Философия в римском обществе конца I–начала II вв. н. э.

Данилова Валерия Юрьевна кандидат исторических наук доцент, кафедра всеобщей истории, Владимирский государственный университет им. Александра Григорьевича и Николая Григорьевича Столетовых 600014, Россия, Владимирская область, г. Владимир, пр. Строителей, 11, ауд. 320а Danilova Valeria PhD in History Assistant professor, Department of Universal History, Vladimir State University named after Alexander and Nikolay Stoletovs 600014, Russia, Vladimirskaya oblast', g. Vladimir, pr. Stroitelei, 11, aud. 320a fasikcat@yandex.ru Другие публикации этого автора

Период I–II вв. н. э. в истории римской философии известен прежде всего учением философов-стоиков, представителей так называемой Поздней Стои. Соответственно, большая часть современных работ по этому периоду касается взглядов и деятельности римских философов-стоиков Сенеки, Эпиктета и Марка Аврелия ^{[1, с. 360–394; 2–5; 6, с. 564–568; 7; 8, с. 322–327]}. В данной же статье поставлена цель рассмотреть не сочинения римских философов, как это делается традиционно, а показать, как философские идеи отражались в римском обществе, как и в какой степени они на него влияли. Для этого будут рассмотрены произведения римских, латиноязычных, авторов, в которых есть упоминания об их собственном отношении к философии и отношении к ней других римлян, и будет проведен сравнительный анализ выявленной информации.

Хронологические рамки исследования обозначены как конец I–начало II вв. н. э., то есть период правления императора Домициана, последнего из династии Флавиев (81–96), а также представителей династии Антонинов — Нервы (96–98) и Траяна (98–117). Актуальность работы определяется тем, что данный конкретный период мало изучен в истории философии, он не являлся предметом самостоятельного исследования в плане влияния философских идей на римское общество. Из близких по теме работ можно указать статьи А. А. Столярова, который рассмотрел деятельность и идеи философа-стоика I в. н. э. Гая Музония Руфа в контексте римской общественной жизни [9–10].

Первая задача статьи состоит в том, чтобы определить, насколько сильным было влияние философских учений на политические взгляды римских граждан. Известно, что в период правления Нерона (54–68) и Веспасиана (69–79) в Риме была сильная стоическая оппозиция императорам в сенате, ее представители опирались на идеи стоицизма ^{[15; 16, с. 37–38; 17]}. Важно изучить, сохранились ли эти тенденции при Домициане, который представлен в римской литературе как император-тиран, и как относились представители сенатской знати к возможности противостояния императору на основе идей стоицизма. Эти вопросы могут быть рассмотрены на основе сочинений Тацита и Плиния Младшего.

Вторая задача состоит в том, чтобы проанализировать роль философии в мировоззрении и поведении римлян в других сферах жизни, кроме политической. У Тацита и Плиния Младшего мы можем найти информацию о том, как относились римляне к проблемам смерти и самоубийства. Вопрос о смерти и самоубийстве был важным для римской философии, и он вызывает интерес у современных исследователей ^{[18, с. 43–45; 19–20]}. Однако, они рассматривают эту проблему только по философским сочинениям, в данной же статье будут привлечены литературные произведения.

В историографии есть мнение, что философия не пользовалась в Римской империи большой популярностью и была нужна только немногим интеллектуалам, которые хотели достичь добродетели или уходили в философию от жизненных проблем ^{[21, с. 40]}. Однако, письма Плиния Младшего и сатира Ювенала, проанализированные в данной работе, показывают, что в конце I–начале II вв. н. э. в римском обществе был достаточно большой интерес к философии, причем не только со стороны высших слоев общества (сенаторов и всадников), но и менее знатных и не столь образованных людей. Важно изучить, чем был вызван этот интерес к философии и насколько он был серьезным.

Третья задача заключается в том, чтобы рассмотреть соотношение в указанный период идей, пришедших из греческой философии, и римских идей и традиций. Под римскими идеями понимаются устойчивые представления и ценности (то, что римляне называли «нравы предков»), выработанные в культуре Древнего Рима на основе местных социально-политических условий и отраженные в сочинениях латиноязычных авторов. Актуальным в научной литературе является вопрос о соотношении учения стоиков, изначально пришедшего в Рим из Греции, с римскими традициями и нормами морали. Например, С. Н. Кочеров подчеркивает, что популярность в римском обществе учения стоиков связана с тем, что оно оказалось созвучным морали римской гражданской общины ^{[16, с. 32]}. У. Терпин характеризует отношения между римским идеями и идеями стоицизма как очень сложные, так что иногда их невозможно даже уловить ^{[22, с. 364]}. Тем не менее, вопрос о соотношении этих идей кажется автору статьи важным и заслуживающим изучения.

При анализе источников обращалось внимание в первую очередь на те фрагменты, где прямо упоминалась философия и философы. Посмотрим с лингвистической точки зрения, какие слова используют римские авторы для обозначения философии и философов. У Тацита и Плиния Младшего встречаются слова sapientia ^{[23, 2, 4; 26, XV.71; 24, I.22.6]} и philosophia ^{[23, 4; 25, III.81; 24, I.10.10]}. Философы названы professores sapientiae ^{[23, 2; 25, IV.10]}, doctores sapientiae ^{[25, IV.5]}, sapiens / sapientes ^{[23, 46; 26, XVI.19, 24, I.10.4; III.11.5]}, philosophus / philosophi ^{[24, I.10.1; III.11.2, 6]}. Таким образом, римские авторы употребляют примерно в равных количествах как греческое слово philosophia, так и латинское слово sapientia, которое чаще всего переводится как «мудрость», но по сути у Тацита и Плиния является синонимом «философии», как и слово «мудрец» (sapiens) — синонимом «философа».

Что нам известно о явных сторонниках каких-либо философских учений в римском обществе конца I–начала II в. н. э.? Прежде всего можно отметить Юния Арулена Рустика, который был приверженцем стоицизма ^{[24, I.5.2]}, учеником философа-стоика Гая Музония Руфа. Молодость Рустика пришлась на правление Нерона, и в тот период он сочувствовал стоику-оппозиционеру Тразее Пету ^{[26, XVI.26]}. В правление Домициана Рустик написал произведение, восхвалявшее Тразею Пета, в результате чего был казнен, а его книга сожжена ^{[23, 2]}. Вместе с Аруленом Рустиком пострадал Геренний Сенецион, восхвалявший в своих книгах оппозиционера-стоика Гельвидия Приска ^{[23, 2; 24, VII.19.5]}. О том, разделял ли Геренний Сенецион идеи стоицизма, в источниках прямого указания нет, но, возможно, разделял, если он восхвалял стоика предыдущих времен. Также при Домициане был отправлен в ссылку Юний Маврик, который приходился братом Юнию Арулену Рустику ^{[24, I.5.10, I.14.1–2; II.18.1; III.11.3]}. О его отношении к философии также прямых указаний в источниках нет, но, возможно, он разделял стоические идеи своего брата. Во всяком случае, Плиний Младший описывает Юния Маврика как человека твердого в своих убеждениях, готового смело высказать свои взгляды в присутствии императора ^{[24, IV.22.3–6]}.

Есть еще два примера того, что после смерти Домициана было популярно восхваление оппозиционеров. Известно, что Гай Фанний писал большое произведение о тех, кто был убит или отправлен в ссылку при Нероне ^{[24, V.5.3]}. Он не успел закончить его, но те три книги, которые были изданы, со слов Плиния Младшего, были популярны в обществе. Титиний Капитон, знакомый литератор Плиния, написал произведение, которое Плиний точно не называет, но говорит, что оно было посвящено смерти знаменитых людей, в том числе некоторых очень ему дорогих ^{[24, VIII.12.4]}. По содержанию других писем можно предположить, что речь идет о Гельвидии Приске Младшем, Рустике Арулене и Гереннии Сенеционе, которые погибли при Домициане. Таким образом, если говорить о высшем и образованном слое римского общества, который имел возможность участвовать в политической жизни, то мы, во-первых, видим среди его представителей явных или предполагаемых сторонников стоицизма, а во-вторых, наблюдаем интерес к восхвалению стоической оппозиции времен Нерона и Веспасиана.

Рассмотрим вопрос о том, повлияла ли философия на политические взгляды Тацита и Плиния Младшего. Следует отметить, что в научной литературе есть разные мнения по поводу влияния на Тацита идей стоиков и отношения писателя к ним: некоторые исследователи считают, что Тациту не нравилось учение стоиков, другие говорят о его симпатии к стоицизму, сходстве некоторых его идей с идеями стоиков ^{[22, с. 395; 27, с. 11–24; 28, с. 25–29]}. По произведениям Тацита мы можем проанализировать его отношение к стоической оппозиции и ее стремлению сопротивляться жестоким императорам. Тацит в «Жизнеописании Агриколы» неодобрительно отзывается о времени правления Домициана, характеризуя его как период порабощения, невозможности свободно высказывать собственные мысли в противовес правлению Нервы и началу правления Траяна, когда появилась свобода слова. Частью этого порабощения у Тацита выступает изгнание из Рима философов (expulsis insuper sapientiae professoribus) ^{[23, 2]}. Также Тацит с неодобрением упоминает ссылку Юния Маврика, осуждение и казнь Арулена Рустика и Геренния Сенециона, которые восхваляли Тразею Пета и Гельвидия Приска — лидеров сенатской оппозиции при Нероне и Веспасиане ^{[23, 2, 45]}. Тацит осуждает общественную атмосферу в правление Домициана и характер императора за его зависть и ненависть к успехам и добродетелям других людей, гневливость, склонность ко всему дурному ^{[23, 39–41]}, но при этом он против него не выступал. Наоборот, карьера Тацита, как он сам признает, при Домициане успешно развивалась ^{[25, I.1]}. Следовательно, Тацит не стремился подражать поведению стоической оппозиции.

Когда Тацит оценивает поведение при Домициане своего тестя Агриколы, то говорит о том, что послушание и скромность вместе с энергией и трудолюбием, которые проявил Агрикола, достойны не меньшей похвалы, чем поведение тех, кто встал в оппозицию принцепсу и погиб смертью решительной, но для государства совершенно бесполезной ^{[23, 42]}. Здесь писатель, на наш взгляд, ясно высказал свою позицию, далекую от стоического сопротивления правителю-тирану. Тацит одобряет действия Агриколы, который не шел наперекор императору и не искал смерти ради славы.

Сходство мыслей Тацита с учением стоиков теоретически можно увидеть в том, что он подчеркивает важность добродетелей (virtutes) в жизни Агриколы ^{[23, 44, 46]}, поскольку в учении стоиков добродетели были очень важны ^{[29, I.4.3; 30, с. 262–264]}. Но, на наш взгляд, в этом вопросе у Тацита скорее можно увидеть приверженность нравам предков, у которых добродетели (virtutes) высоко ценились. Так, Тацит в качестве заслуг своего тестя Агриколы ставит в один ряд с добродетелями его консульские и триумфальные отличия, то есть подчеркивает его заслуги в служении государству, успехи в политической и военной карьере ^{[23, 44]}. Долг служения государству, мужество и доблесть на войне были традиционными римскими ценностями ^{[31, с. 24]}.

Если внимательно посмотреть, что пишет Тацит про упомянутого выше стоика Арулена Рустика и его учителя Гая Музония Руфа, то можно уловить в их характеристике некоторый негативный оттенок. Поступок Рустика во время правления Нерона, когда юноша, занимавший тогда должность народного трибуна, предлагал пойти против постановления сената о виновности Тразеи Пета, Тацит объясняет жаждой похвалы (cupidine laudis impollutus) ^{[26, XVI.26]}. Заметим, что про своего тестя Агриколу Тацит пишет, что тот, наоборот, не искал одобрения со стороны общественного мнения своему поведению на политическом поприще ^{[23, 42]}. Музония Руфа Тацит характеризует как человека, ревностно подражавшего изучению философии и взглядам стоиков (studium philosophiae et placita Stoicorum aemulatus) ^{[25, III.81]}, как будто намекая на его несамостоятельность во взглядах. Неодобрительно оценивает Тацит поведение Музония Руфа в период гражданской войны в конце 60-х гг., когда сенат решил отправить послов к войскам Веспасиана, чтобы уговорить их на прекращение военных действий. Музоний Руф, как пишет Тацит, замешался в число этих послов, попал в армию Вителлия и стал убеждать солдат в преимуществе мира против войны. Тацит называет эти наставления вооруженных солдат «несвоевременными философскими поучениями» (intempestivam sapientiam) ^{[25, III.81]}. С другой стороны, когда Тацит рассказывает о стоике Гельвидии Приске, то с одобрением пишет, что тот в молодости изучал философию, чтобы укрепить свой дух против всяких случайностей и посвятить себя государственной деятельности ^{[25, IV.5]}. Примечательно, что характеризуя Гельвидия как человека справедливого и смелого, Тацит отмечает в качестве его недостатка стремление к славе, честолюбие ^{[25, IV.5–6]}. Можно сделать вывод, что Тацит ценил приверженность учению стоиков, когда это шло на благо государству и политической карьере римского гражданина, но ему не нравилось излишнее стремление людей, в том числе стоиков, к славе.

Плиний Младший был современником и хорошим знакомым Тацита, и в их произведениях можно найти сходные идеи. Плиний тоже упоминает в своих письмах об изгнании философов из Рима при Домициане ^{[24, III.11.2]} и осуждает мрачную атмосферу гонений на свободомыслие, сложившуюся при этом императоре. Плиний сообщает о том, что в этот период он рискнул навестить на вилле Артемидора — зятя философа-стоика Музония Руфа, который в тот момент нуждался в деньгах. Плиний был дружен со многими людьми, высланными из Рима или казненными Домицианом ^{[24, III.11.3]}, на него уже был готов донос императору, поэтому его поездка к Артемидору могла представлять опасность. Однако, как мы видим из его биографии, решительных действий против идеологии Домициана Плиний не предпринимал и продолжал занимать государственные должности. Он выступил против доносчиков и написал произведение в отмщение своего друга Гельвидия Приска Младшего уже после смерти этого императора ^{[24, IX.13]}, когда при Нерве и Траяне это было разрешено и поощрялось.

Таким образом, по произведениям Тацита и Плиния Младшего не видно прямого влияния философии на их политические взгляды. Оба они хорошо знали о представителях стоической оппозиции Домициану, Плиний был с ними знаком или дружен, но при этом ни Тацит, ни Плиний не разделяли их политическое поведение.

Рассмотрим, каково было воздействие философии на римлян в указанный период в других сферах жизни, кроме политической.

Как уже упоминалось выше, при Домициане многие философы были высланы из Рима, так как император, очевидно, видел в них угрозу. После смерти Домициана идеологический курс сменился, и философы начали возвращаться в Рим. В результате произошло оживление общественной атмосферы. Плиний Младший отметил, что в Риме того времени «свободные искусства процветали» (liberalibus studiis floruit) ^{[24, I.10.1]}. К свободным искусствам относилась и философия. О том, как общество реагировало на философов, мы можем увидеть на примере философа Эвфрата, описанного Плинием Младшим ^{[24, I.10]}. С Эвфратом Плиний впервые познакомился в Сирии, когда был там на военной службе в 80-е гг. Затем знакомство возобновилось в Риме. Эвфрат упоминается в «Жизнеописаниях софистов» Филострата как современник и друг философа Диона Хризостома ^{[32, I.7.3]}, а Дион Хризостом вернулся из ссылки при Нерве, после смерти Домициана. Вероятно, в то же время с Востока в Рим приехал и Эвфрат. Судя по тому, что про Эфврата пишет стоик Эпиктет, Эвфрат тоже был стоиком ^{[29, IV.8.17–20]}. Плиний описывает учение и поведение Эвфрата следующим образом: для философа характерна доброта(humanitas), следование добродетелям (virtutes), преследование пороков в своем учении ^{[24, I.10.2, 3, 7]}. Эти идеи также отвечают учению стоиков. Эвфрат, по мнению Плиния, был хорошим оратором и производил сильное впечатление даже на людей мало образованных (mediocriter doctos). Эпиктет подтверждает мнение Плиния о том, что Эвфрат умел красиво говорить: некоторые люди, послушав его, хотели бы и сами заниматься философией ^{[29, I.15.8]}. Из этого можно сделать вывод, что философа Эвфрата охотно слушали разные люди — не только хорошо, но и мало образованные, и он производил на них большое впечатление, побуждая к занятиям философией.

Плиний советует одному из своих адресатов, Аттию Клементу, следовать увещаниям Эвфрата ^{[24, I.10.7]}. Возникает вопрос, следовал ли советам философа сам Плиний? Ответить на этот вопрос однозначно нет возможности. В письме Плиний жалуется на свою загруженность работой в должности префекта государственной казны, которая мешает ему чаще общаться с философом. Он также приводит по этому поводу высказывание Эвфрата о том, что «философия в лучшем своем отделе учит служить обществу: расследовать, творить суд, выявлять справедливость, значит осуществлять на практике то, чему она учит» ^{[33, I.10.10, пер. М. Е. Сергеенко]}. Здесь мы видим, что философ оправдывает государственную деятельность и занятость Плиния служением на пользу общества. В письме также есть характерная фраза о том, что «мудреца может постичь только мудрец» (nisi sapiens non potest perspicere sapientem) ^{[24, I.10.4]}, из которой становится ясно, что сам Плиний себя мудрецом-философом не считает.

Кроме Эвфрата, Плиний познакомился и подружился в молодости, во время службы военным трибуном в Сирии, с Артемидором, который был зятем стоика Гая Музония ^{[24, III.11.5]}. Про самого Гая Музония Плиний пишет, что он им восхищался и был с ним близок в меру своего возраста ^{[24, III.11.5]}. Говоря о возрасте, Плиний имеет в виду то, что Музоний был гораздо его старше. А. А. Столяров предполагает, что Плиний мог входить в кружок, сложившийся про Музонии Руфе ^{[10, с. 141]}. Таким образом, Плиний несомненно был хорошо знаком с учением стоиков, но вряд ли следовал ему в жизни.

Плиний был знаком и с другими представителями греческой философии. Например, он пишет про Эвфрата, что «в его рассуждениях есть тонкость, основательность, изящество; часто даже что-то от Платоновой высоты и размаха» ^{[33, I.10.5, пер. М. Е. Сергеенко]}. Если Плиний сравнивал Эвфрата с Платоном, значит, он имел представление о произведениях Платона. Поскольку Плиний знал греческий язык (в его письмах встречаются фразы на греческом), он мог читать Платона в оригинале. Однако, в письмах Плиния никаких явных философских размышлений мы не находим.

Возвращение философов в Рим и смена политической обстановки в конце I в. вызвала большой общественный интерес к философии. Насколько он был серьезным? В источниках встречаются упоминания о так называемых «любителях» философии. В письме I.22 Плиний противопоставляет жизнь юриста Тития Аристона поведению таких любителей философии, иронично о них отзываясь. Эти философы отличаются от остальных, их можно узнать по внешнему виду и одежде. Они усердно посещают гимнасии и портики, произносят длинные рассуждения перед другими бездельниками, как их называет Плиний. По мнению Плиния, эти люди изучению философии предпочитают внешность философов (sapientiae studium habitu corporis praeferunt) ^{[24, I.22.6]}. Тития Аристона Плиний превозносит за то, что тот занят настоящим делом в суде и за его хорошие качества — нравственную чистоту (castitas), благочестие (pietas), справедливость (iustitia) и мужество (fortitudo) ^{[24, I.22.6–7]}. Может показаться несколько странным, что Плиний ругает приверженцев философии за то же самое, за что он хвалил философа Эвфрата в письме I.10: длинные речи перед слушателями. Этот факт можно объяснить литературным приемом противопоставления, с помощью которого Плиний хотел подчеркнуть достоинства Тития Аристона, характерные для истинного римлянина. Также можно предположить, что в Эвфрате Плиний видел настоящего философа, а в других людях — просто подражателей философам. Для сравнения, Тацит в «Истории» намекает на то, что некоторые молодые римляне изучали философию только для того, чтобы «прикрывать громкими словами постыдное безделье» ^{[34, IV.5, пер. Г. С. Кнабе]}.

Когда Плиний вспоминает Артемидора, зятя стоика Гая Музония Руфа, он говорит о том, что среди тех, кто называет себя философами в момент написания письма (после смерти Домициана), сложно найти одного-двух с такой же искренностью и правдивостью, как у него ^{[24, III.11.6]}. Здесь можно увидеть, с одной стороны, похвалу Артемидору, с которым Плиний был дружен, а с другой стороны, Плиний может иметь в виду философов, которые стали таковыми просто отдавая дань моде, а не по внутреннему убеждению.

То, что такая проблема – быть философом, а не казаться им – существовала, мы видим у Эпиктета. Он упоминает философов, для которых важным было не содержание их учения, а внешний вид: они говорят, что они философы, «как только наденут потертый плащ и отпустят бороду» ^{[29, IV.8.15, пер. Г. А. Тароняна]}. Эпиктет противопоставляет таким мнимым философам Эвфрата, который поступал согласно стоическому учению не ради зрителей, а для самого себя и для бога ^{[29, IV.8.17–18]}.

Сходную информацию о «любителях» философии в римском обществе мы встречаем также у Ювенала во второй сатире первой книги, вышедшей после 100 г. при императоре Траяне. Ювенал происходил предположительно из сословия вольноотпущенников ^{[14, с. 222–223]}. Его точка зрения важна и интересна тем, что представляет мнение выходца из незнатных слоев римского общества. Сатира направлена в целом против лицемерия. В первой части сатиры поэт пишет о том, что некоторые развратники притворяются философами и защищают добродетель, хотя сами ведут себя распущенно. Сами по себе эти люди некультурные, неученые (indocti) ^{[35, I.2.4]}, однако они специально покупают гипсовые бюсты философов, чтобы показать свою приверженность добродетели и совершенству:

Вовсе невежды они, хотя и найдешь ты повсюду

Гипсы с Хрисиппом у них; совершеннее всех у них тот, кто

Купит портрет Аристотеля или Питтака, а также

Бюстам Клеанфа прикажет стеречь свои книжные полки ^{[36, I.2.4–7, пер. Д. Недовича и Ф. Петровского]}.

Обратим внимание на то, какие философы упомянуты в этом отрывке. Названы Питтак Митиленский — один из семи легендарных греческих мудрецов VII в. до н. э., Аристотель — знаменитый философ IV в. до н. э., глава школы перипатетиков, и два философа-стоика III века до н. э. — Клеанф, ученик основателя Ранней Стои Зенона, и Хрисипп, ученик Клеанфа ^{[37, Вступление I. 13–14, 19; VII.36, 168, 179]}. Характерно, что Хрисиппа, Клеанфа и их учение часто упоминал стоик Эпиктет, современник Ювенала.

В этом отрывке Ювенал критикует людей развратного поведения, которые лишь притворяются сторонниками философии, чтобы показать свою просвещенность. Но сама возможность купить бюсты философов и поставить их на полки говорит о том, что философия была достаточно популярна в римском обществе в период написания произведения.

В той же сатире Ювенала есть еще один фрагмент, который связан с философией. Поэт высмеивает тех же людей, которые покупают бюсты философов, в том, что они редко что-то говорят и больше желают молчать (rarus sermo illis et magna libido tacendi) — видимо, чтобы намекнуть на свою значимость и ученость, — а также в том, что у них волосы короче бровей (supercilio brevior coma), то есть они их очень коротко стригут ^{[35, I.2.14–15]}. Возникает вопрос: кому именно пытаются подражать эти римляне такой внешностью?

В Римской империи были популярны изображения философов, представляющие собой копии греческих оригиналов. Чтобы ответить на поставленный выше вопрос, рассмотрим, какими представали философы в скульптуре и у кого были короткие волосы. В сатире Ювенала упомянуты сразу два философа-стоика — Хрисипп и Клеанф, поэтому начнем со стоиков. Например, в собрании Британского музея хранится мраморный бюст Хрисиппа, где мы видим коротко стриженые волосы, залысину по центру головы и бороду. В Государственном Эрмитаже хранится портрет, который искусствовед А. А. Трофимова предлагает идентифицировать как философа-стоика, предположительно, Клеанфа. Это римская копия с греческого оригинала III в. до н. э. Мы видим на нем человека с короткой стрижкой, лысиной и длинной окладистой бородой ^{[38, с. 62, рис. 1]}. Автор отмечает, что типичный портрет философа-стоика именно такой: «волосы коротко пострижены, залысины открывают высокий лоб, аккуратная борода обрамляет лицо» ^{[38, с. 65]}.

Для сравнения возьмем портреты киников и эпикурейцев, поскольку их учения тоже были популярными в то время. Эпикурейцем был, например, Максим — наместник провинции Ахайи при Траяне ^{[29, III.7.1; 24, VIII.24]}; Эпиктет упоминает желающих вести кинический образ жизни ^{[29, III.22]}. Бюст Антисфена из Британского музея, основателя школы киников, представляющий собой римскую копию греческого оригинала, изображает пожилого человека с бородой и волнистыми, довольно густыми волосами. Посмотрим на портрет Эпикура из Британского музея, который также является римской копией греческого оригинала. На нем изображен мужчина с волнистой бородой и волнистыми волосами. По заключению А. А. Трофимовой, эпикурейцы обычно изображались с развевающимися волосами, а киники — с всклокоченными волосами ^{[38, с. 65]}. Также в сатире Ювенала упомянут Аристотель. По сохранившимся изображениям Аристотеля мы можем судить о том, что у этого философа была волнистая борода и довольно длинные волосы. Таким образом, когда римляне нарочно коротко стригли волосы, они, вероятнее всего, подражали философам-стоикам.

Литературовед В. С. Дуров подчеркивает, что для римской сатиры был характерен «сугубый реализм», то есть рассмотрение событий повседневной жизни ^{[39, с. 6]}. Мы можем быть уверены в том, что Ювенал описывал то, что видел в действительности.

Интересный фрагмент, связанный с ролью философии в жизни римской знати, можно найти в «Жизнеописании Агриколы» Тацита. Он показывает возможность обучаться философии в Римской империи, а также соотношение между греческой философией и римскими традициями. Отец Агриколы Юлий Грецин во времена императора Калигулы был известен как оратор и философ (studio eloquentiae sapientiaeque notus) ^{[23, 4]}. Сам Гней Юлий Агрикола рассказывал Тациту, что в ранней молодости он готов был с жаром предаться изучению философии, но мать остудила его пыл, поскольку такое занятие считалось непозволительным для римлянина и сенатора ^{[23, 4]}. Учился Агрикола в городе Массилия, а этот город, находившийся в провинции Нарбонская Галлия, был центром греческой культуры на западе Римской империи ^{[40, с. 481]}. Мы видим, с одной стороны, что отец Агриколы хорошо знал философию, и Тацит не говорит о том, что это было ненормально. С другой стороны, занятия философией с большим жаром и рвением (Тацит употребил слово acer — жаркий, пылкий) считались неподобающими для римлянина, который собирался делать политическую карьеру. Видимо, это было позволительно только для греков, поскольку философия пришла в Рим из Греции.

Источники позволяют рассмотреть вопрос о влиянии стоической философии либо римских традиций на отношение римлян к смерти и самоубийству.

В конце «Жизнеописания Агриколы» Тацит рассуждает о смерти своего тестя и упоминает при этом философию: «Если манам праведных уготовано особое обиталище, если, как утверждают философы, великие души не распадаются вместе с телами, покойся в мире...» ^{[41, 46, пер. А. С. Бобовича]}. Здесь Тацит говорит о манах — душах умерших предков, представление о которых было характерно для римской религии и не имело связи с греческой философией ^{[42, с. 50–51, 187–188]}. Также писатель подчеркивает благочестие и добродетельность своего тестя, употребляя слова pius и virtutes. Благочестие (pietas) и обладание добродетелями (virtutes) исследователи относят к традиционным римским ценностям ^[43]. Далее Тацит рассуждает о том, что жена и дочь Агриколы после его смерти более всего должны заботиться о том, чтобы помнить о его добродетелях и подражать его достойному поведению ^{[23, 46]}.

В каком учении можно найти мысль о том, что «великие души не распадаются вместе с телами» (non cum corpore extinguuntur magnae animae), как пишет Тацит? Е. М. Штаерман обратила внимание на то, что еще при императоре Августе в I в. до н. э. в Риме распространилась вера в зависимость бессмертия души от добродетелей и пороков человека в земной жизни ^{[42, с. 197–198]}. Этому поспособствовала широко распространившаяся в римском обществе поэма «Энеида» Вергилия, где в шестой книге описывается участь умерших в царстве мертвых и упоминается о том, что в подземном мире души умерших (маны) искупают страданиями свои злые дела, а потом могут снова вселиться в тела ^{[44, VI.713–751]}. Возможно, Тацит разделял именно эти идеи. Упоминание о бессмертии души как о знакомой идее среди знатных римлян I в. н. э. встречается также в «Анналах» Тацита при описании смерти Петрония ^{[26, XVI.19]}.

Письма Плиния Младшего также позволяют рассмотреть вопрос об отношении римлян к самоубийству и о том, могли ли повлиять на это философские учения. В письме I.12 Плиний сообщает, что его друг Кореллий Руф покончил с собой из-за длительной и тяжелой болезни (подагры). Ему было 60 лет, и он уморил себя голодом. По мнению Плиния, Кореллия подтолкнул к этому решению разум, поскольку мудрецы повинуются именно ему (Corellium quidem summa ratio, quae sapientibus pro necessitate est, ad hoc consilium compulit) ^{[24, I.12.3]}. Упоминание такого понятия, как разум, наводит на мысль о том, что Кореллий Руф мог быть последователем стоического учения, поскольку у стоиков разум — одно из ключевых понятий ^{[29, I.2.3; IV.8.12; 37, VII.1.86, 88]}. Примечательно также, что Кореллий Руф сказал врачу «я решил» (голодать и умереть) по-гречески (Κέκρικα), а не по-латински ^{[24, I.12.10]}. Греческий язык был языком философии, и, значит, Кореллий Руф его знал.

В письме I.22 снова поднимается проблема самоубийства из-за болезни. Плиний рассказывает про юриста Тития Аристона. Этот человек заболел и хотел узнать от врачей, насколько тяжела его болезнь. Если бы она оказалась неизлечимой, то он хотел уйти из жизни, если ли же просто затяжной — то бороться. Плиний одобряет его решение, поскольку «обсуждать и взвешивать основания для нее (смерти) и по совету разума выбирать между жизнью и смертью может только высокая душа» ^{[33, I.22.10, пер. М. Е. Сергеенко]}. Плиний, как и в письме про Кореллия Руфа, одобряет выбор, сделанный с помощью разума.

В письме III.7, написанным около 99 г., Плиний рассказывает о том, что Силий Италик в своем поместье под Неаполем уморил себя голодом из-за тяжелой неизлечимой болезни (как и Кореллий Руф). Он был преклонного возраста, ему было 75 лет. Плиний в этом письме не приводит какого-либо обоснования поступка Силия Италика — возможно, потому, что умерший не был его другом или хорошим знакомым. Писатель сокрушается, как быстро проходит жизнь, и видит возможность своего бессмертия в литературных трудах ^{[24, III.7.10–14]}. Исходя из этого можно предположить, что для самого Плиния его литературная деятельность была важнее философии.

В письме VI.24 Плиний рассказывает историю одной семейной пары, с которой он не был знаком. У мужа была тяжелая болезнь, и жена, поняв, что проблемы мужа очень серьезные, уговорила его покончить с собой. Они вместе бросились в озеро ^{[24, VI.24.2–4]}. Плиний дает в данном случае положительную оценку действий жены и сравнивает ее поступок с более ранним по времени поступком Аррии Старшей, жены Цецины Пета, которая пронзила себя кинжалом и побудила также прибегнуть к самоубийству смертельно больного мужа ^{[24, III.16.2–6]}. В этих действиях Плиний видит верность жены мужу и одобряет ее поступок. Следовательно, для римлян самоубийство из-за тяжелой болезни не было чем-то необычным и встречало одобрение в обществе.

Если мы рассмотрим историю стоического учения, то увидим примеры самоубийств, связанных с болезнями. Одна из версий смерти Зенона такова, что он, находясь в преклонном возрасте, упал, сломал палец и умер, нарочно задержав дыхание ^{[37, VII.1.28]}, а другая — что он отказался от еды будучи утомленным своим возрастом ^{[37, VII.1.31]}. Философ Клеанф умер, отказавшись от пищи во время болезни десен — сначала по совету врачей, а потом по собственному решению ^{[37, VII.5.176]}. Сенека допускал возможность самоубийства в случае болезни ^{[45, LVIII.32–36]}. Философ Эвфрат умер в 118 г., добровольно приняв яд. Он был уже старый и больной, и император Адриан разрешил ему это сделать ^{[46, LXIX.8.3]}. Диоген Лаэртский, давая общую характеристику учения стоиков, пишет о том, что для стоического мудреца вполне разумно уйти из жизни «и за отечество, и за друга, и от слишком тяжкой боли, или увечья, или неизлечимой болезни» ^{[37, VII.130, пер. М. Л. Гаспарова]}. Эти факты, а также ссылки Плиния на решение, принятое разумом, дают основание предположить, что Кореллий Руф и Титий Аристон, названные в письмах Плиния, разделяли учение стоиков. Что касается других римлян, которые покончили с собой, то мы не знаем наверняка, были ли они приверженцами стоицизма.

По римским источникам I–II вв. н. э. можно выделить самоубийство из-за болезни и самоубийство по политическим причинам. У Плиния мы видим первое. Политические самоубийства были распространены в более ранний период — при Нероне и далее в период гражданских войн. Во времена Нерона многие римские сенаторы и всадники покончили с собой, что подробно описано Тацитом в «Анналах» ^{[26, XV–XVI]}. Они либо получили от принцепса приказ умереть либо понимали, что их ждет скорая казнь. Сам Тацит объясняет причины многочисленных самоубийств тем, что в то время это было самой легкой дорогой к смерти ^{[26, XVI.17]}. В «Истории» Тацит описывает смерть Отона, который решил умереть, так как понял, что проигрывает в гражданской войне, и бросился на кинжал ^{[25, 47–49]}. Его примеру последовали некоторые солдаты, показав тем самым преданность своему императору. И поступок Отона, и поступок солдат в обществе были восприняты с одобрением ^{[25, 47–49, 53–54]}.

Точно известно, что из умерших при Нероне стоиками были Тразея Пет и Барея Соран ^{[25, IV.10; 29, I.1.26]}. Но вряд ли абсолютно все перечисленные у Тацита и Плиния римляне, покончившие с собой, были последователями стоиков. Скорее самоубийство в сложной жизненной ситуации было римской традицией, которая согласовалась при этом с учением и поведением стоиков.

Заметим также, что, в отличие от периода правления Нерона и гражданских войн, при Домициане политических самоубийств не было. Оппозиционеры Геренний Сенецион, Арулен Рустик и Гельвидий Приск Младший были казнены ^{[23, 2; 24, I.5.2–3; III.11.3]}, при этом никто из них не покончил с собой, так что данная традиция для рассматриваемого периода не характерна.

Подведем итоги исследования. В Риме конца I–начала II вв. н. э. философия была популярна как среди высших, образованных, так и средних, менее образованных, слоев общества. Подъем интереса к философии наблюдался после смерти императора Домициана, что можно объяснить изменением общественно-политической обстановки при Нерве и Траяне. Изгнанным ранее философам было разрешено вернуться в Рим из ссылки, появилась возможность свободно высказывать свои мысли, что вызвало оживление общественной атмосферы. Однако, не у всех римлян увлечение философией было серьезным: многие, отдавая дань моде, показывали себя философами только внешне при отсутствии глубокого внутреннего интереса. Все римские авторы, которые обратили внимание на эту проблему, не одобряли показное увлечение философией и «пустое» подражание философам.

Что касается влияния философии на политическое поведение римских граждан, то при Домициане можно отметить преемственность стоической оппозиции со времен Нерона и Веспасиана в лице приверженца стоицизма Арулена Рустика. Возможно, некоторые другие оппозиционеры тоже сочувствовали идеям стоиков. Однако, на примере Тацита и Плиния Младшего мы видим, что не все знатные римляне того времени были готовы прямо выступить против осуждаемого ими императора, хотя тот же Плиний Младший был хорошо знаком с оппозиционерами и сочувствовал их идеям. При Нерве и Траяне, с одной стороны, наблюдалось массовое восхваление представителей стоической оппозиции. С другой стороны, Тацит в «Жизнеописании Агриколы» скептически отозвался о них, считая гибель оппозиционеров скорее стремлением к славе, чем пользой для государства. На наш взгляд, у Тацита было двойственное отношение к стоицизму: он не был явным сторонником этого учения, но одобрял идеи стоиков в тех моментах, которые способствовали служению на благо государства.

В рассматриваемый период учение стоиков находило наибольший отклик у римлян и чаще всего упоминалось в литературных произведениях. Это можно объяснить тем, что некоторые положения этики стоицизма пересекались с традиционными римскими ценностями: необходимость обладания определенными добродетелями для римского гражданина (в том числе влиявшая на посмертную участь его души) соотносилась с добродетелью как одним из ключевых понятий у стоиков; возможность покончить с собой и теоретическое обоснование самоубийства в сложной жизненной ситуации у стоиков соотносилось с распространенностью и одобрением практики самоубийства в римском обществе. Для римлян важнейшей добродетелью было служение государству и продвижение по карьерной лестнице, занятие государственных должностей. Примечательно, что и стоик Эвфрат оправдывал занятость делами на государственной службе пользой для общества. Таким образом, идеи, изначально пришедшие из греческой философии, тесно переплетались с римскими традициями и ценностями.