Посредничество Турции как попытка встраивания в формирующуюся многополярность на примере Сирийских, Ливийских, Нагорно-Карабахских и Украинских конфликтов

Мишин Лев Дмитриевич ORCID: 0009-0003-5460-3931 Младший научный сотрудник; Отдел Ближнего и Постсоветского Востока; ИНИОН РАН 117418, Россия, г. Москва, Нахимовский пр-т, 51/21 Mishin Lev Junior Researcher; Department of the Middle and Post-Soviet East; INION RAS 117418, Russia, Moscow, Nakhimovsky ave., 51/21 lev.darsik@mail.ru

Истоки посреднических усилий Анкары

В последние годы посредничество стало одной из «визитных карточек» Анкары. В более глобальном смысле это стало возможным благодаря ограниченным ресурсам Турции, в условиях чего Анкара была вынуждена искать альтернативные способы повышения собственного авторитета на мировой арене ^[1]. Это особенно важно, учитывая не только надрегиональные, но и глобальные амбиции Анкары, которые можно проследить в знаменитой книге Р.Т. Эрдогана «Более справедливый мир возможен» ^[2], в которой он выдвинул концепцию «Мир больше пяти», что подразумевало мир больше пяти постоянных членов Совета Безопасности ООН.

В этой концепции им были сформулированы предложения по реформированию Совета Безопасности ООН, важное место среди которых занимало расширение числа постоянных и непостоянных членов СБ ООН. Разумеется, особенное место в этом занимает желание Турции также стать постоянным членом Совета Безопасности. Подобная инициатива является лишь знаменателем в уравнении формирующейся многополярности. Анкара понимает, что без расширения дипломатических возможностей не представляется реальным претворение в жизнь не только надрегиональных амбиций, но и даже глобальных, о которых мечтает Р.Т. Эрдоган.

Последние успехи Анкары на дипломатическом треке не появились в одночасье, а стали результатом активной деятельности Анкары во многих регионах мира, в первую очередь в Закавказье, на Ближнем Востоке и в Африке. В целом, необходимость Турции в активных дипломатических действиях, и, в частности, посреднических, можно также проследить в книге некогда союзника Р.Т. Эрдогана, бывшего премьер-министра и министра иностранных дел А. Давутоглу «Стратегическая глубина»^[3], в которой были заложены принципы «инициативности» и «гуманитарности» (тур. Girişimci ve insani) внешней политики страны, о которых говорил уже бывший министр иностранных дел Турции М. Чавушоглу^[4]. Однако важно отметить, что исторически Турция, как и ее предшественница – Османская империя, не способна довольствоваться «вторыми местами», а претендует на ключевые позиции в мире, что и расшифровывает два приведенных выше принципа турецкой внешней политики: все инициативы должны быть направлены на повышение внешнеполитического веса страны.

Тем не менее, каждый из кейсов, рассматриваемых в статье, предполагают важное условие – в каждом из данных конфликтов Анкара так или иначе поддерживала ту или иную сторону. В одних, как в примерах Ливийского и Сирийского конфликтов были задействованы вооруженные силы Турции напрямую – фактически были проведены интервенции на территорию данных государств. В других, как было продемонстрировано в ходе Карабахского конфликта, одной из сторон предоставлялась значительная военная и экономическая помощь, а также предоставление военных советников. Понимание данных деталей позволит комплексно понять причины провалов и успехов, а также влияния на внешнеполитический имидж Анкары.

Посредничество в Сирии

Сирийский кейс стал одним из первых примеров дуализма турецкого посредничества. Так, несмотря на то, что в самом начале развития событий «Арабской весны» Анкара проявляла сдержанную риторику, то уже к концу 2011, началу 2012 гг. Р.Т. Эрдоган положил начало активной антиасадовской риторике, что стало ответом на проведение операции сирийскими вооруженными силами в городе Хама, которую турецкий глава государства назвал недопустимой и что турецкому терпению пришел конец ^[5]. На этом этапе Анкара в целом разделила точку зрения НАТО, заключавшуюся в поддержке сирийских антиправительственных сил. Тем не менее, важной деталью в этом кейсе является решительное неприятие Анкарой американской поддержки курдских и прокурдских формирований, что вынудило ее в дальнейшем вносить коррективы в общий курс НАТО в сирийском конфликте.

Говоря о посреднической роли Турции в сирийском конфликте нельзя обойти стороной множественные военные операции на суверенной территории Сирии. Так, первой из них стала операция «Щит Ефрата», проведенная в 2016 г., после которой последовала целая серия военных операций, результатом которых стало создание буферной зоны на значительной территории Северной Сирии ^[6]. Вместе с этим, на оккупированных Турцией территориями Анкара начала процесс выдачи гражданства туркоманскому меньшинству, которое в Турции традиционно считалось частью единого турецкого народа, разделенного по итогам развала Османской империи ^[7]. Помимо этого, данные территории используются как место распределения сирийских беженцев, которых в Турции более 3 миллионов ^[8], и присутствие которых в Турции уже несколько лет вызывает общественное недовольство.

Тем не менее, несмотря на активное вовлечение в боевые действия в Сирии, Анкара стала соучредителем «Астанинского формата», в рамках которого вместе с Ираном и Россией были созданы заметные предпосылки для нормализации ситуации в регионе, а также потенциальной нормализации турецко-сирийских отношений. Важно отметить, что официальный Дамаск признает контролируемые Турцией сирийские регионы оккупированными ^[9] и требует полного вывода войск, что дополнительно осложняет любые посреднические усилия, хотя и не отменяет их.

Создание Астанинского формата стало своего рода прорывом в вопросе незападных переговорных площадок, так как к 2017 г. стало очевидно, что Запад, во главе с США, не способен внести конструктивные предложения по мирному урегулированию конфликта ввиду собственных геополитических интересов в регионе ^[10], тогда как России, Ирану и в определенной степени Турции (напомним, что Анкара приняла наибольшее количество сирийских беженцев) было выгодно установление стабильности в Сирии. Участие Анкары в Астанинском формате привело не только к тому, что Турция стала одним из посредников в конфликте, но и одним из активных его участников, способных влиять на военно-политическую расстановку сил в регионе. Одним из наиболее ярких успехов Анкары в Астане стало учреждение совместных патрулей с Россией, а также контроль за безопасностью в одной из наиболее горячих точек Сирии – Идлибском анклаве. Тем не менее, здесь проявилась одна из ключевых особенностей турецкого посредничества – поиск возможностей для усиления собственных военно-политических позиций в регионе, заключавшийся в более гибком контроле курдских сил в Сирии, которые Турция считает террористическими.

Помимо этого, выгода Астанинского процесса для Анкары заключалась в официальном оформлении ее как одного из гарантов урегулирования кризиса и, вместе с этим, легализации нахождения ее вооруженных сил (хоть это и не касалось оккупированных территорий на Севере Сирии). В современной истории Турции это стало первым случаем участия Анкары в миротворческом процессе с официальным статусом одного из посредников в конфликте. В целом, сирийский кейс продемонстрировал Анкаре возможность силового решения вопросов проведения национальных интересов, особенно когда речь идет о курдской проблеме, которая исторически является ключевой для турецкого государства. К тому же, стало очевидно, что даже непосредственное участие в конфликте не препятствует дальнейшему посредничеству и участию в мирных процессах, что в определенном смысле развязало руки руководству Турции в последующих кейсах. Все это стало прологом для полноформатных действий Анкары по встраиванию в выстраивающийся многополярный мир.

Ливийский кейс

Ливийский кейс, в целом, созвучен тому, что можно было увидеть в Сирии несколькими годами ранее. Тем не менее, пример Ливии еще сильнее обнажил противоречия в контексте посреднических возможностей Анкары. В первую очередь, это обусловлено прямым вмешательством в конфликт и поддержкой одной из сторон (Анкара поддерживает Правительство национального согласия), более того, начиная с января 2020 года Анкара ввела ограниченный контингент своего флота в акваторию Ливии, предоставила военных советников ПНС, а также, по сообщениям некоторых СМИ, на стороне ПНС сражались сотрудники самого крупного турецкого ЧВК Sadat ^[11], которую связывают лично с Р.Т. Эрдоганом. Аргументом для оправдания поддержки Правительства национального согласия в Триполи стало признание данного правительства со стороны ООН, даже несмотря на то, что оно контролировало лишь малую часть территории некогда единой Ливии.

Отдельно стоит отметить, что Анкара не просто выступила в поддержку одной из сторон конфликта, но и пошла против ряда союзников по НАТО: Франции и США, которые на определенных этапах оказывали непрямую поддержку действиям главного оппонента ПНС – Халифа Хафтару, являющимся главой Ливийской национальной армии ^[12]. Вместе с этим, по сообщениям различных СМИ, а также согласно докладу Группы экспертов ООН, находящаяся у берегов Ливии турецкая флотилия сбивала несколько разведывательных беспилотников стран, поддерживавших Халифа Хафтару ^[13].

Помимо этого, корни подобной активной позиции в поддержке ПНС можно проследить в подписанном незадолго до этих событий в 2019 г. меморандуме с ПНС о разграничении морских пространств. Неоднозначность данного договора заключалась в том, что в этом соглашении Турция и Ливия (в лице ПНС) признавали друг друга странами с противолежащими побережьями. Помимо необычности подобного договора, заключенного в разгар гражданской войны, меморандум противоречил географии – для Ливии страной с противолежащим побережьем по международной классификации является Греция. Вдобавок к этому, по турецко-ливийскому меморандуму греческие острова Крит и Родос оказались лишены права формировать вокруг себя морские зоны ^[14].

На этом фоне, посреднические инициативы Анкары не встречали особой поддержки на мировой арене, тем не менее, в ходе Астанинского процесса между представителями России и Турции было обсуждено потенциальное урегулирование, однако значимых результатов достигнуто не было ^[15]. В этом контексте важно отметить, что Россия и Турция в ливийском конфликте поддерживают противоположные стороны, что хоть и роднит ливийский кейс с сирийским, однако важно заметить иной градус напряженности в рамках двух конфликтов.

Подводя итог рассмотрению ливийского кейса, можно констатировать, что данный конфликт наименее репрезентативен как пример посреднических усилий Анкары. В первую очередь, это стало возможным благодаря наиболее активному участию Турции в конфликте на одной из его сторон. Вместе с этим, Анкара поддерживает менее популярную на международной арене сторону, что ограничивает ее и без того, учитывая все вводные, слабый посреднический потенциал в данном конфликте. Это было продемонстрировано в ходе переговоров на полях Астанинского процесса, в ходе которых не было найдено общей почвы с еще одним игроком, претендующим на посредническую роль в ливийском конфликте – Россией.

Карабахский кейс

Карабахский кейс уникален по своей сути. Необычности ему добавляют союзнические отношения между Турцией и Азербайджаном, оформленные в неофициальный девиз «Один народ – два государства», что вплоть до 2020 года и Второй Карабахской войны проявлялось лишь в культурных, экономических и административных инициативах, однако с началом конфликта взаимодействие двух государств приобрело открытый военный подтекст ^[16]. Так, среди наиболее ярких примеров можно отметить поставки турецких вооружений азербайджанской армии, среди которых особенную известность получил БПЛА Bayraktar-TB2 ^[17], сумевший оказать решающее значение в боях против вооруженных сил непризнанной Нагорно-Карабахской республики, а также вооруженных сил Армении в условиях дефицита ПВО ^[18].

Учитывая эти факты, посреднический кейс в данном конкретном конфликте, как уже упоминалось выше, является уникальным. К моменту окончания Второй Карабахской войны азербайджанской стороной были обозначены собственные предпочтения в посредниках: Россия и Турция ^[19]. Тем не менее, особое предпочтение было отдано России, где впервые встретились главы Армении и Азербайджана и смогли прийти к соглашению о перемирии при непосредственном участии президента России ^[20].

Подобное развитие событий вызвало непонимание в турецких СМИ. Особенное негодование можно было проследить в проправительственных СМИ Hürriyet и Yeni Şafak ^[21], которые зачастую транслируют позицию турецкого руководства из правящей Партии справедливости и развития. Многие эксперты объяснили данный шаг Баку как попытку сбалансировать возросшее влияние Анкары, которое оно получило за счет беспрецедентной поддержки Азербайджана в ходе войны, а также фактического ее проникновения почти во все сферы жизни Азербайджана, и, в первую очередь, в военную сферу, в которой, по заверениям ряда СМИ, оказалась плеяда кадровых турецких офицеров, консультировавших азербайджанскую армию в ходе Второй Карабахской войны.

Карабахский кейс стал первым примером ограниченного успеха посреднических, если не сказать – провала, Анкары. Краеугольным камнем этого стала чрезмерная вовлеченность Турции в конфликт. Фактически, было впервые продемонстрировано, что Анкара может быть «отодвинута» на задний план посреднического процесса, если объект данных усилий считает влияние Анкары чрезмерным. В данном конкретном случае можно с уверенностью констатировать одно из первых полномасштабных столкновений Турции с формирующейся полицентричностью, в которой даже малые акторы способны балансировать между региональными и надрегиональными державами.

Украинский кейс

Украинский кейс турецкого посредничества можно назвать кульминацией всех инициатив Анкары, апробированных в Сирии, Ливии и Нагорном-Карабахе. Так, ключевым отличием от предыдущих попыток турецкого посредничества стало предложение миротворческих инициатив, а также переговорных площадок почти сразу после начала конфликта ^[22]. Важно учитывать, что в конкретно этом случае, Анкара впервые не являлась и на момент осени 2024 года не вовлечена как сторона конфликта (даже учитывая открытую поддержку Украины, а также предоставления ей ограниченной помощи).

Стоит отметить, что Анкара в данном случае предпринимала активные попытки выступить медиатором еще до начала боевых действий. Так, 23 февраля 2022 года – в ходе телефонного разговора с В. Путиным – президентом Турции было подчеркнуто, что усложнение текущей ситуации «никому не выгодно» ^[23]. В конечном итоге была достигнута договоренность о проведении переговоров в ходе Дипломатического форума в Анталье (11–13 марта), а также в Стамбуле (29 марта).

Тем не менее, наиболее значимым событием в данных событиях стали т.н. Стамбульские переговоры ^[24], в ходе которых между делегациями России и Украины были выработаны жизнеспособные предпосылки для заключения мирного договора, однако вмешательство Великобритании и США положило конец данным инициативам и продлило боевые действия. В следующие два года турецкие политики в ряде интервью отмечали, что именно вмешательство третьих стран не только перечеркнуло почти состоявшийся договор, но и пошатнуло посреднические усилия Анкары, что выразилось в дальнейшем снижении роли Турции ^[25].

Несмотря на данные факты, Россия и Украина вновь выбрали Турцию как посредника для решения продовольственного кризиса, разразившегося в мире из-за прекращения поставок украинского и российского зерна. Учитывая желание России наладить поставки продовольствия в беднейшие страны мира, предложение Анкары стать посредником было встречено позитивно как с украинской стороны, так и с российской. Неудача стамбульских переговоров весной 2022 г. не стала причиной разочарования в глазах конфликтующих сторон, так как Анкара зарекомендовала себя как наиболее сдержанный участник НАТО и занимающий нейтральную (с оговорками) позицию к конфликту.

Первоначальный успех сделки помог Анкаре получить дополнительные политические дивиденды, а также подпитать предвыборную кампанию Р.Т. Эрдогана. Тем не менее, по вине украинской стороны зерновая сделка была свернута, что в определенной степени подорвало посреднический авторитет Турции. Помимо этого, определенная степень ответственности за срыв зерновой сделки была возложена и на Анкару. По сообщениям российских СМИ, не редки были случаи пропуска военных судов и военного контингента Украины под видом продовольственных танкеров, что и предопределило непродление Россией зерновой сделки ^[26].

Провал зерновой сделки запустил процесс постепенного отказа Москвы от посреднических услуг. Пунктом невозврата в данном вопросе стало освобождение в июле 2023 года боевиков нацбата «Азов» (признан экстремистской организации в РФ) в обход договоренностей, достигнутых с Россией о их нахождении в Турции вплоть до окончания конфликта. Несмотря на это, президентом Р.Т. Эрдоганом было принято передать их украинской стороне, что, фактически, привело к оправданному скепсису российской стороны к любым посредническим инициативам Анкары ^[27].

С того момента любые высказывания президента, а также первых лиц Турции встречали сдержанный скепсис со стороны Москвы, хотя последовавшая реакция на прямое нарушение договоренности и не привела к кризису в российско-турецких отношениях, это подорвало доверие к Анкаре.

Заключение

Подводя итог, следует выделить следующее. Во-первых, турецкие миротворческие инициативы стали развитием идей, разработанных А. Давутоглу и Р.Т. Эрдоганом, сформулированных в двух ключевых принципах внешней политики Турции: инициативность и гуманитарности. Особенное внимание привлекает гуманитарность внешней политики Турции, общепринятое определение которой контрастирует с действиями Анкары на международной арене. В первую очередь, речь идет о непосредственном вмешательстве или поддержке одной из сторон, сопряженное с миротворческими инициативами, что не может не вступить в смысловое противоречие. Данное противоречие отчетливо демонстрируется отсутствием значительных результатов в разрешении конфликтов. Напротив, можно констатировать, что миротворческие усилия Анкары не только не привносят значительного конструктива, но и в некоторых случаях провоцируют дальнейшее ухудшение обстановки, что можно проследить на примере украинского и ливийского кейсов: если в первом, благодаря нарушению собственных договоренностей с одной из сторон конфликта, был, де-факто, потерян кредит доверия, выданный Москвой Анкаре на проведение миротворческих и посреднических инициатив, что не могло не добавить напряженности вокруг кризиса. Ливийский же кейс показал, что Анкара готова ставить собственные региональные интересы выше необходимости установления мира.

Сирийские и Нагорно-Карабахские кейсы продемонстрировали, что Анкара способна прибегнуть к прямому вводу войск на территорию суверенного государства, и, более того, быть в состоянии оккупировать территорию. Что касается карабахского кейса, то он продемонстрировал готовность Турции не только оказывать широкомасштабную поддержку своим союзникам, но и претендовать на посредническую роль в данном конфликте.

Формулируя термин «турецкого посредничества» можно констатировать, что турецкий вариант миротворческих инициатив всегда предполагает выбор одной из стороны. Все приведенные в работе примеры наглядно показывают дуализм формирующегося многополярного мира и место Турецкой республики в нем. Турция продолжает проводить политику «двустулья», стараясь получить дивиденды из всех источников, даже если для их получения необходимо делать противоречивые шаги. Тем не менее, 4 рассмотренных кейса показывают, что на современном этапе Анкара не способна добиться получения всех выгод на миротворческом и посредническом поприще. Таким образом, поставленную цель и задачи работы можно считать выполненными.