защищает рассказчика: «Знайте же: недавно тут, совсем рядом с нами, произошло событие, похожее на содержание «Зловещего гостя»… своим появлением незнакомец этот расстроил не только приятный вечер, но в дальнейшем на долгие годы также покой и счастье» ^{[2, с. 253]}.

Правдоподобие и убедительность повествованию в «Зловещем госте» придают ссылки на исторические события, участниками которых являются действующие лица разыгрываемой драмы. Ротмистр фон Р. рассказывает о «битве при Витории» и о дружбе с русским полковником, поведавшем ему «ужасную тайну»: много лет назад его женитьба на прекрасной неаполитанке была разрушена сицилийским графом, которого он вызвал на дуэль. «Глухой предсмертный стон» убитого ему слышался иногда по ночам и ввергал в состояние ужаса.

Русская тема часто звучит в произведениях Э. Т. А. Гофмана. Новеллы «Видение», «Щелкунчик и Мышиный король», «Майорат» и др. включают в себя «русский материал» ^[16]. Э.Т.А. Гофман, чье детство и юность прошли в Кенигсберге последней трети XVIII века и еще была жива добрая память о пребывании здесь русских в период Семилетней войны, всегда с положительной стороны отзывается о России и ее людях ^[17].

В новелле «Зловещий гость» говорится о возобновлении войны «после недолгого затишья», о заключении мира и возвращении «большей части войск» «на свои квартиры» ^{[2, с. 236, 247]}. В письме к Фр. Шпейеру (18 июля 1815 г.) писатель сообщал о своей радости: «Какие это были дни, когда пришла первая весть о победе, а потом и о капитуляции Парижа, Вы не можете себе представить» ^{[18, с. 240]}. Он вспоминает русского генерала А.И. Чернышева, который во время кампании командовал кавалерийским отрядом. В «Зловещем госте» Богислав, русский генерал С-ен, вызволяет Морица из «домашнего плена» шевалье Т., где он, как и Ангелика, был связан «таинственными путами» ^{[2, с. 247]}. Функцию «магнетизера» здесь выполняет портрет Маргариты. «Мое собственное “я” было словно отчуждено от меня, некая чуждая сила повелевала моим существом, и в глубоком ужасе, овладевшем мною, мне казалось, что я не могу оставить Маргариту» ^{[2, с. 246]}. С Маргаритой связан мотив отвергнутой любви. Чтобы завоевать Морица, она обращается за помощью к графу С-и, который совершает над ней таинственный ритуал. Еще один портрет в новелле связан с неверной возлюбленной Богислава. Он не может расстаться с ним и носит его на груди. Когда пуля попала в этот портрет и разбила его, Богислав избавился от «зловещего начала» и «разрушительного вмешательства». Страшный граф тоже сначала влюбился в портрет Ангелики. Показательно, что это произошло в П., «на далеком севере». В Германии Россию и ее столицу традиционно воспринимали как «страну Севера».

«Зловещий гость» подчинял своему влиянию семьи, в которых были прекрасные девушки, сначала в Италии, потом в Германии. Э. Т. А. Гофман, как и авторы готических произведений, делает героя-злодея итальянцем, порабощающим «невинную девушку»-жертву. В новелле «Зловещий гость» победу одерживает семейство полковника и близкие к ним люди. Дагоберт поясняет, что граф «был связан с шевалье Т. и принадлежал к той невидимой школе, у которой во Франции и Италии имеются отдельные адепты и которая, как утверждают, вышла из старой П-ской школы» ^{[2, с. 251]}. Сам граф подтверждает, что потерпел поражение в соревновании с Природой: «Вся моя наука бессильна… переступал таинственнейшие запретные круги, предпринимал операции, каких нередко опасался сам» ^{[2, с. 250]}.

Э. Т. А. Гофман часто возвращается к одной и той же ситуации - состоянию, когда человека охватывает предчувствие каких-то событий, ужасных или счастливых. Можно говорить о некой «словесной магии»: повторяемости одних и тех же слов, выражений, создающих картину иллюзорности жизни. Полковница, которая сравнивала истории о привидениях с бабушкиными сказками, вынуждена признать, что ей пришлось столкнуться с «невыразимым страхом»: «Меня не оставляло чувство, будто обручальное кольцо приносит мое ненаглядное дитя в жертву зловещим силам» ^{[2, с. 244]}. Она делает свой вывод о существовании призрачности в повседневной жизни, когда говорит, что «приходится мне поверить в такие вещи, коим противится все мое существо» ^{[2, с. 250]}.

История с призраком в «Зловещем госте», в отличие от «Магнетизера», закончилась благополучно; семья полковника не была разрушена, их спасла любовь – и не только Ангелики и Морица. Мотив «сродства душ» имеет отношение и к дружеской привязанности ротмистра фон Р. и Дагоберта («Дух, который внятно вещает нам во сне из глубины нашего существа, сказал мне, что Мориц жив» ^{[2, с. 247]}), ротмистра фон Р. и русского подполковника / генерала (знакомство «скоро переросло в теснейшую дружбу» ^{[2, с. 219]}). Дружба по силе чувства не уступает любви. Такая крепкая дружба связывала и самого писателя с Т. фон Гиппелем и Ю. Э. Хитцигом. Благодаря дружбе и любви участники этой драматической ситуации были спасены: «только через любовь и сознание любви человек становится вполне и повсюду человечным и проникнутым человечеством» ^{[19, с. 391]}.

Э. Т. А. Гофман использует кольцевую композицию, чтобы подчеркнуть счастливый финал. Действие новеллы заканчивается, как и начало, под свист голосов в дымоходе, «пробужденных от спячки бурей»: только теперь «странные звуки осеннего ветра» говорят о любви, а «свист, стрекотанье и шипенье самовара» настраивает «на премилую колыбельную песню» ^{[2, с. 252]}.

Рассказчик истории о «зловещем госте» сослался на сказки «Тысячи и одной ночи» как на «жизненные и правдивые». Более того, автор подчеркнул, что «жизнь как таковая не зависит от эпохи и нравов, а в своей глубинной обусловленности остается, да и должна оставаться, вечной и неизменной» ^{[2, с. 209]}.

Так называемый гофмановский «чуждый духовный принцип», вмешивающийся в жизнь людей, получил разнообразное воплощение в его творчестве. В новелле «Зловещий гость», в отличие от других произведений, где действовали призраки / привидения, показал его наказание Природой. Хотя героям новеллы, чья жизнь могла быть разрушена, удается избежать воздействия губительной силы, автор убедительно проводит мысль о том, что нарушение гармоничного единства Природы и духа может привести к самым трагическим последствиям.

Использование мотивов вещего сна, сна-воспоминания, тайны, звука, портрета и др., природных символов молнии / грома, огня, бузины и др. подчеркнуло призрачность повседневности и особенности гофмановского понимания двойственности бытия.