Рус Eng Cn Перевести страницу на:  
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Библиотека
ваш профиль

Вернуться к содержанию

Genesis: исторические исследования
Правильная ссылка на статью:

Отражение сакральной символики в фольклоре и танцевальной культуре чеченцев

Ильясов Леча Махмудович

ORCID: 0000-0002-8824-4303

кандидат филологических наук

докторант Института этнологии и антропологии РАН

117335, Россия, г. Москва, ул. Профсоюзная, 42, оф. 4

Iliasov Lecha Makhmudovich

PhD in Philology

Independent researcher

117335, Russia, Moscow, ul. Trade Union, 42, office 4

lechailyasov@gmail.com
Другие публикации этого автора
 

 

DOI:

10.25136/2409-868X.2024.4.70446

EDN:

GEJSIE

Дата направления статьи в редакцию:

09-04-2024


Дата публикации:

16-04-2024


Аннотация: Статья посвящена исследованию сакральной символики, представленной в петроглифике Чечни и получившей широкое распространение в материальной культуре местного населения древней и позднесредневековой эпохи: в декоре металлических изделий, орнаменте ковров и керамики. Автор полагает, что сакральная символика получила отражение и в духовной культуре. Круг, крест, спираль и другие сакральные символы воплотились в самых разных формах в устном народном творчестве, танцевальной культуре, обрядовых традициях, нартском эпосе, определяя тем самым стилистические особенности культуры Северного Кавказа. Сакральные смыслы запечатлелись не только в изображениях танцующих антропоморфных фигур на стенах жилых и боевых башен, но и рисунок их движений и жестов повторяет очертания древних символов, свидетельствуя тем самым о ритуальном характере зарождения народного танца и многих жанров устного народного творчества.  Методологической основой исследования является совокупность общеисторических, этнографических и археологических методов исследования, использование которых определяется характером изучаемого материала. Таким образом, внутреннее пространство и структура явлений духовной культуры соответствуют формам основных сакральных символов, существовавших в культуре народов региона в древности, создавая тем самым особую стилистику северокавказской культуры, которой свойственна внутренняя сакральность. Отражение мифологических сюжетов и символов в петроглифике и бронзовой пластике кобанской культуры поздней бронзы и раннего железа свидетельствует о глубокой древности народного танца и многих жанров устного народного творчества населения Северного Кавказа и говорит о тесном переплетении феноменов материальной и духовной культуры в тот период, о сакральности бытия в его представлениях. Ритуальность проникает во все сферы жизни (труд, погребальный обряд, свадебный обряд), оберегая древнего человека от всего плохого.


Ключевые слова:

Северный Кавказ, кобанская археологическая культура, сакральная символика, тотем, средневековое народное зодчество, петроглифы архитектурных сооружений, устное народное творчество, миф, обряд вызывания дождя, танцевальная культура

Abstract: The article is devoted to the study of sacred symbols represented in the petroglyphs of Chechnya and widely used in the material culture of the local population of the ancient and late medieval era: in the decoration of metal products, the ornament of carpets and ceramics. The author believes that sacred symbolism is reflected in spiritual culture. The circle, the cross, the spiral and other sacred symbols have been embodied in a variety of forms in oral folk art, dance culture, ritual traditions, the Nart epic, thereby defining the stylistic features of the culture of the North Caucasus. Sacred meanings are imprinted not only in the images of dancing anthropomorphic figures on the walls of residential and combat towers, but also the pattern of their movements and gestures repeats the outlines of ancient symbols, thereby testifying to the ritual nature of the origin of folk dance and many genres of oral folk art. The methodological basis of the research is a set of general historical, ethnographic and archaeological research methods, the use of which is determined by the nature of the material being studied. Thus, the internal space and structure of the phenomena of spiritual culture correspond to the forms of the main sacred symbols that existed in the culture of the peoples of the region in ancient times, thereby creating a special style of North Caucasian culture, which is characterized by inner sacredness. The reflection of mythological plots and symbols in petroglyphs and bronze plastics of the Koban culture of late Bronze and early iron testifies to the deep antiquity of folk dance and many genres of oral folk art of the population of the North Caucasus and speaks about the close intertwining of the phenomena of material and spiritual culture in that period, about the sacredness of being in its representations. Ritualism penetrates into all spheres of life (labor, funeral rite, wedding ceremony), protecting the ancient man from all bad things.


Keywords:

North Caucasus, Koban archaeological culture, sacred symbols, totem, medieval folk architecture, petroglyphs of architectural structures, folklore, myth, ritual of making rain, dance culture

Научный интерес к петроглифам средневековых сооружений Чечни появляется во второй половине XIX в. и связан с деятельностью археологической экспедиции В.Ф. Миллера, основной целью которой были поиски следов христианства на Северном Кавказе. Исследователь обнаружил две каменные плиты с петроглифами на башне в чеченском селении Хайбах, в окрестностях озера Галанчож. Одна из них представляла собой арочный камень входного проема, в центре которого нарисован крест, а под ним орнамент, оканчивающийся с обеих сторон спиралями. На другой были изображены три креста: большой - в центре и два поменьше – по бокам. Эта плита, как предположил ученый, «была взята с христианского памятника и употреблена как простой камень при построении башни». К следам былого христианства он также отнес почитание креста в самых разных формах, бытовавшее у вайнахов еще в начале XVIII в. [1].

В советское время изучением петроглифов архитектурных сооружений Чечни занимались А.А. Исламов, И.Д. Магомадов, В.П. Кобычев, В.И. Марковин [2; 3; 4; 5], труды которых были посвящены, в основном, исследованию их семантики и функционального назначения.

Однако сакральные символы использовались не только в материальной культуре (орудия труда, оружие, украшения, керамика) в качестве декора и орнамента, но и в мифологических сказаниях, легендах, волшебных сказках, нартском эпосе в качестве схем, создающих их внешние очертания, свидетельствуя о их первоначальном ритуальном значении и культовом содержании. Сельскохозяйственный календарь, различные жанры фольклора, народный танец несут в себе закодированную информацию о древнейших религиозных культах, бытовавших на Северном Кавказе в эпоху поздней бронзы, отголоски которых дошли до нашего времени, зафиксированные древними «художниками» в отдельных петроглифах и их композициях.

В этом отношении почти вся средневековая петроглифика Чечни имеет параллели в системе символов кобанской культуры, среди которых встречаются лабиринт, двойные спирали, солярные и астральные символы различного типа, в том числе свастика с закругленными и прямоугольными концами, человеческая ладонь, змеевидные изображения, фигуры людей и животных. Более того, стиль изображения оленей в наскальных рисунках в верховьях реки Аргун абсолютно идентичен бронзовым скульптурам кобанцев, что дает возможность отнести эти петроглифы к I тыс. до н.э. [6]. Исследователи отмечают наличие у племен кобанской культуры развитой сложной мировоззренческой системы, с которой связана предметная структурированная символика с понятным для населения значением [7, с.70].

Древний художник выбирал из изобразительного багажа наскального искусства наиболее емкие, универсальные символы, способные на маленькой поверхности строительного камня запечатлеть очень важную для коллектива сакральную информацию, способную защитить постройку от всего дурного, или обращенную к языческим божествам молитву о благополучии и процветании, живущих в ней людей, или имеющий культовое значение космогонический миф. Поэтому мы встречаем на стенах башен сакральные символы, которые относятся к базовым архетипам и сохраняют свою сакральную актуальность в течение тысячелетий.

На камни архитектурных сооружений наносились и композиции с изображениями магических обрядов, «так как магия ограничена строгими условиями своей эффективности: точное воспроизведение колдовской формулы, безукоризненное совершенство ритуала, неукоснительное соблюдение табу и церемоний обряда» [8, с.91-95].

Кроме того, можно предположить, что петроглифы использовались и для сохранения и передачи важной сакральной или социальной информации членам сообщества с помощью специальной символики (кода), которая имела древние традиции в этой географической и культурной зоне [9, с.37-46].

Миф «О том, как произошли солнце, луна и звезды» запечатлен на камне циклопической постройки в местечке Колхад, к югу от селения Ведучи [10, с.295]. На огромном камне (1м х 0,7 м) изображены символы луны и солнца, рядом с ними антропоморфные фигуры, одна из которых чуть поменьше, по всей видимости, является изображением девушки [11, с.71]. Кроме того, на камень нанесены знаки, связанные с сельскохозяйственным календарем, что указывает и на практическое использование композиции древними земледельцами.

В петроглифике Чечни зафиксированы и другие сюжеты, отражающие мифы о происхождении планет Солнечной системы и созвездий, календарные циклы и обращения к Богу с молитвой о благодати. Тема благодати проходит через многие сказки, мифы и сказания чеченцев. Миф «О возникновении благодати земной» связывает ее происхождение с огромной белой птицей [12]. Отражением этого мифа можно считать композицию на камне в селении Харкарой, в которой водоплавающая птица изображена как существо, представляющее Верхний, Божественный мир. Интерес в этой композиции представляет и изображение злака, который здесь является и олицетворением растительного мира как части мироздания, и символом небесной благодати.

Широко представлен в петроглифике Чечни, Ингушетии и Северной Осетии миф о похищении героем огня для людей, который был очень популярен на Кавказе. В чеченской версии нарт Пхармат украл огонь у божества грома и молнии Селы и отдал его людям. В этом подвиге ему помогает конь, который уносит своего хозяина от гнева разъяренного божества и помогает ему добыть огонь, но не спасает от жестокого наказания. Изображения всадника рядом с солярными символами на камнях средневековых башен могут быть связаны с древним сюжетом о похищении огня.

В Чечне еще в XVIII в. отмечали праздник, связанный с одиннадцатилетним календарным циклом, который может быть отголоском мифа о золотом руне. Во время празднования на дубовую раму, выполненную в виде креста, натягивали шкуру белого барана, и это изделие, которое сохраняло свою сакральную силу в течение одиннадцати лет называлось «дашо эртал – золотое руно» [13].

Отголоски древних верований сохранились и в произведениях устного народного творчества, в том числе и в волшебных сказках, герои которых обладают магическими способностями и пользуются волшебными предметами, которые помогают им побеждать чудовищ и путешествовать во Вселенной. В селении Гамхи на камне боевой башни сохранилась композиция, в центре которой изображен предмет, напоминающий летательный аппарат, внутри которого отпечаток руки, на крыльях – косой крест и маленькая антропоморфная фигура. Аппарат окружен кругами и квадратами, внутри которых нарисованы группы точек, напоминающие созвездия Зодиака.

Бронзовые статуэтки кобанской культуры поздней бронзы и раннего железа, в которых запечатлены различные элементы народного танца, обнаружены в различных районах Северного Кавказ, что свидетельствует о его древности [14]. Это подтверждается и рисунками на каменных башнях, зафиксировавших танцующие антропоморфные фигуры.

В чеченской танцевальной культуре сохранились различные движения и фигуры, которые свидетельствуют о ритуальном, тотемистическом происхождении народного танца и связи его с сакральными для народов Кавказа животными: медведем, бараном, оленем, которые, вероятно, были тотемными в древнейшее время. Баран в представлениях чеченцев был олицетворением твердости, мужества и стойкости, медведь – физической силы в сочетании с человеческой мудростью, олень – благородства и скорости.

Рисунок коллективных и парных танцев чеченцев свидетельствует о их связи с культом солнца, так как они имеют аналогии в таких солярных символах, как круг, двойная спираль и свастика. Солярная символика на поясных пряжках кобанской археологической культуры VI в. до н.э. является отражением мифа о солнце, которое вечером покидает мир живых и погружается в море, а утром опять возвращается и, достигнув апогея, опять уходит в мир мертвых. Этот миф распространен во многих регионах мира, в том числе у скандинавских народов [15, с.127-138]. В петроглифике Чечни этот миф часто воспроизводится в сюжетах «космической охоты».

Танец мужчины и женщины олицетворяет собой миф о вечной погоне солнца за луной, а их движения образуют рисунок в виде двойной спирали. Парный танец изображен на камне жилой постройки в селении Макажой, при этом пол двух антропоморфных фигур обозначен при помощи специальных символов (женский – треугольником, мужской – вытянутым прямоугольником), что также проливает свет на их возможную семантику, связанную с культом плодородия.

Магия круга, который является одним из самых распространенных солярных символов в петроглифике и орнаментике Северного Кавказа, представлена в коллективном круговом воинском танце «Чагаран хелхар», который должен был внушить воинам уверенность в бою, дать им возможность ощутить сплоченность и единство.

Женщина должна была выразить свои эмоции в танце через движения рук, головы, плеч, а мужчина должен был быть максимально сдержанным и мог дать волю своим чувствам лишь в середине танца, которая соответствовала положению солнца в зените. Этот эпизод танцевального действия назывался у чеченцев «бухь богIар», и завершая его, танцор вставал на носки. Это движение зафиксировано в композиции на арочном камне в селении Ошни, в которой запечатлен обряд охотничьей магии. В этом контексте оно могло обозначать выражение благодарности языческому божеству за удачу в охоте.

Реликты тотемических воззрений отразились в волшебных сказках, в которых в виде главных персонажей выступают медведь, волк, олень, заяц, дикий козел. Довольно частым в фольклоре является мотив происхождения главного героя от медведя. С этим могучим зверем связаны многие суеверия вайнахов. Г.Ф. Чурсин пишет: «Части тела медведя – когти, зубы, шерсть часто употребляются у народов Кавказа в качестве амулетов, прибивают их к косяку дома, чтобы злые духи не могли войти в дом». Народы Дагестана вешали медвежью лапу в помещениях, где размещался домашний скот, чтобы увеличить приплод, а также применяли медвежий коготь для защиты от дурного глаза. Осетины когти и зубы вешали на колыбель, чтобы защитить младенца от злых духов и дурного глаза [16, c.203-210].

Согласно чеченским поверьям, если сосчитать до тысячи звезд, можно превратиться в медведя [17, с.120-121]. Бронзовая подвеска в виде головы медведя была обнаружена в кобанском погребении у села Верхний Куркужин в Кабардино-Балкарии, что свидетельствует о древности почитания медведя у северокавказских народов [18, с.228].

Огромным почетом и уважением пользовался у чеченцев и ингушей волк, который считался зверем, обладающим сверхъестественным могуществом. У чеченцев сохранилась легенда, согласно которой, перед концом света подует такой сильный ветер, что горы сравняются и земля будет гладкой, как скорлупа куриного яйца. Даже звери и люди, зарывшиеся глубоко в землю, будут выброшены из своих убежищ и разметаны по ровной глади земли. И только волк, повернувшийся навстречу ветру, не сойдет с места, хотя страшная сила земли сорвет с него шкуру, как овчинную шубу. Только в этот миг волк узнает о своей силе [19, c.189].

В народной песне о происхождении чеченцев поется: «Мы родились в ту ночь, когда щенилась волчица, нам имена давали под рев барса ранним утром», тем самым подчеркивается родство чеченцев с волком и барсом. В I тыс. до н.э. изображение волка было излюбленным мотивом в кобанском искусстве: на поясных пряжках, рукоятках боевых ножей, ножнах мечей, лезвиях боевых топоров [20, с.52]. Волк нарисован на квадратном камне фасада прямо над лазом склепа у селения Васеркел. Петроглиф указывает на то, что в этом склепе погребены представители фамилии, которая ведет свое происхождение от волка. С волком связаны многочисленные народные суеверия, которые живут среди народов Кавказа до сих пор. Согласно поверьям грузин, кто носит волчий зуб, тому можно не бояться стаи волков, а если привесить его к лошади, то она начнет скакать гораздо быстрее. Абхазы зашивали волчий зуб в кожу и носили в качестве талисмана. Также в качестве оберега использовали разные части волка аварцы: волчью шкуру вешали на пасеках; альчик из ноги волка привешивали к овце, чтобы она не страдала ревматизмом. Также они верили, что если носить с собой волчий глаз, то он помогает бодрствовать и быстро просыпаться от сна [16, с.209-210].

Чеченцы верили в магические свойства волчьей шкуры, хвоста, жил. Для поимки вора, согласно поверьям, нужно было сжечь волчью жилу, после чего у человека, который совершил кражу, должны были отсохнуть конечности. О проведении этого ритуала публично сообщалось заранее в надежде на то, что вор сам признается в краже, испугавшись его последствий. Волчий хвост считался средством приворота: для того, чтобы вызвать симпатии женщины, нужно было коснуться ее волчьим хвостом.

Олень является одним из самых почитаемых животных в мире, воплощением солнца. В чеченской мифологии олень олицетворял мир предков, что подтверждается композициями петроглифов в селениях Талкали и Харкарой. У вайнахов считалось, что дом, на воротах которого прибит череп оленя с рогами никогда не постигнет несчастье – его будут всегда наполнять счастье и удача [19]. В народном экологическом сознании чеченцев и ингушей олень занимал особое место – если охотник не соблюдал чувства меры в охоте, его ожидало страшное наказание. Языческие божества часто принимали облик оленя при встрече с людьми. Изображение оленя в петроглифике Чечни является самым распространенным – оно представлено как в простых композициях, так и многосоставных, в том числе и тех, где запечатлены обряды охотничьей магии.

Козел воспринимался чеченцами и ингушами как сакральное животное, наиболее предпочитаемое ими для жертвоприношения во время различных религиозных праздников, особенно, связанных с погребальным обрядом и поминками. Во многих районах Северного Кавказа над могилой убитого молнией резали черного козла, а шкуру его вывешивали на вилообразном шесте, что должно было, согласно поверьям, вызвать дождь [4, с.155]. С этими традициями, возможно, связан петроглиф в виде перевернутого вверх ногами козла на боевой башне в селении Дере, который в данном случае может представлять и имитацию жертвоприношения, и магический обряд, который должен способствовать выпадению осадков.

Композиция петроглифов, в которой запечатлен обряд вызывания дождя, был обнаружен на окраине селения Балансу, на южной стороне скального массива: валяные сапоги с длинными голенищами, кожаные чувяки носками вверх, человеческая рука, пальцы которой свернуты в форме спирали, стилизованные антропоморфные и зооморфные фигуры, четыре кумгана и две чаши с округлыми днищами. Согласно преданию, рисунки были сделаны в XVIII в. с целью вызвать дождь во время сильной засухи [5, с.102-123].

Если связи сакральной символики с орнаментально-декоративными элементами прикладного искусства и культовыми основами мифологии достаточно наглядны, то отношение нартского эпоса к петроглифике определяется наличием в ней композиций, отражающих ключевые события религиозно-мифологического содержания (посещение мира мертвых, исчезновение благодати, смерть нартов).

Таким образом, сакральные символы, которые составляют основу петроглифики средневековых архитектурных сооружений, получили широкое распространение не только в материальной культуре чеченцев (орудиях труда, оружии, украшениях, керамике) в качестве декора и орнамента, но и в фольклоре, танцевальной культуре, выполняя функции структурных форм, организующих их внутреннее пространство, и тем самым придающих их содержанию сакральный характер.

Библиография
1. Миллер В.Ф. Терская область. Материалы по археологии Кавказа. М., 1888. Вып.1. С. 1-42.
2. Исламов А.А. К вопросу о средневековых погребальных сооружениях в верховьях реки Чанти-Аргуна // Известия Чечено-Ингушского научно-исследовательского института истории, языка и литературы при Совете министров Чечено-Ингушской АССР. Грозный: Чечено-Ингушское книжное изд-во, 1965. Т. VI. Вып.1. С. 128-154.
3. Магомадов И.Д. Петроглифы общества Шарой // III Крупновские чтения: материалы международной научной конференции. Грозный, 1973. С. 12-13.
4. Кобычев В.П. Язык есть нем // Советская этнография. 1973. №4 (июль – август). С. 149-159.
5. Марковин В.И. К методике изучения смыслового содержания средневековых петроглифов Северного Кавказа // Методика исследования и интерпретация археологических материалов Северного Кавказа. Орджоникидзе, 1988. С. 102-123.
6. Смирнова Г.Р. Кобанские аналогии некоторых петроглифов Чечено-Ингушетии // Археология и вопросы этнической истории Северного Кавказа. Грозный, 1979. С. 131-135.
7. Козенкова В.И. Специфика духовного мира кобанских племен. М., 2017. 114 с.
8. Малиновский Б. Магия, наука и религия. М.: Академический проект, 2024. 330 с.
9. Bradley Richard. Mixed media, mixed religious transmission in Bronze Age Scandinavia // Picturing the Bronze Age. Oxford: Oxbow books, 2015. pp. 37-46.
10. Сказки и легенды ингушей и чеченцев. М.: Наука, 1983. 384 с.
11. Ильясов, Л.М. Тени вечности. Чеченцы: материальная культура, история, духовные традиции. М.: ИЭА РАН, 2021. 456 с.
12. Далгат Б.К. Первобытная религия чеченцев // Терский сборник. Владикавказ, 1893. Вып.VIII. 132 с.
13. Хасиев С.А. Календарный год у вайнахов // Новое в антропологических и антропологических исследованиях. Итоги полевых работ Института этнографии АН СССР в 1972 г. Ч. 1. М., 1974. С. 197-205.
14. Козенкова, В.И. Кобанская культура. Восточный вариант. М.: Наука, 1977. 87 с.
15. Skoglund Peter. Cosmology and Performance: narrative perspectives on Scandinavian rock art // Changing Pictures. Rock Art Traditions and Visions in Northern Europe. Oxford and Oakvill: Oxbow Books. 2010 (pp. 127-138).
16. Чурсин Г. Очерки по этнологии Кавказа //Кавказ. Культы. Легенды. Предания. Нальчик: изд-во М. и В. Котляровых, 2010. С. 203-245.
17. Семенов Л.П. Археологические и этнографические разыскания в Ингушетии в 1925-1932 гг. Грозный: Чечено-Ингушское книжное изд-во, 1963. 160 с.
18. Марченко Ю. В., Котин М.А. Новый памятник кобанской культуры у села Верхний Куркужин Кабардино-Балкарской Республики // Кавказ в системе культурных связей Евразии в древности и средневековье. XXX «Крупновские чтения». Материалы международной научной конференции. Карачаевск, 22-29 апреля 2018 г. Карачаевск, 2018. С. 227-229.
19. Хасиев С.А. О некоторых древних оберегах (к вопросу о пережитках первобытных культов у вайнахов) // Археолого-этнографический сборник. Грозный: Чечено-Ингушское книжное изд-во, 1969. Том 3. С. 183-193.
20. Халаева К.Д. Культ волка у предков чеченцев и ингушей, и его изживание // Археология и вопросы атеизма. Грозный, 1977. С. 51-53.
References
1. Miller, V.F. (1888). Terek region. Materials on the archeology of the Caucasus, 1, 1-42.
2. Islamov, A.A. (1965). On the issue of medieval burial structures in the upper reaches of the Chanti-Argun River. News of the Chechen-Ingush Scientific Research Institute of History, Language and Literature under the Council of Ministers of the Chechen-Ingush Autonomous Soviet Socialist Republic. Grozny: Chechen-Ingush Book Publishing House, VI(1), 128–154.
3. Magomadov, I.D. (1973). Petroglyphs of the Sharoy society. III Krupnovsky readings: materials of the international scientific conference, 12-13. Grozny.
4. Kobychev, V.P. (1973). The language is dumb. Soviet ethnography, 4 (July – August), 149-159.
5. Markovin, V.I. (1988). Towards a methodology for studying the semantic content of medieval petroglyphs of the North Caucasus. Methodology for research and interpretation of archaeological materials of the North Caucasus, 102-123. Ordzhonikidze.
6. Smirnova, G.R. (1979). Koban analogies of some petroglyphs of Checheno-Ingushetia. Archeology and questions of ethnic history of the North Caucasus, 131-135. Grozny.
7. Kozenkova, V.I. (2017). Specifics of the spiritual world of the Koban tribes. Moscow.
8. Malinovsky, B. (2024). Magic, science and religion. Moscow: Academic project.
9. Bradley, Richard. (2015). Mixed media, mixed religious transmission in Bronze Age Scandinavia. Picturing the Bronze Age, 37-46. Oxford: Oxbow books.
10Tales and legends of the Ingush and Chechens. (1983). Moscow: Nauka.
11. Ilyasov, L.M. (2021). Shadows of Eternity. Chechens: material culture, history, spiritual traditions. Moscow: IEA RAS.
12. Dalgat, B.K. (1893). Primitive religion of the Chechens. Terek collection. Vladikavkaz, VIII.
13. Khasiev, S.A. (1974). Calendar year among the Vainakhs. New in anthropological and anthropological research. Results of field work at the Institute of Ethnography of the USSR Academy of Sciences in 1972, 1, 197-205. Moscow.
14. Kozenkova, V.I. (1977). Koban culture. Eastern option. Moscow: Nauka.
15. Skoglund, Peter. (2010). Cosmology and Performance: narrative perspectives on Scandinavian rock art. Changing Pictures. Rock Art Traditions and Visions in Northern Europe, 127-138. Oxford and Oakville: Oxbow Books.
16. Chursin, G. (2010). Essays on the ethnology of the Caucasus. Caucasus. Cults. Legends. Legend, 203-245. Nalchik: publishing house M. and V. Kotlyarov.
17. Semenov, L.P. (1963). Archaeological and ethnographic research in Ingushetia in 1925-1932. Grozny: Chechen-Ingush Book Publishing House.
18. Marchenko, Yu. V., & Kotin M.A. (2018). A new monument of Koban culture near the village of Verkhniy Kurkuzhin of the Kabardino-Balkarian Republic. The Caucasus in the system of cultural relations of Eurasia in antiquity and the Middle Ages. XXX “Krupnov Readings”. Proceedings of the international scientific conference. Karachaevsk, April 22-29, 2018 Karachaevsk, 227-229.
19. Khasiev, S.A. (1969). About some ancient amulets (on the issue of remnants of primitive cults among the Vainakhs). Archaeological and ethnographic collection. Grozny: Chechen-Ingush Book Publishing House, 3, 183-193.
20. Khalaeva, K.D. (1977). The cult of the wolf among the ancestors of the Chechens and Ingush, and its elimination. Archeology and questions of atheism, 51-53. Grozny.

Результаты процедуры рецензирования статьи

В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.
Со списком рецензентов издательства можно ознакомиться здесь.

Начиная со второй половины XVI в. начинается постепенный процесс трансформации моноэтничного Московского государства в полиэтничное государство Российское, в котором на бескрайних евразийских пространствах совместно проживают народы, отличающиеся языком, культурой, конфессиональной принадлежностью и темпераментом. Как отмечает Президент Российской Федерации В.В. Путин, "наши предки из поколения в поколение трудились на благо родной общей Родины". И действительно, различные внешние вызовы только сплочают народы России. В этой связи вызывает важность изучение различных аспектов духовной культуры этносов, населяющих нашу страну.
Указанные обстоятельства определяют актуальность представленной на рецензирование статьи, предметом которой является сакральная символика в фольклоре и танцевальной культуре чеченцев. Автор ставит своими задачами рассмотреть исследования по теме петроглифов в Чечне, показать основные сюжеты в петроглифике региона, а также раскрыть связи сакральной символики с орнаментально-декоративными элементами прикладного искусства и культовыми основами мифологии.
Работа основана на принципах анализа и синтеза, достоверности, обьективности, методологической базой исследования выступает системный подход, в основе которого находится рассмотрение объекта как целостного комплекса взаимосвязанных элементов.
Научная новизна статьи заключается в самой постановке темы: автор стремится охарактеризовать
отражение сакральной символики в фольклоре и танцевальной культуре чеченцев.
Рассматривая библиографический список статьи как позитивный момент следует отметить его масштабность и разносторонность: всего список литературы включает в себя 20 различные источников и исследований. Из используемых автором источников укажем на сказки и мифы чеченцев, а также на ставший классическим труд В.Ф. Миллера по археологии Кавказа. Из используемых исследований отметим труды А.А. Исламовой, Г.Р. Смирновой, В.И. Марковина, в центре внимания которых находятся различные аспекты изучение петроглифов Чечено-Ингушетии. Заметим, что библиография обладает важностью как с научной, так и с просветительской точки зрения: после прочтения текста статьи читатели могут обратиться к другим материалам по ее теме. В целом, на наш взгляд, комплексное использование различных источников и исследований способствовало решению стоящих перед автором задач.
Стиль написания статьи можно отнести к научному, вместе с тем доступному для понимания не только специалистов, но и широкой читательской аудитории, всем, кто интересуется как культурой народов России, в целом, так культурой чеченского народа, в частности. Апелляция к оппонентам представлена на уровне собранной информации, полученной автором в ходе работы над темой статьи.
Структура работы отличается определенной логичностью и последовательностью, в ней можно выделить введение, основную часть, заключение. В начале автор определяет актуальность темы, показывает, что "интерес к петроглифам средневековых сооружений Чечни появляется во второй половине XIX в. и связан с деятельностью археологической экспедиции В.Ф. Миллера, основной целью которой были поиски следов христианства на Северном Кавказе". Автор отмечает, что "петроглифы использовались и для сохранения и передачи важной сакральной или социальной информации членам сообщества с помощью специальной символики (кода), которая имела древние традиции в этой географической и культурной зоне". Автор обращает внимание на то, что в петроглифике Чечни зафиксированы сюжеты, "отражающие мифы о происхождении планет Солнечной системы и созвездий, календарные циклы и обращения к Богу с молитвой о благодати". Примечательно, что как отмечает автор, "если связи сакральной символики с орнаментально-декоративными элементами прикладного искусства и культовыми основами мифологии достаточно наглядны, то отношение нартского эпоса к петроглифике определяется наличием в ней композиций, отражающих ключевые события религиозно-мифологического содержания (посещение мира мертвых, исчезновение благодати, смерть)".
Главным выводом статьи является то, что "сакральные символы, которые составляют основу петроглифики средневековых архитектурных сооружений, получили широкое распространение не только в материальной культуре чеченцев (орудиях труда, оружии, украшениях, керамике) в качестве декора и орнамента, но и в фольклоре, танцевальной культуре, выполняя функции структурных форм, организующих их внутреннее пространство, и тем самым придающих их содержанию сакральный характер".
Представленная на рецензирование статья посвящена актуальной теме, вызовет читательский интерес, а ее материалы могут быть использованы как в курсах лекций по истории России, так и в различных спецкурсах.
В целом, на наш взгляд, статья может быть рекомендована для публикации в журнале
"Genesis: исторические исследования".