Суррогатное материнство в России и Сингапуре в системе моделей демографического поведения

Шаров Константин Сергеевич кандидат философских наук старший преподаватель философского факультета Московского Государственного Университета имени М. В. Ломоносова 111401, Россия, Московская область, г. Москва, ул. 2-Я владимирская, д. 15, корп. 4, кв. 30 Sharov Konstantin Sergeevich PhD in Philosophy Senior Educator, the department of Philosophy, M. V. Lomonosov Moscow State University 111401, Russia, Moskovskaya oblast', g. Moscow, ul. 2-Ya vladimirskaya, d. 15, korp. 4, kv. 30 const.sharov.@mail.ru Другие публикации этого автора

Введение

В данной статье рассмотрим вопрос о параллелизме в правовом регулировании и социокультурном отношении к суррогатному материнству в России и Сингапуре. Почему в качестве страны для сравнения с Россией выбран именно Сингапур? Мы выбрали его по той причине, что 1) и Россия, и Сингапур относятся к евразийским государствам, на общества которых оказывают сильное влияние и азиатский традиционализм, и европейский неолиберализм; 2) Сингапур наиболее далек от России как в географическом, так и экономическом плане, поэтому нахождение точек соприкосновения в столь несхожих евразийских сообществах поможет понять примерную палитру типов социального восприятия суррогатного материнства и видов его законодательного регулирования в странах Азии.

Основной технологией, попадающей в поле зрения законодательных органов власти и являющейся предметом активных общественных дискуссий в СМИ в наших странах, можно назвать суррогатное материнство. Процессы регулирования / нерегулирования / запрета / поощрения суррогатного материнства особенно сильно сказываются в демографии городского населения и пригородов крупных мегаполисов. В сельских местностях это влияние практически незаметно, поскольку традиционно к репродуктивным технологиям прибегают жители крупных городов по причине более высоких доходов и большей либерализации социокультурного отношения к данным технологиям. Сингапур представляет собой город-государство, поэтому для него понятие «сельская местность» неприемлемо. Говоря о российской ситуации, мы будем иметь в виду только пятнадцать городов-миллионников (Москва, Санкт-Петербург, Новосибирск, Екатеринбург, Нижний Новгород, Казань, Челябинск, Омск, Самара, Ростов-на-Дону, Уфа, Красноярск, Пермь, Воронеж, Волгоград), причем, согласно статистическим данным, около 85% договоров суррогатного материнства заключается в Москве и Подмосковье и порядка 10% в Санкт-Петербурге ^{[1, c. 83]}.

Регулирование суррогатного материнства и социальное восприятие этого социального феномена в качестве одной из моделей демографического поведения мы и изучим в настоящей работе.

Правовое регулирование сферы суррогатного материнства

В Сингапуре суррогатное материнство запрещено по закону. В России оно разрешено, однако количество правовых коллизий и проблем, связанных с ним, настолько велико, что эту сферу в России можно считать практически нерегулируемой или исключительно плохо регулируемой семейным правом. Налицо нежелание российского и сингапурского законотворчества приравнивать суррогатное материнство в правовом поле к естественному материнству, что может свидетельствовать не столько о дискриминации пар, желающих завести ребенка путем суррогатного материнства, сколько о протекционистском характере соответствующих разделов семейного кодекса, с помощью которых наши государства стремятся защитить правовой и социальный институт классического брака, равно как и концепцию традиционных семейных отношений.

Особенно патерналистским характером по отношению к традиционному способу деторождения является сингапурское законодательство. Сингапур был первым государством Юго-Восточной Азии, запретившим суррогатное материнство на уровне закона. Ему последовал ряд азиатских государств, которые раньше считались «фабриками суррогатов», например, Индия и Таиланд ^[2]. Министерство здравоохранения Сингапура (MOH) в 2015 г. выпустило директиву, запрещающую центрам репродуктивной медицины использовать методики суррогатного рождения детей. За три года было выявлено около семи случаев нарушения директивы, и лицензии этих центров были немедленно отозваны без права директорам и старшему врачебному персоналу когда бы то ни было вновь заниматься репродуктивными технологиями в медицине ^[3].

Правовые коллизии в Сингапуре

Непризнание сингапурским семейным правом договоров суррогатного материнства, как заключенных на территории Сингапура, так и за его пределами, влечет ряд правовых коллизий, которые практически сводят на нет любые попытки использовать гражданами Сингапура женщин в других странах для рождения суррогатных младенцев с целью последующей их репатриации в Сингапур. Приведем примеры некоторых наиболее серьезных правовых коллизий в сфере суррогатного рождения детей:

1. Если суррогатная мать въедет в Сингапур и подаст в суд иск на родителей, то суд в 95% случаев признает ее правоту и распорядится возвратить ребенка ей.

2. Если мужчина и / или женщина неспособны по каким-либо причинам предоставить жизнеспособные биологические материалы (сперму и яйцеклетки), то обычно в силу вступает так называемое гестационные суррогатные технологии, при которых биологический материал будет принадлежать первой правовой стороне, родители, желающие иметь ребенка, будут второй правовой стороной, а суррогатная мать будет являться третьей правовой стороной. При таком раскладе родившегося ребенка не позволят репатриировать в Сингапур ни при каких обстоятельствах.

3. Даже, если в стране, где заключен договор суррогатного материнства, генетические родители обеспечат родительские права до рождения ребенка, в Сингапуре их родительские права будет необходимо доказывать в суде, решение которого может быть не в их пользу. В таком случае ребенка заберет служба опеки Сингапура, а генетические родители не будут иметь права даже с ним видеться.

4. Генетические родители могли бы попытаться усыновить этого родившегося суррогатным образом ребенка по закону, однако, чтобы он был признан по закону их ребенком сингапурским семейным правом, решение должен вынести сингапурский суд. Но в рамках уголовного права Сингапура такая операция будет расценена как покупка ребенка в результате договора обмена либо купли-продажи и попадет под целый перечень соответствующих статей уголовного кодекса ^[4], но даже по семейному праву в рамках Adoption Children Act усыновление суррогатного ребенка на территории Сингапура весьма сомнительно, поскольку такой шаг будет подразумевать наличие 3 родителей ^[5].

5. Наконец, даже если все предшествующие препятствия пройдены сингапурской парой, желающей иметь ребенка через суррогатные технологии, есть еще законодательный барьер – такому ребенку, скорее всего, никогда не будет предоставлено гражданство Сингапура. При пересечении границы Сингапура генетическими родителями вместе с новорожденным родители должны заполнить заявление на предоставление гражданства ребенку в Immigration Checkpoints and Authority (ICA). Неясно, какой будет дальнейшая правовая практика, но до настоящего момента ICA не выдало ни одного подобного разрешения на предоставление гражданства суррогатным детям ^[6].

Итак, мы видим, что в Сингапуре в рамках семейного и уголовного права созданы серьезные законодательные барьеры использованию технологий суррогатного материнства. В этом, по-видимому, также проявляется социокультурное неприятие сингапурцами суррогатных репродуктивных технологий. Какова ситуация в России?

Правовая ситуация в России

В России в настоящее время суррогатное материнство по закону разрешено и до определенной степени регламентировано рядом нормативных правовых актов ^[7-10], однако существует множество барьеров в правоприменении и нерешенных проблем трактования норм права. Например, семейное право не делает разницы между супругами, состоящими в браке, и любыми двумя людьми, желающими иметь ребенка и не состоящими в браке; далее, закон ничего не говорит о случаях суррогатного материнства только для одного родителя (матери или отца); также семейное право РФ пока умалчивает о случаях гестационной суррогатности, когда в дело вовлекается третья сторона – доноры биологических материалов. Несколько судебных прецедентов в российских судах показали, что непроработанных моментов семейного права России в отношении суррогатного материнства пока еще очень много, и они потенциально весьма опасны, поскольку отсутствие правового регулирования в этой сфере может привести к деструктивным последствиям в российском обществе, в котором и так сохраняются тенденции крайне антипатичного восприятия явления суррогатного рождения детей.

Уже в самом определении суррогатного материнства в семейном кодексе РФ скрывается двойственность и неполнота смысла. Согласно правовому определению, под суррогатным материнством следует понимать

«вынашивание и рождение ребенка (в том числе преждевременные роды) по договору, заключаемому между суррогатной матерью и потенциальными родителями, чьи половые клетки использовались для оплодотворения, либо одинокой женщиной, для которых вынашивание и рождение ребенка невозможно по медицинским показателям» ^{[8, статья 55]}.

Но данное определение явно неполно, поскольку не включает, например, случаи гестационной суррогатности. Далее, как указывают Е. Р. Брюхина и О. С. Трясцына, акты подобного рождения детей обязательно оформлены в виде гражданско-правового договора, но такие договоры не регламентированы нормами Гражданского кодекса РФ из-за неясности предмета договора ^{[11, c. 167]}.

Нужно согласиться с Г. Б. Романовским в том, что вряд ли можно признать справедливой точку зрения, высказываемую, например, Т. Е. Борисовой и О. В. Фетисовой, что правовые отношения, возникающие при заключении подобного договора, можно урегулировать обычными нормами Гражданского кодекса как отношения, возникающие в результате заключения договора возмездного оказания услуг ^{[12, c. 32; 13, c. 59; 14, с. 26]}. Ведь суть договора услуг суррогатного рождения ребенка не сводится к рождению и передаче ребенка, а влечет возникновение при его рождении большого количества неимущественных прав, которые должны бы регулироваться нормами Семейного кодекса ^{[15, c. 145]}, но не регулируются в силу непроработанности этих норм и неготовности самого Семейного кодекса РФ к решению проблем, связанных с суррогатным материнством. Самая распространенная правовая проблема в сфере суррогатного материнства в России на данный момент – неотдача женщиной, родившей ребенка, его генетическим родителям. Обычно такие дела заканчиваются в Конституционном суде РФ с непонятным исходом ^{[14, с. 28; 16, c. 167]}. Также оказались абсолютно нерегулируемы правом случаи, когда правовой генетический родитель у суррогатного ребенка только один (мать или отец). В случае, если это только отец (а таких ситуаций к настоящему времени в России зафиксировано уже больше тысячи), то суррогатная мать имеет больше прав на ребенка, чем генетический отец.

Отношение со стороны религиозных организаций и общества

Помимо чисто правовых проблем, при суррогатном вынашивании и рождении детей естественным образом возникает еще множество социокультурных коллизий. Религиозные организации, как в России, так и Сингапуре, осуждают суррогатное материнство как таковое. Все религиозные течения, представленные в Сингапуре, высказываются против использования репродуктивных технологий. В России официальные представители христианских, мусульманских, иудейских, буддистских и индуистских религиозных организаций сходным образом выражают свою негативную позицию в отношении суррогатного материнства. Так, например, Синод Русской Православной церкви определил следующее:

«суррогатное материнство является унижением человеческого достоинства женщины, тело которой в данном случае рассматривается как своего рода инкубатор. Понимание человека как уникальной личности подменяется образом человека как биологической особи, которую можно произвольно конструировать» ^[17].

Патриарх Московский и Всея Руси Кирилл отметил, что иногда звучит мнение, что если не может человек иметь ребенка, то он может воспользоваться услугами суррогатной матери; но таким образом «пренебрегается Богом установленный закон деторождения и нарушается святость материнства» ^[17]. Многие клирики и первоиерархи Русской Православной церкви подчеркивают, что у бесплодных родителей всегда есть возможность усыновления детей, оставленных их биологическими родителями, и это не будет вызовом божественному закону ^[17]. Наконец, в Основах социальной концепции Русской Православной церкви в отношении суррогатного материнства разъясняется следующее:

«Применение новых биомедицинских методов во многих случаях позволяет преодолеть недуг бесплодия. В то же время расширяющееся технологическое вмешательство в процесс зарождения человеческой жизни представляет угрозу для духовной целостности и физического здоровья личности…»

«Суррогатное материнство», то есть вынашивание оплодотворенной яйцеклетки женщиной, которая после родов возвращает ребенка «заказчикам», противоестественно и морально недопустимо даже в тех случаях, когда осуществляется на некоммерческой основе. Эта методика предполагает разрушение глубокой эмоциональной и духовной близости, устанавливающейся между матерью и младенцем уже во время беременности... Суррогатное материнство» травмирует как вынашивающую женщину, материнские чувства которой попираются, так и дитя, которое впоследствии может испытывать кризис самосознания ^{[14, c. 36; 19]}.

Официальная точка зрения Православной церкви также осуждает использование донорского биологического материала третьей стороны в отношениях суррогатного материнства, т.е. гестационной суррогатности:

«Использование донорского материала подрывает основы семейных взаимосвязей, поскольку предполагает наличие у ребенка, помимо «социальных», еще и так называемых биологических родителей… Нравственно недопустимыми с православной точки зрения являются также все разновидности экстракорпорального (внетелесного) оплодотворения, предполагающие заготовление, консервацию и намеренное разрушение «избыточных» эмбрионов. Именно на признании человеческого достоинства даже за эмбрионом основана моральная оценка аборта, осуждаемого Церковью» ^{[14, c. 37; 19]}.

Многие политики высказываются против суррогатного материнства, поскольку оно осуждается всеми религиозными организациями, не соответствует культурным традициям и не вписывается в стереотипы демографического поведения большей части общества. В России к таким политикам относятся, например, Елена Мизулина, Антон Беляков, Виталий Милонов. В Сингапуре несколько раз против суррогатного материнства высказывался лидер страны Ли Сян Лун, а также бывший премьер-министр Го Чок Тон. Отношение к суррогатным технологиям в широких массах остается очень холодным как в России, так и в Сингапуре. Большая часть суррогатных матерей и генетических родителей не сознаются знакомым, что они принимали участие в этих программах. Генетические родители не раскрывают ребенку истину, что он родился суррогатным образом, в большей части случаев. Таким образом, нужно признать, что до сих пор в наших странах значительная часть общества оказывается неготовым к принятию идеи о социокультурной «нормальности» суррогатных технологий.

Статистика случаев суррогатного материнства по России

К середине 2018 г. Россия вышла практически на первое место в мире по количеству случаев использования суррогатного материнства ^[20]. Официальная статистика не подсчитывается ни государством, ни такими негосударственными организациями проведения социологических исследований, как ФОМ, ВЦИОМ или Левада-центр. Коммерческие организации, занимающиеся применением технологий суррогатного материнства в России, дают весьма различные оценки уровня использования этой репродуктивной технологии в нашем обществе. Наиболее объективными можно считать независимую оценку Европейского центра суррогатного материнства: на 2018 г. в России рождается в год примерно 22 000 суррогатных детей, и ежегодный рост в настоящее время составляет не менее 20% в год ^[20]. С 2005 по 2015 г. использование технологий суррогатного материнства увеличилось минимум в 7 раз. Увеличивается и количество фирм, предлагающих свои услуги парам (или отдельным гражданам), желающим иметь суррогатного ребенка. Если в 1995 г. их насчитывалось всего 12 на страну, то в 2015 г. их уже было 188 ^[20].

Данные высокие цифры весьма примечательны вкупе с тем обстоятельством, что все больше и больше иностранных пар начинает рассматривать Россию как новую главную мировую фабрику суррогатного материнства ^[21]. Ранее такими фабриками считались Индия и Таиланд, однако с 2016 г. в таиландском законодательстве, а с 2018 г. – также и в индийском – суррогатное материнство стало запрещено. Правовые и социологические данные свидетельствуют о том, что власти большинства стран Азии в настоящее время ведут напряженные дебаты, посвященные возможному запрету в будущем суррогатного материнства ^[22]. Однако в России в последние 15 лет не происходит усиления регулирования сферы суррогатного материнства, что вызывает большие опасения, поскольку этот социальный институт становится в России плохо контролируемым, причем есть основания полагать, что большинство случае суррогатного вынашивания сейчас используется с экономическими целями, т.е. суррогатное материнство в России все больше переходит в коммерческую область.

Авторское социологическое исследование

Автор статьи в 2009-2012 гг. провел независимое социологическое исследование, посвященное изучению стереотипов демографического поведения в России, ряде стран Евросоюза и Азии. Восприятие обществами данных стран суррогатного материнства исследовалось параллельно с отношением к модели демографического поведения child-free («свободы от детей»). Чаще всего женщины, придерживающиеся модели child-free демографического поведения, идут на различные хирургические вмешательства в своей организм (например, перевязку фаллопиевых труб или удаление яичников) с целью перманентно лишить себя возможности деторождения. Иногда применяются медикаментозные версии.

Суррогатное материнство – одна из наиболее спорных с этической точки зрения репродуктивных технологий. Мы выдвигаем гипотезу, что суррогатное материнство как форма демографического поведения, замещающая женщине ее истинное материнство и таким образом освобождающее ее от физиологических неудобств вынашивания ребенка и родов, может приобретать характер устойчивого гендерного стереотипа, вовлекаясь в дискурс неолиберализма, и сближаться тем самым с моделью демографических предпочтений child-free.

Опрос проводился в форме анкетирования. Аудиторию респондентов составили совершеннолетние женщины фертильного возраста (18-40 лет). Опрос проводился отдельно в России, Сингапуре, КНР, Индии, Индонезии, Великобритании, Дании и Норвегии в 2009-2012 гг. Количество респондентов было не менее 250 для каждой из стран (в среднем по 10 респонденток на страну на каждый год возрастного интервала 18-40 лет). Опрос проводился на вокзалах внутреннего сообщения и в терминалах аэропортов внутренних рейсов, за исключением Сингапура, где опрос проводили на станциях метро MRT и легкого метро LRT и в терминалах международного аэропорта Чанги. Вид опроса – пилотаж.

Композиция анкеты была следующей:

****************************************************************

Вопрос 1. Вы согласились бы воспользоваться услугами суррогатного материнства, если бы у Вас были проблемы с беременностью? Да / Нет.

Вопрос 2. Вы согласились бы воспользоваться услугами суррогатного материнства просто так, чтобы не испытывать тягот вынашивания и родов, при условии, что Вы можете сами родить ребенка? Да / Нет.

Вопрос 3. Вы готовы стать child-free женщиной, т.е. сознательно отказаться от рождения детей? Да / Нет.

****************************************************************

Результаты опроса приведены на рисунке.

Рисунок. 1 Готовность женщин фертильного возраста из разных стран использовать технологии суррогатного материнства и становиться child-free женщинами.

Результаты свидетельствуют о нескольких вещах.

1. Уровень использования, а также готовности использовать технологии суррогатного материнства, а также склонность женщин к child-free модели демографического поведения в странах ЕС в несколько раз (примерно от 3 до 9 раз) выше, чем в азиатских странах. Наибольшая готовность прибегнуть в случае проблем со здоровьем к суррогатности выявлена для стран Северной Европы (82-92% опрошенных). Наибольшее желание стать child-free женщинами – в Дании (39%).

2. Наименьшее желание использовать суррогатное материнство наблюдается у жительниц Сингапура (только 8% опрошенных). Это может быть объяснено тем, что в Сингапуре данная технология и вся сопутствующая ей медицинская инфраструктура запрещены по закону. В силу этого многие респонденты могут как опасаться отвечать честно, так и неосознанно исключать саму возможность прибегнуть к суррогатному материнству из спектра моделей и планов своего вероятного демографического поведения.

3. Наименьшее желание перейти на child-free модель демографического поведения наблюдается в Индии и Индонезии (полное отсутствие – 0 опрошенных из более чем 250 в обоих случаях).

4. Как и предполагалось априори, до проведения соцопроса, репродуктивные технологии, и суррогатное материнство в частности, вовлекаются в дискурс неолиберализма и могут становиться социомедицинскими инструментами трансформации демографических предпочтений и планов людей. Так, мы видим, что наряду с готовностью женщин использовать технологии суррогатности в случаях, когда они мотивированы неспособностью к деторождению или проблемами при вынашивании и родах ребенка, наблюдается и иная тенденция. Она связана с желанием и готовностью прибегнуть к услугам суррогатных матерей теми женщинами, которые, имея биологические и медицинские показания к рождению ребенка, тем не менее не хотят идти на такой шаг.

5. Их мотивация может быть различной, от высокой профессиональной занятости и психологического нежелания себя утруждать бременем беременности, а также тяготами родов до простого нежелания портить фигуру и использовать контрацептивы по расписанию. Поэтому такое использование суррогатных технологий приближается к модели поведения child-free.

6. Россия находится в промежуточном положении между странами обоих типов. 38%, т.е. более трети опрошенных женщин готовы использовать технологии суррогатности в случае невозможности по разным медицинским причинам самим родить ребенка. Но Россия выбивается из зависимости тем обстоятельством, что из восьми стран, в которых проводилось исследование, российские респонденты показали наибольший уровень желания прибегнуть к услугам суррогатных матерей «просто так», чтобы избежать тягот беременности и родов. Этот уровень даже выше, чем в Европе, в то время как уровень готовности пойти на использование суррогатности в случае проблем со здоровьем (или возрастом) в России относительно невелико по сравнению с Европой.

7. Уровень популярности child-free поведения в России намного выше, чем в странах Азии и приближается к таковому в Великобритании. 18.5% опрошенных, т.е почти 1/5, российских респонденток готовы стать женщинами child-free!

8. Это может быть объяснено тем, что в российском обществе люди в большинстве своем пока не очень понимают специфики суррогатных технологий, однако утруждать себя российским женщинам фертильного возраста хочется все меньше и меньше – от этого у россиянок высокая популярность модели поведения child-freeи модели сознательного ухода от беременности и родов с помощью технологий суррогатности.

9. В Индии в период проведения опроса наблюдался достаточно высокий для Азии уровень готовности прибегнуть к суррогатному материнству (22%), но очень низкий уровень желания использовать суррогатность в смысле сознательного ухода от беременности и родов (всего 2%). Уровень популярности модели child-free – 0. Это может быть объяснено тем, что в период проведения опроса Индия была практически главной по миру «фабрикой суррогатных младенцев». Однако в 2018 г. суррогатные технологии в Индии были запрещены законодательно, и мы уверены, что если бы опрос проводился недавно, его результаты по Индии были бы иными.

10. В КНР суррогантное материнство и не запрещено, но и не регулируется законом, что хорошо отражают результаты опроса китайских респонденток (15% готовы использовать суррогатные технологии в случае медицинских показателей). Модель child-free в китайском обществе крайне непопулярна (1.5% опрошенных).

11. В Индонезии суррогатное материнство разрешено, и многие женщины становятся суррогатными матерями. Однако мусульманская культура сказывается в том, что они не готовы становиться заказчицами на суррогатные технологии и тем более – применять их для случаев демографического поведения, аналогичного сценарию child-free. Уровень популярности модели child-free – 0.

Все рассмотренное выше приводит к выводу, что суррогатное материнство в современности наряду с искусственно сформированнымchild-free сценарием вовлечены в дискурс неолиберализма и являются разновидностями моделей демографического поведения, транслируемых и тиражируемых в рамках неолиберальной идеологии.

Заключение

В статье мы рассмотрели некоторые вопросы параллелизма правового регулирования и социокультурного отношения к репродуктивным технологиям на примере суррогатного материнства в России и Сингапуре, а также в авторском социсследовании изучили более широкий контекст, т.е. отношение людей к суррогатным технологиям и модели поведения child-free в ряде стран Евросоюза и Азии. Мы выделили сущностные характеристики законодательных актов, социальных предпочтений и отношения к репродуктивным технологиям религиозных организаций. Мы также показали подчеркнули, что влияние поощрения / запрета и, соответственно, позитивных и негативных социальных оценок репродуктивных технологий в России и Сингапуре касаются исключительно городского населения: в Сингапуре – по определению, а в России – исходя из соображений дохода населения и наличия более либеральных социальных установок в крупных мегаполисах.

Мы полагаем, что можно действительно говорить о параллелизме и удивительном сходстве законодательства и социокультурного отношения к репродуктивным технологиям в российском и сингапурском обществе. Как это можно объяснить? Мы выдвигаем гипотезу, согласно которой объяснение кроется в едином правовом и социокультурном евразийском наследии России и Сингапура, которое также повлияло на Китай, Индию, Индонезию и ряд других стран. Это влияние отчасти могло быть вызвано наличием единого социокультурного и правового пространства Монгольской империи.