Анализ условий реализации в России экосистемного подхода в экономике

Розин Вадим Маркович доктор философских наук главный научный сотрудник, Институт философии, Российская академия наук 109240, Россия, Московская область, г. Москва, ул. Гончарная, 12 стр.1, каб. 310 Rozin Vadim Markovich Doctor of Philosophy Chief Scientific Associate, Institute of Philosophy of the Russian Academy of Sciences  109240, Russia, Moskovskaya oblast', g. Moscow, ul. Goncharnaya, 12 str.1, kab. 310 rozinvm@gmail.com Другие публикации этого автора

В поисках средств, обещающих дальнейшее развитие и повышение эффективности экономики, исследователи в последнее время обратили внимание на экосистемный подход и дискурс, которые только складываются. Особенности этого подхода, именно в экономике, рассмотрены в интересной статье Е.А. Третьяковой и Е.Н. Фрейман «Экосистемный подход в современных экономических исследованиях» ^[7]. Они довольно подробно охарактеризовали экосистемный подход: необходимость объединения систем, которые могут органично взаимодействовать друг с другом, эмерджентный эффект, возникающий от подобного объединения, рассмотрение экосистем не только в логике системного, но и средового подходов, процессы самоорганизации и «рационального симбиоза», присущие экосистемам, необходимость устанавливать новые отношения с объемлющими системами управления. В то же время экономику авторы рассматривают как бы по умолчанию, это вроде бы всем понятная реальность. Вводя понятие «экономических экосистем», Третьякова и Фрейман приписывают им основные характеристики, вытекающие из экосистемного подхода, по сути, не обсуждая можно ли в современной экономике, например России, реализовать этот подход.

«Таким образом, ‒ пишут Третьякова и Фрейман, ‒ авторы сходятся во мнении о том, что экономические экосистемы являются сложными динамичными системами с большим числом акторов, активно взаимодействующих друг с другом и внешней средой на основе взаимовыгодного сотрудничества и согласования своих интересов в процессе совместного использования ресурсов, производства востребованного обществом продукта и совместного конкурентного поведения… Применительно к экономическим экосистемам это подразумевает разнообразие видов экономической деятельности и организационно-правовых форм бизнеса, свободу предпринимательской и инновационной деятельности, доступность информации и образования для людей, свободу выражения их творческих замыслов и реализации их интеллектуального потенциала, разнообразие форм кредитования, инвестирования, страхования и т. д… Кроме того, способность экосистем к восстановлению после ощутимого внешнего воздействия или внутреннего возмущения определяется их способностью запускать в действие компенсационные эффекты. Применительно к экономическим экосистемам это подразумевает не только создание всевозможных видов резервов, развитие страхования, но и компенсацию нанесенного ранее экологического ущерба, снижение экологической нагрузки на окружающую среду, максимально возможную переработку и повторное использование произведенных отходов и т. д.» ^{[7, с. 9, 10]}.

Все сказанное пока выглядит как пожелания, вопрос, сложились ли в настоящее время в экономике условия для реализации «экосистемного проекта», а также готовы ли существующие формы социальности (властные субъекты и структуры, существующие законы) допустить и поддерживать «разнообразие видов экономической деятельности и организационно-правовых форм бизнеса, свободу предпринимательской и инновационной деятельности, доступность информации и образования для людей, свободу выражения их творческих замыслов и реализации их интеллектуального потенциала, разнообразие форм кредитования, инвестирования, страхования»? Ответить на это вопрос, естественно, невозможно, не обсудив, что собой представляет современная экономика. Ответить, не с точки зрения экономиста (такие ответы существуют и не один) а в рамках философско-методологического подхода. Для автора этот подход предполагает реализацию в первую очередь метода культурно-исторической реконструкции.

По времени европейская экономика складывалась примерно тогда же и и параллельно национальному государству. «Решающей случайностью, ‒ пишут В. Федотова и В. Колпаков, ‒ повлиявшей на качественную мутацию рынков, было появление на европейской исторической сцене национальных государств. Благодаря государственному вмешательству произошло освобождение торговли от многочисленных городских привилегий. Государство создало единое пространство для внутринационального рынка, который строился уже на принципах выгоды и конкуренции и который все больше игнорировали различие между городом и деревней, между отдельными городами и провинциями» ^{[9, с. 148]}. Первоначально государство было в основном озабочено сбором с подданных и населения налогов, причем, чем больше, тем лучше. «Для [выполнения] всех своих задач, ‒ пишет Ф. Бродель, ‒ государство нуждалось в деньгах, и все больше и больше по мере того, как оно распространяло и разнообразило свою власть <…> Затраты бежали впереди; о том, чтобы их настигнуть, думали, но в общем, с исключениями, подтверждавшими правило, никому это не удавалось…дефицит углублялся, как пропасть <…> Государство более не могло жить как прежде, за счет домена государя. Оно должно было наложить руку на богатство, находившееся в обращении. И значит, именно в рамках рыночной экономики образовывались в одно и то же время определенный капитализм и определенное современное государство» ^{[2, c. 525, 527]}.

Здесь Бродель верно указывает на поворот от сбора налогов к формированию экономики. Он состоял из двух новшеств: во-первых, склонение всех граждан, проживающих на подведомствованной государству территории, к подчинению государству, во-вторых, к уяснению субъектов власти, что одна из главных задач государства ‒ создавать условия для наиболее благоприятного ведения гражданами хозяйства и торговли, тогда и налоги можно повышать. Этот второй шаг был очень важным и принципиальным. По отношению ко всем потенциальным и актуальным источникам денег государство действовало одинаково: устанавливало порядок общий для всех (таково либеральное представление об административной справедливости), вводило соответствующие законы, создавало институты, обеспечивающие социальные процессы, подлежащие упорядочиванию.

К тому времени складывались два вида производств ‒ предпринимательское, обязанное частным инициативам свободных граждан, и, более медленно, государственное. При этом особенно предпринимательское производство формировалось для того времени как инновационное, оно направлялось расчетами. Предприниматели, хотя и действовали на свой страх и риск, хотели быть уверенными, что не прогорят и не разорятся. «Согласно Зомбарту, капиталистический дух складывается из объединения предпринимательского духа (включающего жажду денег, страсть к приключениям, изобретательности и пр.) и мещанского духа (склонности к счету и осмотрительности, благоразумию и хозяйственности)» ^{[9, с. 41]}. Именно поэтому быстро развиваются технологии, позволяющие вычислить, какие исходные средства есть у предпринимателя, сколько денег ему придется потратить на материалы и оборудование, что он получит в результате производства, а что, продав свой товар, какую прибыль получит.

Примером подобной популярной технологии того времени является «метод двойной бухгалтерской записи и баланса». «Бухгалтерские записи – это отражение операций (движение материальных, долговых, денежных средств) на счетах в денежном выражении. Остатки по счетам сводятся в конце периода в баланс, представляющий собой таблицу из двух колонок – активы и обязательства (источники). Одним из источников является прибыль. Выявление прибыли (убытка) от деятельности является главной задачей бухгалтерского учета. Технически финансовый результат выявляется как разница между доходами и затратами (за период), которые собираются на счетах расходов и доходов и затем разницы переносятся на счёт прибылей (убытков)». ^[10]. Зомбарт и Макс Вебер указывали на то, что этот метод помог сформулировать понятие капитала, и без него, вообще, вряд ли было возможно капиталистическое хозяйство.

Так вот государство заимствует у предпринимателей вычислительные технологии и, во-первых, применяет их для совершенствования собственного производства, во-вторых, для совершенствования второй своей основной деятельности ‒ обеспечить условия для эффективного производства и торговли на своей территории. Например, оно, предоставляя кредиты, берет на себя обеспечение предпринимателей исходным капиталом. Кредиты, однако, тоже надо рассчитывать (известная «процентная ставка» по кредиту), иначе тоже разоришься.

Таким образом, нарождающаяся европейская экономика основывалась на нескольких «китах». Во-первых, налогообложении граждан государства. Во-вторых, на экономических институтах, в первую очередь, производства, экономического права и рынка. Естественно, рынки были и прежде, но с формированием государства их деятельность нормируется и специально организуется, не исключая установки на свободу рыночной предпринимательности. «Суверенитет позволял государству собирать налоги, поддерживать или, напротив, препятствовать свободному рынку на своей территории, устанавливать таможенные барьеры для товаров из других стран» ^{[9, с. 165]}.

Примером схем, претендующих на экономические законы и нормирование рынка, выступают положения, сформулированные А. Смитом: «каждый человек живет обменом или становится в известной мере торговцем, а само общество превращается, так сказать, в торговый союз», «разделение труда ограничивается размерами рынка», «при свободной конкуренции спрос и предложение уравновешивают рыночную и естественную цену», индивиду необходимо предоставить возможность «совершенно свободно преследовать по собственному разумению свои интересы и конкурировать своим трудом и капиталом с трудом и капиталом любого другого лица и целого класса», «любая стоимость складывается из трёх видов доходов: заработной платы, прибыли и ренты». ^[5]

Вычислительные технологии ‒ это еще один, третий «кит» европейской экономики. В свою очередь, эти технологии основываются на экономических схемах и моделях. Относительно экономических схем и моделей в настоящее время существуют две противоположные точки зрения. Одна, что они описывают своего рода «экономическую природу», для которой характерны «экономические законы»; другая, что речь идет только о временных и ограниченных закономерностях. Сравни:

В. Колпаков: «Возвращаясь к гипотезе Смита о том, что труд есть основа благосостояния, нельзя не отметить, что Смит, по-видимому, находился под впечатлением от успеха работ Ньютона <…> «экономика становилась наукой, способной соперничать с физикой в открытии объективных законов, и Смит, несмотря на исторические, культурные и прочие интересы, следовал в главном парадигме Ньютона, находя закономерность, гармонию и упорядоченность уже не в физическом мире, а в мире человеческих отношений. В лучших научных традициях своего времени он прежде всего наблюдал экономические отношения, чтобы затем объяснить их природу и закономерности. Природа, в том числе человеческая природа, была для Смита созданной Богом машиной, цель которой — человеческое счастье. » ^{[9, с. 161, 165-166]}

Академик В. Полтерович. «По-видимому, многообразие экономических явлений не может быть объяснено на основе небольшого числа фундаментальных закономерностей. Интуитивное понимание этого положения привело к замене принципа единства теории на принцип сосуществования конкурирующих концепций. Нет сомнения, что экономическая теория выполняет полезные функции, создавая необходимый инструмент для понимания реальности. Несомненно, также, что непосредственно воспользоваться этим инструментом удается лишь в сравнительно немногих случаях.» ^[3].

На мой взгляд, более прав Полтерович, но с важной поправкой. Экономика, безусловно, социальный феномен, и в связи с этим невозможно говорить о вечных экономических законах. Однако о временных экономических закономерностях говорить можно. Вот один пример. Известно, что Маркс не прояснил четко судьбу рынка после капитализма, но общая линия в этом вопросе состояла в замене рыночных отношений и действия «невидимой руки рынка» на распределение и расчет потребностей. Александр Богданов в романе 1908 года «Красная звезда» в художественной форме обсуждает проблемы, которые могут встать в социалистическом производстве и потреблении при переходе к новой экономической системе. Один из героев романа марсианин инженер Мэнни объясняет землянину большевику Леониду как на Марсе, где уже коммунизм, устроено распределительное производство и общество. «Цифры меняются каждый час, – объяснил Мэнни, – в течение часа несколько тысяч человек успели заявить о своем желании перейти с одних работ на другие. Центральный статистический механизм все время отмечает это, и каждый час электрическая передача разносит его сообщения повсюду…

– Институт подсчетов имеет везде свои агентуры, которые следят за движением продуктов в складах, за производительностью всех предприятий и изменением числа работников в них. Этим путем точно выясняется, сколько и чего следует произвести на определенный срок и сколько рабочих часов для этого требуется. Затем институту остается подсчитать по каждой отрасли труда разницу между тем, что есть, и тем, что должно быть, и сообщать об этом повсюду. Поток добровольцев тогда восстанавливает равновесие.

– А потребление продуктов ничем не ограничено?

– Решительно ничем: каждый берет то, что ему нужно, и столько, сколько хочет.

– И при этом не требуется ничего похожего на деньги, никаких свидетельств о количестве выполненного труда или обязательств его выполнить, или вообще чего-нибудь в этом роде?

– Ничего подобного. В свободном труде у нас и без этого никогда не бывает недостатка: труд – естественная потребность развитого социалистического человека, и всякие виды замаскированного или явного принуждения к труду совершенно для нас излишни.

– Но если потребление ничем не ограничено, то не возможны ли в нем резкие колебания, которые могут опрокинуть все статистические расчеты?..

– Трудности тут очень большие. Институт подсчетов должен зорко следить за новыми изобретениями и за изменением природных условий производства, чтобы их точно учитывать. Вводится новая машина – она сразу требует перемещения труда как в той области, где применяется, так и в машинном производстве, а иногда и в производстве материалов для той или другой отрасли. Истощается руда, открываются новые минеральные богатства – опять перемещение труда в целом ряде рельсовых путей и т. д. Все это надо рассчитать с самого начала если не вполне точно, то с достаточной степенью приближения, а это вовсе не легко, пока не будут получены данные прямого наблюдения» ^[1].

Хотя рынок в СССР не исчез, он был серьезно деформирован институтами расчетов и распределения (Госплан, Госснаб и др.). Тем не менее, социалистическая экономика, основанная на указанных принципах (концепциях социалистической экспансии, потребления и распределения, деформированного рынка) существовала не один десяток лет и в этот период вполне можно говорить о «экономических законах социализма», поскольку они сознательно конституировались, обеспечивались и поддерживались социалистическим обществом. Однако, начиная с перестройкой и реформами 90-х, эти законы перестали действовать, поскольку меняется социальная система, создаются и рынок и другие социальные институты, напоминающие капиталистические. Формируются новые экономические закономерности, которые в настоящее время часто называют «гибридными». И они, действительно, гибридные. С одной стороны, частная собственность и рыночные отношения, с другой ‒ квазирыночные решения власти и правительства. Здесь опять вспоминается Бродель, обращавший внимание на то, что над рынками расположен слой собственно капиталистической инициативы, которая только частично имеет экономический характер, больше ‒ это властные и идейные намерения.

В основании социальности, по мнению Броделя, лежит «материальная жизнь» ‒ многообразная, самодостаточная, рутинная; над нею лучше выраженная экономическая жизнь, которая в наших объяснениях имела тенденцию сливаться с конкурентной рыночной экономикой; наконец, на последнем этаже ‒ капиталистическая деятельность» ^{[9, с. 461-462]}. Во втором слое, отмечают В. Федотова и Колпаков, «множатся горизонтальные связи между разными рынками. Именно в этой второй подсистеме, как правило, невидимая рука рынка соединяет спрос, предложение и цену. Но это еще не все: рядом или выше второго слоя расположен слой или подсистема “противорынка”, представляющего собой стихию изворотливости, спекуляции, права сильного. Именно в этом слое, по мнению Броделя, царство капитализма и в прошлом и сегодня после промышленной революции». ^{[9, с. 45]}

В российской гибридной экономике, возможно, не два слоя, а два экономических организма, один ‒ собственно рыночный, а другой, управляющий первым через «посредников» (термин Бруно Латура), нерыночный, властный и идеологический (похожие два организма мы наблюдаем и в сфере права). Кстати, в период СВО такая экономическая структура оказалось довольно успешной. Чтобы объяснить этот факт, стоит учесть еще два обстоятельства. Во-первых, что, начиная с ХХ столетия, благосостояние и программируемое развитие государства (в том числе, с конца столетия и в России) строится на основе экономики: разработка бюджета, поддержка государством частной собственности и рыночных отношений, характер кредитования и пр. В результате экономическая система превращается в настоящий жизненный орган социального организма. Во-вторых, перевод хозяйства и экономики на военные рельсы, с одной стороны, повышение зарплат работающим на предприятиях и военным ‒ с другой, выступили стимулами развития самых разных потребностей и экономической активности. Но вернемся к проблемам реализации экосистемного подхода.

Третьякова и Фрейман специально подчеркивают такую характеристику экономических экосистем как определенную независимость от внешнего управления и контроля. При этом многими авторами отмечается, что это взаимодействие реализуется без внешнего управления и контроля. «В частности, ‒ пишут они, ‒ на это указывают Jacobides, Cennamo и Gawer, говоря, что “экосистема представляет собой совокупность акторов с различной степенью многосторонней, необщей взаимодополняемости, которые не в полной мере контролируются иерархией” и Г. Б. Клейнер, понимающий под экосистемой “пространственно локализованный комплекс организаций, бизнеспроцессов, инновационных проектов и инфраструктурных систем, взаимодействующих между собой в ходе создания и обращения материальных и символических благ и ценностей, способный к длительному самостоятельному функционированию за счет кругооборота указанных благ и систем и свободный от жесткого централизованного контроля”. Отсутствие жесткого централизованного контроля делает такие горизонтальные связи гибкими и подвижными с точки зрения пространственно-временных характеристик, повышая уровень адаптивности систем. На особенность экономических экосистем организовывать “динамическое взаимодействие между участниками из разных отраслей промышленности, организованном вокруг распределения ресурсов, которое способствует более высокому уровню развития и роста” обращают внимание А. В. Овчинникова и С. Д. Зимин. На децентрализацию и согласование интересов акторов в процессе динамического взаимодействия как на важные отличительные черты экономических экосистем указывают К. Н. Сергеева и Н. В. Казанцева» ^{[7, с. 8]}.

Не входит ли указанная характеристика в противоречие с существующей организацией российской экономики? Если речь идет о системе рыночных отношений, то «свобода от жесткого централизованного контроля» ‒ естественный принцип классического рынка, вспомним Смита, утверждавшего, что индивид имеет право «совершенно свободно преследовать по собственному разумению свои интересы и конкурировать своим трудом и капиталом с трудом и капиталом любого другого лица и целого класса». Но ведь российский рынок, направляется и регулируется вторым социальным организмом, выстроившим жесткие вертикальные отношения с первым рыночным организмом. Здесь самые разные связи и отношения: административные, институциональные, собственно экономические, групповые, личные. И большинство из них уже сложились, воспроизводятся и, как правило, не совпадают с идеалами и установками экосистемных проектов и предложений. Последние исходят из требований построения органических связей: территориальных, производственных, управленческих, организационных, обеспечения необходимых условий, реализации гуманистических и экологических идеалов и др. А сложившиеся связи и отношения устанавливались по другим основаниям: выгода, корпоративные интересы, властные отношения, традиции.

Но если это так, и противоречия налицо, то вероятно, реализация экосистемных подхода и проектов предполагает, по меньшей мере, два момента. Во-первых, исследование сложившейся российской экономики под углом зрения реально сложившихся связей и отношений, реальных исторических, социальных и групповых условий и интересов. Во-вторых, обсуждение возможности изменения этих сложившихся связей и отношений в направлении создания условия для формирования экосистемной экономики. По сути, с реализацией экосистемного подхода в экономике на социальную сцену помимо государства и предпринимателей вступает еще один социальный субъект ‒ самоорганизующиеся социальные сообщества и организмы. Его судьба во многом будет зависеть от установок государства и грамотности в части научного мышления и практического действия.

В.С. Степин, вводя представление о саморазвивающихся системах, специально обращает внимание на их открытый характер, на то, что их развитие предполагает внешнюю среду. «Стратегию развития современной (постнеклассической) науки, ‒ пишет он, ‒ определяет освоение сложных, саморазвивающихся систем. Саморазвивающиеся системы представляют собой еще более сложный тип системной целостности, чем саморегулирующиеся системы. Этот тип системных объектов характеризуется развитием, в ходе которого происходит переход от одного вида саморегуляции к другому. Здесь саморегуляция выступает аспектом, устойчивым состоянием развивающейся системы. Смена вида саморегуляции системы представляет собой фазовый переход, который может быть охарактеризован в терминах динамического хаоса. В современной науке он описывается в рамках динамики неравновесных систем и синергетики. Саморазвивающимся системам присуща иерархия уровневой организации элементов и способность порождать в процессе развития новые уровни организации. Причем каждый такой новый уровень оказывает обратное воздействие на ранее сложившиеся, перестраивает их, в результате чего система обретает новую целостность. С появлением новых уровней организации система дифференцируется, в ней формируются новые, относительно самостоятельные подсистемы. Вместе с тем перестраивается блок управления, возникают новые параметры порядка, новые типы прямых и обратных связей. Изменения структуры саморазвивающихся систем по мере появления в них новых уровней организации и перестройки их прежних оснований можно изобразить посредством следующей схемы. Сложные саморазвивающиеся системы характеризуются открытостью, обменом веществом, энергией и информацией с внешней средой. В таких системах формируются особые информационные структуры, фиксирующие важные для целостности системы особенности ее взаимодействия со средой («опыт» предшествующих взаимодействий)» ^{[6, с. 48-49]}. ««Из всех условий протекания синергетических процессов, сформулированных авторами синергетики, ‒ пишет Елена Ушаковская, ‒ самым важным является условие открытости системы, в которой протекает процесс. С этим условием нельзя не согласиться. Открытость, возможность обмена с тем, что находится за ее пределами, является условием жизни, развития и эволюции. Без обмена со средой ни одна система развиваться не может» ^[8].

Экосистемы вполне могут быть подведены под понятия саморазвивающихся систем. Но ведь подобные системы должны еще сложиться, и внешней средой для них выступает государство и его институты. Напрашивается и общество, но, как известно, российское общество слабое и инертное. Тем не менее, от установок и усилий этих трех социальных образований (государства, его институтов и общества) во многом и будет зависеть судьба экосистемной экономики. Еще один важный участник этого процесса ‒ экономическая наука. В ней должны быть построены экономические модели экосистем, позволяющие выйти на новые вычислительные технологии, без которых новая экономика тоже не состоится. Безусловно, в последнем случае большую роль сыграет цифровизация и компьютеризация.