Модель «электорального бессилия»: к вопросу об абсентеистском поведении россиян на выборах

Современная политическая электоральная коммуникация, как признано большинством исследователей, находится в ситуации трансформации политических институтов, ценностей, самой демократической системы, что не может не сказываться на моделях электорального поведения. При этом следует указать несколько базовых факторов, оказывавших и оказывающих влияние на эти социально-политические процессы.

Первым фактором, определившим потребность в перекофигурации политического пространства, является усложнение социальной структуры, изменение социальной природы самих политических партий, изменение структуры электоральных групп. ^[1] Программные разработки партий уже не могут отражать предпочтения массовых социальных групп, поскольку произошло размывание сословно-классовых границ и избиратель ориентируется не на определенные классовые ценности, а на условную идентичность.

Вторым фактором, фиксируемым на глобальном уровне, можно считать демократическую рецессию, связанную, прежде всего, с эрозией доверия общества к политическим институтам.^[2],[3],[4] Эта тенденция, зафиксированная в ходе масштабных исследований в 1990-х годах, остается актуальной и для начала XXI века, и в 2011-2012 годы наблюдается самое глубокое падение доверия к власти за все время проведения подобных исследований – с 2000 года. ^[5]

Третьим фактором стало смещение центра тяжести в преобразовании демократического пространства от СМИ к электронным средствам коммуникации. ^[6] Использование парадигмы Web 2.0 в политической коммуникации позволило сделать процесс взаимодействия политиков и гражданского общества интерактивным, вовлекая участников социальных сетей в активный политический процесс. В то же время эта парадигма является одним из механизмов гражданского воздействия на принятие и реализацию властных управленческих решений. Поиск таких механизмов взаимодействия власти и общества породил различные концепции демократий: концепцию «глубинной демократии», концепцию «текучей/ликвидной демократии» (Liquid democracy) ^[7],[8],[9] концепцию «электронной демократии» ^[10], концепцию «мониторинговой демократии» ^[11],[12].

Однако сами властные демократические институты оказались не готовы к широкому гражданскому участию и повышенной активности общества в принятии решений и управлении. Поэтому четвертым фактором можно считать кризис самих институтов управления, которые оказываются во многом неадекватными новым глобальным и информационным вызовам времени. Постепенно в обществе назревает потребность изменения самой парадигмы управления: смещение от субъект-объектных отношений власти и общества как управляющих и управляемых к субъект-субъектным отношениям взаимодействия и сотрудничества.

Это ключевое, на наш взгляд, противоречие для России на сегодняшний день: гражданское общество выражает готовность к вовлеченности в социально-политический процесс и вырабатывает различные формы участия, властные институты под давлением вызовов времени конструируют новые формы взаимодействия. Но сущность понимания властью этого «взаимодействия», применительно к российской реальности, находится в рамках информирования и «принятия к сведению» позиции гражданского общества. Механизмов реального контроля общества над процессом принятия и реализации управленческих решений у консервативных властных институтов не предусмотрено (или они формальны). Наглядно подтвердить этот вывод могут результаты рейтинга развития электронного правительства ООН по России. В этом рейтинге она в 2012 году занимала первое место среди стран Восточной Европы, третье место среди стран с населением более 100 млн. человек. ^[13] Однако при внимательном рассмотрении конкретных индикаторов упомянутого рейтинга (электронная информация, электронное консультирование и электронное принятие решений) оказывается, что в области принятия решений показатель РФ крайне низок: 17 пунктов из 100. ^[13] Таким образом, даже если российские граждане имеют доступ к информации, то степень их влияния на принятие решений остается незначительной. ^[14]

Реакцией гражданского общества становится абсентеизм в политической коммуникации вообще и в электоральной коммуникации в частности, демонстрирующий нежелание легитимировать через демократическую процедуру выборов устаревшую парадигму управления.

В целом электоральное поведение изучается в современных условиях с помощью методов факторного анализа, в процессе которого составляется перечень факторов, воздействующих на поведение избирателей. Не претендуя на масштабный многофакторный анализ в рамках данной статьи, авторы принимают к рассмотрению ряд аспектов, которые, на их взгляд, оказывают ключевое влияние на абсентеистскую модель поведения избирателей и позволяют составить общее представление о проблеме. Отметим, что все факторы обладают разным потенциалом влияния, но рассмотренные в комплексе, позволяют обрисовать контуры модели электорального поведения российского избирателя. В качестве предмета рассмотрения определим мотивацию абсентеистского электорального поведения. К факторам влияния в ракурсе предмета исследования отнесем следующие: уровень доверия к политическим институтам и процедурам; влияния институциональных изменений в избирательном процессе (законодательные изменения); возможности влияния на ситуацию в стране путем демократических процедур (выборы); влияние российской политической культуры (склонность к персонификации власти, патернализм, индифферентность к политике, принятие «сильной руки», пассивное политическое поведение); тенденции деструкции и архаизации политического сознания российского общества (гипотеза).

Источником и материалом для исследования являются результаты всероссийских опросов общественного мнения, проводимые ВЦИОМ, аналитическим центром Юрия Левады (Левада-Центр), исследовательским холдингом Ромир, результаты он-лайн опросов по Пензенской области 2015 года ^[15], аналитические материалы.

Сознательный отказ от реализации активного избирательного права электоратом и низкая явка на выборы является в настоящий момент общеевропейским трендом и РФ здесь не исключение. Но для России ключевой проблемой абсентеистского поведения электората, на наш взгляд, является не падение доверия к власти, не протест против ухудшения социально-экономической ситуации или непрозрачности/нечестности формальных выборных процедур. Это устойчивая отрефлексированная модель в ситуации фатальной уверенности в независимости реалий формирования выборных органов власти от результатов своего голосования, сопровождаемая сознательным исключением себя из процесса социально-политических отношений, на который влияния оказать невозможно. Фактически, это не модель уклонения от участия в политическом процессе, а модель электорального бессилия.

При этом общество сигнализировало власти о своем отношении к сложившейся ситуации в управлении различными формами абсентеистского поведения – голосованием против всех кандидатур (до 2006 года), митингами, акциями гражданского неповиновения, снижением явки, особенно на региональные и местные выборы, ростом недоверия ко всем институтам власти. Все это можно считать формами политического обращения к властным институтам, в широком смысле  протестом против отживших принципов функционирования власти вообще. ^[16]

Реакцию властных институтов на нарастание депривации в обществе можно рассмотреть в двух ракурсах, обращаясь к выделенным нами ранее факторам. Институциональный фактор выражался в многочисленных изменениях выборного законодательства. ^[17],[18], ^{[19],[20],[21],[22],[23],[24],[25]} Разумеется, процесс начался гораздо раньше, но выборы 2016 года характеризуются более жесткими правилами допуска к участию в выборах, радикально усилившимися цензами и минимизацией общественного контроля. Уместно говорить о широком применении политтехнологий выборной инженерии, включая изменения законодательства и джерримендеринга, что увеличивает манипулятивный потенциал смешанной системы выборов.

Другой формой реакции на возросшую протестную активность стала канализация социального недовольства посредством разыгрывания внешнеполитической карты (Украина, Крым, Сирия) и постоянной пропаганды в СМИ образа России, находящейся в окружении враждебных или недружественных сил (ЕС, США, санкционный режим). Нерешенные социально-экономические проблемы в самом российском обществе на фоне внешней угрозы отступили в общественном сознании на второй план, а внешнеполитическая активность позволила временно консолидировать граждан вокруг властных институтов во главе с Президентом, используя архетипичные представления российской политической культуры. Все это не просто позволило искусственно мобилизовать общество против внешней угрозы, но и впервые с момента распада Советского Союза дало большинству населения ощущение принадлежности к великой державе (так считают около 70% респондентов, в 2011 году их было 47%). ^[26] Результатом чего стал возросший уровень доверия к существующей власти на фоне рекордно низкой явки избирателей на выборы депутатов Государственной Думы VII созыва. В пользу гипотезы о поддержке большинством населения в основном внешнеполитических властных решений при сниженном интересе к демократическим процедурам вообще, говорит и тот факт, что доверие населения возрастает в основном к федеральным властным структурам, тогда как региональные власти в силу своей компетенции неспособные таким образом сбрасывать социальное недовольство и поднимать свой рейтинг, особым доверием не пользуются, оцениваясь общественным сознанием как «слабые», «имеющие мало влияния». ^[27]

Модель политического неучастия в выборах федерального уровня стала особо актуальной для России в свете последних выборов депутатов Государственной Думы РФ VII созыва, о чем свидетельствуют данные таблицы 1 (табл.1).

Таблица 1

Процент явки избирателей на выборы депутатов Государственной Думы РФ (1999-2016 гг.)

При сравнении процентов явки избирателей на избирательные участки в период выборов депутатов Государственной Думы РФ на протяжении последних 15 лет, становится очевидным, что в 2016 году она стала самой низкой за весь период с начала века. С определенной уверенностью можно предположить, что такая стратегия поведения российских избирателей не носит случайный характер, а формируется с опорой на ряд факторов, в течение длительного периода, определяющих электоральное поведение россиян: политический нигилизм, сложившийся стереотип о невозможности оказания влияния на власть через выборы, уверенность в отсутствии связи своего электорального поведения и действий властей, уверенности в предопределенности результатов голосования. ^[15]

На первый взгляд, соотношение косвенных показателей доверия/недоверия к политическим институтам и процедурам и формирует исходную электоральную установку, определяя электоральное поведение. Однако на основе данных результатов опросов исследовательского холдинга Ромир о доверии россиян к социальным институтам, проводимым с 2004 года, можно прийти к прямо противоположным выводам. Государственная Дума (наряду с местными властями) постоянно являлась аутсайдером по уровню доверия населения. Ей полностью доверяли в 2004 и 2011 гг. только 6% россиян. ^[28] При этом наблюдался довольно высокий процент явки на выборы депутатов Государственной Думы (в 2003 и в 2007 годах: 55, 75% и 63,71 % соответственно) (табл.1). Наиболее глубокий кризис доверия к институту власти отмечался в России в 2011 году: показатель доверия снизился с 40% в 2010 году до 23 % в 2011 году). ^[5]. При этом, как показывают данные таблицы 1, явка на выборы в Государственную Думу РФ в 2011 году составила 60,21 %. Показатели общего доверия к политическим институтам с 2013 года заметно возросли, составив для Государственной Думы в 2015 году 52%. Однако, если брать цифры абсолютного доверия, то для Государственной Думы этот показатель всегда остается довольно низким: от 6 до 15%. ^[29], ^[30]

Та же тенденция роста доверия в России к институтам власти в целом фиксируется в данных глобальных исследований: если в 2014 году общий показатель доверия составлял 27%, то к 2016 году он равнялся уже 53%. ^[31],[32] При этом явка избирателей на выборы депутатов Государственной Думы РФ составила 47,88%, то есть достигла рекордно низкой отметки. Отметим и тот факт, что резкое возрастание доверия к властным институтам в России не может быть объяснено с точки зрения ретроспективной модели голосования, то есть позитивными сдвигами в социально-экономических отношениях: 80% респондентов считают, что с 2014 года начался постоянный рост цен, в целом ухудшилось экономическое положение страны. Приведенные цифры позволяют констатировать отсутствие прямой зависимости процента явки на избирательные участки от уровня доверия к политическим институтам в гражданском обществе.

В отношении мотивации поведения российских избирателей в связи с фактором особенностей политической культуры также можно сделать ряд выводов. Несмотря на то, что 63% рассматривают выборы как необходимый элемент демократического политического процесса, но это знание представляется пассивным и не мотивирует к активной деятельности. ^[33] Так, 59% россиян не испытывают интереса к политике вообще, а 75% россиян не хотят активно участвовать в политике. ^[34] При этом россияне индифферентны не только к процессу, но и к его результату: 24% респондентов не знают, какие партии провели своих депутатов в Госдуму, 41% имеет «приблизительное представление». ^[35]

Среди причин отсутствия интереса к политике и политической активности лидируют две причины (55%): «политика не для рядовых граждан, политикой занимаются власти» (32%) и «все равно изменить ничего нельзя» (23%). ^[34] Отметим, это как самый высокий показатель с 2006 года по числу респондентов, уверенных, что «политика не для рядовых граждан», а также как устойчивую тенденцию отчуждения гражданского общества от политики. Вкупе с констатируемым в ходе исследований ВЦИОМа ростом доверия к президенту, армии и церкви, выделяющихся на фоне других социальных институтов, можно констатировать серьезный упадок гражданского самосознания. Это показатель значительной архаизации политического сознания россиян и рецессии представлений о роли институтов гражданского общества в процессе управления государством. Фоном служит политический и правовой нигилизм, традиционная для российских избирателей уверенность в предопределенности результатов выборов. ^[36]

Расширение архаичного сектора представлений россиян о политике связано и с тем, что само понятие демократии в российском общественном мнении лишено содержания: около 40% респондентов не считают Россию демократической страной, при этом объяснением служит: «демократии нет нигде» (37%) и «наш народ не дозрел до демократии» (31% ответивших). ^[26] Практическим основанием такого устойчивого мнения можно считать низкую оценку российским общественным мнением качества выборов: только 28% респондентов уверены в том, что выборы в России, «как правило, проходят честно, без нарушений». Только четверть опрошенных (25%) однозначно отвергают утверждение, что «как бы человек ни проголосовал, это все равно ничего не меняет». Примерно столько же (29%) не согласны с тем, что «выборы – это обман, все обычно решено заранее» против 36%, которые уверены в обратном. ^[26]

В качестве условной альтернативы демократии и разделению властей, в общественном мнении продолжает доминировать традиционное для политического российского менталитета представление о необходимости «сильной руки» в политической жизни – 77% в этом уверены («нашему народу постоянно нужна «сильная рука»», «бывают ситуации, когда вся полнота власти должна сосредоточиться в одних руках») ^[37], и только 15% убеждены в недопустимости сосредоточения власти в одних руках. В том же архаичном секторе находятся патерналистские настроения среди избирателей: большинство россиян не смогут прожить без опеки и поддержки государства – так считают 74%. При этом парадоксом при таком патернализме выглядит высокий процент опрошенных (66%), ответивших, что стараются жить, надеясь только на себя, стараясь не вступать в контакт с властью. ^[26] Соответственно, реальные результаты экономической политики правительства почти не принимаются во внимание, а процедура выборов превращается в политическую игру, обретение групповой идентичности и т.п., и, в целом, не влияет на реальную жизнь.

Вполне логичной выглядит на этом фоне крайне низкая оценка избирателями своих возможностей влияния на политическую и экономическую жизнь страны: 67% уверены, что они скорее не оказывают и определенно не оказывают никакого влияния. Чрезвычайно низко оценивают респонденты и способность граждан влиять на принятие властных решений – 85% считают, что они «скорее неспособны» и «определенно неспособны» влиять на них. Мнение о том, что в России власть не подотчетна обществу, сегодня преобладает, с этим согласны 60% населения, не согласны 22%, почти столько же (18%) затрудняются с ответом, что можно интерпретировать как отказ отвечать на вопрос. Парадоксальная ситуация складывается при сравнении с возросшими показателями доверия к институтам власти, при том, что единственным механизмом влияния на власть, не считая обращение в СМИ, большинство респондентов считает обращение в суд (41%), а 20% вообще не видят таких механизмов. И только 18% опрошенных видят такую возможность в поддержке определенных политических сил, что косвенно показывает нам процент сознательно голосующих. Таким образом, доминирующей для российского электората является установка, связанная с неверием в возможность повлиять на процесс принятия политических решений и ситуацию в стране в целом. ^[26]

Как отмечалось выше, одним из эффективных механизмов в диалоге гражданского общества с властью является парадигма Web 2.0 и интерактивный режим их взаимодействия. Но модель политического и электорального поведения почти для половины (45%) российских избирателей формируется не через новые информационно-коммуникационные технологии. Главным источником информации о политических событиях в России остается телевидение: 45% смотрят новости и аналитические передачи по ТВ регулярно, еще 47% – от случая к случаю. Примерно для половины населения страны телевидение является практически безальтернативным каналом получения политической информации: 46% «никогда или практически никогда» не читают новости в Интернете, 52% не слушают новости и передачи о политике по радио, примерно столько же (58%) не читают газет и 80% не читают общественно-политических журналов. Наибольший охват аудитории среди российских СМИ, поставляющих информацию о происходящем в стране и мире, имеют четыре государственных телеканала («1 канал», «Россия-1», НТВ и «Россия-24»), что предсказуемо влияет на политическое сознание избирателей. ^[26] При этом возрастные характеристики аудитории уменьшаются при возрастании процента респондентов, использующих для получения политической информации альтернативные источники, сопоставляя их данные. Но именно эта часть электорального корпуса (молодежь в возрасте от 18 до 30 лет) демонстрирует наибольшую отчужденность от электорального участия (около 60% не участвуют в выборах), нигилизм, недоверие к власти. ^{[38],[39],[40]}

Таким образом, нерациональная модель электорального поведения, выраженная и в абсентеистской модели, является достаточно устойчивой и отрефлексированной. Но является ли она протестной или следствием сниженной мотивации политического участия и формируется под влиянием ситуации и случайных обстоятельств?

В качестве иллюстрации можно привести результаты панельного исследования (ВЦИОМ) поведения избирателей на выборах 2011-2012 годов. ^[41],[42] Очевидно разделение электората, демонстрирующего абсентеистскую модель поведения, на две группы: сознательный абсентеистский выбор демонстрируют только 6-9% респондентов, 80% не голосовавших принимают такое решение под влиянием случайных обстоятельств, не имея при этом протестных мотиваций. Так, в исследовании отмечается, что партийные предпочтения не голосовавших соответствуют общероссийскому раскладу. ^[41] Однако отметим, что это негативная форма поддержки власти, базирующаяся не на основе одобрения ее действий, а на основе безальтернативности. И это обусловлено длительным отсутствием изменений политического ландшафта, низким коэффициентом  конкурентной борьбы в рамках предвыборных кампаний. ^[43],[44] Основания своего неучастия в процедуре голосования более трети респондентов-абсентеистов (35%) объясняют «обязательной» фальсификацией выборов, невозможностью изменить выборами неудовлетворительное положение дел в стране. Таким образом, эта часть респондентов реализует условно рациональную модель поведения: невозможность повлиять через выборы на экономическую, политическую, социальную ситуацию в стране делает для них нецелесообразным участие в самой процедуре. Отметим отсутствие устойчивости в позиции у оппозиционно настроенной части абсентеистов: после всплеска протестной активности декабря 2011 – февраля 2013 резко снизился уровень поддержки обществом протестных настроений,  нараставшая в обществе депривация снова приняла латентную форму. ^[42]

Согласимся с выводами автора по результатам исследования: абсентеизм российских избирателей формируется не как действие, имеющее протестный характер, а как ситуативное поведение или бездействие, реализуемое под влиянием случайных факторов и сниженной мотивации к политическому участию.

В целом, абсентеизм электората в период прошедших выборов депутатов продемонстрировал те же черты, что и в предшествующие электоральные периоды, но с тенденцией к явному усилению негативных элементов в отношении отчуждения общества и власти. По-прежнему остаются актуальными для россиян нерациональные модели поведения в электоральный период, в том числе и в форме абсентеизма, при сохранении в массовом сознании индифферентного отношения к политическому процессу и демократическим процедурам. При этом конструктивного осознания связи между собственным электоральным поведением и политической ситуацией в массовом сознании нет. Напротив, можно отметить тенденцию к архаизации политического сознания и отсутствие устойчивой уверенности в содержательной ценности демократии на фоне формального признания большинством необходимости демократических выборов. На выбор модели не влияет колебание уровня доверия к власти или улучшение/ухудшение социально-экономического положения. Модель электорального поведения опосредованно формируется под воздействием традиционных медиа, основной массив которых является государственными; ориентация на новые информационно-коммуникационные технологии, которые вырабатывают активные формы расширения гражданского участия в управлении и механизмы контроля над властными институтами отсутствует.

Добавим также, что абсентеизм не является и выражением поддержки власти и существующих принципов управления, что было поднято на щит представителями «партии власти» после выборов депутатов Государственной Думы VII созыва. Российская модель абсентеистского поведения в качестве доминанты имеет уверенность в отсутствии связи собственного участия в демократических процедурах с формированием выборных институтов власти и действиями власти в широком смысле. Второй доминантой является осознание бессилия гражданского общества путем формальных процедур повлиять на власть в силу ее неподконтрольности и неподотчетности обществу, инициировать значимые сдвиги в социально-экономическом развитии страны.

Фактически в представлении россиян сложились две реальности. Одна формируется на уровне активной политики властью, автономной от общества, успешно канализирующей депривацию в обществе педалированием внешних факторов. Другая – это собственно жизнь общества, зависимая от властного давления, которое снижается самим обществом путем минимизации контактов с властью. И выборы в этом случае не рассматриваются как механизм взаимодействия власти и общества, тем более как механизм оказания влияния на власть или средство изменения неудовлетворительной экономической или политической ситуации, а становятся очередным симулякром политического постмодерна и карго-культом современной российской демократии.