Страшный суд философии

Варава Владимир Владимирович доктор философских наук профессор, кафедра философии и теологии, АНО ВО "Московский православный институт св. Иоанна Богослова" 127030, Россия, г. Москва, пер. Чернышевского, 11 А Varava Vladimir Vladimirivich Doctor of Philosophy Professor, Department of Philosophy and Theology, Moscow Orthodox Institute of St. John the Theologian 127030, Russia, g. Moscow, per. Chernyshevskogo, 11 A vladimir_varava@list.ru

Такое название статьи родилось из слов вступления Алексея Сергеевича Нилогова под названием «Реванш философии» к третьему тому его проекта «Кто сегодня делает философию в России» ^[1]. Проекта, нужно сказать, беспрецедентного, как по масштабности, так и по дерзновенности и какой-то отчаянной смелости. Кто-то сказал, что этим он уже обессмертил свое имя, намного обойдя тех, о ком, собственно говоря, и идет речь в этой антологии. И если потомкам и суждено в будущем что-то узнать о философии нашего времени, то узнавать они это будут из этой работы Нилогова.

Предпринятое философское дело А. С. Нилогова действительно заслуживает самого пристального внимания. Особенно со стороны тех, кто считает себя философом. Однако наличная ситуация далека от этого. Некоторые просто возмущены и самим проектом, и подбором авторов, и личностью составителя, и авторской философией антиязыка. А многие, не найдя свою персону ни в одном из трех томов, просто-напросто игнорируют этот проект. Но лучше ли это для общего дела – развития отечественной философии? Не честнее ли поступают те, кто в пух и прах разносит это амбициозное мероприятие?

Сложившаяся ситуация, увы, свидетельствует лишь о крайне болезненной, какой-то предельно нервической реакции на все то, что связано с философией в российском философском сообществе. Такое ощущение, что наши профессиональные философы получили некогда жуткую, почти смертельную, травму, которая дает о себе знать, стоит лишь к ней прикоснуться. Только вот непонятно, кто им эту травму нанес? Конечно, речь не идет о всех современных отечественных философах, среди которых есть и сочувствующие философии люди.

Своим предприятием А. С. Нилогов коснулся вот этого болезненного места российского философского самосознания, которое забурлило, закипело, зашипело… Хотелось бы большего, но уже и это хорошая прививка от погружения в беспамятство, которое стало грозить нынешней философии в России. Что касается подборки авторов, то об этом сам Алексей Нилогов в беседе с Ольгой Баллой высказался вполне определенно, заявив свой подход таким образом: «В проект «Современная русская философия» отбираются наиболее интересные философские концепции, у которых большой запас философской вопросительности – концептуальной фундаментальности. Поскольку это авторское предприятие, постольку выборка полностью лежит на моей безответственности. Я привлекаю к проекту тех здравствующих авторов, кого считаю нужным оставить в истории русской философии, воплощая категорический исторический императив» ^{[2, с. 516-517]}.

Довольно претенциозное заявление, поскольку история сама все расставляет и оставляет, кого хочет на основаниях, ей одной ведомых. Однако, человек, который ощущает «категорический исторический императив» по отношению к истории русской философии в один из наиболее непростых, смутных и даже драматических ее периодов, не может не вызвать одобрения и поддержки. В этом смысле проект А. С. Нилогова – это своего рода вызов современным философским институциям, закостеневшим и одряхлевшим, если не сказать более жестко – умирающим. Одно дело – живой философский процесс, рассеянный в никому не ведомых обителях духа, другое – осевший в госструктурах (научных и образовательных). Возможно, для них и настал тот самый страшный суд, о котором и говорится в предисловии к третьему тому: «Перед той грядущей философией, которую всегда ожидают как страшного суда…» ^{[1, с. 11]}.

А может не только для них, а для всех нас? Философия действительно есть самое страшное, поскольку ее суд это и есть суд истины, которого боятся смертные, убегая в уютные и насиженные места науки и религии, но чаще сегодня в масскульт и гипермаркет. Но способна ли сегодня философия на такую миссию?

Зная традиционную нелюбовь к философии в России со стороны государства, церкви и обывателей, и, как это ни парадоксально, со стороны институализированной официальной философии, подобное мероприятие можно оценить не только как жест, амбицию, претензию, но и как реальное философское подвижничество. Философия в авторском замысле – это то, что может противостоять уже не только официальным философским структурам, но самому вопиюще нефилософскому духу времени, погрязшему сегодня в весьма недостойных для человека вещах.

Теперь уже нужно говорить обо всех трех томах как о едином воплощенном замысле (см. также ^[3]). Каждый том имеет свои особенности, однако в целом сохранена общая структура и посыл, поэтому это три ипостаси одной сущности. Как точно сказал, увы, ушедший в прошлом году из жизни С. В. Роганов по поводу первого тома, Алексей Нилогов предлагает «прикоснуться к процессам прорисовывания контуров будущей отечественной философии» ^{[1, с. 684]}. Здесь каждое слово адекватно описывает ситуацию: процесс прорисовывания контуров будущей отечественной философии. Это значит, что, по крайней мере, предшествующий ее период окончен, но с ним не наступила чаемая многими «смерть философии». Здесь мы является свидетелями некоего таинственного процесса зарождения, зачинания, зачатия будущей философии.

Причем, что важно: это зачинание свершается не только молодыми по возрасту людьми, но, по воле собирателя персонажей этого интеллектуального пира, во многом людьми старшего поколения. Главный критерий – проверка на философскую прочность и эвристичность, наличие неумирающего духа философии. И заслуга автора в том, что он как раз и показал, что во многих наших метрах философии жив этот неугасимый пламень философской страсти, подлинный философский эрос, который с годами не проходит, но становится только сильнее. Это развеивает наивный тезис рационалистического оптимизма о том, что философия – это дело молодое.

Философия – это не молодое (не только молодое), но вечное человеческое дело. Энтузиазм философского труда присущ тем, кто навсегда подвязался на этой странной, на первый взгляд, не приносящий никаких результатов, ниве.

Хотелось бы еще привести мнение некоторых коллег, написавших рецензии на первые два тома и отметивших уникальность данного проекта. И. Джадан: «Это «долгожданный шаг в развитии философствования о философии. …. С точки зрения концептуальной новизны нилоговский проект выглядит уникальным не только для русской философии, но и для мировой» ^{[1, с. 716-717]}; Ф. Гиренок: «Главным интеллектуальным событием года считаю выход книги Алексея Нилогова «Кто сегодня делает философию в России». Книга вызвала живое обсуждение в нашей философской среде. Проект Нилогова провоцирует ревизию того, что было сделано в отечественной философии в постсоветское время» ^{[1, с. 683]}; А. Смирнов: «Избранный жанр проекта – философская журналистика – вынужденно неизбежен. Но тем самым достигнута открытость – как обычно говорится в аннотациях – «для широкого круга читателей». Книгу просто интересно читать. А вскоре ожидается и продолжение – второй том. Так что в определенном смысле проект «Современная русская философия» активно способствует проявлению отечественной мысли в общественном контексте» ^{[1, с. 673]}; С. Костырко: «…один из самых монументальных издательских проектов в нашей интеллектуальной литературе» ^{[1, с. 674]}; В. Орлова: «Это своеобразная «Фабрика звезд», желающая представить читателю философов, вытащив их из академических кабинетов в более широкий контекст» ^{[1, с. 677]}; Д. Давыдов: «…подготовленный Алексеем Нилоговым сборник – событие в отечественной культуре» ^{[1, с. 680]}; В. Красиков: «…книга «Кто сегодня делает философию в России» представляет собой настоящий интеллектуальный бестселлер. Книга беспрецедентна по заряду энергии, живости, проблемности, конфликтности и потенциальной креативности. …она провокативна, ярка и занимательна, чем и отлична от многих скучнейших и вымученных монографий» ^{[1, с. 694]} и др.

Этих высказываний вполне достаточно, чтобы оценить философский уровень проекта А. С. Нилогова, его оригинальность и, как пишут в авторефератах диссертаций, новизну. Безусловно, что проект имеет неоспоримую ценность, и заслугу автора перед отечественной философией трудно переоценить. Подобного в истории нашей философии вообще никогда не было. И возможно (хотелось бы надеяться), что это предприятие как-то активизирует работу именно русской философии, которую, как хорошо известно, нужно временами пробуждать. Но уж если она пробуждается, тогда ее вброс в мировое философское пространство сокрушителен и неоспорим.

Следует признать, что для активизации философского процесса в России последних десятилетий проект Алексея Нилогова беспрецедентен. Без преувеличения можно сказать, что на одной чаше весов – бесконечные конференции, конгрессы, монографии, словари, справочники, учебники, диссертации, статьи, круглые столы, посвященные русской философии или философии в России, на другой – проект «Кто сегодня делает философию в России». Это даже как-то немыслимо, невероятно, удивительно, кощунственно, абсурдно... Но это действительно так.

Автор поставил, как говорится, вопрос ребром. Причем, ни у кого не спрашиваясь и не получая никаких разрешительных грамот и доверительных писем. Просто вот взял и поставил вопрос о современной русской философии. И это резануло, больно ударило, взорвало и, надеюсь, все-таки прорвало застывшее в своей нарциссической самодостаточности современное философское сообщество в России.

Вообще-то вопрос о нужности/ненужности философии в чистом виде есть только русский вопрос. Он, конечно, сам по себе странен, ибо разве можно заставить служить какой-то пользе духовную, творческую, метафизическую потребность и способность? Но в России такой вопрос возникает периодически, возник он и сейчас в период победившего консерватизма и потребительства. Почему-то эти вещи очень хорошо уживаются в умах и телах современников. И за этим вопросом стоит не просто утилитарный, но сущностно экзистенциальный вопрос об судьбе России.

Философия сейчас как бы никому и не нужна: ни властям, ни церкви, ни точечным специалистам-ученым, ни, тем более, обывателям. Такое ощущение, что сегодня как-то особенно не нужно философия. О чем это говорит? Если это правда, тогда нам конец.

Однако проект А. С. Нилогова и показывает, и доказывает, что вроде бы не конец. Есть еще отважные и отчаянные рыцари философии. И этого вполне достаточно. Можно ли от них чего-то ожидать, какого-то влияния на власть, общество и культуру, как ставит в своих интервью вопрос Нилогов? Трудно сказать. Но хорошо, что они просто есть. Есть те, кому дорога философия, само ее имя, которые считают философию самым важным делом в жизни, поскольку это их дело. Энциклопедия Алексея Нилогова показывает этих людей. И причем не как какой-то вид отмирающей породы, а как вполне ответственное, самостоятельное, здравое явление.

Расположив участников проекта в алфавитном порядке, его автор сознательно отказывается от принципа авторитарности, обязательном в академической среде. Это очень хорошо работает, поскольку представляет картину современной философии: однозначные авторитеты смиренно соседствуют со своими не очень известными собратьями. Иерархия всегда субъективна; здесь же дано слово самой истории свершить свой суд, поскольку любая прижизненная иерархия авторитетов может быть переформатирована самым неожиданным образом после их смерти. Главное – выборка авторов. И, нужно сказать, что интуиция составителя не подвела уже при составлении первого тома: если «посмертная слава» является показателем значимости мыслителя, то Георгий Гачев и Александр Пятигорский – яркое тому доказательство.

Пожалуй, это самый демократический ход составителя («образцовый постмодернистский метатекст» по выражению Д. Давыдова), открывающий какой-никакой, но все-таки объективный ландшафт современного философского интеллектуализма.

Вообще, как ни странно, вот такой алфавитный порядок, уместный в словарях и энциклопедиях исключительно справочного характера, напоминает метод выдающегося отечественного ученого-монаха митрополита Евгения (Болховитинова), который был применен им при составлении своего, теперь уже знаменитого и по достоинству оцененного «Словаря исторического о бывших в России писателях духовного чина Греко-Российской Церкви». Прославленный ученый-иерарх расположил строго в алфавитном порядке двести пятьдесят имен без какого-то выделения их статуса и значимости для духовной культуры. Вот поэтому перед святыми равноапостольными «учителями словенскими» братьями Кириллом и Мефодием стоит мало кому известный иеромонах Милетий, а после Максима Грека следует также малоизвестный архимандрит Манасий Максимович. А ведь при жизни Е. Болховитинова упрекали как раз за такую сугубо эмпирическую форму подачи материала, за отсутствие «систематического взгляда» и вообще идейности. По этому поводу философ Петр Калитин (тоже, кстати, участник проекта А. Нилогова) пишет: «Так ли уж он [Е. Болховитинов] прост со своим алфавитным нагромождением историко-культурных фактов, если они способствуют пробуждению читательской мысли и служат отправной точкой для ее вдохновения» ^{[2, с. 6]}.

Вот это «пробуждение читательской мысли» и, есть, пожалуй, главное достоинство и достижение проекта Алексея Нилогова.

Конечно, мысли пробуждаются, и не только мысли позитивного и обнадеживающего характера о наличном философском процессе, которые были озвучены выше. Действительно, с одной стороны, налицо большое количество философов, философских идей и текстов, которое должно вроде бы радовать. Но оно почему-то пугает и, когда начинаешь мало-мальски анализировать корни этого испуга, то понимаешь, что дело здесь в явном переизбытке и очевидном перепроизводстве философской продукции. Видно, что в философию проникли смертоносные для нее вещи: научность, эрудизм, интеллектуализм и т.д. Поэтому такое обилие текстов почти при полном отсутствии главных текстов. И тогда понимаешь нехватку именно философии, философии чистой, как родниковая вода. Именно такой философии и не хватает. Но ведь ее всегда не хватает, как всегда не хватает веры, надежды, любви и других главных вещей нашей жизни, без которых люди как-то умудряются жить. Это, конечно, ненормально, неправильно, но такова «анормальная норма» человеческого существования, и наше время, увы, не исключение.

Если принять данный проект в качестве картограммы современной отечественной философии, ее интеллектуального ландшафта, или, философского mapping’a, то вольно-невольно становится ясным, что это по преимуществу не русская философия, а русскоязычная или точнее философия на русском языке.

Ахиллесовой пятой такой русскоязычной философии является маниакальная зякоренность на «языке», которая и создает наибольшую сумятицу и неразбериху в современном философском дискурсе. Проблемы языка не существует для того, кто этот язык любит и может вполне адекватно и изящно выражать себя на нем без того, чтобы вызывать чувство отторжения и неприятия. В этом смысле нет никакого особого языка философии, потому что для философии главное мысль, а не язык. И если мысль философски сильная, она всегда найдет для себя проход через язык. М. Хайдеггер сыграл злую шутку с интеллектуалами от философии XX века, заведя их в темный лес языка, из которого сам-то вышел на светлый простор своего мыслительного гения, сформулировав ясные как божий день философские основоположения, которые непонятны навсегда погрязшим в языке бесконечным исследователям и комментаторам.

Вот они и множат сущности, порождая темный, неудобоваримый, труднопостигаемый и убийственно наукообразный лес понятий и категорий, не имеющих отношения ни к чему действительно существенному. Прежде всего, человеку, к его положению в мире и бытийному уделу. Это, кстати, одна из причин того философского затмения, о котором не перестают говорить влиятельные западные философы XX в. Чего только стоит высказывание Э. Левинаса, крупнейшего именно философа: «Итак, наш век станет для всех концом философии!» ^{[4, с. 9]}.

Конечно, трудно понять, что язык – это своего шлак и балласт, от которого необходимо избавляться, как от простуды, чтобы он не препятствовал проходу к главному. Ибо философию всегда волнует «высшее и предельное»; все остальное может быть отброшено за борт, в маргинальные окопы «прикладной философии». И уж если и есть проблема языка для философии, то эта проблема в том, что язык должен восприниматься в качестве врага и препятствия для философии. Язык сам по себе в своей «органике», так же как и организм человека не может быть «предметом» философии. Только человек и его мысль, а не организм и его язык. И, возможно, что сама философия антиязыка самого А. С. Нилогова есть бессознательная интенция борьбы философии против языка...

При обзоре трехтомника нельзя обойти стороной то неприятное хмурое ворчание некоторых отечественных «метров философии» по поводу отсутствия оригинальности или даже самого факта русской философии. Вряд ли такие рассуждения кого-то вдохновят на философскую работу, особенно среди молодых, ищущих, стремящихся к истине людей. Могильщиками философии часто являются не только деканы философских факультетов, то есть чиновники, но сами представители философского цеха, почему-то отказывающие в праве на существование отечественной философской традиции. Мотивируется это инкриминированием русской философии отсутствие профессионализма, что на самом деле означает нежелание признать за ней иной, не-западный метафизический этос. Такой вот «философский профессионализм» просто отпугивает от философии за версту. Да и вряд ли кому-то всерьез нужна такая философия, только зря использующая священное слово для обозначения, как правило, научных, или наукообразных не-философских интересов.

Выпадки против русской философии всегда крайне тенденциозны, и вряд ли отражают реальное положение дел в современной русской философии. Но здесь снова заслуга автора проекта, который дал возможность высказывания различным точкам зрения (если обозреть все три тома), выявив ершистый и часто малопонятный ландшафт современной мысли. Большинство озабочены своими мелкими научными заботами из различных сфер, и в какое-то философское целое они не складываются. Вряд ли человек посторонний, так сказать не принадлежащий философскому сообществу, сможет внятно после ознакомления с этой «палитрой» сказать, что же такое философия вообще. Но отрицательный результат часто гораздо ценнее.

Позволю себе замечание личного характера. Если бы название книги было сформулировано несколько иначе, а именно, не «Кто сегодня делает философию в России?», а «Кто сегодня делает русскую философию?», или даже так: «Кто сегодня продолжает дело русской философии?», то, думаю, что книга получилось бы содержательней и многогранней и в плане людей, и в плане идей. Да, просто, философичней. Тем более, что проект, в рамках которого осуществляется издание, называется «Современная русская философия».

Сформулировав вопрос именно таким образом, то есть о «философии в России», а не о «русской философии», автор вольно-невольно, но отрывает широкие ворота тем, кто к русской философии уж точно никакого отношения не имеет, поскольку просто-напросто ее не видит, не признает, не понимает, или не хочет, отдавая традиционную дань комментаторству в его различных ипостасях – от необходимой профессиональной переводческой работы (преимущественно западноевропейских философов) до откровенного эпигонства тем конфигурациям философских структур, которые не имеют никакого метафизического резонанса с глубинными пластами отечественной философской мысли.

Но автор волен в рамках своего проекта делать, что пожелает. В целом, нужно сказать, что проект А. С. Нилогова представляет собой знаменательное явление – оригинальное, эвристичное, обладающее той самой философской прочностью, которой он сам руководствовался при отборе авторов.

Возвращаясь к последнему третьему тому, нужно сказать, что он имеет свои особенности по сравнению с первыми двумя. Он, прежде всего, гораздо объемнее. В перечне авторов – П. С. Гуревич, С. С. Неретина, А. П. Огурцов, Л. Н. Столович, Н. В. Мотрошилова, А. В. Ахутин, О. И. Генисаретский, В. К. Кантор, В. А. Подорога, В. Н. Сагатовский, К. А. Свасьян, В. С. Степин, С. С. Хоружий и другие. Можно сказать, что охвачен, конечно, не полностью, элитарный слой отечественной философии, представленный важными именами старшего поколения. Действительно, эти люди всю жизнь честно делали философию и продолжают это делать. И по их работе и нужно судит об уровне философской культуры в России.

Основные вопросы, как и в прошлых томах, касаются профессиональных интересов интервьюируемых при сохранении главного вопроса о современной отечественной философии. Добавились вопросы остро политические. Интересно сформулирован вопрос о литературоцентризме русской философии: «Можно ли считать русскую философию избыточным продуктом русской литературы?» Сам этот вопрос может стать предметом отдельного большого исследования, поскольку не все в русской философии литературоцентрично, и не все литературное философично. Широкий размах только вредит и философии, и литературе. Здесь необходим достаточно тонкий точечный анализ, и так сформулированный вопрос подталкивает к этому.

Будет ли современная русская философия когда-нибудь «публичным делом» (в смысле позитивного влияния на общество)? Сказать невозможно. Но многие ждут именно этого от современной философии. Не будем же и мы терять надежды.

Так или иначе, но заслуга Алексея Сергеевича Нилогова, собирателя современной русской философии, «Диогена Лаэртского нашего времени» (по словам Олега Фомина) в том, что своей работой он показал, что такие вещи как голод по бытию и тоска по истине – неизбывные спутники человека, человека философствующего, поскольку лишь в таком качестве он и может быть человеком. Вновь возникает вопрос: «Что же такое философия?» И хорошо, что возникает, ибо пока он есть – мы люди.