Придание обратной силы уголовному закону в отношении преступлений агрессии: исторический и международный аспекты

Багандова Лейла Закировна ORCID: 0000-0001-5060-9015 Младший научный сотрудник научно-организационного отдела; Институт государства и права Российской академии наук 119019, Россия, г. Москва, ул. Знаменка, 10, каб. 207 Bagandova Leila Zakirovna Junior Researcher of the Scientific and Organizational Department; Institute of State and Law of the Russian Academy of Sciences 119019, Russia, Moscow, Znamenka str., 10, room 207 leyla.bagandova@mail.ru Другие публикации этого автора

Действие уголовного закона во времени - вопрос, остро стоящий перед правоприменителями, когда речь идет о жизни, здоровье людей, а также мире и безопасности человечества. Запрет обратной силы закона вытекает еще из эпохи римского права, когда в основу законодательства ложился принцип nullum crimen sine lege. Этот принцип в дальнейшем стал основой формирования англосаксонской системы права будучи закрепленным сначала в Великой хартии вольностей 1215 г., а затем и в Билле о правах 1689 г., хотя на практике прецедентное право, характерное для стран общего права, не предполагает строгого соблюдения принципов непридания обратной силы закону ^[1]. Так, в 1991 г. в Великобритании был принят Закон о военных преступлениях, по которому лица, на тот момент не являющиеся подданными или резидентами Великобритании, но позднее приобретшие соответствующий статус, могут быть подвергнуты суду за совершение преступлений в нацистской Германии или на оккупированной немцами территории во время Второй мировой войны ^[2]. Одним из видов преступлений, вопрос о применении обратной силы уголовного закона к которым остается не до конца решенным, являются преступления против мира и безопасности человечества, в частности, преступление агрессии.

Применение обратной силы уголовного закона по отношению к преступлениям агрессии является сложным юридическим вопросом, который пересекается с принципами международного права, в частности с принципом законности, который запрещает ретроспективное применение уголовного законодательства. Эта тема особенно актуальна в контексте Международного уголовного суда (МУС) и его юрисдикции в отношении преступлений агрессии, как это определено в Римском статуте. Правовая природа Римского статута неоднозначна, что затрудняет разрешение рассматриваемого вопроса в отношении преступления агрессии. Неясно, является ли Статут материально-правовым, непосредственно устанавливающим преступления, которые он определяет, или юрисдикционным, просто очерчивающим предметную юрисдикцию МУС в отношении преступлений, определенных в других разделах обычного международного права. Эта двусмысленность влияет на то, могут ли подсудимые оспаривать законность обвинений на основании их соответствия обычному праву. Поправки, внесенные в Кампале, не устранили эту двусмысленность, что еще больше усложняет применение статьи 8 бис, в которой дается определение преступления агрессии ^[3].

Принцип законности требует, чтобы уголовное законодательство было четким и не имело обратной силы. Этот принцип создает значительные трудности для судебного преследования за преступления агрессии в рамках юрисдикции МУС. Одной из основных проблем является потенциальное ретроактивное применение преступления агрессии, которое может возникнуть, если юрисдикция МУС в отношении физического лица будет установлена только после совершения предполагаемого преступления. Эта проблема считается более серьезной, чем проблемы неясности определения агрессии или ее признания в соответствии с обычным международным правом.

Согласно нормам российского уголовного законодательства, к совершенному преступлению применяется уголовный закон, действующий в момент совершения такого преступления. Обратная сила применения уголовного закона по общему правилу не допускается, за исключением случаев, когда новый уголовный закон декриминализирует деяние, смягчает наказание либо иным образом улучшает положение лица, совершившего преступление. В Уголовный кодекс РФ (далее - УК РФ) нормы о преступлениях против мира и безопасности человечества были введены в 1996 г., их содержание было практически полностью идентично содержанию Приговора Нюрнбергского Трибунала, а также некоторым имеющимся конвенционным нормам (например, норма о геноциде). В отношении данного рода преступлений действует принцип универсальной юрисдикции, что не исключает возможности национальных судов считать себя полномочными в вынесении решений в отношении виновных в актах геноцида, даже если этот акт был совершен не на территории соответствующего государства и не его гражданином. Значит, статьи 353-361 УК РФ могут применяться и в отношении деяний, совершенных за пределами Российской Федерации иностранными гражданами и лицами без гражданства. В части 5 статьи 77 УК РФ говорится, что сроки давности к преступлениям против мира и безопасности человечества не применяются.

Актуальность рассмотрения настоящего вопроса обусловливается тем, что по вопросу обратной силы уголовного закона применительно к преступлениям против мира и безопасности человечества, к которым относится и планирование, подготовка, развязывание и ведение агрессивной войны, уголовное законодательство не дает разъяснений, а сама проблема находит свое отражение в немногочисленных научных работах. Так, данный вопрос исследовали такие ученые, как А.Н. Савенков ^[4], А.А. Тунян, Т.Г. Ежова ^[5], Н.Н. Полянский, С.М. Кочои ^[6].

В то же время судами выносятся решения, определяющие расправы и насилие над гражданским населением во время Великой Отечественной войны как геноцид спустя почти столетие после того, как эти события имели место быть. Так, Смоленский областной суд признал массовые убийства и насильственные перемещения мирных жителей и военнопленных, совершенные на данной территории фашистскими захватчиками в 1941-1943 годах, фактом геноцида (Суд признал геноцидом массовые убийства населения Смоленской области в годы ВОВ [Электронный ресурс] // URL: https://tass.ru/proisshestviya/18309343 (дата обращения - 20.12.2024 г.). Московский областной суд признал геноцидом преступления против мирного населения Подмосковья, где количество жертв в период оккупации 1941-1942 годах составило 26 тысяч человек (Суд признал действия гитлеровцев в Подмосковье во время оккупации геноцидом [Электронный ресурс] // URL: https://ria.ru/20230724/genotsid-1885977577.html (дата обращения - 20.12.2024 г.). Следственными органами также ведется работа по выявлению фактов геноцида и возбуждению уголовных дел в связи с выявленными обстоятельствами: заочно было предъявлено обвинение в совершении геноцида мирного населения Украинской ССР бывшему военнослужащему СС «Галичина» (ГСУ СК: националисту Гунько заочно предъявлено обвинение в геноциде [Электронный ресурс] // URL: https://rapsi-pravo.ru/incident_news/20231020/309321430.html (дата обращения - 02.05.2024 г.).

Рассуждая о возможности придания обратной силы нормам о преступлениях против мира и безопасности человечества, представляется необходимым обратиться к процессу, где впервые была реализована идея об индивидуальной уголовной ответственности за военные преступления в рамках международного права - Нюрнбергскому трибуналу. Факт его создания, основания его функционирования, текст Устава породили немало дискуссий о том, что это является своего рода прецедентом обратной силы уголовного закона. В начале судебного разбирательства стороной защиты был заявлен отвод Трибуналу в связи с отсутствием у последнего юрисдикции осуществлять правосудия над немецкими гражданами, а также в связи с тем, что применяемый Трибуналом закон являлся ex post facto. Защита утверждала, что до начала Второй Мировой войны агрессивная война не рассматривалась как преступление в международном праве, обеспечение мирного сосуществования государств и народов до 1939 г. основывалось на системе коллективной безопасности против агрессора. При этом действующее на тот момент международное законодательство не содержало положений об уголовной ответственности государства как корпоративного органа и отдельных государственных органов, таких как глава государства, члены правительства, военное командование и т.д. ^[7] Отклоняя заявленное ходатайтство, Трибунал определил, что доводы стороны защиты являются несостоятельными ввиду противоречия статье 3 Устава Трибунала. Главный прокурор Соединенного Королевства в своей речи утверждал, что агрессивная война уже давно признана преступлением, в связи с чем вопрос о придании обратной силы закону не ставится.

Во время работы Токийского Трибунала вопрос о придании обратной силы законам ставился так же остро. Соглашаясь с мнением большинства, судья А. Бернар утверждал, что агрессивная война преступна согласно постулатам естественного права, такая война всегда была и есть преступлением в глазах разума и всеобщей совести ^[7]. Судья Б. Ролинг отрицал, что агрессивная война была признана преступлением в Пакте Бриана-Келлога, однако, не выражал сомнений в необходимости осуждения преступников: «Нет никаких сомнений в том, что державы, одержавшие победу в "справедливой войне" и как таковые ответственные за мир и порядок в дальнейшем, имеют, согласно международному праву, право противодействовать элементам, представляющим угрозу этому вновь установленному порядку, и имеют право в качестве средства предотвращения повторения серьезных конфликтов добиваться удерживания под стражей соответствующих лиц» ^[8].

В результате была выработана следующая позиция: придание обратной силы международно-правовым и уголовно-правовым нормам в отношении нацистских преступников за совершенные ими преступления во время Второй мировой войны оправдано и не является отступлением от норм международного права. Н.Н. Полянский писал: «положения, что уголовный закон не может иметь обратной силы вовсе не имеет абсолютного значения. Оно перестает действовать, когда законодатель находит нужным по тем или иным исключительным соображениям отменить его. В области международных отношений, где закон уступает место договору, это может сделать договор или соглашение». И.И. Лукашук, напротив, писал, что функционирование Нюрнбергского Трибунала является нарушением принципов «nullum crimen sine lege» «по крайней мере, в отношении ответственности отдельных лиц за преступления против мира, державы, подписавшие Лондонское соглашение, скорее создали новые, а не применили существовавшие нормы права» ^[9].

Преступления, в которых обвинялись нацисты, безусловно, являлись нарушением норм международного гуманитарного права, в частности, эти деяния являлись преступлениями по национальному законодательству ряда государств. Так, указом Президиума Верховного Совета СССР установлено, что убийства и истязания над гражданским советским населением являются преступлениями, за которые «фашистские злодеи» будут подвержены наказанию в виде смертной казни (Указ Президиума ВС СССР от 19.04.1943 № 39 «О мерах наказания для немецко-фашистских злодеев, виновных в убийствах и истязаниях советского гражданского населения и пленных красноармейцев, для шпионов, изменников родины из числа советских граждан и для их пособников»). Такие деяния совершались в рамках развязанной Германией агрессивной войны. Факт преступности этих деяний нацистами осознавался. В связи с этим, обратная сила закона в данном случае является механизмом привлечения виновных к ответственности и применения конкретных уголовных санкций. С учетом тяжести содеянного нацистами это отступление от принципа запрета обратной силы закона оправданно.

Вопрос об обратном применении уголовного законодательства впервые был поднят в делах «Колк и Кислый против Эстонии» (Kolk and Kislyiy v. Estonia (dec.), ECHR, nos. 23052/04 and 24018/04, 2006-I.) и «Пенарт против Эстонии» (Penart v. Estonia, decision (inadmissible) of 24.1.2006, ECHR, application No 14685/04.). Оба дела касались ретроактивного применения уголовного законодательства к преступлениям против человечности. В первом случае заявители были привлечены к участию в судебном процессе. Суд рассмотрел вопрос о том, должны ли были заявители осознавать, что их действия представляют собой преступления против человечности, и пришел к выводу, что, как указано в Нюрнбергском процессе, Устав не устанавливает временных ограничений для преступлений против человечности. В частности, Нюрнбергский процесс проиллюстрировал ретроактивное применение уголовного законодательства в отношении международных преступлений.

Несмотря на то, что Нюрнбергский трибунал был учрежден для суда над лицами, совершившими ужасные преступления во время Второй мировой войны, в Уставе прямо говорилось, что Трибунал обладает юрисдикцией в отношении преступлений против человечности, которые были совершены задолго до 1939 года. Более того, универсальная значимость принципов, касающихся преступлений против человечности, была впоследствии подтверждена, в частности, резолюцией № 95 Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций. Наций, принятая в 1946 году. В результате не имеет значения, были ли эти действия совершены в соответствии с советским или эстонским законодательством, поскольку они представляют собой преступления против человечности по международному праву.

Таким образом, дела были признаны неприемлемыми, поскольку не было выявлено явного нарушения статьи 7 ЕКПЧ, а жалобы были необоснованными. Кроме того, Эстония ратифицировала Конвенцию о неприменимости срока давности к военным преступлениям и преступлениям против человечества и, следовательно, была обязана претворять в жизнь ее принципы.

В деле Мактуф и Дамьянович против Боснии и Герцеговины (ECHR, Maktouf and Damjanović v. Bosnia and Herzegovina [GC], Nos. 2312/08 and 34179/08, 18 July 2013.) заявители были осуждены за военные преступления против гражданского населения, совершенные во время войны 1992-1995 годов. Они не оспаривали законность вынесенных им приговоров за военные преступления, но оспаривали свои приговоры, утверждая, что уголовный кодекс 2003 года был применен к ним задним числом, что привело к более суровым приговорам, чем если бы был применен Уголовный кодекс 1976 года. Европейский суд отметил, что, поскольку существовала реальная возможность обратного применения Кодекса 2003 года в отношении заявителей, неблагоприятное положение с точки зрения вынесения приговора заключалось в том, что заявителям не были предоставлены эффективные гарантии от назначения более сурового наказания. Соответственно, в конкретных обстоятельствах дел заявителей имело место нарушение статьи 7 ЕКПЧ; Европейский суд подчеркнул, что в его заключении не указывалось на то, что следовало назначить более суровые наказания, а просто на то, что должны были быть применены положения Уголовного кодекса 1976 года о назначении наказания.

На наш взгляд, проблема придания обратной силы уголовного закона в отношении международных преступлений возникает прежде всего из-за конкуренции принципов уголовного закона: справедливости и законности. Запрет обратной силы прямо вытекает из принципа законности, это один из корпускулов ядра принципа верховенства права. С точки зрения настоящего принципа, закон не может быть нарушен, если в момент своего совершения деяния оно считалось непреступным. В данном случае интересной представляется доктрина Кельзена, который высказал позицию о правильности применения ретроактивного подхода к преступлениям, угрожающим миру и безопасности человечества. По его мнению, существует несколько видов ретроактивных норм: новая норма криминализирует деяние, которое ранее не порицалось и считалось непреступным, и новая норма, наоборот, устанавливает ответственность за совершение деяния, противоречащего морали и более строгим высшим нормам. В случае с международными преступлениями, осуждению за совершение которых подвергались высшие должностные лица Германии, объективно применяется второй вид ретроактивной нормы. Следовательно, принцип законности в данном случае может быть ограничен принципом справедливости.

Исходя из рассмотренных положений практики международных судов, доктринальных позиций конкретно по аспектам международных преступлений и преступлений агрессии, в частности, можно прийти к выводу, что представляется правильным нормативное закрепление соответствующего положения в национальном уголовном законодательстве, в частности, в статье 10 УК РФ, где обозначалась бы возможность применения обратной силы уголовного закона применительно к преступлениям против мира и безопасности человечества. Расширение дефиниции данной нормы упростило бы также уголовно-процессуальную деятельность в контексте возбуждения уголовных дел по данным обстоятельствам и их расследованию ^[10].