Историческая память для страны-лимитрофа: политика в отношении средневековой Литвы в позднесталинский период

Сидорчук Илья Викторович кандидат исторических наук доцент, кафедра Проблем междисциплинарного синтеза в области социальных и гуманитарных наук, Санкт-Петербургский государственный университет 199034, Россия, Санкт-Петербург, г. Санкт-Петербург, наб. Университетская, 7/9 Sidorchuk Ilya Viktorovich PhD in History Docent, the department of Problems of Interdisciplinary Synthesis in the Area of Social Sciences and Humanities, Saint Petersburg State University 199034, Russia, Sankt-Peterburg, g. Saint Petersburg, nab. Universitetskaya, 7/9 i.sidorchuk@spbu.ru

Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 18-39-00045 «Образ русского средневековья в СССР: особенности государственного и социального заказа»

Средневековая история Литвы хоть и не являлась одной из ключевых тем для отечественной историографии, не раз оказывалась предметом исторического мифотворчества, что было реакцией на актуальную политическую ситуацию. Характерной особенностью традиционных историографических концептов является восприятие Литвы как неизменного врага Руси. Исследователь М. Е. Мегем пришел к выводу, что восприятие средневековой Литвы как “завоевателя” и “опасного соперника” достаточно прочно утвердилось в отечественной исторической науке уже в первой половине XIX в. ^{[1, с. 53]}. Великое княжество Литовское представлялось нежизнеспособным образованием, противоестественным соединением разнородных элементов, «раздираемом социальными и национально-конфессиональными противоречиями» ^{[2, с. 129]}. Во второй половине XIX в. негативное отношение значительного числа ученых и публицистов было связано с реакцией на восстание 1863-1864 гг. М. М. Кром справедливо заключает, что «сама действительность Российской империи, с ее политикой русификации, официального православия и т.п., никак не служила моделью равноправного сосуществования различных народов» ^{[3, с. 14]}. Советская историография отчасти сохранила подобные имперские установки, добавив марксистский тезис о решающей роли народных масс в истории. В результате Литва, как и остальные прибалтийские страны, до сих пор оказываются для России устойчивыми «мемориальными противниками» ^{[4, с. 8]}. Современные литовские историки отвечают взаимностью: так, в изданных в постсоветской Литве учебниках «прослеживается негативное влияние России и СССР на судьбу литовского народа» ^{[5, с. 94]}.

Временем реализации попыток изменить эти установки был послевоенный период, когда, с одной стороны, власти было важно показать историю дружбы двух народов, а, с другой, утвердить признание за русским народом роли «старшего брата» и учителя. Началась активная и интенсивная перестройка преподавания и изучения литовской истории, и буквально за несколько лет были сформулированы основные постулаты нового «национального романа» ^{[4, с. 83]}, должные скорректировать историческую память жителей советской республики.

Новый подход к литовской истории должен был, в первую очередь, преодолеть образ Литвы как традиционного врага Руси. Работы литовских историков были призваны показать, что дружба двух народов имеет глубокие исторические корни. Вице-президент АН Литовской ССР (1946-1966) и директор института истории АН Литовской ССР (1948-1970) Ю. И. Жюгжда утверждал: «С древних времен жизнь литовских племен развивалась в процессе близких взаимоотношений с восточными славянами, с русскими племенами. Об этом близком общении литовских племен с русскими племенами свидетельствуют многочисленные археологические находки, доказывающие общность древней литовской культуры с культурой восточных славян» ^{[6, с. 13]}. Успешно противостоять католической агрессии Запада литовский народ смог «только потому, что все время боролся не один, потому, что он имел верного исторического союзника – русский народ». Борьба русских городов против Ливонского ордена «значительно помогла литовцам отразить вторжение тевтонских захватчиков и способствовала созданию условий для формирования Литовского государства» ^{[6, с. 14]}. Наиболее полно и последовательно эта идея изложена в изданном в 1953 г. Литовской АН труде «История Литовской ССР», 1-я часть которого охватывает период с древнейших времен до 1861 г. ^[7]. Согласно плану работ АН Литвы за 1948 г. одной из главных целей издания было стремление «показать на конкретных исторических фактах развитие дружбы литовского народа с русским народом» ^{[8, л. 92]}. В книге категорично утверждалось, что «Литва может успешно развиваться лишь при условии развития дружественных отношений с русским народом» ^{[7, с. 164]}.

В этой дружбе не было равенства, роль русского народа представлялась значительно более высокой, ведь «воспитываемый с помощью истории советский патриотизм в понимании Сталина и его окружения был в основе своей русским патриотизмом» ^{[4, с. 83]}. Русь – сосед, стоявший «на значительно более высоком уровне развития общественных отношений», что ускорило процесс образования литовской государственности ^{[7, с. 53]}. Даже «проникновение с X в. русских дружин в литовские земли для сбора дани» показывалось как факт, содействовавший «развитию социально-экономических отношений в Прибалтике» ^{[7, с. 54]}. Такой характер взаимоотношений между литовскими землями и русскими княжествами «не мешал развитию имевших глубокие исторические корни экономических и культурных связей между литовским и русским народами, укреплению чувства взаимного уважения и дружбы» ^{[7, с. 55]}. Особое значение для Литвы имела торговля с русским княжествами. Помощь «русского народа прибалтийским народам являлась тем решающим фактором, который мог обеспечить изгнание немецких феодалов из Прибалтики». Неудача в этом была связана лишь с нашествием татар, от которых, при этом, Русь защитила Литву ^{[7, с. 63, 87]}. Неизменно обращалось внимание на то, что «русские земли были с более высокой культурой, что оказывало влияние на развитие литовских земель» и «культура литовского народа развивалась под влиянием более высокой русской культуры» ^{[7, с. 91-92]}. Возвратился в историографию и «имперский миф о Грюнвальдской битве» – идея о решающем вкладе в победу русских смоленских полков ^{[9; 7, с. 183, 185]}.

В рассматриваемый период в духе учения В. И. Ленина о культурном наследии активно проводились научные изыскания, призванные осуществить «марксистскую переоценку культурного наследства литовского народа» ^{[10, л. 12]}. В частности, Институт литовской литературы АН Литвы занимался такими темами, как 400-летие литовской книги, литовское литературное наследство, влияние русской литературы на литовскую ^{[11, л. 4]}. Широкий размах получило празднование 150-летнего юбилея издания «Слова о полку Игореве» ^{[11, л. 7, 52]}. В частности, Институтами Литовской литературы и Истории Литвы совместно с Союзом советских писателей Литовской ССР была созвана конференция. Само произведение обсуждалось на лекциях и вечерах в учебных и научных заведениях республики ^{[11, л. 7, 52]}.

Многочисленные войны между Русью и Литвой были показаны следствием захватнической политики литовских феодалов, противоречившей интересам простого народа. Литовские князья также не заботились о развитии связей двух народов. Несмотря на это, «жизненные интересы Литвы, интересы литовского народа, нормальное развитие государственной и культурной жизни Литвы настоятельно требовали дружественных отношений и близких связей литовского народа с русским народом. Развитию дружественных отношений между русскими и литовскими народами не могли помешать никакие захватнические замыслы литовских феодалов» ^{[7, с. 179]}. Ливонская война была следствием «захватнических замыслов польско-литовских феодалов и Батория против русских земель» ^{[7, с. 259]}. Свою роль играло и католическое духовенство: «Вообще католическое духовенство и паны вместе с введением католичества стали распространять в Литве чувство недоверия по отношению к русскому народу, настраивали литовцев против православных» ^{[7, с. 154]}. В результате русское население Великого княжества Литовского, страдавшее от католического гнета, стремилось воссоединиться с единоверцами, объединенными Москвой ^{[3, с. 24]}. Сопротивление помещичьему гнету объединяло литовских, белорусских, украинских и русских крестьян, а «литовские крестьяне очень часто переходили в Новгородские, Псковские, Московские и другие русские земли и там, у русских крестьян, искали убежища от угнетателей» ^{[6, с. 15]}. Восстания литовских крестьян стали одним из главных объектов внимания литовских историков, специализировавшимся на изучении допетровской эпохи ^{[12, л. 24]}.

Критика католической церкви, представляемой извечным врагом литовского народа и проводником интересов Запада, была связана с активизацией антирелигиозной борьбы в послевоенной Литве. Так, исторические примеры являлись составляющей частью антирелигиозных лекций, читавшихся студентам: «Христианская мораль – вечный враг рабочего класса», «Происхождение религии и ее реакционная роль», «Классовая сущность религии», «Происхождение классовых предрассудков и их классовая сущность», «Религия о женщине» и т.п. ^{[13, л. 8, 12]}.

Неотъемлемой частью новой, советизированной истории Литвы являлся образ Запада и, прежде всего, Германии как исторического врага, общего для литовцев и русских. Сопротивление рыцарям-крестоносцам явно описывалось в том же стиле, что и борьба с немцами в только что оконченной войне: «При появлении общего врага силы литовцев и русских объединились для отпора. Поэтому в массах литовского народа всегда жило чувство дружбы к русскому народу, всегда сохранялась вера в помощь русского народа в годы тяжелых исторических испытаний. Отношения дружбы и взаимного уважения, вера в помощь русского народа особенно укрепились в XIII-XV вв., когда над литовским народом нависла угроза полного порабощения и истребления со стороны разбойничьего Тевтонского ордена» ^{[7, с. 56]}. Немецкие купцы объявлялись не меньшими врагами литовского народа, чем Ливонский орден ^{[7, с. 75]}. Активно критике подвергались и немецкие исследователи. Так, профессор Вильнюсского государственного университета П. И. Пакарклис написал серию статей по истории древнейшей книги на литовском языке, т.н. «Катехизисе Мажвидаса» (XVI в.), в которых критиковалось мнение «немецких буржуазных авторов последнего времени по данному вопросу» ^{[14, л. 242]}. Подобные установки явно коррелировали с требованиями руководства послевоенной наукой, согласно которым было необходимо пропагандировать «преимущество и достижения советского строя, достижения передовых русских ученых, достижения советской науки, разоблачая маразм и распыления продажной буржуазной науки и культуры» ^{[15, л. 42]}.

Таким образом, политика в области исторической памяти в послевоенной Литве представляла собой своеобразную смесь из имперского и марксистского наследия. Важным отличием историографии являлся обязательный отказ от образа Литвы как исторического врага и противника. Он был заменен тезисом о глубоких корнях дружбы и взаимопомощи двух народов, которой мешала лишь захватническая политика литовских князей и феодалов. В данной концепции сосуществование русских и литовцев в границах одного, Московского, государства оказывалось естественным и необходимым в условиях постоянной угрозы с Запада. Идея дружбы двух народов сочеталась с представлением о том, что русские земли всегда были на значительно более высоком уровне развития общественных отношений, сыграли решающее влияние на экономическое и культурное развитие Литвы. Неизменно подчеркивалась решающая роль русских земель в борьбе с главными внешними врагами литовцев – немецкими рыцарями, купцами и католичеством. Именно Русь спасла Литву от разрушительного татаро-монгольского нашествия, без смоленских полков не была бы выиграна Грюнвальдская битва, а неудачи в Ливонской войне привели к невыгодному для Литвы доминированию Швеции в Прибалтике. Послевоенная историография также резко критиковала научный опыт как зарубежных коллег, так и литовских историков «буржуазного периода». В результате получился весьма оригинальный и противоречивый образ прошлого страны, призванный осуществить ревизионизм исторической памяти граждан советской Литвы.