Новые коммуникативные технологии в контексте процессов социализации в информационном обществе

Петров Михаил Александрович ORCID: 0000-0001-7078-4865 кандидат философских наук доцент, кафедра философии, Сибирский федеральный университет 660041, Россия, Красноярский край, г. Красноярск, пр. Свободный, 82А, ауд. 428 Petrov Mikhail PhD in Philosophy Associate Professor, Department of Philosophy, Siberian Federal University 660041, Russia, Krasnoyarsk Territory, Krasnoyarsk, 82A Svobodny Ave., room 428 mipet@yandex.ru

Введение

Исследование процессов диджитализации и информатизации социальной среды на уровне всеобщих закономерностей и условий является одной из актуальных задач современной социальной философии. Классическая философская проблематика, связанная с осмыслением детерминант становления личности, соотношения личностного и социального в формировании коммуникативной реальности, обретает новое звучание в связи с анализом актуальной специфики ее развития. Коммуникативный характер процессов становления личности, социализации как усвоение определенной социальной информации и навыков ее обработки становится предпосылкой для постановки вопроса о том, как новые коммуникативные технологии влияют на осуществление данных процессов. Философское содержание данного вопроса заключается, в частности, в установлении социально-онтологических следствий внедрения новых коммуникативных технологий: каким образом такие технологии изменяют характеристики социальной реальности, как их использование сказывается на осуществлении процессов социализации, как в конечном итоге ими определяется облик становящегося и воспроизводящегося информационного общества — все эти вопросы составляют содержание социально-онтологического исследования. Значимость таких исследований для полноты и обстоятельности философской рефлексии специфики информационного общества раскрывается многими авторами: так, С.В. Орлов отмечает необходимость анализа актуально используемых технологий оперирования информацией ^{[1, c. 13]}, а Р.Ф. Абдеев указывает на значимый характер проблемы познания динамики организационных процессов (в.т.ч. применительно к социальным структурам) ^{[2, c. 26]}. Внедрение новых коммуникативных технологий оказывает влияние на динамику социальной организации как на макро-, так и на микроуровнях, и философская задача заключается в том, чтобы проанализировать те концептуальные схемы, с помощью которых может строиться обсуждение этого влияния, указать на возможные пути выявления общих для ситуаций влияния закономерностей, «вписать» его в современное научное мировоззрение.

Нередко встречающиеся в литературе по данной проблематике заключения о характерных чертах коммуникативной организации информационного общества зачастую постулируются без предварительного прояснения онтологических предпосылок и детерминант, позволяющих принять их без возражений. Так, Ю.А. Чернавин отмечает, что процессы цифровизации влекут за собой изменение соотношения сфер общества, в ходе которого на первый план выходит сфера коммуникации ^{[3, c. 33]}. Несмотря на кажущуюся очевидность содержания, данное утверждение оставляет за пределами рассмотрения сам ход «изменения соотношения сфер», под которым автором, вероятнее всего, подразумевались сложные трансформации социальной структуры, характерные для становления информационного общества. В данном случае эти трансформации описываются с помощью механистической онтологии взаимодействия сфер, содержание которой автором не воспроизводится, оно остается на уровне допущений. Тем не менее, становится ясным, что обсуждение влияния новых коммуникативных технологий на уровнях личностной социализации и формирования коммуникативной структуры общества является многоплановой задачей, и потому требует целого набора предварительных онтологических допущений, сообразных реализуемым блокам задач. Мы не придерживаемся того взгляда, что социальная онтология представляет собой отрасль изучения некоторого независимо существующего предельного уровня социальной реальности. Напротив, мы придерживаемся того, что Р. Лауэр называет прагматистским аргументом важности онтологии ^{[4, c. 23]}, т. е. разделяем утверждение, согласно которому онтология представляет собой скорее некий концептуальный фреймворк для формулирования заключений на основании эмпирических данных социального познания. Социальная онтология — это не сфера постулирования утверждений об основаниях существующей социальной реальности, а область разработки и применения инструментов, опосредствующих формирование социального знания, способствующих созданию формулировок продуктивных объяснений, предсказаний. Руководствуясь таким пониманием социальной онтологии, мы можем выработать концептуальные основания для обсуждения роли коммуникативных инноваций в развитии процессов социализации в информационном обществе.

В настоящем исследовании мы предпринимаем попытку рассмотреть онтологическую специфику коммуникативных аспектов информационного общества, акцентируя внимание на том, как их актуальное развитие сказывается на осуществлении процессов социализации. Коммуникативный характер процессов социализации и значение развития средств массовой коммуникации для изменения их облика отмечается рядом исследователей проблематики информационного общества: так, А.П. Суханов констатирует, что управление потоками информации, движущимися по многочисленным коммуникативным каналам, определяет процессы формирования личности в обществе ^{[5, c. 10]}, А.С. Горбунов отмечает, что процессы формирования личности находятся в зависимости от фундаментальных характеристик социального развития, а для информационного общества такой характеристикой становится интенсивное развитие средств массовой коммуникации и вовлеченность человека в их функционирование ^{[6, c. 62]}, Н.В. Тихомиров отмечает рост значения сетевых средств коммуникации для формирования личностного отношения к миру и обществу ^{[7, c. 195]}. Сам факт значимости развития коммуникативных средств для становления и развития информационного общества, таким образом, является общепризнанным, однако, отнюдь не всегда авторами явным образом вводятся допущения относительно онтологического значения новых средств и технологий коммуникации для формирования социальных систем. В настоящем рассмотрении, таким образом, мы предпринимаем попытку наметить общие черты социально-онтологического изучения коммуникативных инноваций.

О значении социальной онтологии в системе знаний об обществе

Прежде, нежели перейти непосредственно к социально-онтологическому рассмотрению коммуникативно-технологических инноваций и их значения для осуществления процессов социализации в информационном обществе, следует обратиться к роли и положению социальной онтологии в системе социального знания, поскольку значимость положений социальной онтологии для наук об обществе и применения полученных ими результатов в практике социального управления и преобразования отнюдь не является очевидной. Говоря о предметной области социально-онтологических исследований, можно согласиться с положением Г.И. Лукьянова, согласно которому в центре ее внимания находится связь наиболее общих концептуальных единиц (понятий, категорий), используемых при описании и изучении обществ (социальная реальность, социальные пространство и время и т. п.) ^{[8, c. 152]}, однако, важно прояснить, какова специфика исследования этой связи. Ясно, что социальная онтология имеет существенное значение при интерпретации социальных фактов, при осмыслении эмпирических и теоретических результатов социальных исследований, однако, чем обуславливается, конституируется социальная онтология? Справедливым в свете данного вопроса представляется замечание А.Ю. Антоновского и Р.Э. Бараш о том, что формированию социальной онтологии должны предшествовать эпистемологические представления об основаниях используемых классификаций, применяемых к социальным объектам и их свойствам ^{[9, c. 258]}. Социальная онтология представляет собой определенного рода концептуальную схему исследуемой реальности, формируемую на основании предварительных методологических и теоретико-познавательных допущений относительно способа исследования выделенного фрагмента социальной реальности. Вторая из ключевых задач социальной онтологии, выделенных Ю.А. Кимелевым — определение базисных элементов социальной реальности (объектов, их свойств, отношений и т. д.), реализуется социальной онтологией как сегментом социальных наук ^{[10, c. 188]}, как уровнем формирования общих языковых средств для описания их предметной области.

В формировании социальной онтологии понятийные элементы могут использоваться как прямо, так и метафорически: например, Н.С. Розов указывает на то, что метафорический характер носит онтологическое описание социального развития как изменения качественных и количественных состояний в пространственно-временных терминах ^{[11, c. 114]}. Более того, следует отметить, что сами категории социального пространства и времени носят метафорический оттенок, они основаны на продуктивной аналогии в использовании данных терминов применительно к описанию социальной действительности. Однако, использование метафорики не противоречит реализации значимых функций социальной онтологии, реализуемых относительно наук об обществе — эвристической и концептуально-систематизирующей. Заимствование понятийно-категориального инструментария и теоретических схем других научных отраслей является не только допустимым, но и нередко ценным для формирования социально-онтологических концепций: демонстрируется это, в частности, исследованиями М. Деланда, в рамках которых оценивается применимость концептуальных средств эволюционной биологии (популяционная терминология, анализ категории биологического вида (вид как абстрактный класс и как индивидуальное сущее), заимствование иерархических схем построения онтологий и т.д.) ^[12]. Достоинства социальной онтологии определяются ее эвристическим потенциалом для выработки новых эффективных описаний и объяснений ^{[4, c. 35]}, в которых та или иная отрасль социального знания испытывает потребность. Целевые установки развития социальных онтологий, таким образом, формируются отраслями социальных исследований.

Однако, часто онтологические допущения о социальной реальности не разрабатываются специализировано и имеют имплицитный характер. Такие допущения присущи различным крупным направлениям социологической мысли: например, Т. Керимов в связи с этим говорит о мейнстримсоциологии со свойственной ей онтологией, имеющей эссенциалистский характер, редуцирующей многообразие социальных явлений к «фундаментальным» сущностям, автономизирующей социальную действительность от иных составляющих реальности ^{[13, c. 111-113]}. Неявные онтологии отнюдь не всегда могут реализовать значимые функции в отношении социального познания, напротив, в ряде случаев они могут затруднять реализацию исследовательских целей и снижать уровень рефлексивности и критичности представителей социальных наук в отношении мировоззренческих оснований собственной деятельности. В связи с этим, задача анализа имплицитных онтологических допущений, содержащихся в исследованиях коммуникативной специфики процессов социализации в информационном обществе, представляется актуальной задачей социальной философии. Имплицитные социально-онтологические допущения обуславливают и исследовательские оценки тех или иных явлений в контексте их влияния на динамику развития отдельных процессов или социальной реальности в ее целостности. В нижеследующих разделах мы обратимся не только к выявлению и описанию онтологических допущений, разделяемых рядом исследователей коммуникативной специфики процессов социализации в информационном обществе, но и к их критическому анализу. По справедливому замечанию С.В. Орлова, для исследования информационного общества необходимым является определенное «переформатирование» социальной философии ^{[14, c. 120]}. Необходимой составляющей такого «переформатирования» является и критическая ревизия существующих взглядов и допущений, представляющаяся отправной точкой для создания новых философских средств постижения социальной действительности.

Коммуникативная онтология информационного общества

В первую очередь, говоря о социально-онтологических допущениях, полагаемых в основу теорий информационного общества и взглядов на специфику его коммуникативной организации, следует обратиться к содержанию самой характеристики общества как информационного. Об информатизации и информационном характере современного общества чаще нередко говорят как о чем-то самоочевидном, хотя на практике авторы нередко расходятся в понимании того, что вкладывается в данные формулировки. Неопределенность понятийного содержания и расхождение в его понимании констатируется и Ф. Уэбстером, отмечающим, что порой кажется, что для некоторых авторов настолько очевиден факт нашего нахождения в информационном обществе, что они беспечно отрицают необходимость прояснения того, что подразумевается ими в тех случаях, когда они используют данное понятие ^{[15, p. 8]}. Отчасти эта ситуация вызвана полисемантичностью самого понятия информации: существует множество формальных теорий информации, некоторые из которых предполагают введение дефиниции информации как ключевого понятия, тогда как для других эта задача оказывается избыточной и они фактически не раскрывают его содержания, обращаясь к другим количественно-интерпретируемым понятийным единицам (например, понятие количества информации в статистической теории информации Шеннона).

Многообразны и философские воззрения на информацию: представители различных направлений стремятся наполнить данное понятие предельным содержанием, определить его онтологическое и эпистемологическое значение, установить его функции в рамках научного мировоззрения, однако, между ними чаще всего отсутствует консенсус по большинству значимых содержательных проблем. Даже в системе диалектико-материалистической философии, представители которой столь активно акцентировали ее последовательность и внутреннюю логическую связность, сформировалось два отличных и несводимых друг к другу взгляда на содержание данного понятия — атрибутивистский и функционалистский. Показательно замечание А.П. Суханова о том, что несмотря на то, что философским основанием обеих точек зрения является т. н. теория отражения, разрешение спора между их представителями и нахождение общих точек соприкосновения представляется сомнительным ^{[5, c. 10]}: хотя он и заявляет о том, что придерживается взгляда на информацию как на содержательную сторону процессов отражения, фактически он отказывается от использования развиваемых ими определений, синонимизируя информацию с данными, знанием или содержанием осведомления ^{[5, с. 11, 13, 66]}. На наш взгляд, отсутствие дифференциации онтологических контекстов бытования информации приводят многих авторов к внутренней несогласованности их взглядов. В этой связи оправданной представляется осуществленная Т.Стойнером дифференциация контекстов существования информации, в частности — выделение человеческого использования информации ^{[16, p. 9]}, а также отделение вопросов использования информации от проблемы осмысления ее природы ^{[16, p. 12]}.

В контексте человеческого использования информация нередко синонимизируется с передаваемым с помощью коммуникативных средств и используемым знанием ^{[17, p. 117]}. Например, А.П. Суханов отождествляет накопление человечеством знаний с развитием информационной сферы его жизнедеятельности, а также с расширением инфополя — области осуществления коммуникации, движения потоков информации ^{[5, c. 90]}. В свою очередь, М.Кастельс определяет коммуникацию как коллективное использование смыслов в процессе обмена информацией, детерминируемое как культурной и целевой спецификой акторов, так и используемыми ими технологическими средствами и рамками процессов коммуникации ^{[18, c. 73]}. Именно преобразование практик использования знания и способов коммуникации становится для множества авторов основанием описания актуального состояния общества как информационного. Ими используются метафоры «информационного взрыва» (А.П. Суханов ^{[5, с. 118]}), «информационной революции» (М. Кастельс ^{[19, с. 35]}) для осмысления качественных трансформаций социальной системы. Важным является замечание М. Кастельса, согласно которому информационная эпоха развития общества характеризуется не самой ключевой ролью знаний, а их интенсивным применением к генерации новых знаний, к обработке и «направлению» информационных потоков, в применении знания к организации коммуникативных взаимодействий ^{[19, c. 35]}. Следуя этой же тенденции, Э. Агацци говорит о формировании «общества знаний» и указывает на важность развития и совершенствования гуманитарной составляющей человеческого знания для того, чтобы коммуникативная система, фундирующая общество знания, была насыщена со смысловой точки зрения и тем самым способствовала формированию и совершенствованию личности в обществе, т. е. была адаптирована к нуждам процессов социализации ^{[20, c. 16-19]}.

Могут быть выделены разноплановые подходы к пониманию общества как информационного, основанные на анализе различных аспектов социальной реальности и тенденций их развития. Так, в некоторых случаях основанием для присвоения обществу характеристики информационного становится рост экономического значения деятельности по созданию информационного продукта и актуализация роли информации как фактора производства ^[21]. Для других теоретиков таким основанием становится возрастающая значимость знаний и компетенций, выражающаяся в увеличении уровня профессиональных требований и ассоциировании управленческого труда с высококвалифицированным анализом информационных потоков организации ^[22]. Также информационный характер общества может обуславливаться активным развитием средств массовой коммуникации и технологий распространения массовой информации ^{[23, 24]}. Сторонниками данных подходов развиваются ценные интенции, однако, следует учитывать, что во всех случаях внимание акцентируется на отдельных способах существования и использования информации. Представление об информационном обществе скорее рождается в результате синтеза ключевых положений значимых теорий, нежели формируется средствами отдельно взятой теории.

В обществе, находящемся на любом этапе развития, социализация имеет коммуникативную основу, поскольку социально значимые знания приобретаются именно в рамках различных формах коммуникативных практик, как интерактивных (групповое и межличностное общение, воспитание, обучение), так и однонаправленных (получение сведений из различных источников). Но именно интенсификация производства и трансляции знаний, характерная для информационного общества, приводит к постановке вопроса о том, как именно «наполнить» социализирующие потоки информации социально значимым содержанием, и тем самым организовать процессы социализации сообразно целям социального развития. Аномия и деструкция классических моделей поведения с ходом развития новых коммуникативных технологий и пространств становятся актуальными вызовами для современного общества ^{[7, c. 195]}. В связи с этим, актуальным становится вопрос о способах представления коммуникативной архитектуры информационного общества, особенностей построения его коммуникативных систем. Решение этого вопроса предполагает обращение к онтологическим представлениям о коммуникативных системах, об их элементах и отношениях, существующих между ними. Обратимся к представлениям такого характера, развиваемых философами-теоретиками информационного общества.

Онтологическая характеристика коммуникативного пространства современного информационного общества как сетевого наиболее часто фигурирует в работах, затрагивающих соответствующую проблематику. «Сетевая» терминология используется для обсуждения структурной специфики современной коммуникации М. Кастельсом ^[19]: сетевая онтология предполагает структурную полицентричность, увеличение скорости распространения информации и вариативность ее преобразований, нормативный плюрализм. Онтология сети предполагает пересмотр особенностей социального времени и пространства: небывалый рост скорости передачи и возможностей хранения информации стирает пространственно-временные границы, все в большей степени получают развитие технологические инновации, позволяющие вести удаленную работу в режиме реального времени ^{[15, p. 18]}. Важная черта сети — существенное увеличение масштабов охвата: границы доступа к информационным и коммуникативным ресурсам на сегодняшний день все больше связываются с виртуальными, нежели с реальными факторами ограничения доступа.

Современные сетевые коммуникации также предполагают синхронную реализацию нескольких коммуникативных ролей: агент может одновременным образом задействован в нескольких виртуальных рабочих процессах или коммуникативных потоках. Мультиагентность также можно назвать одной из характерных черт коммуникации с «сетевой» онтологией: широкий охват сети и ее структурная неоднородность позволяет включать в коммуникативные процессы не только «классических» личностных и социальных агентов различного плана (начиная от индивидуальных участников коммуникации, представленных таким виртуальным объектом, как персональный аккаунт в социальной сети, и заканчивая «коллективными» участниками, примерами которых могут являться аккаунты организацией и ведомств, тематических сообществ), но и искусственных агентов — «ботов», автоматизированных агентов служб поддержки и т. д. Однако, сетевая онтология коммуникации при этом не является «плоской» (в смысле, вкладываемом М. Деланда ^[12]): она предполагает образование локальных иерархий, а также участков содержательной гетерогенности.

Проблема использования сетевой терминологии в применении к описанию онтологических особенностей коммуникативной структуры информационного общества заключается в том, что не вполне очевидным становится объект описания: говоря о «сетях», авторы чаще всего апеллируют к существованию и развитию технологических систем, будь это всемирная паутина или сеть, образуемая устройствами пользователей конкретного мессенджера. Но очевидно, что коммуникация не может быть сведена к технологическому обеспечению ее реализации. Авторы, указывающие на свойства сетевых коммуникативных структур, претендуют явно на что-то большее, нежели на простое описание структуры взаимного расположения устройств. Например, В.Н. Курилкиной утверждается, что в сетевом обществе личное общение замещается «общением в сетях» ^{[25, c. 50]}, но содержание произошедшей по мнению автора трансформации становится неясным, т. к. сетевые средства коммуникации скорее создают новые способы существования персональности, нежели устраняют личностный компонент из коммуникативной ситуации. На сегодняшний день говорить о том, что сетевое общение исключает взаимодействие «лицом к лицу» уже неправомерно: расширение возможностей передачи аудио- и визуального контента обуславливает усиление эффекта присутствия, следует говорить скорее о многоуровневом представлении персональности в сетевой коммуникации, нежели о том, что она подменяется виртуальным объектом, нередко далеким от действительности. Возможность участников сетевой коммуникации ограничивать круг доступа к своей персональной информации усложняет способ существования агента в сетевом пространстве, становясь в.т.ч. и условием наличия у него многоуровневой системы ролей и уровней представленности.

Не менее существенной является и практика онтологического осмысления коммуникативной реальности информационного общества как реальности виртуальной (или включающей в себя множество виртуальных областей). Виртуальность интерпретируется как многозначность, десемантизированность, связывается с континуальными и темпоральными трансформациями коммуникативных процессов ^{[26, c. 65]}. А.А. Лазаревичем выделяются следующие особенности виртуальной коммуникации: изменчивость статуса агентов коммуникации (социального, профессионального и т. д.), возможная анонимность, множественный и изменчивый характер персональной идентичности, включение в процессы коммуникации знаковых средств для передачи эмоциональных состояний ^{[27, c. 284]}. Создание пространств, не имеющих физических аналогов, равно как и трансформация временных параметров коммуникации (в.т.ч. в силу наличия возможностей «сохранения» диалогов) — особенности современной коммуникации с применением электронных средств, которые нельзя отрицать. Но нельзя согласиться с тем, что перечисленные свойства будут исчерпывающе характеризовать новые формы коммуникативной активности. Отнюдь не все коммуникативные практики предполагают темпоральные изменения: нередко электронная коммуникация протекает в реальном времени и, более того, ограничивается вполне реальными условиями (начиная от пожеланий участников коммуникации и заканчивая функционированием средств связи). Возможность и допустимость анонимности вполне имеют место и в «реальных» формах коммуникации, реализуемых без применения технологических средств. Изменчивость и множественность персональной идентичности агентов также не является имманентной чертой современных форм коммуникации: многие практики коммуникации, в особенности — профессиональной, предполагают фиксированную идентичность агентов-участников, поэтому, опять-таки, следует говорить не об изменчивости, а об усложнении характера персональной идентичности и поликонтекстуальности ее реализации. Наконец, распространенное частичное отождествление виртуальности с десемантизацией достаточно трудно согласовать с тем, что современные коммуникативные пространства (в.т.ч. online- пространства) нередко предполагают наличие многообразных практик смыслопорождения: едва ли можно согласиться с тем, что сетевой ньюсмейкинг и виртуальные дискуссии в комментариях к размещаемому контенту не являются примерами смыслотворчества и интерпретативной активности агентов коммуникации.

Распространенные онтологические характеристики коммуникативной реальности информационного общества (сетевая структура, виртуальность), таким образом, нуждаются в дальнейшем уточнении и конкретизации. Несмотря на то, что сетевые модели могут успешно использоваться для описания структуры технической основы коммуникативных процессов, их эвристичность для описания и объяснения современных трансформаций коммуникативных практик с точки зрения их содержания является ограниченной. Более того, сетевые характеристики могут являться ценными при исследовании социальной коммуникации на макроуровне, однако, при переходе к анализу качественных трансформаций межличностной интеракции они становятся практически бесполезными. В случае с выделяемым свойством виртуальности также возникает вопрос о границах применимости и оправданности утверждений о его фундаментальном значении с учетом принятых способов определения виртуальности. Виртуальность также нередко понимается через призму имитативности и противопоставляется реальной коммуникации, хотя уместнее было бы говорить об их дополнительности и сложном единстве. Средства и результаты социально-онтологической рефлексии коммуникативных аспектов информационного общества, таким образом, носят во многом проектный характер, и являются предметом перспективного обсуждения и совершенствования.

Коммуникативные технологии и облик процессов социализации

Совершенствование применяемых технологий коммуникации и рост их возможностей закономерно оказывает влияние на коммуникативные практики. Это обуславливает необходимость обновления онтологических концептуальных схем, используемых для их осмысления. Примечательно, что один из ключевых философов-исследователей проблем информационной реальности — Л. Флориди — развивает тезис о реонтологизирующей роли информационных и коммуникативных технологий. В этом смысле то многообразие явлений, которое нередко обобщается под словосочетанием «становление информационного общества» в терминах Флориди может получить название «реонтологизации инфосферы». Важной технологической предпосылкой реонтологизации становится переход от аналоговых устройств к цифровым, сопряженный с увеличением продуктивности операций передачи, обработки и хранения информации ^{[28, p. 8]}. Следствием реонтологизации становится и экспоненциальный рост общих знаний, увеличение масштаба и числа направлений движения потоков социальной информации. Рост возможностей информирования агентов социальной коммуникации, по Флориди, влечет за собой и увеличение степени их моральной ответственности за принимаемые ими решения ^{[28, p. 8-9]}. Следуя этим соображениям, можно заключить о том, что развитие коммуникативных технологий не только (и не столько) оказывает деструктивное влияние на устоявшиеся ценностные диспозиции ^{[7, с. 195]}, но ведет к формированию новой, многоплановой и сложной системы нормативных принципов, регламентирующих коммуникативные практики.

Личностная социализация — коммуникативный феномен, также трансформирующийся под влиянием развития новых коммуникативных технологий. В то же время, следует избегать переоценки роли коммуникативных технологий в социализации личности. В частности, показательным примером переоценки роли коммуникативной технологии является утверждение А.С. Горбунова, согласно которому электронные устройства (например, смартфоны) становятся для представителей подрастающего поколения первичными средствами получения информации об обществе ^{[6, c. 62]}. В данном случае устройство будет представлять собой средство доступа к определенным практикам получения информации, но не к ней самой: создание контента, равно как и совершенствование механизмов персонализации его поиска, представляют собой сложные формы целенаправленной деятельности по обработке и передаче социально значимой информации. Эта деятельность является предметом ответственности осуществляющих ее людей, тогда как электронные технические устройства — результаты применения коммуникативных и информационных технологий — онтологически представляют собой лишь медиаторы, с помощью которых человек может получить доступ к каналам информирования. Каким бы бурным ни было развитие коммуникативных технологий, функция социализации все также остается прерогативой общества и его отдельных институтов. И вопрос контроля потоков информации об обществе, которые оказывают влияние на личность в ходе социализации, должен решаться обществом и отдельными его институтами с учетом возрастающей сложности как самого инфополя, так и технических медиаторов доступа к нему.

Не вполне обоснованной представляется и позиция, согласно которой онлайн-формы коммуникации не могут по своему социализирующему значению сопоставляться с оффлайн-формами. Подобную позицию разделяют, в частности, А.С. Горбунов ^{[6, c. 63]}, Н.В. Тихомиров ^{[7, c. 195]}, А. Боргманн ^{[29, p. 219-227]}. Противопоставление «сетевого» и «традиционного», или «виртуального» и «традиционного» способов осуществления коммуникации, как правило, не учитывает многообразия форм онлайн-коммуникации, в.т.ч. и с точки зрения множественности нормативных контекстов, регламентирующих ее. Например, замечание А.С. Горбунова, согласно которому онлайн-коммуникация является «поверхностной», представляется значительно удаленным от реалий современных онлайн-форм межличностной интеракции, по своей смысловой глубине и насыщенности нередко не уступающей оффлайн-формам, а иногда и превосходящей ее за счет снятия определенных психологических барьеров, препятствующих полноте личностного раскрытия в актах коммуникации.

Утверждения о потенциально негативном влиянии онлайн-форм коммуникации на процессы социализации личности также основаны на определенном смещении акцентов. Так, утверждение Н.В. Тихомирова о том, что погруженность в цифровое пространство становится предпосылкой для развития склонности к девиантному поведению ^{[7, c. 195]} фактически основано на умолчании об иных детерминантах развития девиации, имеющих отношение как к самой социализирующейся личности, так и к ее окружению (присутствующему и в оффлайн, и в онлайн-коммуникации). Сами по себе онлайн-формы коммуникации имеют не больший потенциал к формированию моделей деструктивного поведения их участников, чем их оффлайн-аналоги. Формирование такого паттерна мышления об онлайн-коммуникации обязано своим возникновением лишь нескольким ее особенностям — большей доступностью и меньшей степенью контролируемости. Однако, это не отменяет того, что условием распространения моделей деструктивного и асоциального поведения является не само развитие онлайн-форм коммуникации и не совершенствование технологических средств доступа к ней, а направленное использование коммуникативного ресурса с соответствующими социально-деструктивными целями. Следовательно, задача общества заключается не только в развитии форм контроля пространства онлайн-коммуникации, а в совершенствовании коммуникативной культуры личности и выработке моделей социально ответственного использования новых форм коммуникации.

Ключевым изменением, которое должно отражаться в содержании онтологических концептуальных схем процессов социализации в информационном обществе, становится их усложнение, «расслоение» в соответствии с умножением числа контекстов активности личности: персональность, реальность которой является информационной по своей природе (личность другого дана нам как массив информации, и наша собственная коммуникативная самопрезентация представляет собой информирование другого) ^[28], претерпевает структурные и функциональные метаморфозы в сторону ее гетерогенизации, которая, однако, не предполагает устранения интегрирующего ее ядра социально-обусловленных личностных ценностей и смыслов. Современные агенты коммуникации наделены гораздо более высокими возможностями конструирования собственной персональности (и на культурно-смысловом, и на телесном уровне) в силу развития технологий использования информации. В связи с необходимостью концептуализации фундаментального содержания этих процессов возникает необходимость выработки таких онтологических представлений о социализации, которые рассматривали формируемую персональность как сложный, поликонтекстуальный и активно конструируемый объект, предполагающий совместное существование оффлайн и онлайн-идентичности ^{[30, p. 74]}. Задача таких онтологических схем заключается в гармонизации «традиционные» и «новые» формы коммуникации в рамках научной картины социальной реальности. Потребность в создании подобных онтологий не может быть удовлетворена путем простого включения объектов «виртуальной реальности» в число разновидностей материального бытия, как это делается некоторыми исследователями ^{[14, c. 120]}: для ее удовлетворения требуется создание множества конкурирующих и прагматически-ориентированных описаний структурно неоднородных систем коммуникативных взаимоотношений, образующих ткань процессов формирования персональных идентичностей.

В контексте осуществления процессов социализации новые коммуникативные технологии могут не только существовать в онтологической позиции медиаторов, но и обладать ограниченной агентностью (как и все технологические достижения, они не наделены автономным целеполаганием в своем существовании, но созданы человеком с целью реализации определенных функций). Необходимость учета агентности некоторых технологических феноменов, таких, как алгоритмы (например, поисковые алгоритмы или алгоритмы персонализации в социальных сетях), становится важной чертой онлайн-коммуникации, с которой ее «естественным» агентам приходится считаться ^{[31, c. 47]}. В связи с этим, большое значение приобретает развитие цифровых компетенций и навыков организации деятельности в онлайн-пространстве, способствующих продуктивному взаимодействию с такими системами с ограниченной агентностью. Значимость подобных компетенций проявляется как на уровне однонаправленной коммуникации и информирования, так и на уровне межличностной интеракции. Навыки взаимодействия с подобными системами становятся залогом настройки персонализации потребляемого контента и результативности информационного поиска. Можно предположить, что постепенное совершенствование технологий искусственного интеллекта приведет к умножению числа разновидностей подобных технических коммуникативных агентов.

Заключение

В настоящем исследовании мы предприняли попытку дать краткий очерк возможных направлений критической рефлексии социально-онтологического содержания исследований, касающихся влияния новых коммуникативных технологий на процессы социализации в современном информационном обществе. Резюмировать осуществленное рассмотрение можно следующими выводами:

1.Социально-онтологические допущения нередко присутствуют в структуре мировоззрения социального теоретика имплицитно, однако, их выявление имеет большое значение для критического анализа формируемых теоретических представлений. В случае исследования коммуникативной специфики информационного общества онтологические допущения проявляют себя в контексте исследовательских оценок собственно характеристики общества как информационного, а также осмысления свойств новых форм коммуникации. Используемые при этом характеристики «виртуальный», «цифровой», «сетевой» раскрываются именно в связи с исследовательскими представлениями об онтологическом статусе описываемых объектов и явлений.

2.Развитие новых коммуникативных технологий следует рассматривать как фактор усложнения процессов социализации личности ввиду возрастания числа контекстов конституирования персональной идентичности. Множественность и изменчивость персональной идентичности в пространствах, создаваемых новыми формами коммуникации (нередко называемых «сетевыми» или «виртуальными»), следует связывать не с деструкцией ценностного и смыслового ядра личности, а с увеличением числа доступных практик коммуникативной самопрезентации. Онтологическое значение новых коммуникативных технологий заключается в трансформации пространственно-временных характеристик таких практик, но не в формировании их смыслового содержания. Совершенствующиеся технические средства коммуникации представляют собой технические средства, и целевая составляющая их применения всегда находится в зависимости от намерений пользователя.

3.Специфика коммуникативных процессов, реализующихся в информационном обществе (в.т.ч. процессов социализации личности), определяет и развитие социальной онтологии как сферы создания эвристически ценных для выработки описаний и объяснений концептуальных схем существования объектов/явлений и существующих между ними отношений. Многоплановый характер становящейся социальной реальности и возрастание темпов ее изменения делает постановку вопроса о единых субстанциальных основаниях социальности бессодержательной. Развитие способа существования социальной онтологии как аналитики концептуальных оснований моделей обсуждения социальной реальности и отдельных ее аспектов определяется актуальными потребностями отраслей социальной науки.