Страницы истории немецкого крестьянства России

Введение*).

На протяжении столетий на южных и юго-восточных рубежах России оставались не заселенными обширные пространства с плодородными землями. По берегам мелководных рек кочевали калмыцкие, башкирские и киргиз-кайсацкие племена. Редкие, рассыпанные по периметру природных границ, славянские селения безуспешно оборонялись от разбойничьих вторжений воинственных соседей.

К моменту воцарения на престоле Екатерины II у России уже был накоплен исторический опыт продолжительной борьбы со степью. Начиная с XVI в., проводилась политика военной и земледельческой колонизации неспокойных территорий на Юге, Востоке и Юго-востоке империи посредством переселения великороссов и малороссов. Но к началу XVIII в. внутренний источник колонизации иссяк: основная масса земледельцев, оказавшись в тисках крепостной зависимости, утратила свободу передвижения по стране; другое крестьянское сословие – государственные крестьяне по своему положению в социальной иерархии не могли быть объектом массового переселения на безлюдные окраины.

Екатерина II, определяя ориентиры внутренней политики, обратилась к проблеме освоения земель, «праздно остающихся для произведения общенародной пользы». Она понимала, что успех возможен, если колонизация будет осуществляться усилиями крестьян, свободных от феодальной зависимости. В одной из заметок императрица наметила гипотетическую программу действий, в которой высказала демократическую, по сути, идею: «... чем больше над крестьянином притеснителей, тем хуже для него и для земледелия… Великий двигатель земледелия – свобода и собственность. Когда каждый крестьянин будет уверен, что то, что принадлежит ему, не принадлежит другому, он будет улучшать это. Государственные налоги ему не тяжелы, в виду того, что они умеренны, и если государство вовсе не нуждается в увеличении доходов, земледельцы могут располагаться, как им удобно, лишь бы имели они свободу и собственность» ^{[4, 346]}.

Советники обратили внимание императрицы на исторический парадокс: в то время, как русские крестьяне осваивали сибирские просторы, запахивали «государеву пашню», земли на территории Саратовской, Ставропольской, Астраханской, Оренбургской губерний, все Заволжье оставались безлюдной глухоманью, достоянием кочевников. Екатерина принимает предложение графа П.И. Панина: заселить пустующие угодья за счет приглашения иностранцев, обеспечив их земельными наделами на правах собственников и свободных предпринимателей.

У П.И. Панина были все основания выступить с такой новацией. В 1760-х гг. европейские страны представляли собой неиссякаемый источник трудовых ресурсов. Семилетняя война^[2]вихрем прошлась по Австрии, Пруссии, Саксонии, Швеции, стерла с лица земли признаки их социального благополучия. По дорогам бродили тысячи разорившихся ремесленников и крестьян, изгнанных феодалами с наследственных земель; солдат, выброшенных на обочину жизни в результате поражения европейских армий. В Правительствующий Сенат России обращались с «челобитными» предприимчивые иностранцы с предложением набрать в зарубежных странах людей для переселения в Россию.

На совещаниях, проведенных Екатериной с группой приближенных лиц – генерал-прокурором Сената А. И. Глебовым, графом Г.Г. Орловым и другими советниками была разработана стратегия безопасности страны от враждебных набегов приграничных территорий и введения в хозяйственный оборот «пустопорозжих земель», столетиями остававшихся без обработки.

Указ Екатерины II Правительственному Сенату. 14 октября 1762 г. Екатерина подписала Указ Правительствующему сенату "О разрешении иностранцам селиться на пустых землях селиться в России", а 4 декабря 1762 г. – Манифест о позволении иностранцам селиться в России. Переведенный на латинский, немецкий, французский, шведский, голландский языки, Манифест был распространен в европейских странах через газеты, а также посредством объявлений в церковных приходах.

Откликов на приглашение иностранцев в Россию, против ожидания в Петербург не поступило: в Манифесте не разъяснялось, на каких условиях предлагается переселение в далекую, загадочную для многих, Российскую империю. Екатерина запросила мнение о Манифесте сенаторов. Одним из первых откликнулся граф А.Б. Бутурлин, указавший на германские княжества, как на источник трудовых ресурсов для России. После Семилетней войны, писал граф, «на немецкой земле многие ремесленные люди разорились, отстав своих домов, а наипаче по мелким городам, где войско проходило, без настоящего пристанища находятся. А другие и на местах так обедняли, что принуждены пропитания, прибежища и покровителства искать в ближайших городех…» ^{[13, 166,167]}.

22 июля 1763 г. Екатерина подписывает Манифест – и "Указ императрицы Екатерины II Правительственному Сенату об учреждении Канцелярии опекунства иностранных" во главе с президентои графом Г.Г. Орловым; утверждена "Инструкция императрицы Екатериы II Канцелярии опекунства иностранных и ее обязанностях по организации приема иностранных поселенцев в России" Канцелярия получила почти министерские полномочия.

Манифест предлагал иммигрантам льготные условия: переезд за счет русского правительства, самостоятельный выбор места поселения; свободное отправление веры, освобождение на 30 лет от налогов и постоев, навечно – от обязательной военной и государственной службы. Манифест гарантировал: беспроцентную ссуду на обзаведение хозяйством; разрешение на строительство промышленных предприятий, причем их владельцы получали исключительное право: «позволяем, – писала императрица, – покупать надлежащее число к тем мануфактурам, фабрикам и заводам крепостных людей и крестьян» ^{[13, 166 –167]}.

В Манифесте Екатерина четко определила гражданский статус переселенцев: иностранец, заявивший о «решительном своем намерении» поселиться в империи для хлебопашества, или записаться в купечество, обязан «учинить по вере своей и обрядам обыкновенную о подданстве Нам в верности присягу». Много лет спустя в российском законодательстве утвердилось понятие гражданства: в «Уставе о колониях иностранцев в Империи» (1857 г.) закрепляется норма: «Колонистам и их потомству предоставляются права гражданства не только в их колониях, но и по всей Империи»^{[15, 27]}. Не только самим переселенцам, но и их потомкам были обещаны эти и другие привилегии.

К практическим действиям императрица перешла после обнародования Манифеста от 22 июля 1763 г. Была учреждена по совету графа Бутурлина «главная дирекция» – Канцелярия опекунства иностранцев во главе с Григорием Орловым. Екатерина II приняла непосредственное участие в разработке Инструкции Канцелярии опекунства, в которой обстоятельно расписывались права и обязанности колонистов и ответственность чиновников Канцелярии за реализацию проекта. Екатерина выделила 200 тыс. руб. для обеспечения переселенческого движения ^{[13, 12,13, 28 29]}. ^[23]

Возможность получить в вечное потомственное владение земельный надел, не заплатив ни гульдена, воодушевила тысячи жителей германских земель на эмиграцию в Россию. Автор фундаментального труда по истории колонизации А. Клаус писал: «Все нуждающиеся, не имевшие ни крова, ни пищи бросились записываться в колонисты, их манили не только льготы, но то, что каждый получал по 8 шиллингов в день на пропитание» ^[8,109]. Нанятые для набора переселенцев комиссионеры, так называемые «вызыватели», отправляют в Россию из Гессена, Вюртемберга, Мекленбурга, Пфальца, Померании толпы отчаявшихся искателей счастья.

Эмиграционный поток вызвал недовольство правящих кругов в курфюрствах Германии и Австрии, отток значительной части трудовых ресурсов не отвечал их интересам. В обществе стали распространяться слухи о том, что в России иммигрантов поселили на землях татарских князей, колонисты становятся жертвами грабительских набегов со стороны «диких орд кочевников». С такого рода сообщениями выступила одна из газет в Кельне. Екатерина в письме писателю Вольтеру разоблачает лживость враждебных слухов: «Так да будет же Вам известно, что моя прекрасная саратовская колония считает уже 29 000 жителей, и, назло Кельнской газете, вовсе не боится татарских, турецких и других набегов; … в каждом кантоне [построены] церкви его исповедания … там мирно обрабатывают поля, и тридцать лет не будут платить никаких податей» ^{[18, 303]}.

Первые колонии было решено создать в Поволжье, в районе Саратова. Но, как показали дальнейшие события, в Петербурге располагали не точными сведениями о степени заселенности этих мест. Когда в район предполагаемой колонизации прибыли первые иммигранты из Германии, выяснилось, что значительная часть земельных угодий уже обрабатывается местными крестьянами: русскими, малороссами и казаками. По берегам Волги и ее притоков были дисперсно расположены многочисленные деревни местных жителей, которые отнюдь не намерены были уступать обрабатываемые ими земли чужеземцам. «Поселение иностранных колонистов в Поволжье, – писал историк С.М. Соловьев, – повело к столкновениям с старыми русскими жителями в этой считавшейся пустой земле. Оказалось, что живущие в г. Саратове и в прочих тамошних землях дворяне, купцы имеют зимовья и при них пашню и крестьян по большей части на таких землях, на которые не только никаких крепостей у них нет, но и дач ^[3] совсем не сделано…» ^{[17, 410]}.

Президент Канцелярии опекунства граф Г.Г. Орлов докладывал Сенату: поселившимся на землях, лежащих между реками Волгою и Медведицей крестьянам села Золотого земли не отведено; так же и жители, поселившиеся без указа по рекам Медведице, Хопру, Дону и по их притокам, захватив все лучшие земли, называют их принадлежащими к их имениям; ниже города Камышина к Царицыну расположились волжские казаки; крестьяне села Никольского и Покровского по реке Медведице указывают на свои владения по этой реке на протяжении 300 верст, где расположено более 100 селений, вплоть до Петровска. Несмотря на то, заявил Г.Г. Орлов, что местные крестьяне не в силах обработать прилежащие пространства, иностранцев селиться не пускают, между тем, эти земли предназначены для поселения колонистов. Облеченный высокими полномочиями Президент Канцелярии опекунства предложил Сенату принять решение: самовольный захват земельных угодий терпеть нельзя, надо «потеснить слишком просторно живущих русских поселенцев, чтобы расселить иностранцев» ^{[17, 411]}.

Сенат приказал: всем, кто владеет землей без документов (без дач и крепостей), отмерить земли местным крестьянам наравне с иностранцами на каждую семью по 30 десятин и оформить все в официальном порядке.

Учитывая, что иностранцы по Манифесту Екатерины освобождены от налогов на 30 лет, а местные жители ежегодно платят налоги, Сенат решил представить Екатерине доклад с таким мнением: «Несогласно было бы с … милосердием [императрицы], когда выходящие иностранцы станут селиться на пространных и изобильных землях без всякого за них платежа, а подданные ее императорского величества будут платить, умалчивая о том, каковая от этого у тамошних старых жителей может вкорениться зависть к иностранцам» ^{[17, 411]}. Сенат предложил не брать с местных крестьян уплачиваемый налог – 10 коп. за десятину.

С.М. Соловьев комментирует мнение Сената с точки зрения социальной справедливости: Сенат руководствовался тем обстоятельством, что вначале заселялась земля пустопорожняя русскими колонистами, которые своим поселением взяли землю во владение, завоевав ее для государства если не у чужих народов, то у дикой природы, что гораздо человечнее; теперь «государство из-за очень спорных выгод искусственного увеличения народонаселения чуждым элементом решило среди русских колонистов поселить иностранных, давши им … льготы, давши землю даром; рождался естественный вопрос: за что же русские колонисты будут платить за занятую ими землю?» ^{[18, 28]}. И в этом же контексте Соловьев замечает: «Сенат переменил свое решение, велел вычеркнуть из доклада, чтоб с русских землевладельцев не брать по 10 коп. за десятину».

В Саратовской губернии земли для выходцев из Германии были размежеваны. Канцелярия опекунства развернула в Поволжье строительство жилых домов для переселенцев, привлекая к этому местных предприимчивых жителей. Одним из первых подписал контракт с Канцелярией опекунства иностранных крестьянин Пахринской волости Н. Павлов о строительстве 200 двойных дворов. Для возведения домов и хозяйственных построек, подрядчики нанимали крестьян из соседних деревень. Но строительство не поспевало за притоком иностранцев: в 1764 – 1765 гг. в Поволжье прибыли 27 тыс. человек. Канцелярия опекунства доносила в Сенат: «… немцев нахлынуло такое множество, что недостает рабочих людей, леса и других материалов для скорой постройки им домов». Сенат отвечал с бюрократическим равнодушием: «Вместо деревянных домов нельзя ли делать мазанки?».

Вместе с тем ситуация в Саратовской губернии начинала тревожить сенаторов: беспокоила не ограниченность материальных и трудовых ресурсов, а политические последствия иностранной колонизации. Сенаторы понимали, что привилегии для немцев, в том числе безвозмездное наделение их крупными земельными наделами, вызовет недовольство местного населения. Для сенаторов было очевидно: русские и малороссийский крестьяне еще не успели забыть, как несколько лет назад – в 1759 г. – Русская армия в союзе с австрийскими воинскими подразделениями разбила армию «великого полководца» Фридриха Великого и привела Германию на грань катастрофы.

Сенат рекомендовал Канцелярии опекунства: больше всего следует избегать «вредного наряда с уездов крестьян к работам: это может произвести в старых жителях крайнее негодование и ропот, разорить целые села и деревни и потому надобно исправляться наймом вольных работников» ^{[18, 28]}. Опасаясь крестьянских волнений, Сенат приказал Канцелярии опекунства сноситься по каждому случаю недовольства с Саратовским губернатором. Через несколько месяцев прием иностранцев в Россию в качестве колонистов был прекращен до того времени, когда обустроенные хозяйства получат уже прибывшие на Волгу иммигранты.

Для оказания содействия Канцелярии опекунства в устройстве колонистов Екатерина 30 апреля 1766 г. подписала Указ об учреждении в Саратове «особой Конторы Канцелярии опекунства иностранных». Возникающие среди немецких поселенцев конфликты Контора обязана была рассматривать совместно с Саратовской Воеводской канцелярией.

Возведение жилых домов для колонистов, приобретение для них сельскохозяйственной техники, продовольствия, требовало значительных сумм. Выделенных Екатериной 200 тыс. руб. на год оказалось не достаточно. В ответ на донесения Г.Г. Орлова с жалобами на дефицит средств, императрица 17 октября 1766 г. подписала Именной Указ Правительствующему Сенату о выдаче денег по требованию Канцелярии опекунства иностранных и ее комиссаров из средств местных губернских ведомств. Это – уникальный документ: императрица повелела чиновникам губернских администраций: «во всех тех местах по требованиям Канцелярии или ея комиссионеров выдавать тотчас, сколько, когда требовано будет, из всяких сборов, какие бы налицо ни случались, а сколько оттуда выдано будет, о том в то же время писать в Канцелярию опекунства иностранных …» ^{[13, 132–133]}. К Указу прилагался список 32-х городов, в котором значились: Тула, Ростов, Ярославль, Кострома, Ржев, Новгород, Воронеж и др.

Новая среда обитания поставила колонистов в трудные условия адаптации: на первых порах жилых домов для всех не хватало, пришлось ютиться в землянках; колонистов – и старых, и малых – косили болезни, вызванные природными и климатическими особенностями края; приходилось вести изнурительную борьбу с полевыми вредителями, уничтожавшими урожай на корню. Кроме того, всякую надежду на благополучную жизнь в Поволжье убивала враждебность кочевников: в 1772 г. на колонии обрушилась ненависть киргиз-кайсаков. Храбрые джигиты напали на мирные колонии, ограбили и увели в плен более 700 мужчин, женщин и детей для продажи на невольничьих рынках Турции и Хивы. В результате всех бедствий уже через несколько лет после водворения из 8 тыс. семейств осталось 5,5 тыс.; численность колонистов сократилась с 27 тыс. человек до 23,2 тыс. ^{[4, 51]}.

Прошло более десяти лет со времени основания первых немецких колоний на Волге. За это время чиновники Канцелярии опекунства убедились в том, что «вызыватели» набирали людей за границей без учета профессиональных навыков; значительную часть контингента составляли деклассированные элементы – люмпены (lumpen – лохмотья), бродяги, нищие, уголовные рецидивисты. Эта бесшабашная вольница наотрез отказывалась работать на полях, и только требовала денег на проживание. Президент Канцелярии опекунства Г.Г. Орлов не раз пытался урезонить колонистов, проводивших время в пьянстве и азартных играх. В письмах к колонистам Г. Орлов пытался воззвать к их совести и человеческому достоинству, но тщетно ^[14]. А. Клаус замечал по этому поводу: « …первые партии переселенцев были неудачны: они ни по нравственным качествам, ни по физическому развитию не оправдали ожиданий и вовсе не соответствовали своему назначению» ^{[8, 109]}.

Согласно Манифесту 1763 г., по истечении 10 льготных лет колонисты обязаны были возвратить в 3 года истраченные на них денежные средства; а после 30-и лет со дня прибытия на Волгу – платить подати и нести земельные повинности наравне с другими подданными. Но отчеты Саратовской конторы опекунства не оставляли надежд на уплату долга – положение иностранцев было тяжелое: земли не хватало, часть наделов представляли собой неудобные земли, вместе с тем начался процесс расслоения колонистской деревни.

В Сенате с участием Г.Г. Орлова был составлен обстоятельный доклад о положении дел на Волге. Рассмотрев доклад и мнение Канцелярии опекунства о порядках в колониях, устроенных вблизи Саратова, императрица, несомненно, пережила чувство разочарования: проект, который сулил такие перспективы, был на грани развала.

18 апреля 1775 г. Екатерина подписала Именной Указ Канцелярии «О разборе поселенных около Саратова колонистов и учинении им ссуды». Из этого акта следовало: в колонистском сообществе выделяются две группы: «одни порядочным своим поведением, исправностию в сельском домостроительстве и похвальным трудолюбием в земледелии оказались достойными Высочайшего Нашего к ним благоволения, а другие, напротив того, от лености, нерадения и развратной жизни не токмо не преуспели в обзаведении себя порядочным домостроительством, но, невзирая на все учиненныя им вспомоществования и неоднократныя увещания от Канцелярии Опекунства иностранных и от самого Президента, задолжав великими суммами, и ныне не имеют пропитания, и таковым образом,… не предвидится уже надежды к их поправлению».

Императрица объявляет первым«Высочайшее Наше благоволение, а прочих, хотя и надлежало бы, яко не исполнивших их обязательства, оставить без всякаго презрения»,но, по природному Нашему милосердию, не оставили Мы дать повеления, чтоб и сии снабжены были в последний раз потребным к земледелию и к пропитанию до будущей жатвы, с тем, что ежели и на будущее время оные окажутся нерадивыми и в лености обращающимися, то никакой уже ссуды делано не будет». ^{[13, 139]}.

Екатерина понимала, что среди колонистов есть люди, не способные измениться к лучшему и чтобы «избавить трудолюбивых поселенцев от развращающих оных дурными примерами товарищей», приказала «учинить разбор о способных и неспособных к хлебопашеству…». Старшему члену Саратовской Опекунской конторы было поручено во всех колониях о каждом из колонистов взять письменный отзыв от имени всего общества и начальников; заслуживших одобрительный отзыв и «назначенных к хлебопашеству, снабдить единожды навсегда приличною ссудою….» ^{[13, 139]}. Не способным и не получившим разрешения быть хлебопашцами, объявить, что заплатив казенные долги, они могут беспрепятственно выехать из России, или найти себе занятие в городах по их способностям, или перейти на военную службу и заработанными деньгами оплатить долг казне.

По Манифесту колониям была дарована «внутренняя их юрисдикция», т.е. самоуправление, основанное на вековых традициях поселенцев. Прошедшие 10 лет показали, что выборные старшины, а также лучшая, трудоспособная часть общины, не смогли повлиять на деморализованных любителей легкой жизни. Императрица оставляет колонистам самоуправление, но повышает ответственность выборных лиц, «сельских начальников», которых обязывает строжайшим образом контролировать колонистов, чтобы «каждый старался трудами своими в земледелии приобретать достаточные способы к пропитанию и отнюдь не полагать надежды на казенное вспоможение ибо, как выше сказано, всякия вспоможения деланы им были сверх обещаннаго, то отныне впредь ни малейшей ссуды им уже чинено не будет».

Остающимся в колониях, не оплатившим долг по полученной ссуде, императрица продлила срок оплаты на 5 лет «в разсуждении бывших в тамошних местах замешательств…». Для лучшего же наблюдения за общественным порядком в колониях, для разбора конфликтных ситуаций по каждому из 13 колонистских округов императрица учредила должности комиссаров: один из отставных штаб-офицеров, другой – из обер-офицеров. Для них она приказала построить дома и дать по 60 десятин земли на время службы.

Было очевидно, что и Канцелярия опекунства иностранных, и Контора в Саратове оказались не в состоянии эффективно решать конкретные вопросы управления колонистами, вопреки всем льготам и преимуществам, подаренным императрицей германским выходцам.

Разрабатывая проект о привлечении иноземцев для колонизации незанятых земель, в Сенате не учли исторический опыт правителей феодальной Руси по освоению новых, не занятых территорий. После завоевания в 1552 г. Казанского и присоединения в конце XVI в. Сибирского ханства колонизация земель на Востоке принимала широкие масштабы. Русские князья, а затем и цари, проводили целенаправленную политику по созданию так называемых «государевых пашен», по введению в оборот «пустых, непоселенных земель» силами свободных крестьян. Освоение земледельцами безлюдных территорий усиливало власть князей, а затем и царей, и ради этого они обеспечивали добровольных переселенцев льготами: освобождали от податей и повинностей на определенный срок. В период правления царя Федора Ивановича уже организуется переселение добровольцев партиями по 50 – 100 человек. К XVII столетию в Западной и Восточной Сибири, в малонаселенных районах Европейской части России возникли многочисленные «государевы пашни». Они обрастали крепостными сооружениями и новыми переселенческими деревнями. При Алексее Михайловиче сформировались целые «государевы слободы».

Практика заселения свободных земель выработала определенную систему отношения к переселенцам. При переводе крестьян в Сибирь и другие места царская грамота предписывала набирать самых «зажиточных и домовитых хозяев, добрых, прожиточных и семьянистых, лучших людей». В грамоте Федора Ивановича содержалось требование: чтобы «у всякого человека [переселенца] было три мерина добрых, да по три коровы, да по две козы, да по три свиньи, да по пять овец, да двое гусей, да по пятеру куров, да телега, да сани и всякая житейская рухлядь»^[4]. Вербовщики не принимали «голь перекатную». Предприимчивым беднякам приходилось самостоятельно покорять версты вековой тайги, чтобы обрести «землю обетованную» на берегах сибирских рек. Таким образом, естественным путем расширялись земельные ресурсы России за счет привлечения к освоению земель свободных землепашцев.

Русский опыт по переселению на новые земли «домовитых хозяев, лучших людей» к середине XVIII в., как видно, был забыт. При Екатерине «вызывателей» не снабжали инструкциями о наборе «добрых и зажиточных». Комиссионеры – иностранцы по происхождению, охваченные страстью к легкой наживе, спешили завербовать как можно больше «колонистов», второпях набирали, как писал позднее А. Клаус, «всякий сброд», деклассированных, выброшенных на обочину социального сообщества людей.

20 апреля 1782 г. Екатерина подписала указ, которым упразднила Канцелярию опекунства иностранных и ее Саратовскую контору. Управление колониями было передано местной администрации – Саратовской Казенной палате, Директору домоводства (экономии).

Указ императрицы от 20 апреля 1782 г. актуализировал в Правительствующем Сенате вопрос: какова общая сумма затрат на иностранную колонизацию? В 1785 г. минули 20 лет со дня основания первых колоний на Волге, и в Государственном Казначействе подсчитали расходы на освоение Поволжья. Оказалось, что вызов и водворение иностранцев обошлись казне в 5 199 813 руб.; из них 3 989 616 руб. составляли возвратный долг казне, а 210 197 руб. Указом от 20 апреля 1782 г. они были отнесены к безвозвратному долгу. «Безвозвратными» суммами были оплачены социальные потребности колонистов: 1 025 403 руб. казна отпустила на строительство домов и церквей; 17, тыс. руб. – на пособие больным; 136,5 тыс. руб. составляли казенный долг переселенцев, скончавшихся на пути к Волге; долг в 30,4 тыс. руб. – оставался на колонистах, уведенных в плен киргиз-кайсаками. [4а, 53].

Сумма долговых обязательств поволжских колонистов росла из года в год, что не могло не тревожить местную администрацию. Саратовский генерал-губернатор С.П. Потемкин обращается к Екатерине II с докладом. 4 июля 1785 г. Екатерина подписывает Именной указ «Об устройстве поволжских колонистов». На вопрос С.П. Потемкина, как быть с долгами, Екатерина пишет: средства на них затраченные, должны быть возмещены казне; через Директора экономии установить – «сколько они могут без отягощения своего в год уплачивать в число того долгу». Потемкину предлагалось провести обследование социально-экономического положения колоний, результат представить на рассмотрение императрицы.

Колонизация.Колонизация земель в Поволжье продолжалась, но из-за дефицита средств новые колонии создавались уже не каждый год. При Екатерине, явно разочарованной проектом колонизации, в отдельные периоды (с 1768 г.) ни одного нового немецкого поселения не было построено: в 1768 – 1771 гг., 1773 – 1781, 1783 – 1786, 1791, 1793, 1794 гг., 1796 г. ^[5].

Начатое при Екатерине II освоение новых земель немецкими колонистами, продолжалось и в годы правления ее потомков – как при Павле I, Александре I, так и в царствование других императоров до 1870-х годов. Указы, утвержденные императорами, постановления Комитета Министров, Правительствующего Сената – весь обширный блок документов, регулировавших жизнь немецких и менонитских колоний, со всей очевидностью свидетельствуют о патерналистском курсе русских царей по отношению к иностранцам, их исключительном внимании к проблемам социально-экономического развития немецких и менонитских колоний ^[11].

Ко времени воцарения Александра I целинные земли Поволжья были освоены. Миграционный поток направляется правительством в Новороссийский край, где обширные угодья столетиями оставались без обработки. В этом регионе были устроены переселенцы из западной части Германии (Гессен, Пфальц, Баден – Дурлах, Вюртемберг, Северный Эльзас). Эти районы на протяжении многих лет были главными центрами эмиграции вследствие высокой концентрации населения и постоянных пограничных войн с Францией. К эмиграции вынуждал и парцеллярный характер земельной собственности – мелкие земельные участки не в состоянии были прокормить многодетные семейства.

В Причерноморье были устроены крупные по численности группы меннонитов. Каждый колонист получал надел в 65 десятин на семейство без оплаты ее стоимости; ссуду в 300 руб. на строительство дома, обзаведение хозяйством (покупку скота, рабочих инструментов и т. д.). Переселенцы ввозили без оплаты пошлины движимое имущество, пользовались свободой предпринимательской деятельности, строили фабрики, промышленные мастерские; вступали в гильдии и цехи, торговали продукцией своих предприятий по всей империи. При заявленном желании о реэмиграции, колонист обязан был сверх уплаты всего причитающегося с него долга, единовременно внести в казну трехгодичную подать.

В Правительствующем Сенате еще при Екатерине II возникали сомнения относительно целесообразности и экономической эффективности освоения земель за счет трудовых ресурсов Германии и других стран. В Министерстве внутренних дел проанализировали систему управления колониями за прошедшее 30-летие, и в феврале 1804 г. В.П. Кочубей ^[6] представил Александру I доклад «О правилах для принятия и водворения иностранных колонистов». Вызов колонистов, писал Министр, был и продолжается поныне на основании Манифеста 1763 г. Каких именно людей принимать, точно не было определено, набирали претендентов всякого звания и состояния, и потому с самого начала приняли «много дурных хозяев и большею частию самых бедных, кои мало по сие время принесли Государству пользы. Саратовские и некоторые из Новороссийских колоний доказывают сию истину». В докладе подчеркивалось: среди колонистов много «ненужных ремесленников, дряхлых, слабых, одиноких и даже с застарелыми болезнями, к чему присоединить должно, что большая часть из них крайне бедны».

В.П. Кочубей обратил внимание императора на несоответствие колонизационной политики, методология которой была разработана при Екатерине II, современному состоянию трудовых и природных ресурсов России. Императрица, пишет Кочубей, «решилась на вызов иностранцев, желая населять пустые степи. Но когда размножение во внутренних Губерниях народа и теснота могут требовать расселения собственных подданных, а земель удобных к водворению … остается не так изобильно, то и следует ограничить заселение пришельцев, да и только тех, кои бы в крестьянских упражнениях или в рукодельях примером служить могли» ^{[11, 144]}. Общий тон доклада свидетельствует: В.П. Кочубей решительно настроен положить конец эмиграции из Германии, он не видит пользы в привлечении «дряхлых и слабых бедняков» ^{[11, 144]}.Министр выступил с конкретными предложениями по ограничению приема иммигрантов. 20 февраля 1804 г. Александр утвердил проект.

С этого времени иммиграция была поставлена в жесткие рамки, ежегодный прием переселенцев ограничен: российского резидента обязали отправлять в империю не более 200 семей в год; дипломатическим представителям при правительствах зарубежных стран указали: никому никакой ссуды не давать, за исключением «кормовых сумм» и средств для оплаты за суда и подводы; желающие эмигрировать в Россию должны предъявить свидетельства, что везут с собой средства в наличном капитале, или в товарах на сумму не менее 300 гульденов; несостоятельным, как и одиноким «странникам» въезд в империю закрыть^{[11, 147]}.

Колонизация земель за счет иностранцев обходилась России в миллионные суммы, финансы империи находились в критическом состоянии. При Александре империя вела перманентные войны: с Ираном и Турцией. Затраты на вооружение и содержание армии опустошали казну. Государственное Казначейство, изыскивая средства для умножения государственных доходов, провело ревизию затрат на обеспечение колоний. Установили, что хотя в 1793 г. окончился 30-летний срок по освобождению поволжских переселенцев от налогов, колонисты не возвращают истраченных на них при водворении средств; налогов не платят, ссылаясь на социально-экономические трудности. Колонистский долг становится темой обсуждения на заседаниях Сената, проводятся инспекционные поездки в колонии, но каждый раз приходят к выводу: поволжские колонисты «по своему изнеможению» не могут платить подати.

Финансовые проблемы вынудили правительство создать «Комитет, учрежденный для сокращения издержек на 1810 г.». Комитет особое внимание обратил на средства, отпускаемые на колонизацию земель, выплату крупных сумм в качестве ссуды колонистам. На водворение и вызов переселенцев в 1810 г. предполагалось направить 2,5 млн. руб. Комитет Министров предложил сократить эту сумму на 500 тыс. руб., но Министр внутренних дел А.Б. Куракин^[7]не согласился «по причине действительного уже прибытия колонистов, или ожидания оных».

Информируя императора в феврале 1810 г. об этом противоречии, «Комитет, учрежденный для сокращения издержек…» в резкой форме оценивает итоги деятельности выходцев из германских земель: нет никакой возможности удовлетворять впредь до исправления наших финансов, расходы столь значительные, «впрочем, никакой настоятельной нужды за собою не влекущим…».Комитет предложил: «Поспешить Миссиям и Консульствам Нашим сообщить, что отныне впредь Правительство никакой ссуды колонистам чинить не будет…», со стороны Правительства колонисты денежного пособия не получат.

Предложение «Комитета, учрежденного для сокращения издержек…» – почти революционная мера в истории колонизации. На протяжении более 45 лет российская казна ежегодно обеспечивала иностранных колонистов солидными субсидиями. Комитет аргументирует необходимость отмены субсидий иностранцам: «Комитет распоряжения сии признает необходимыми, как по уважению уменьшения расходов столь нужных, так и по чрезмерной дороговизне водворения колонистов. По ведомостям Министра Внутренних дел видно, что одна колонистская семья около Столицы водворяющаяся, стоит казне на первоначальное обзаведение

с лишком 5.000 рублей, тогда как крестьяне, природные подданные, переселяясь из Губерний многолюдных в места незаселенные и составляя полезнейшие для Государства колонии, никакой почти ссуды не имеют, так что пособие Немецкой семье, свободной от рекрутской службы и от других повинностей даваемое, могло бы с вероятностию обращено быть на переселение семей 50 Российских крестьян, к существенной пользе самих их и Государства» ^[11,167]. 25 февраля 1810 г. Александр I подписал Указ Министру внутренних дел «О прекращении выдачи денежной ссуды колонистам».

Надвигалась гроза 1812 г. В Министерстве финансов продолжается поиск дополнительных источников дохода. 12 марта 1812 г. Александр I утверждает решение Государственного Совета о повышении податей с колонистов Санкт-Петербургской, Черниговской, Воронежской и Саратовской губерний. Для саратовских колонистов принимается специальное решение: «В Саратовской губернии колонистов сравнить в податях с тамошними казенными крестьянами, сохраняя, однако же, раскладку податей по землям на прежнем основании; в уважение же убытков, понесенных ими от неурожая и скотского падежа, подать … взимать с них по числу душ прежней ревизии [6-й ревизии 1798 г.]… и правилом сим руководствоваться до тех пор, пока те колонии по усмотрению местного Начальства не придут в лучшее состояние…» ^[11,170].

Утверждая это решение, члены Государственного Совета исходили из того, что в Саратовской губернии не было проведено межевания земель, задуманного еще при Павле I в 1797 г. В очередной раз принимается директива: «Принять надлежащие меры к скорейшему окончанию обмежевания колонистских земель в Саратовской губернии и наделения колонистов недостающим еще оной количеством» ^[11,170].

8 декабря 1815 г. Государственный Совет принял решение «О сравнении саратовских колонистов в платеже податей с казенными крестьянами». За период с 6-й ревизии по и 7-й (1798 – 1816 гг.) контингент мужчин в колониях Поволжья увеличился с 20 021 до 30 953, т.е. на 54,6% ^[11,170]. Таким образом, численность податного населения возросла, а площадь наделов осталась без изменений. Через два десятилетия положение улучшилось: полученные от правительства земельные наделы, колонисты расширили за счет покупки новых участков, широко практиковали аренду земли. В собственности колонистов Поволжья и Новороссии, по данным 1841 г., находились обширные владения, в частности в Саратовской губернии им принадлежали 214,8 тыс. десятин; в Самарской – 656 тыс. (по 30 – 65 десятин на семью); в Херсонской – 154,3 тыс.; в Таврической – 201 тыс. (по 60 десятин на семью) и т.д. ^{[20, 135]}. По неполным данным, общая площадь земельных владений немецких колонистов составляла, 1,4 млн. десятин^[8].

В 1855 – 1856гг. в Поволжье, наконец, разрешилась застарелая проблема – саратовским колонистам были отмежеваны земли (в соответствии с законом 1797 г.). В Журнале Министерства Государственных имуществ публикуется информация: «приводится в исполнение наделение их землей по числу душ 5 и 8 ревизий участками в Камышинском и Новоузенском уездах»; земля отмежевана и межевое ведомство готово передать нарезанные участки колонистам [4а, 87[23] 88].

Изменение форм землевладения, рачительное ведение хозяйства, отсутствие рекрутчины позволило колонистам поднять уровень материального благосостояния. Особенно рационально были устроены колонии меннонитов, среди которых были не только отличные организаторы производства, но и талантливые селекционеры, выводившие новые сорта растений в непривычных климатических условиях. А. Клаус писал: «Быстро менонитские колонии достигли у нас благосостояния и благоустройства. В степях, где прежде не было ни воды, ни куста, лесной поросли, точно волшебством явились одно за другим цветущие поселения, здоровая и изобильная колодезная вода, целые рощи плодовых, тутовых и лесных деревьев; богатые, отлично обработанные нивы, целые стада овец и отличные породы скота и лошадей».

За период 1838 г. – 1854 г. площадь казенных земель в пользовании поволжских колонистов увеличилось с 887,3 тыс. десятины до 1 102517 десятин; у колонистов Южного края – с 1348, 9 тыс. десятин до 1551,9 тыс. Казначейству удалось к 1854 г. добиться возвращения значительной части задолженности государству. Долг колонистов Поволжья казне по водворению в 1838 г. составлял 300,9 тыс. руб., к 1854 г. сократился до 3,4 тыс. руб.; долг южнорусских колоний – с 1.307,460 руб. – до 650.581 рублей [4а, 87].

По мере становления капиталистических тенденций в экономике России, интенсивно развивалось немецкое колонистское предпринимательство (аренда крупных земельных наделов, экспорт за рубеж зерна с берегов Волги, создание промышленных заведений полукустарного типа и т.д.). Особенно быстро расширяется немецкое землевладение после отмены крепостного права (1861 г.). Состоятельными колонистами скупаются земли разоряющихся помещиков. Немецкие колонисты начинают осваивать западные губернии России. Если в 1840 г. в Киевской, Волынской и Подольской губерниях насчитывалось 14 немецких колоний, то через 30 лет – к 1871 г. – 221. Здесь были основаны сотни немецких поселений. В 1880-х гг. численность немцев в юго-западном крае превышала 103 тыс. человек, площадь земельных владений составляла около 600 тыс. десятин ^{[17, 41]}. Широкие возможности для скупки земли открылись после подавления восстания в Королевстве Польском (1863 – 1864 гг.): имения участников восстания правительством были конфискованы и за полцены проданы немецким колонистам и другим землевладельцам.

К середине XIX в. в России вследствие интенсивной скупки земли, применения индивидуальной и коллективной форм аренды земельных наделов сложились крупные немецкие и менонитские анклавы^[9]. В Таврической губернии процветали: Молочанский меннонитский, Молочанский колонистский, Бердянский, Крымский округа; в Херсонской губернии: Либентальский, Кучурганский, Березанский, Глюкстальский; в Екатеринославской: Хортицкий меннонитский, Иозефстальский, Мариупольский; в Черниговской – Родичевский меннонитский; в Бессарабской обл. – Малоярославецкий, Саратский, Клястицкий.

С расширением земельной собственности одновременно набирали силу новые тенденции в демографии:росла численность населения в колониях. Темпы роста по регионам отличались в зависимости от природно-климатических и социально-экономических условий. Существенно отличались демографические показатели у колонистов и государственных крестьян. По данным 1855 г. в колониях Южного края и Саратовской губернии ежегодный прирост населения на 1 тыс. населения составлял 28,5, душ, в Бессарабской обл. – 17,3; в губерниях Европейской России среди государственных крестьян на 1 тыс. населения ежегодно рождалось в среднем 8,1 душ ^[14,19]. Показательны конкретные данные по губерниям: на 1 тыс. населения среди государственных крестьян рождалось в год: в Самарской губернии – 12,7 душ, Саратовской – 10,1, в Таврической – 9 ^{[14, 20]}.

Публикуя эти данные, журнал Государственных имуществ справедливо замечал: «Это превосходство колоний … над прочими губерниям объясняется обилием земли и привольным вообще положением земледельца, и тем, что ни колонисты, ни население Бессарабии не ставят рекрутов натурою» ^[14,19]. Население колоний за период (1838 – 1854 гг.) увеличилось: в Поволжье – со 121 067 чел. до 175 177; в Южном крае – с 147,2 тыс. до 220,3 тыс. ^{[4, 87]}.

Характер переселения государственных крестьян из малоземельных районов, их обустройство на новом месте разительно отличался от тех условий, при которых происходило переселение и водворение выходцев из германских княжеств. 25 июня 1781 г. Правительствующий Сенат получил Указ императрицы Екатерины о переселении 24 тыс. крестьян, находившихся в ведении Коллегии экономии, т. е. государственных крестьян, «на порожние земли» Азовской и Новороссийской губерний. Переселенцев освободили от податей на полтора года, причем, в течение этого срока плата податей возлагалась на жителей селений исхода – на односельчан. В Кавказскую губернию в 1784 г. были переселены на этих же условиях 4,4 тыс. государственных крестьян, в том числе: из наместничества Тамбовского – 790 человек, Курского – 2649, Пензенской – 564, Воронежской – 4312 ^{[13, 19]}.

Итак, немецкие иммигранты освобождались от податей и всякого рода повинностей на 30 лет, государственные «природно-подданные» переселенцы – на полтора года, причем этими мизерными льготами, которые и льготами-то нельзя назвать, русские одаривались Правительством на протяжении последующих 40 лет. В 1824 г. было принято новое положение о переселении малоземельных крестьян: освобождение на 3 года от платежа податей, исправления всяких повинностей, не исключая рекрутских; на обустройство выдавалось 50 руб. где есть лес, 100 руб. – где леса нет ^{[13, 19]}, обустройство немецких колонистов, как отмечалось выше, обходилось в среднем в 5000 рублей.

Немецкие переселенцы получали при водворении 30 десятин земли, меннониты в Новороссии по 60 – 65 десятин; «природно-подданные» обеспечивались наделами в 2 – 3 раза меньше по площади, независимо от численности семьи. В 1838 – 1852 гг. из Великороссийских и Малороссийских губерний выбыло на переселение 141,3 тыс. государственных крестьян, в том числе: из Харьковской – 23 тыс., Полтавской – 22,1 тыс., Воронежской – 19,3 тыс. Они получили на месте поселения по 8 – 15 десятин земли [13а, 17–20].

Александр Клаус – честный, добросовестный исследователь, писал по поводу этих контрастов: «Льготы, права и преимущества составляют предмет справедливой зависти русского крестьянина…». Исследователь указывает на предпосылки унизительного положения русского хлебопашца: «Крепостные крестьяне по понятиям огромного большинства нашего образованного общества в полном смысле слова были… не иное что, как безответные подлые рабы – холопы с потрясающей душу судьбою» ^{[13, 17–20]}.

В эпоху реформ Россия вступила в середине XIX в. В 1861 г. было ликвидировано крепостное право. Преобразования коснулись и немецких и менонитских колонистов. 16 июня 1871 г. Александр II утвердил Правила об устройстве поселян-собственников (бывших колонистов), водворенных на казенных землях в губерниях: Санкт-Петербургской, Новгородской, Самарской, Саратовской, Воронежской, Черниговской, Полтавской, Екатеринославской, Херсонской, Таврической и в области Бессарабской. Бывшие колонии переходили в ведение губернских и уездных, а также местных по крестьянским делам учреждений. Этим решением вчерашних колонистов причислили к разряду крестьян-собственников, с сохранением личных преимуществ, которыми они традиционно пользовались.

Каждый из колонистских округов был преобразован в особую волость, которая была этнической по составу и религиозной по принадлежности. Селение, которое, по дальности расстояния, не могло войти в состав вновь образуемой немецкой волости, составляло особую волость, если в нем числилось около 300 или более ревизских душ ^{[11, 508]}. В «Правилах об устройстве поселян-собственников…» отдельный пункт был посвящен поземельному устройству бывших колонистов, «водворенных на казенных землях». Сельские общества поселян-собственников сохраняли все предоставленные им в надел и состоящие в их постоянном пользовании земли и угодья.

Каковы результаты колонизационной политики, инициированной императрицей Екатериной II, и осуществленной за счет привлечения трудовых ресурсов европейских стран, преимущественно из германских земель?

За исторический период 1763 – 1863 гг. в Россию прибыло 100 тыс. иммигрантов, в основном из Германии. Они создали на дарованных землях 549 колоний, в том числе: в Саратовской губернии – 58, Самарской – 131, в Херсонской – 47, Екатеринославской 53, Таврической – 165 и т. д. ^{[8, 109–111]}. Немцам и меннонитам были выделены обширные угодья: к середине XIX в. в их собственности находились: в Поволжье 1,4 млн. десятин, в Причерноморье – 0,6 млн. Высокая рождаемость, возможность приобретения новых земельных наделов вызвали бурный рост строительства дочерних колоний: в Причерноморье возникло 1400 дочерних колоний, в Поволжье 440, в Сибири 500. В совокупности земельная собственность немцев составляла в России к концу исследуемого периода 13,4 млн. га ^{[2, 46–48]}.

С точки зрения политического, социального статуса немецкие колонисты представляли собой уникальную категорию крестьянского населения России ^{[2, 46–48] [10]}. Главное их отличие от русских и украинских крестьян заключалось в том, что немцы были свободными гражданами. Заботами Екатерины они оказались вне крепостнической системы, в тисках которой на протяжении столетий погибали не менее трудолюбивые и талантливые крестьяне из великороссов и малороссов. Ни один колонист не был объектом эксплуатации со стороны государства, или гипотетического помещика. Царизм обеспечил колонисту гарантию безопасности личности и собственности, свободу в исповедании веры, избавил молодых немецких мужчин – граждан России – от ярма двадцатилетней рекрутчины, чем не только содействовал умножению колонистского населения, но и сохранению на территории России генофонда выходцев из германских курфюрств.

Немецкие и менонитские волости по занимаемой территории, этнической и конфессиональной структуре населения, по языку, духовной и бытовой культуре представляли собой этноконфессиональные образования, в которых запрещалось селиться инаковерующим. Здесь эффективно действовала система самоуправления: внутренняя юрисдикция, построенная на принципах религиозной нравственности и морали, на юридических традициях германских земель; делопроизводство осуществлялось на немецком языке.

При неизменной поддержке императоров России в колониях процветала религиозная жизнь евангелических лютеран, католиков, меннонитов, реформатов. За счет государственной казны строились католические и лютеранские церкви, жилые дома для священников, оплачивался труд пасторов и патеров, открывались училища для молодежи. По данным 1841 г. в немецких селениях насчитывалось 169 храмов и молитвенных домов, 189 конфессиональных школ.

Обучение детей в школах осуществлялось на родном языке. В то время, как в прибалтийских губерниях имперская власть безуспешно пыталась ввести в школах государственный русский язык, как язык изучения, в колониях даже этих попыток не предпринималось, и к концу XIX столетия колонисты в массе своей не владели русским языком, но все с благоговением сохраняли родные диалекты, привнесенные с Vaterlanda.

Школа на немецком языке, юрисдикция, сложившаяся на основе религиозных и этнических традиций, запрет на поселение в немецких колониях инаковерующим (православным христианам, иудеям, мусульманам) – весь образ жизни с его национальными и религиозными особенностями, объективно укрепляли позиции немецких диалектов Германии. На территории России и Украины немецкие диалекты сохранялись в «чистом виде» вплоть до ХХ в. – они не подвергались ни естественной, ни насильственной ассимиляции со стороны языков окружающих народов, в первую очередь – со стороны государственного русского языка.

Эмигранты из Германии по прибытию в Российскую империю селились не по этническому принципу. Один из участников переселения Э. Вальтер писал в 1849 г.: «Обычно основание новой общины происходило так, что вместе селились люди, случайно сблизившиеся в пути или на казенных квартирах. Никто не думал при этом о том, чтобы селиться вместе с земляками или единоверцами. Выходцы из Пфальца, Эльзаса, Бадена, Вюртемберга, Гессена, иногда даже из Венгрии и Чехии – лютеране, католики, кальвинисты – преследовали одну цель: как можно скорее поселиться на собственной земле» ^{[3, 509]}. Однако при расселении иммигрантов, при образовании колоний учитывалась прежде всего религиозная принадлежность: католики, лютеране, реформаты предпочитали селиться отдельными колониями.

Как правило, немецкие поселения территориально разделяла чересполосица, нередко они были расположены на расстоянии друг от друга в 10 – 25 верст. Но это не мешало колонистам поддерживать хозяйственные и культурные связи. Существовали контакты на почве административного управления (немецкие волости). Весь образ хозяйственной и этнокультурной жизни, осознание принадлежности к земле исхода, к германским землям, объективно содействовало смешению диалектов соседних колоний.

Известный лингвист В.М. Жирмунский, изучавший немецкую диалектологию в Украине в начале 1920-х гг., пришел к выводу, что в 23 поселениях на р. Молочной по соседству жили баденцы, восточные и западные пруссаки, эльзасцы, мекленбуржцы, нассаусцы, австрийцы.

В связи с тем, что браки заключались в среде своей конфессии, на уровне массового сознания возникли даже понятия о «католических» и «лютеранских» колониях, о «католических» и «лютеранских» диалектах. На вопрос о языке в немецких колониях можно было услышать, что местные жители относятся к «Katholische» или «LutherischeSprache». Таким образом, предпосылкой этноязыковой консолидации явились не производственные, и не административные контакты, а брачные связи.

Между носителями разных говоров вследствие установления брачных отношений происходило смешение языков, причем, если в селе господствовал говор мужа, то этот говор преобладал в молодой семье, с некоторыми проявлениями из говора жены. Если в колонии господствовал третий говор, одинаково чуждый супругам, в семье устанавливался язык из трех наречий, с примесью некоторых элементов из наречий супругов^{[3, 510]}.

По данным В.М. Жирмунского в начале ХХ в. в колониях Новороссийских губерний все еще сохранялись различные диалекты: в колониях Запорожской области господствовал баденско-пфальцский говор, который занимал господствующее положение в селах: Пришиб, Ней-Монталь, Гейдельберг, Блументаль, Тиффенбрунн, Фридрихсфелдь, Гохштедт, Лейтерсгаузен, Костгейм, Рейхенфельд, Кронсфельд, Карлсруэ, Дармштадт, Кайзерталь; швабский говор был основным в пос. Вейнау; прусский говор – в Розентале и Гоффентале; нассауский говор – в Альт-Нассау и в Ней-Нассау; эльзасский говор играл подчиненную роль в ряде поселений. Ученый установил главную закономерность: все говоры находились во взаимодействии с немецким литературным языком: многие колонисты выписывали из Германии газеты и журналы, сельскохозяйственную литературу. Просвещенные носители диалектов владели немецким литературным языком, но литературный Deutsch– подвергался в колониях значительному воздействию местных диалектов, в результате в его структуре возникали локальные специфические особенности ^{[3, 495,511]}.

Лингвистический анализ показал, что если при поселении на р. Молочной колонисты – выходцы из Бадена, Вюртемберга, Гессена, Пфальца, сев. Эльзаса – были носителями различных говоров, то к началу ХХ в. в результате смешения диалектов, их взаимовлияния, здесь господствовал севернобаденский диалект, сохранявший рудиментарные признаки исчезнувших говоров [3. 509]. Аналогичные примеры дают и труды современных исследователей – Г.Г. Едига, А.А. Вейлерта, А.И. Домашнева, Л.И. Москалюк по колониям Поволжья и Сибири.

Вышеизложенные данные позволяют сделать следующее обобщение. Указ и Манифест Екатерины II о приглашении иностранцев для освоения свободных земель и занятия сельскохозяйственным трудом, правовые нормы, регулировавшие социально-политическое устройство немецких колоний, положили начало интенсивной колонизационной политике под неизменным контролем императоров России. В основном политика колонизации Екатерины II и ее последователей завершилась успехом: было освоено по не полным данным более 11 млн. га целинных земель, созданы новые отрасли сельскохозяйственного производства, выведены элитные породы скота, новые сорта плодовых деревьев и т.д.

Лишь одна задача, на решение которой рассчитывали отдельные советники Екатерины II, не была достигнута: не сложился диалог немецких колонистов и русских крестьян в интересах взаимообмена производственным опытом. В условиях крепостного права между немецкими колонистами, свободными гражданами империи, и закабаленными русскими и украинскими крестьянами не могли возникнуть добрососедские отношения, в которых доминировали бы элементы культурного взаимовлияния.

Цивилизационное взаимодействие немецких колонистов, неизменно опекаемых императорской фамилией, и русских крестьян, задавленных рабским трудом в помещичьих резервациях, было практически невозможно: в российском социуме их разделяли не только языковой барьер, но в первую очередь бесчисленные законодательные установления, закреплявшие свободу личности и право на владение собственностью одних, и абсолютное бесправие – других.

Характер трудовой деятельности немецких крестьян оставался традиционным и в последующее время. Они продолжали заниматься возделыванием земель, выращиванием урожаев, животноводством, исполняли воинскую службу. Немецкое население России по своему менталитету, характеру трудовой деятельности и образу жизни в большинстве своем оставалось аграрным сословием.

Многие проблемы взаимоотношений немцев с русским крестьянством, с крестьянством других национальностей нивелировали революционные события первой половины 1917 г. и особенно Октябрьской революции. В этом, несомненно, заметная роль принадлежала Декрету Советской власти «О земле», другие декреты, касающиеся уравнения в правах всех трудящихся независимо от их национальной и религиозной принадлежности.

Советские немцы в условиях функционирования советов, исполкомов, революционных комитетов выстраивали свою жизнь по-новому, опираясь на новое советское законодательство. Они активно воспринимали революционные веяния, связанные с новой экономической политикой первой половины 1920-х годов; они были участниками перестройки крестьянской жизни, перевода ее на коллективные основы хозяйствования, занимались организацией колхозов и совхозов. И в этих условиях советские немцы составляли мощный производственный ресурс в аграрной отрасли Союза ССР.

Немцы России после Гражданской войны. После преодоления опустошительной Гражданской войны, ряда неурожаев и голода советские немцы повсеместно направляли свои усилия на изменение образа жизни, осуществление советского, культурного и хозяйственного строительства. Благодаря самоотверженному труду советских немцев в Поволжье за короткое время удалось расширить посевную площадь, в частности в АССР немцев Поволжья, до довоенного уровня, расширить посевы пропашных культур, высокосортных засухоустойчивых зерновых хлебов, развить животноводческую отрасль. Заметно возрос уровень кооперирования населения, увеличилось количество коллективных хозяйств (около 7 % от общего числа хозяйств) ^{[12, 164–165]}. К началу 1930-х годов АССР немцев Поволжья, первая из основных зерновых районов страны, завершила сплошную коллективизацию (98,5 %); постепенно менялась производственная оснащенность коллективных хозяйств в республике, расширялась сеть товарно-молочных и свиноводческих ферм.

Землеустройство было расширено, оно осуществлялось на 57 % от всех земель АССР немцев Поволжья. Увеличивался объем произведенной продукции. Главной производительной силой во всех этих процессах выступали советские немцы, имевшие богатый жизненный опыт по преобразованию хозяйства на территории России еще в досоветский период, хотя годы Гражданской войны, голод и нанесли заметный ущерб: численность населения. Например, в автономной области немцев Поволжья оно сократилась: умерло более 10 % ее жителей, более 16 % населения вынуждено было покинуть Поволжье ^{[1, 45-46, –93-97]}.

Заметные изменения в жизни бывших немецких колонистов произошли в связи с реформацией национально-государственного обустройства. Декретом ВЦИК от 19 декабря 1923 г. Автономная область немцев Поволжья была трансформирована в Автономную Республику немцев Поволжья; было устранено волостное деление автономной области и созданы три уезда, спустя некоторое время (1921 г.) – 13 административных районов. Начался процесс создания немецких национальных районов. Были сформированы: Немецкий район в Алтайском крае, где немцы составляли 96,2 % населения района; в составе Армавирского округа Северокавказского края с февраля 1928 г. действовал Ванновский националь Биюк-Онларский национальный немецкий район (41,9 % немецкого населения); в Средневолжском крае с 1934 года – Кичкасский немецкий национальный район.

Производственные ресурсы в регионах проживания немцев отчетливо подразделялись на тех, кто бы занят в различных отраслях – в промышленности и сельском хозяйстве, в коммунальной сфере, в образовании, в рядах Красной Армии.

В начале 1930-х годов, на новых предприятиях и реконструированных старых численность рабочих – немцев возросла в 4 раза по сравнению с 1920 г.

Более стабильным оставалось аграрное население. Колхозы АССР немцев Поволжья объединяли 87 тыс. бедняцко-середняцких хозяйств, организованы были 31 крупное хозяйство и 89 МТС ^{[12, 176]}. Социальный состав населения, несомненно, содействовал реконструкции сельского хозяйства.

Происходили и изменения в самосознании народа, его национальном сознании. Как свидетельствуют документы той поры, грамотность взрослого немецкого населения возросла с 51 % довоенного уровня до 97,2 %, было введено всеобщее 4-х летнее обучение, созданы 10 техникумов, 3 вуза. К середине 1930-х годов в АССР немцев Поволжья была полностью ликвидирована неграмотность.

Тогда же немецкому крестьянству пришлось испытать первые принудительные переселения со стороны органов государственной власти. Эта акция касалась приграничных регионов на западе Союза ССР. Именно с этих районов были переселены 45 тыс. человек, 15 тыс. хозяйств, существовавших главным образом на территории Украинской ССР. Около 10 тыс. немцев и 35 820 поляков составили первые контингенты в цепи переселения 1930-х – 1940-х годов, связанных как с предвоенной, так и военной обстановкой. Все они были депортированы в Карагандинскую область, пополнили ее производственный потенциал в основном в сельском хозяйстве. Спустя некоторое время эти же акции были реализованы и в союзных республиках и автономных областях, на территории которых проживали советские немцы. Все они были перемещены в Казахстан, республики Средней Азии, в Восточную и Западную Сибирь.

Принудительные переселения советских немцев. На основании Указа Президиума Верховного Совета СССР от 28 августа 1941 г. из районов Поволжья, Московской, Ленинградской области, Украины, Северного Кавказа, Крыма и других районов были доставлены на Восток «по государственному заданию» 856 637 немцев (560 112 взрослых). По распоряжению СНК СССР после войны были направлены на спецпоселение 208 462 репатриированных немца и в 1948 г. МВД СССР приняло на учет как спецпоселенцев 159 906 немцев – местных жителей Дальнего Востока, Сибири, Урала, Казахстана и других районов. В 1940–1950-е годы на поселении находилось вместе с детьми 1 225 005 немцев ^[11].

Можно констатировать, что фактически с 1942 г. в жизни советских немцев на территории Союза ССР начался новый этап, связанный с переселением и организацией жизни в совершенно иных условиях, в значительной мере не приспособленных и для проживания, и для нормальной работы.

Вывод в данном случае однозначен. Это было существенное пополнение трудовых ресурсов в тех регионах страны, куда переселялось немецкое население.

И, все-таки, имеющиеся документы позволяют сделать вывод, что в ходе реализации задуманных планов органы, ведавшие переселенческой политикой, все же учитывали тот факт, что большинство немецкого населения – это представители аграрной сферы с их частнособственнической психологией. Вероятно, не случайным было появление документа от 30 октября 1941 г. за подписью заместителя председателя народных комиссаров Л. Берия. В распоряжении СНК СССР читаем: «О расселении лиц немецкой национальности из промышленных районов в сельскохозяйственные». Правда, эта акция разрешалась только ограниченному числу регионов – Узбекской ССР, а также Молотовскому, Челябинскому, Свердловскому и Чкаловскому областным советам депутатов трудящихся. Немцы поселялись в колхозах и совхозах, действовавших на территориях названных областей и республик.

В 1942–1945 гг. по специальному указанию в срочном порядке были демобилизованы все военнослужащие немецкой национальности – 33 516 чел. (33 255) (1609 офицеров, 4922 сержанта, 27 724 – рядовых). Значительная часть их направлялась в «трудовую армию», рабочие колонны и батальоны.

Проблема «выжить» становилась мерилом любого из представителей немецкого народа – мужчины, женщины в возрасте от 16 до 55 лет, а фактически всех, кому судьба уготовила быть зачисленным в рабочий батальон или колонну. При максимальном напряжении сил, в условиях практически подневольного труда, отсутствия минимального жизнеобустройства: нехватка продовольствия, медикаментов, одежды, обуви, немцы, как и другие (корейцы, ингерманландцы, венгры), добросовестно трудились в интересах обороны страны.

Однако условия выживания были настолько сложными, что даже организованность, пунктуальность немецкого этноса не позволяли выстоять в зонах (своеобразных резервациях) против практикуемого режима пребывания. Заканчивалось это тем, что многие «ломались», не выдерживая выпавших на их долю испытаний при скудной пище, почти полном отсутствии медицины.

Советские немцы на трудовом фронте. Что касается рабочих армий в 1940-е годы, то эта тема продолжительное время находилась под строгим запретом. В той или иной мере ее затрагивали публицисты. В.Н. Земсков сообщил о таком факте, что в 1945–1948 гг. на спецпоселение еще поступило 120 192 немца (в основном репатриантов из Германии и Австрии), а также часть мобилизованных в 1942–1944 гг. в рабочие колонны, но не подвергшиеся выселению и не взятых на учет спецпоселений.

По данным С.В. Хана, мобилизация в ряды Красной армии резко уменьшила число рабочих и служащих. Их численность сократилась с 31,5 млн. к началу 1941 г. до 18,5 млн. к концу года. С июля по ноябрь 1941 г. было эвакуировано на Восток свыше 10 млн. человек, более 1360 крупных предприятий ^[16]. Повсеместно ощущалась потребность в рабочей силе.

В Союзе ССР начало новому этапу использования немцев в производстве было положено Постановлением СНК СССР № 2130-972 СС «О выделении рабочих колонн из военнообязанных» от 7 октября 1941 года. Наркомат обороны обязан был до 15 октября 1941 г. сформировать из числа необученных военнообязанных немцев старших возрастов рабочие колонны общей численностью более 300 тыс. человек. Затем предстояло направить их в распоряжение наркоматов и организации. Были намечены 18 наркоматов и организаций, в распоряжение которых выделялись рабочие колонны из военнообязанных. Наибольшее число рабочих передавались в распоряжение Наркомстроя – 96 тыс. человек.

10 января 1942 г. ГКО принял постановление № 1123 под грифом «Совершенно секретно» «О порядке использования немцев-спецпереселенцев призванного возраста от 17 до 50 лет». Как отмечалось в документе, «в целях рационального использования немцев-переселенцев мужчин в возрасте от 17 до 50 лет»

Далее следовало указание «К мобилизации приступить немедленно и закончить 30 января 1942 г.». Неявка, уклонение карались применением высшей меры наказания. Получили толкование в документе и правила переезда мобилизованных, их поведения, обязанностей. Что касается продовольственного обеспечения, то констатировалось, что «нормы его соответствуют нормам, установленным Гулагом НКВД СССР» ^[12].

Постановлением ГКО № 1281 «совершенно секретно» от 14 февраля 1942 г. контингент немцев, подлежавших использованию на трудовом фронте, был расширен. Он пополнялся за счет немцев мужчин призывного возраста от 17 до 50 лет «постоянно проживающих в областях, краях, автономных и союзных республиках». Среди регионов назывались также Хабаровский и Приморский края ^[13].

Всего, по данным НКВД СССР, только из немцев-спецпереселенцев использовались на различных работах 213 755 семей (695 955 чел.), из них мужчин – 100 764, женщин – 267 157, детей – до 16 лет – 328 084, трудоспособных – 296 694; мобилизованных немцев было занято 113 341 человек, мужчин – 61 259, женщин – 59 082 человек ^[14].

Численность трудмобилизованных немцев возрастала за счет прибывавших немцев-репатриантов. Так, в мае 1945 г. среди возвращавшихся 700 тыс. репатриантов, немцы составлял 207 602 человека. Они также направлялись в трудовые лагеря. Ими были пополнены контингенты немцев в Коми АССР, в Свердловской области, в Таджикской ССР, в Молотовской обл. (до 12 тыс. чел.), в Красноярском крае.

Особую роль в производственной сфере играли немцы на Дальнем Востоке. В Приморском крае (в том числе в Уссурийской обл.), по данным Всесоюзной переписи 1939 г., числились 1911 немцев, в Хабаровском крае (в том числе Амурской, Камчатской. Нижне-Амурской, Сахалинской и Еврейской автономной областях) – 5896 человек. Приморский край обязан был направить в «трудармию» 586 граждан немецкой национальности. Хабаровский – 2096 человек. Они направлялись в основном в Селимджанский – Урмийский районы, где использовались на добыче золота и лесозаготовках^[15].

Наряду с этим на Дальний Восток трудмобилизованные прибывали по указанию НКВД СССР (постановление ГОКО № 3857 от 2 августа и № 3960 от 19 августа 1943 г.). Из Казахстана 2300 человек направлялись на строительство объекта № 500, 8500 человек – в угольную промышленность (рудоуправление, золотодобыча, лесное хозяйство, добыча редких металлов, ремонт сельхозмашин и т.д.), из Хабаровского края были мобилизованы из местных немцев 1712 человек (мужчин – 1272, женщин – 440) ^[16].

Призыв немцев в качестве рабочей силы в «Московугле» – это особая страница в истории советских немцев ^[17]. Для работы на шахтах Подмосковного угольного бассейна, в соответствие с решением ГКО, на декабрь 1942 г. было мобилизовано и отправлено 19 637 немцев.

Мобилизованный контингент немцев направлялся также и в отрасли по добыче редких металлов. Например, мобилизованные немцы трудились в золотодобывающей промышленности Якутской АССР, о чем свидетельствует нижеследующий документ: «Справка о количестве спецпоселенцев, расселенных на территории Якутской АСРР (по состоянию на июль 1952 г.)» Всего состояло на учете в МГБ Якутской АССР 19 083 спецпоселенцев, в том числе, «власовцев» 5529, выселенных по Указу от 2 июня 1948 г. – 45023, немцев – 4055 человек, «оуновцев» – 2013 чел., выселенных из Прибалтики – 2110 чел., другие контингенты – 153 человека. По данным на январь 1951 г., из общего количества использовались на предприятиях МВД СССР 11 736 человек.

Следующими отраслями производства, где особенно ощутимыми был труд немцев, явились предприятия нефтяной и газовой промышленности, а также лесоразработки Союза ССР. Об этом свидетельствует доклад Наркома внутренних дел Узбекской ССР комиссара госбезопасности 3-го ранга Амаяка Кобулова от 24 февраля 1941 г. (№ 28925) на имя заместителя начальника 2-го Управления НКВД СССР тов. Рахманову (г. Москва).

На территории Узбекской республики мобилизованные немки работали на нефтеперегонном заводе на станции Ванновская Ташкентской железной дороги (Ферганская область). По плану Наркомата нефтяной промышленности СССР для работы при строительной конторе № 5 предусматривалось принять 1000 лиц немецкой национальности, фактически распоряжением строительной конторы прибыло из Киргизской ССР 992 человека (все немки), они прибыли в конце декабря 1942 года.

Под статус «трудмобилизованные» попадали и немцы, проживавшие в Оренбургской (Чкаловской – с 26 дек. 1938 г.) области. По переписи населения 1939 г., здесь проживали 18 594 гражданина немецкой национальности. В Чкаловской области зоны «мобилизованных немцев» численностью 4743 чел. (1 января 1944 г.) размещались в Орске, Бугуруслане, Соль-Илецке и с. Домбаровка Домбаровского района ^{[9, 83]}.

По данным К.А. Моргунова, в феврале 1942 г. на территории Чкаловской области было трудпоселенцев в возрасте от 18 до 55 лет – 2388 человек, от 16 до 45 л. – 2963 человек. Получили отсрочку только механизаторы. На начало 1944 г. численность контингента в области составила 4743 человека ^[10]. На 1949 г. ^{[9, 83]} в Чкаловской области насчитывалось 11 879 немцев-спецпоселенцев ^{[9, 83]}, общую численность на Урале составляли 155 196. ^{[9, 83]}.

Главный урок истории трудмобилизаций в Союзе ССР в 1920 – 1940 годы сводится к тому, что принудительный труд приносил мало пользы в укреплении связей между народами, он оставался трудом без творческого, созидательного начала. Он вел к разрыву семей, потере связи с местом проживания, очагам мобилизованных, вызывал негативное отношение к государству, общественному строю, утрате авторитета власти.

Именно за счет переселенцев пополнялись производственные ресурсы угольного производства. В угольную промышленность летом 1943 г в границах Казахской ССР, Алтайского и Красноярского краев, Омской, Новосибирской и Кемеровской областей были направлены 7 тыс. немцев. Эти акции повторялись неоднократно.^[18] В разных отраслях промышленности Казахской ССР из немцев-спецпереселенцев 278 148 на середину 1940-х годов находились 16 653 человека, в угольной промышленности восточных регионов страны – 7647 человек.

Часть советских немцев направлялась для работы на рыбных промыслах. Этот контингент составил более 20 тыс. человек и был занят в Новосибирской, Омской области, на Дальнем Востоке, в других областях и краях, главным образом на территории Российской Федерации.

В конце октября 1942 г. появилось и постановление СНК Союза ССР и ЦК ВКП(б) № 1732 «О развитии прибрежного лова рыбы в Белом и Баренцевом морях», «О развитии рыбных промыслов в бассейнах рек Сибири и на Дальнем Востоке». В связи с этим, как замечал заместитель наркома внутренних дел СССР Василий Чернышев, предполагалось направить контингенты и в первую очередь немцев на Лену, Яну и в районы Колымы, в районы северной части озера Байкал. Этот контингент исчислялся в 41 тыс. человек.

По данным Б.У. Серазетдинова, трудоиспользовались к концу 1944 г. в Омской области 9584 калмыка, в Тюменской области – 13 758 калмыков, соответственно 39 607 немцев и 25 730 немцев, в Ханты-Мансийском округе: 6924 человека, 3602 ингерманландских финна. Были среди трудоиспользуемых русские, поляки, евреи, украинцы, латыши, эстонцы, армяне. В округе к концу войны оставались из спецпереселенцев 7350 трудоспособных [16а,194–223].

Значительное число мобилизованных немцев из более чем 300 тыс. человек трудились в «трудовой армии» честно и добросовестно, выполняя и перевыполняя производственные планы и устанавливавшиеся по военному времени нормы выработки.

Там же рабочими-немцами было собрано свыше двух млн рублей для Красной армии. В эту пору многие из немцев стали передовиками производства и участниками стахановского движения. Эти поступки были отмечены и руководством страны. Один пример. В 1943 г. И. Сталин прислал немцам-трудармейцам «Богословлага» телеграмму следующего содержания: «Прошу передать рабочим, инженерно-техническим работникам и служащим немецкой национальности, работающим на строительстве Богословского алюминиевого завода («БАЗстрой». – Авт.), собравшим 353 783 рубля на строительство танков и 1 млн 820 тыс. рублей на строительство эскадрильи самолетов, мой братский привет и благодарность Красной Армии».

Проект такого плана к началу августа 1948 г. был подготовлен и передан за подписью заместителя Министра внутренних дел Союза ССР И.А. Серова на имя И. Сталина и Н.А. Вознесенского. Предполагалось, что объем капиталовложений на 1949 год в добывающей промышленности составит 5 млн. руб., что на 33 % больше по сравнению с 1948 годом. Рост капиталовложений по золотодобывающей промышленности составлял 395 млн. рублей, т.е. на 35 % больше по сравнению с 1948 годом. В связи с этим увеличивался объем работы мобилизованных на трудовой фронт и особенно на Севере и Дальнем Востоке.

Особенно активно проявили себя на трудовом фронте советские немцы в 1950 – 1980-х годах. Их вклад в восстановление экономики страны колоссальный. Они составляли огромный производственный ресурс во многих республиках Средней Азии и Казахстана. На середину 1950-х годов всего, по данным комиссии, было на учете 727 823 советских немца. Они оставались на поселении главным образом в Казахской ССР, Коми АССР, Алтайском, Красноярском краях, Иркутской, Кемеровской, Молотовской, Новосибирской, Омской, Свердловской, Челябинской и частично в других областях. Трудились немцы, конечно же, в тяжелых отраслях производства. Трудом были заняты 562 тыс. немцев, относящихся к категории трудоспособных.

Трудные испытания выпадали и на долю немцев-переселенцев, трудмобилизованных, занятых в сельском хозяйстве. Расселение в значительной части мест производилось путем вселения в существовавшие колхозы и совхозы, рыболовецкие колхозы, в стройиндустрию и другие отрасли хозяйства.

В сельском хозяйстве работало 300 тыс. советских немцев: в угольной промышленности – 65 тыс. человек; в стройорганизациях разного направления – 29 тыс. человек; на предприятиях металлургической промышленности – 21 тыс. человек; в нефтяной отрасли – 15 тыс. человек; в транспортной системе – 9 тыс. человек; в деревообрабатывающей и бумажной промышленности – 8 тыс. человек. На других объектах народного хозяйства были заняты 60 тыс. человек ^[19]. Условия труда оставались тяжелыми.

К середине 1950-х годов многие немцы уже занимали руководящие должности на производстве. Так, в Новосибирской области председателями колхозов, агрономами, прорабами трудились 293 немца, трактористами и комбайнерами – 2231 человек. В Молотовской области из немцев-спецпереселенцев было 4920 инженеров, механиков, мастеров, технологов, 593 человека работали врачами, агрономами зоотехниками, преподавателями, составляя интеллигенцию села. Они составляли отряд представителей сельской немецкой интеллигенции, деятельность и вклад которой в экономический и духовный потенциал государства пока не достаточно отражены в литературе.

Советские немцы были участниками эпопеи освоения целинных и залежных земель. В 1954–1955 г. 100 немцев Свердловской области, 1253 из 73 127 немцев Челябинской области убыли на освоение целинных и залежных земель.

В 1955 г. было снято с учета спецпосленцев и освобождено из-под административного надзора органов МВД СССР 740 335 человек, в том числе советских немцев и членов их семей – 695 216 человек, участники Великой Отечественной войны, награжденных орденами и медалями СССР – 18 752 человека, среди них были также немцы ^[20].

Наряду с краями, областями РСФСР, как известно, немцы пребывали на спецпоселении и в других союзных республиках, в частности, в Туркменской ССР. В этот период ЦК КП Туркменистана сообщал в ЦК КПСС (18 октября 1956 г.), что в республике проживают 2670 немцев (836 семей), взрослого населения – 1603 чел., детей до 16 лет – 1007 человек. Бывшие спецпереселенцы находились на особом учете, и они составляли к этому времени – 476 человек. Из всех немцев в республике трудоспособных было – 1435 человек, занято на промышленном производстве – 731 чел., в сельском хозяйстве – 446 человек. Расселялись немцы в основном в Ашхабаде, Марийской, Ташаузской, Чарджоуской областях. К концу 1950-х годов наряду со спецпереселенцами в республике оставались также 267 немцев-репатриантов ^[21].

Данные по немцам-переселенцам в Казахской ССР, следующие: всего на территории республики было 288 993 человек, из всех советских немцев, высланных по «государственному заданию». Проживали в Акмолинской обл. – 42 703 человека, в Актюбинской обл. – 12 780, Алма-Атинской – 5079, Восточно-Казахстанской – 14 715, Гурьевской – 1532, Джамбульской – 8807, Западно-Казахстанской – 728, Карагандинской – 52 882, Кзыл-Ординской – 1897, Кокчетавской – 30 171, Кустанайской – 30 903, Павлодарской – 24 741, Северо-Казахстанской – 17 135, Семипалатинской – 20 737, Талды-Курганской – 6728, Южно-Казахстанской – 10 707 человек.

Наряду с этим труд советских немцев на благо государства признавался как добросовестным, бескорыстным, подчиненным победе Советского Союза над фашистской Германией, а последующие годы – улучшению жизненных условий в Союзе ССР. Необходимым было решение вопроса по поддержке условий для созидательного труда.

Советские немцы, решая повседневные проблемы, добросовестно трудились, исполняя честно свой гражданский долг перед родиной. В 1950–1970-е годы в среде немцев появилась многочисленная интеллигенция, элиту которой составляли ученые высших учебных заведений страны, преподаватели школ, училищ, техникумов, специалисты в области медицины (Н.И. Мартенс, Бауэр и др.), председатели колхозов, механизаторы. Многие из них были избраны в высшие органы государственной власти (А. Васкер, Ф.Ф. Шнайдер, Я. Геринг и многие другие).

Благодаря самоотверженному труду немцы транслировали в общество чувства патриотизма и высокого долга по отношению к отчизне, с которой они связали и свою судьбу. Этим было проникнуто и творчество художников, композиторов из немцев. Успешно трудился крупнейший художник из немцев Поволжья Яков Вебер ^[22], чьи художественные произведения, действительно, полны любви и трепетного отношения к родине, природе, воспитывают чувство доброты и составляют богатое творческое наследие советских немцев

Каким же оставалось положение немцев на всей территории Алтайского края? По данным Всесоюзной переписи 1959 г., в крае проживало 143 тыс. (5 % от населения края) советских немцев, а к концу 1960-х годов их численность возросла до 160 тыс. человек. Здесь были расселены немцы, прибывшие в основном из Украины, а также АССР немцев Поволжья. Значительная часть немцев были сосредоточены в Славгородском районе (17 тыс. человек – 52 % от населения района).

Бюро ЦК КП Казахстана особое внимание обращало на интернациональное воспитание населения, включая советских немцев. Они привлекались к общественно-политической жизни республики. На выборах в 1973 г. депутатами местных советов были избраны 6630 немцев, вместо 558 в 1953 году.

Руководителями предприятий, организаций и главными специалистами в различных отраслях народного хозяйства к этому времени уже работало около 60 тыс. немцев ^{[6,180–181]}. За высокие производственные показатели 16 граждан немецкой национальности были удостоены высокого звания Героя Социалистического Труда. Только в 1973 г. орденами и медалями Советского Союза были награждены 1268 немцев.

Материалы были обобщены ЦК КП Казахстана и подготовлены предложения по улучшению работы среди немецкого населения Казахстана, получившие отражение в документе «Предложения ЦК КП Казахстана в ЦК КПСС по улучшению работы среди немецкого населения» (23 октября 1973 г.).

К этому времени на территории Казахской ССР оставалось 858 тыс. немцев (6,8 % населения). В номенклатуру ЦК КП Казахстана входили 87 граждан немецкой национальности, занимая должности секретарей райкомов, горкомов, председателей колхозов, районных советов. На таких должностях работали из немцев 5 начальников районных управлений сельского хозяйства, 69 директоров совхозов.

9 января 1974 г. последовал Указ Президиума Верховного Совета СССР «О признании утратившими силу законодательных актов Союза ССР в связи с Указом Президиума Верховного Совета ССР «О снятии ограничений в выборе места жительства, предусмотренного в прошлом для отдельных категорий граждан» (№ 5333-УШ). Законодательные акты СССР признавались «утратившими силу»

К середине 1970-х годов немцы проживали в 42 краях и областях Союза ССР. 30 ноября 1975 г. последовало обращение немецких граждан в ЦК КПСС, Президиум Верховного Совета СССР и Совет Министров СССР. В обращении нашел отражение итог преобразований, проведенных на основе принимавшихся нормативно-правовых актов в отношении советских немцев, подвергшихся репрессивным воздействиям со стороны государства. Авторы письма продемонстрировали полную осведомленность жизнью немцев в различных регионах Союза ССР. Вывод их сводился к тому, что Указ Президиума Верховного Совета от 3 ноября 1972 г. не выполняется на практике.

Во второй половине 1970-х годов представителями ЦК КПСС и Советского государства делались заявления о признании существования в СССР проблемы советских немцев и готовности ее решать.

1 марта 1989 г. группа советских немцев обратилась к Генеральному Секретарю ЦК КПСС, председателю Верховного Совета СССР М.С. Горбачеву с предложением о восстановлении Республики немцев Поволжья, в котором излагался также анализ отношений к этой проблеме на разных уровнях власти: позиция местных органов власти против восстановления автономии ^[23], по мнению которых, это могло усилить еще больше отток населения, создать проблемы с производительной силой; позиция местных органов власти в Поволжье – неприятие идей автономии, основа для новых межнациональных конфликтов; и третья позиция – не устраивать новые великие переселения народов. Этой позиции придерживался первый секретарь Волгоградского обкома КПСС ^[24].

С 28 по 31 марта 1989 г. в Москве состоялась Учредительная конференция Всесоюзного общества российских немцев «Возрождение», объединявшего к этому времени первичные областные районные, региональные и республиканские организации до 50 тыс. немцев. В работе конференции участвовали 135 делегатов, из них рабочих – 15, служащих – 84, пенсионеров – 32, студентов – 4. Участники конференции рассмотрели организационные вопросы: о современных проблемах советских немцев, отношение советских писателей к проблемам немцев, о прессе на немецком языке. На конференции было принято решение о создании общественно-политического и культурно-просветительского общества советских немцев «Возрождение» ^{[6, 71–79]}. В истории российских немцев начинался новый этап.

*) Проект подготовлен при поддержке –– Программы фундаментальных исследований Президиума РАН «Традиции и инновации в истории и культуре» (координатор: академик А.П. Деревянко). Направление 2. Советская модернизация и ее влияние на российское общество (координаторы – член. -корр. РАН Е.И. Пивовар, д.и.н. Ю.А. Петров).