Запрет определенных действий в системе мер пресечения: практика применения и направления оптимизации

Филимонова Марина Дмитриевна адъюнкт, кафедра управления органами расследования преступлений, Академия управления Министерства внутренних дел Российской Федерации 125239, Россия, Москва, г. Москва, ул. Коптевская, 63а Filimonova Marina Dmitrievna Associate Professor, Department of Management of Crime Investigation Agencies, Academy of Management of the Ministry of Internal Affairs of the Russian Federation 63a Koptevskaya str., Moscow, 125239, Russia fmd38@yandex.ru Другие публикации этого автора

Статья 105.1 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации (далее – УПК РФ) была введена в соответствующий кодифицированный акт Федеральным законом от 18.04.2018 № 72-ФЗ «О внесении изменений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации в части избрания и применения мер пресечения в виде запрета определенных действий, залога и домашнего ареста». Цель внедрения новой меры пресечения в полной мере была изложена в пояснительной записке к законопроекту – формирование альтернативы заключению под стражу.

Стоит отметить, что это не первая попытка законодателя закрепить определенные ограничения, претерпеть которые может быть предписано подозреваемому либо обвиняемому в совершении преступления ^{[5, с. 33]} (ранее применение таких ограничений было возможно, например, в рамках домашнего ареста). Однако запрет определенных действий в качестве самостоятельной меры пресечения в отечественном уголовно-процессуальном праве введен впервые.

Введение запрета определенных действий в систему мер пресечения безусловно актуализирует исследование рассматриваемой меры в научном сообществе, что полностью подтверждается интенсивностью опубликования соответствующих работ. За последние пять лет, прошедшие с момента дополнения УПК РФ статьей 105.1 институт запрета определенных действий рассматривался научным сообществом и с позиции ретроспективного исследования ^{[5; 13]}, и в сравнительно-правовом аспекте ^{[4; 7]}, и в качестве специфичной единицы с применением системного подхода к институту мер пресечения в целом ^{[1; 6; 12]}, и в качестве системообразующего фактора применения комбинированных мер пресечения ^{[2; 9; 10]}. Кроме того, в научных периодических изданиях проблемам правовой регламентации и исполнения запрета определенных действий в качестве меры пресечения посвящено значительное количество работ ^{[3; 8]}.

Между тем, современная степень научной разработки, как представляется, недостаточно насыщена аналитикой практики применения запрета определенных действий, по сравнению с исследованием теоретических и нормативных аспектов исследуемого института, а также конкретными предложениями по оптимизации правового регулирования запрета определенных действий. Таким образом, можно констатировать, что исследовательский потенциал практики применения запрета определенных действий и проблемного анализа соответствующего института является достаточно обширным. Изложенное позволяет сконцентрироваться именно на обозначенных аспектах института запрета определенных действий как меры пресечения. Предмет настоящего исследования – проблемные аспекты законодательного закрепления норм, регулирующих вопросы применения меры пресечения в виде запрета определенных действий, а также правоприменительной практики.

Приступая непосредственно к исследованию, представляется необходимым уделить внимание статистической характеристике применения запрета определенных действий в качестве меры пресечения. Соответствующий анализ практики применения запрета определенных действий можно сделать на основе отчетов Судебного департамента Верховного Суда Российской Федерации.

Анализ отчетов о работе судов общей юрисдикции по рассмотрению уголовных дел по первой инстанции за 2018-2022 гг. позволяет сформулировать вывод о недостаточно интенсивном применении рассматриваемой меры пресечения.

Так, в 2018 году в производство судов поступило 347 материалов с ходатайством об избрании запрета определенных действий в качестве меры пресечения (удовлетворено 301 ходатайство, что составляет 86,7 %), в 2019 году поступило 1419 материалов (удовлетворено 1246, что составляет 87,8 %), в 2020 году – 2117 материалов (удовлетворено 1850, что составляет 87,4 %), в 2021 году – 2924 (удовлетворено 2565, что составляет 87,7 %), в 2022 году – 3464 (удовлетворено 3085, что составляет 89 %) (Отчет о работе судов общей юрисдикции по рассмотрению уголовных дел по первой инстанции за 2018-2022 годы [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.cdep.ru/?id=79 (дата обращения: 20.02.2024)).

Таким образом, можно заключить, что уровень применения запрета определенных действий в качестве меры пресечения имеет тенденцию к росту, а процент удовлетворенных ходатайств на протяжении лет, отраженных в статистике Судебного департамента Верховного Суда Российской Федерации, остается примерно одинаковым (незначительные колебания в пределах 2,3 % за 5 статистических периодов). За первое полугодие 2023 года поступило 2205 материалов, из них удовлетворено 1939 ходатайств (что составляет 87,9 %) (Отчет о работе судов общей юрисдикции по рассмотрению уголовных дел по первой инстанции за первое полугодие 2023 года [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://cdep.ru/userimages/_F1-svod-vse_sudy-1-2023.xls (дата обращения: 20.02.2024)).

Несмотря на рост ходатайств о применении запрета определенных действий в качестве меры пресечения, стоит отметить их относительно небольшое количество, в сравнении, допустим, с заключением под стражу. Именно для снижения уровня применения такой меры, как заключение под стражу, законодателем и были внедрены такие меры как залог и запрет определенных действий. Если залог уже признан научным сообществом неудачным, практически не используемым институтом ^{[6, с. 50]}, то расширить применение запрета определенных действий как меры пресечения на современном этапе развития уголовно-процессуального закона представляется возможным, в том числе и посредством оптимизации его нормативной регламентации.

Изложенное актуализирует выявление проблем и коллизий правовой регламентации запрета определенных действий в качестве меры пресечения и позволяет перейти к соответствующему анализу.

При проведении проблемного анализа следует кратко упомянуть часть уже озвученных в научной периодике, но не решенных на момент написания статьи, проблем.

В первую очередь необходимо урегулировать коллизию с возможностью комбинации мер пресечения, которая неоднократно затрагивалась в научной литературе ^{[5, с. 35; 12, с. 16]}.

С одной стороны, по сей день в научном сообществе ведется дискуссия относительно самостоятельности запрета определенных действий именно в качестве меры пресечения (а не, к примеру, дополнительных ограничений, которыми можно «доукомплектовать» иную меру пресечения). С другой стороны, если аксиоматически воспринимать запрет определенных действий как самостоятельную меру пресечения (что подразумевается исходя из конструкции раздела IV и главы 13 УПК РФ), налицо нерешенность на законодательном уровне вопроса о возможности применения одновременно более одной меры пресечения.

На первый взгляд, ч. 1 ст. 97 УПК РФ четко формулирует возможность применения одной меры пресечения (именно «одной меры», а не «мер»), однако часть 11 той же статьи допускает применение определенных мер наряду с уже примененными. Сложившаяся ситуация и породила вышеуказанные споры исследователей.

Следовательно, если запрет определенных действий является самостоятельной мерой пресечения, то на законодательном уровне необходимо классифицировать меры пресечения на основные и дополнительные (как сейчас фактически и происходит, учитывая содержание ч. 11 ст. 97 УПК РФ, ч. 8.1 ст. 106 УПК РФ), одновременно внося изменения в редакцию ч. 1 ст. 97 УПК РФ, в части замены формулировки «одну из мер пресечения, предусмотренных» на словосочетание «меры пресечения, предусмотренные». Такой способ устранения имеющейся коллизии представляется менее радикальным, поскольку на текущий момент, несмотря на неоднозначное толкование рассмотренных формулировок, правоприменитель действует именно так, – дополняет залог или домашний арест рядом запретов определенных действий согласно положениям ч. 11 ст. 97 УПК РФ (при достаточной аргументации обоснованности применения таких запретов).

При рассмотрении второго, более радикального варианта, следует говорить либо о разделении мер пресечения на основные и дополнительные (прослеживается аналогия с институтом наказания в уголовном праве), либо о выведении запрета определенных действий из объема института мер пресечения и формировании института дополнительных ограничений. Такой вариант также представляется достаточно перспективным, особенно в части гибкости формирования, «укомплектования» мер пресечения. Однако оптимизация мер пресечения таким образом предполагает достаточно серьезную доктринальную переработку как мер процессуального принуждения в целом, так и мер пресечения в частности.

Практический результат видится подобным с той лишь разницей, что мера пресечения, как предписано ч. 1 ст. 97 УПК РФ, будет применяться одна, а иные ограничения, используемые в качестве дополнения, к числу мер пресечения относиться не будут.

В научной литературе также наличествует точка зрения, согласно которой противоречий в сложившейся ситуации нет, поскольку законодатель использует при конструкции рассматриваемых норм более совершенный технико-юридический прием – отсылочный ^{[6, с. 51]}. Таким образом, И. С. Дикарев приходит к заключению, что «возложение запретов на подозреваемого или обвиняемого происходит в рамках применения к ним залога или домашнего ареста, а запреты при этом составляют часть содержания указанных мер пресечения» ^{[6, с. 52]}. Однако предложенное толкование анализируемых норм, как представляется, также порождает вопросы самостоятельности запрета определенных действий в качестве меры пресечения, равно как возможности и целесообразности отнесения соответствующих запретов к категории «ограничения» или «запреты».

Таким образом, представляется, что данный вопрос должен быть разрешен на законодательном уровне.

Далее, необходимо обратить внимание на юридическую технику ст. 105.1 УПК РФ, непосредственно регламентирующую запрет определенных действий. Законодатель в ч. 4 рассматриваемой статьи ограничивает судью тремя вариантами постановлений при разрешении ходатайства об избрании меры пресечения в виде запрета определенных действий. Согласно соответствующему перечню – суд может избрать данную меру пресечения; может возложить на лицо, к которому уже применен запрет определенных действий, дополнительные запреты; может отказать в удовлетворении ходатайства. При этом неоднозначно можно толковать второй пункт исследуемой ч. 4 ст. 105.1 УПК РФ – о возложении дополнительных запретов (с учетом закрытого характера перечня ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ). Как констатирует И. С. Дикарев ^{[6, с. 52]}, речь идет о наложении дополнительных запретов из перечня ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ, а не о самостоятельной формулировке не входящих в указанный перечень запретов судом. Тем не менее, в целях единообразного применения нормы ч. 4 ст. 105.1 УПК РФ этот вопрос, как представляется, должен быть уточнен законодателем, поскольку действующая редакция статьи не предполагает ее однозначного толкования.

В связи с этим видится целесообразным изложить п. 2 ч. 4 ст. 105.1 УПК РФ в следующей редакции:

«2) о возложении дополнительных запретов, установленных частью шестой настоящей статьи, на подозреваемого или обвиняемого, в отношении которого применена мера пресечения в виде запрета определенных действий;».

Помимо этого стоит отметить, что при буквальном толковании положений ч. 4 ст. 105.1 УПК РФ, в случае согласия суда с необходимостью избрания запрета определенных действий, но несогласия с перечнем предлагаемых органом расследования запретов, суд не имеет возможности избрать данную меру пресечения, исключив из ходатайства при ее назначении один или более запретов. Тем самым суд ограничен положениями заявленного ходатайства в этой части. Разрешение данной ситуации видится в наделении судьи полномочием мотивированно исключить один или несколько запретов при рассмотрении соответствующего ходатайства.

Ввиду изложенного в целях оптимизации деятельности по избранию данной меры пресечения представляется целесообразным дополнение ст. 105.1 УПК РФ ч. 41, изложив ее в следующей редакции: «41. При вынесении судом постановления, указанного в пункте один части четвертой настоящей статьи, судья имеет право исключить один или несколько запретов из числа указанных в ходатайстве следователя или дознавателя.».

Наконец, спорной представляется формулировка одного из запретов, а именно запрета, регламентированного нормой п. 6 ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ.

Действующая редакция данного пункта допускает двоякое толкование посредством использования словосочетания «совершенное преступление». Как у правоприменителя, так и у исследователя может сложиться ошибочное ощущение, что соответствующий запрет может быть применен в отношении лица, вина которого в совершении конкретного преступления уже установлена, а само событие преступления доказано. Между тем, буквальное толкование ч. 2 ст. 8, ч. 1 ст. 73, п.п. 1–4 ч. 1 ст. 299 УПК РФ позволяют исключить вышеприведенную трактовку рассматриваемой нормы. С целью устранения выявленной коллизии предпочтительным представляется изложение п. 6 ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ в следующей редакции:

«6) управлять автомобилем или иным транспортным средством, если преступление, в совершении которого подозревается или обвиняется лицо, связано с нарушением правил дорожного движения и эксплуатации транспортных средств.».

Внесение предлагаемых изменений будет способствовать единообразному пониманию и применению запрета, предусмотренного п. 6 ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ.

Таким образом, в настоящем исследовании проанализирован запрет определенных действий в качестве меры пресечения. В процессе исследования изучены как проблемы и коллизии, ранее становившиеся предметом исследования ученых-процессуалистов, так и обозначены иные, ранее не обсуждавшиеся в научной литературе. Формулировки, закрепленные законодателем применительно к запрету определенных действий, в ряде случаев допускают неоднозначное их толкование, что представляется, как минимум нежелательным. Специфика настоящего исследования опосредована вариативностью подхода автора к уже выявленным научным сообществом коллизиям правового регулирования запрета определенных действий, как меры пресечения, обзором различных исследовательских позиций, учетом проведенного статистического анализа при проведении исследования.

К выводам, сформулированным в рамках статьи, можно отнести следующие.

Во-первых, нуждается в оптимизации правовое регулирование института мер пресечения. В частности, законодателю необходимо устранить имеющуюся коллизию между указанием об избрании одной меры пресечения (ч. 1 ст. 97 УПК РФ) и возможностью комбинации мер пресечения (ч. 11 ст. 97 УПК РФ, ч. 8.1 ст. 106 УПК РФ). Возможные способы устранения коллизии проанализированы в рамках проведенного исследования. Каждый из них предоставляет возможность устранить имеющуюся коллизию, однако первый предполагает технико-юридическое уточнение правового регулирования мер пресечения и их классификацию, а второй – более глубокую переработку и осмысление института мер пресечения, и формирование субинститута ограничительных мер.

Во-вторых, в целях единообразного применения нормы, установленной п. 2 ч. 4 ст. 105.1 УПК РФ автор предлагает изложить данный пункт в следующей редакции: «2) о возложении дополнительных запретов, установленных частью шестой настоящей статьи, на подозреваемого или обвиняемого, в отношении которого применена мера пресечения в виде запрета определенных действий;».

В-третьих, для оптимизации деятельности по избранию данной меры пресечения представляется целесообразным дополнение ст. 105.1 УПК РФ ч. 41, изложив ее в следующей редакции: «41. При вынесении судом постановления, указанного в пункте один части четвертой настоящей статьи, судья имеет право исключить один или несколько запретов из числа указанных в ходатайстве следователя или дознавателя.».

В-четвертых, с целью устранения двоякого толкования словосочетания «совершенное преступление» (п. 6 ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ) предложено заменить указанную формулировку на «преступление, в совершении которого подозревается или обвиняется лицо». Внесение предлагаемого изменения будет способствовать единообразному применению запрета, предусмотренного п. 6 ч. 6 ст. 105.1 УПК РФ. Данное предложение предполагает доработку данной нормы с технико-юридической точки зрения.