Имагинация как феномен познания

Введение

Предметом исследования является имагинация как многоаспектное явление. В процессе осмысления современного познания обнаруживается скрытое движение познания к интуитивным и синтетическим суждениям, в которых просматривается не только действия правополушарного мышления, но и особая форма интеллектуализации. С позиции рассматриваемой Б. Латур визуальной культуры, имагинация позволяет изображать предметы «оптически согласованными» независимо от угла их рассмотрения ^{[15, с. 96]}. Этот подход сопрягается с энактивным взаимодействием субъекта и объекта, образа и динамики вложений в него. В свою очередь цепочка сопряжений приводит нас к нелинейному динамическому подходу в организации человеком познания как холистического взаимодействия людей, когда за пределами воображения развертывается единая структура взаимодействия чувства и мысли, тела и разума. Это взаимодействие нелинейно и имеет своим источником самоорганизацию каждой точки этого взаимодействия. Концепция энактивного конструирования знания (Ф. Варела, У. Матурано, Э. Рош, А. Ноэ и др.) является продолжением динамического нелинейного подхода в эпистемологии и синергетического подхода в когнитивной деятельности ^{[13, с. 341]}. Для современной эпистемологии характерно пересечение и сопряжение дискурсов. Концепция познающего тела или телесного разума сопрягается с учениями о познавательной деятельности в психоанализе (З. Фрейд, К. Г. Юнг, Ж. Лакан, Д. Анзье, Дж. Макдугалл). Познавательная активность становится особо состоятельной с помощью имагинаций как особых способов встраивания человека в среду, которой может быть история, культура, общество и, в частности, другой человек (психоаналитик, собеседник). Образ доходчив доступностью возбуждения чувств, наслаждений, соблазна. Имагинация, извлеченная из контекста психодинамической психотерапии, становится специфическим проводником (оператором) интеграции знания в чувственности и переживании познания «телесным разумом» ^{[13, с. 347]}. Имагинация реализует потребность науки в систематизации знания как интегрального измерения человека ^{[12, с. 40]}, в котором согласовываются единые структуры, собранные из способностей человека к мышлению, воображению, интуиции, синтетическим суждениям и автоматизации, технологизации и интеллектуализации процессов получения знания о мире. Имагинация связана с интеграционными процессами развития человека в представлениях о ситуационности, встроенности познания в существование, энактивности действий специфического образно-символического характера. Собеседник становится внешней средой и частью внутренней организации человека, создающей образ самого человека.

Имагинация в интегральном измерении человека

Имагинация отображает комплекс научных тенденций, возникших в связи с наступлением технологической эпохи. Имагинация обладает контекстом, в котором скрыты философские образцы этих тенденций. Классическая ясность высказывания заменяется иносказательностью, недомолвками, имитацией и искажениями. Субъект принимает за действительность мир своих вымыслов и начинает жить чужой жизнью, принимая ее как собственную. С позиции энактивизма субъект и объект находятся во взаимно определяющем отношении. Они способны одновременно возникать и обновлять друг друга ^{[13, с. 339]}. Как форма познания, имагинация это сопряжение образа с действием, которое следует понимать широко. Переживание, «участность», «поступок» являются действиями, выходящими за границы традиционного познания в нестандартные понятия «слова-образа», «метафоры-термина», обладающих эпистемологическим значением, близким по эмоциональности русской философии начала XX века ^{[24, с. 17]}.

Имагинация фигурирует как превращенная форма ^{[21, с. 245]}, в которой оператор «превращенность» указывает на изменения образа посредством трансформации вложенных в него содержаний. Такими содержаниями являются «вложения» (переход от образа к символу, от символа к тексту), от которых зависит переработка образа, используемая в способах обоснования образа как коррелята ситуации его возникновения ^[7].

В познавательной деятельности используются разные кодовые системы приспособления образов к миру. Это могут быть как телесные, так и мысленные проявления, выражаемые в языке метафор, метонимий и других форм кодирования обобщенного смысла образа в языке. Философия обладает возможностью создавать разные кодовые системы, в которых в качестве обоснования используется образно-символическое кодирование и перекодирование аналитических конструкций для создания особого интегрального измерения бытия человека. Можно утверждать, что имагинации как превращенные формы обобщенного смысла занимают свое место в современной картине мира. Имагинации, в которых вымысел сплетен с реальностью, выражен в образно-символической форме, являются смесью бытия и знания человека, бессознательного и изощренных форм осознавания ^[20]. В отечественной философии исследуется конститутивная связь поэзии с бытием, которое понимается как природа, открывающая перспективу неклассической и, одновременно, природной (телесной) интеллектуализации ^[9].

В философии постмодерна «Смерть субъекта» связывается с его «бегством» на сторону объекта ^{[4, с. 164 – 165]}, «исчезновением в глубину». Не субъект, но «глубина» начинает «говорить», обретает свой голос в телесности. Особую роль в понимании имагинации обретает язык телесного разума. Как отмечает Б. Ли Уорф, речь «есть лучший спектакль человека». В языке человек предчувствует неведомое и большое, в котором «физическое является только «поверхностью или оболочкой», но в которой «мы находимся и принадлежим» ^{[28, с. 222 – 224]}. Язык, как утверждает Б. Л. Уорф, является активным участником физической (телесной) жизни человека, обеспечивающим энактивное бытие образа средствами языка как телесного субстрата имагинации. Язык является особым интегративным измерением человека, в котором образ в действии (речевая имагинация) причастен трасценденции, вне которой он никогда бы не был понят как момент духовной практики человека ^[11].

Психоаналитическое описание в классической форме опирается на связь психики и тела в процессе развития человека. З. Фрейд в исследованиях человеческого либидо указывал на телесное выражение психических проявлений, а К. Г. Юнг связывал бытие с проявлениями «коллективного бессознательного», в котором значительная интеллектуальная роль принадлежит символам и другим имагинативным воплощениям смысла человеческого бытия. С расширением эпистемологического подхода к психоанализу субъективность все более воплощается в телесности, начинается с фантазий об «одном теле», имеющей «биологический прототип», берущий начало во внутриутробной жизни. Тело матери действительно должно служить жизненным потребностям двух человеческих существ. Пролонгация этого опыта как желаемого состояния играет важнейшую роль в психической жизни новорожденного ребенка ^[19].

Согласно Б. Латуру, изменения в научном знании связаны с возникновением визуализации и «каскада записей» как новой концепции научных абстракций. Научные абстракции конструируются, включая все диапазоны перехода визуализации в практическое использование знания (изображение, письмо, печать) ^[15]. В. М. Маслов связывает тенденции новых научных абстракций с визуальным поворотом в философии ^[22]. Имагинация вписана в контекст культуры не только способностью собирать знание за пределами воображения ^[7], но и воплощением образов в познании и практике человеческого бытия и человеческих отношений через согласование ума и тела. Рисунок, выполняемый руками, заключает в себе «размышление при помощи рук» ^[15]. Этимологической основой понятия «имагинация» является латинский термин «imago», означающий образ, разделенный с действительностью и указывающий на направленность человеческого восприятия в ее изображении и понимании. Он использовался в психоаналитической литературе в начале XX века в практических целях для установления того, что для человека является вымыслом, а что существует на самом деле.

В теории познания образ представляет собой «процесс (перцепт, конструкт), играющий важную роль в системе психической регуляции деятельности человека. Образ воплощает в себе сущность психического» ^{[29, с. 641]}. Имагинация в современном понимании, прежде всего, связывается с кататимным (душевным) переживанием образов ^[33]. Понятие «душа» не сводится к элементарному анализу конкретных переживаний при интерпретации образов. Здесь важно, что образ – это интегративная структура, включающая как душевные, так и телесные проявления переживаний (жесты, голос, аффекты), воплощенные в общение (бессознательное и осознаваемое) двух и более собеседников. Это положение согласуется с концепцией «познающего тела» Е. Н. Князевой. Познающее тело сочетает моменты психической регуляции с когнитивной деятельностью в трояком плане: 1) тело и разум взаимодействуют на «лету» в самом когнитивном потоке и предстают как «единая сущность» – «отелесненный разум» или «разумное тело»; 2) динамический процесс восприятия и мышления совершается через тело и тело «размещено, локализовано» в окружающем мире, а организм – «тело-разум» находится в циклическом взаимодействии и структурном сопряжении со средой; 3) познание совершается всем телом и восприятие это не «не то, что случается с нами или в нас, а то, что мы делаем» ^{[13, с. 341]}.

Познание – это способ тонкой «подстройки к миру» ^{[13, с. 341]}. В приведенной Е. Н. Князевой конструкции познания «телесным умом» заложены интегративные интенции концептуализации имагинации как феномена познания, встроенного в современные представления.

Образ создает внутреннюю действительность, которая может выступать как единое целое. Одновременно, это целое может путем воплощения в словах, действиях и символах быть разделенным между разными людьми, оказывать на них разные воздействия. В этой особенности образа К. Г. Юнг видел основание того, что образ в своей семантике может не иметь реального значения ^{[31, с. 493]}, но может создавать внутреннюю действительность, в которую можно «впускать» других людей или «вызывать» их из памяти в архаических деталях ассоциаций или воспоминаний. По свидетельству психологов Ж. Лакана (Ж. Лакан, 1997), Д. Анзье (Д. Анзье 2015), Дж. Макдугалл (Дж. Макдугалл, 2007) восприятие матери сохраняется у человека средствами «телесного разума» на всю последующую жизнь. Оно является реальным действием превращения телесного материнского субстрата в символический объект, с которым человек вступает в циклические отношения. Он может перепоручить этому объекту функцию власти над своим сознанием и обновлять свою жизнь под его воздействием. В концепции Ж. Лакана «воображаемое» это целостный образ Я, начало которого закладывается в стадии зеркала. Стадия «зеркала» понимается как «превращенная форма», иррациональное воплощение, которая случается c субъектом, когда он берет на себя образ своего «имаго». Следует признать, что Ж. Лакан выстраивает представление о телесном разуме, который связывает с «символической матрицей», в которой Я оседает в первоначальной форме. Это событие происходит, по Ж. Лакану, ранее процесса идентификации и, прежде чем, язык воссоздаст функцию субъекта ^[14]. Имагинация захватывает в себя превращения первоначальной субъективности средствами телесной оборачиваемости Я на стадии «зеркала».

У. Барке и К. Нор считают, что имагинация покрывает собой все пространство отношений между людьми, когда они принимают участие в судьбах друг друга ^[33]. Телесный разум разделен между говорящими и думающими, но при этом сохраняется ресурс превращенности целого и его масштаб этой превращенности неограничен. Имагинация помогает проникновению в глубины бессознательного и заставляет его проявляться сквозь «голос имаго» ^[34]. К. Нор подчеркивает определённую близость имагинации и архаических форм проявления человеческой субъективности в «сценическом характере» выражения материала ^[35].

Представление об имагинации предполагает использование аналитических процедур в трактовке переживания. При этом аналитика может быть применима к разным явлениям пережитого – от переживания исторических и культурных артефактов до бессознательных переживаний психики. Аналитика образа выражает стремление человека к целостному осознаванию себя средствами воображения ^[36] и подчеркивает современные тенденции визуальной культуры к исследованию способов получения и передачи знаний ^[15]. Здесь открывается тема необходимости учета в науке «иррациональных выражений» ^[21] и других элементов, какими бы странными они ни казались. Таким образом, имагинация как знание интегрирует в себе пространственно-действенные отношения в коммуникации, визуализацию переживаний как действия по их воплощению на уровень понимания и высказывания, а также установления порядка из хаоса разносторонних впечатлений средствами интеллектуальных инструментов (схем, моделей, парадоксальных систем).

Имагинация собирает в себе аргументацию процесса познания в том, как человек признает реально существующим то, что для него зримо и ощутимо, но не видимо другими людьми, как человек живет в виртуальном мире, который создает сам. В этом признании ему помогает другой человек или, как в технореальности, машина. Однако, имагинация обладает ресурсом воспроизведения самоорганизации человека средствами его внутренней жизни: способностью распознавать знаки в своем окружении, восприятии их не только как указаний, но и в качестве знамений появления смыслов во взаимодействии с реальным миром. Как своих собственных, так и разворачивающихся в его адрес интенций другого человека.

Образ в человеческой практике может возникнуть спонтанно. Он может быть создан или сконструирован (вызван) в общем потоке восприятий и суждений. Сила образа состоит в неосознаваемом воздействии друг на друга всех участников коммуникации. Предложение изобразить свое состояние в рисунке открывает проективную возможность превращения бессознательных мотивов в визуальную форму записи, т.е. 1) при помощи символов демонстрировать идеальный, но сокрытый план сознательных и бессознательных состояний в символически-образной форме; 2) упаковывать в рисунок отношения, придав им метафорический характер; 3) при этом возвращается чувственно-кинестетический опыт, когда голос и артикуляция сохраняют архаичные субъективные ощущения; 4) осуществляется интуитивный перевод иррациональных суждений в рациональные, но сценически переживаемые визуализации; 5) выражается в конструкциях текста, чтение которого требует навыка «чтения» скрытых посланий, просматриваемых сквозь туман наслоений символов, слов, жестов, отношений.

Иманинация как дискурсивная практика

Организация современной дискурсивной практики опирается на фундамент энактивизма, заложенный Фр. Варелой, А. Ноэ, Э. Томпсоном, Э. Кларком и т.д. Поскольку имагинация в своем корне является образной репрезентацией, то с этой позиции имагинация может быть рассмотрена как «репрезентация-в-действии» ^[10], которая не может быть понята абстрактно, вне телесного воплощения. Стоит отметить, что образ, разворачивающийся как динамический процесс восприятия через тело, может иметь другие значения, кроме латинского «имаго». Греческое значение термина «образ» вбирает в себя «предметно-смысловое целое», каким являлся logos, в котором отождествляется мысль и слово, а также значения «понятия», «суждения», «доказательства», «науки». Таким образом, в европейском мышлении отождествлялись мышление и язык. Образ воплощался в «предметно-смысловом целом» в структурных разновидностях (схема, морфе, тип, эйдос, идея) и включал отдельные части, которые комбинируются как целое ^{[16, с. 533]}. Эту комбинаторную возможность подчеркивает энактивизм, усиливая ее телесным чувственным содержанием. Образ превращен в любую разновидность предметно-смыслового целого, сохраняя в себе интеграционные возможности схематизации ^[26], т.е. экономного наполнения знанием и «переживанием приключений знания за пределами схемы» ^[7]. Согласно А. Ф. Лосеву, античные термины имеют латентный символический характер, гипотетически расширяющий обозначаемый предмет до бесконечности самовыражений ^{[16, с. 533]}. С этой точки зрения, интерпретация может быть только символической, т.е. чувственно соединяющей тело и разум. Исследование интерпретации О. Д. Агаповым позволяет заключить, что интерпретация выступает в роли процесса конституирования мира человеком и установлении различных практик преобразования человеком мира и самого себя ^[1]. Интерпретация является, по А. Ф. Лосеву, символической: «всякая интерпретация есть обязательно символ» ^{[18, с. 335]}. Такая интерпретация позволяет рассматривать предмет в его значениях с разных точек зрения, в проективности и возможности возникновения новых и, личностных в том числе, содержаний. Символ является «порождающим принципом» ^[17], полаганием содержаний, которые может выпустить из себя образ, принимающий на себя миссию идеи в создании антропологических условий ^[27] дискурсивной практики имагинации. Символ способен устанавливать телесно-чувственные связи и взаимные переходы внутреннего во внешнее, субъективного в объективное в энактивной связанности ситуации с действиями внутри пространства человеческих отношений. Символ обладает собственным характером выразительности, известной в истории философской мысли ^[23]. Символы могут быть конфликтными или поддерживающими. В энактивной связанности цикличности передачи могут быть транслированы не только эмоциии и идеи, но и психические функциональные модификации, исходящие из символов.

С позиции энактивизма имагинация является особым способом встраивания человека в познание и самопознание. Прежде всего, посредством сохранения кинестетического опыта детского восприятия и целостными образами переживаний, которые человек синтезирует при встречи с рисунком или вербальным описанием своих впечатлений. Простейшее переживание может быть передано средствами искусства, сопровождаемыми возвратом к ранним архаическим состояниям слияния и связанности ^[32].

Имагинация обладает символическими качествами дискурса благодаря их раскрытию в интерпретациях ^[33]. Рисунок, изображающий внутреннее состояние, принадлежит субъекту познания и является объектом для исследования этого состояния. Восприятие рисунка представляет собой динамический процесс, в котором сознание и психика органично слиты, а задача имагинации, включающей слова (интерпретации), телесные выражения, ассоциации, персонажей различить мощный поток имагинирующего познания, выделив в нем идеи, слои, уровни, т.е. рассмотрев в этом потоке систему. Имагинативная коммуникация (имагинация покрывающая поле взаимодействия) создает особый вид мышления и способов действия участников коммуникации. Неслучайно Х. Хенинг говорит обо особом имагинативном измерении психотерапии ^[30].

Практика имагинации развертывается в противоречии различных подходов. С одной стороны, в действии коммуникации необходимо создать фокус рефлексии, схем, проективности и, с другой стороны, осуществить познание себя самим собой, умом, душой и телом ее участников, что характерно для феноменологического метода. Противоречие может быть разрешено программой познающего телесного разума: восставливающееся единство, например, двух людей в диалоге, требует собирания в систему всех моментов превращенности телесных и словесных выражений. Это и будет являться имагинацией выстраивания системы, учитывающей и превращенность, и телесность, и действенное восприятие, а также моменты зрелищного выражения, фокусирующие суть народившейся системы восприятия другого человека как части собственной организации.

Имагинация «парадоксальной системы»

Психоаналитическое описание может быть не только отчетом и записью практики, но и формой развертывания познавательных действий и демонстрацией возможностей имагинации. М. де М’Юзан, аналитик, в момент общения с анализантом, внезапно открывает в себе психические состояния, отличные от других действий своей психики. Он обнаруживает в моменты общения, возникающие «странные представления, фразы, неожиданные в грамматическом отношении, абстрактные формулы, красочные образы, более или менее оформленные фантазмы» ^{[25, с. 193]}. М. де М’Юзан полагает, что список этих действий не ограничен, но в нем означивается отсутствие ясной связи с тем, что происходит в данный мо­мент встречи аналитика с анализантом.

Имагинация начинается сама собой, без команды или желаний. Она определяет пространство выпадения аналитика из прописанного инструкциями аналитического действия, но очерчивает профиль ситуации «выпадения», «бегства из ситуации» аналитика как вполне понятного для него самого пространства возникшей ситуации. Не только из ситуации ускользает аналитик, но также и от теоретических доктрин, и от личной проблематики. Превращения, которые с ним случаются, относятся к интегральному измерению состояния человека, оказавшегося за пределами своих выученных правил и личных проблем. Возникают проявления бессознательного конфликта, которые, однако, не снижают внимания к познавательной встроенности в ситуацию отношений с анализантом. Они и являются имагинациями. Рассмотрим структуру одной из них.

Первый цикл имагинации. Возвращение в ситуацию после «выпадения» связано с состоянием тревоги за собеседника-анализанта (открылось ли ему состояние аналитика?) и искажением идентичности, временной утраты своего Я в неуверенности за правильность своих действий. При этом осознается взаимодействие тела и разума «на лету» как говорит Е. Н. Князева ^{[13, с 341]}. Сознание аналитика отмечает игровую активность своих телесных проявлений (жестов, движений глаз, игру эмоций и т.д.), но и анализант остается в диалоге и никуда «не исчезает» из ситуации. Он внутренним зрением как бы наблюдает за открытием своей психической активности и опять же как бы получает разрешение на использование имагинации для более глубокого раскрытия своих фантазий. В такой циклической активности аналитик острее проникает в бессознательное своего анализанта, заимствует его бессознательное восприятие еще до возникновения логических утверждений и даже до более глубокого проникновения в фантазии последнего. «На лету» так же разрушается образ идеального всё знающего и способного на чудо аналитика. Оба как бы «раздеваются», как душой, так и телесными проявлениями, ускользающими от ментального контроля.

Второй цикл имагинации. Возникает ситуация обменапсихическими состояниями, когда психическая система аналитика принимает на себя психический аппарат анализанта: «Последний «захватил» психический аппарат аналитика, он им временно завладел, чтобы запустить первичные психические процессы. Точнее, именно посредством своей репрезентации в психическом про­странстве аналитика анализируемый «завладевает» на время и прочно духом ана­литика» ^[25]. Этот феномен «захвата» наполнен образами и множеством вербальных форм. М. де М’Юзан отмечает полиморфизм этого наполнения. Одновременно, «захват» динамичен и динамизм этому феномену придает «сила предвосхищения», так как образный материал поднимается из «всевозможных генетических слоев» ^[25].

Третий цикл имагинации относится к осознаниюаналитиком особенностей парадоксального мышления. Парадоксальное мышление это удел аналитика, но внутри анализанта идет работа восприятия, переработка мышления образами, которая должна принять полную форму благодаря работе психического аппарата аналитика, «аннексированного» анализантом. Аналитик как индивидуальность со своими личными страстями и жизненной историей выключается из циклической «парадоксальной системы» имагинации. Но не для прекращения существования в ней, а для ее использования в качестве инструмента аналитической работы.

М. де М’Юзан размышляет о том, что парадоксальная система свойственна не только аналитику. Это свойство более объемного феномена, который Е. Н. Князева называет «телесный разум». Его действие приводит к состоянию единства разума и тела, динамики восприятия и временного слияния участников коммуникации, обмену (аннексии) психического аппарата или его эмоциональной части от одного участника к другому для возникновения имагинации, а, в данном случае, предчувствия «как бы через завесу потока пульсирующих образов, постоянно меняющихся фигур, проходящих, исчезающих и возвращающихся» ^[25]. С этими фигурами, за которыми скрываются смыслы, приходится работать уже средствами рефлексии, схемологии и других рациональных конструкций.

Заключение

Имагинация является особым способом включения человека в познание окружающего мира. Этот способ сопряжен с концепцией визуальной культуры Б. Латура и концепцией энактивного взаимодействия «познающего тела» Е. Н. Князевой.

Имагинация свойственна каждому человеку. Когда человек познает мир и, особенно, других людей, он вынужден конструировать свои образные представления, концентрирующие не только первоначальный вымысел о видимом явлении, но проникать в это явление определяя его как визуализацию, к которой должно подключиться тело (взгляд, жест, мимика, эмоции). Человек может принимать за действительность мир своих имагинаций. Даже начать жить в этом мире чужой жизнью, принимая ее как собственную. С позиции энактивизма субъект и объект находятся во взаимно определяющем отношении. Они способны одновременно возникать и обновлять друг друга не только совместным жизненным творчеством, но и негативными воздействиями (манипуляциями).

Первоначально термин «имаго» использовался в психоаналитической литературе в начале XX века в прикладном значение отличия вымысла от реальной жизни. С развитием эпистемологии в психоанализ приникают тенденции познания имагинаций как превращенных форм обобщенного смысла, разделенного между участниками аналитических сессий. Имагинации, в которых вымысел сплетен с реальностью, выражен в образно-символической форме, являются смесью бытия и знания человека, бессознательного и изощренных форм осознавания. Человек оказывается погруженным в психоаналитическую имагинацию непредвиденным и случайным фактом взаимного обмена психическим аппаратом с своим собеседником. Аннексия психического аппарата – это часть энактивного взаимодействия пульсирующих образов, фигур, смыслов, утверждений, ведущих к смене режимов общения через подключение рефлексии, интерпретации и коррекции ситуаций действия «телесного ума».