Римская республиканская государственность в творчестве С. И. Ковалева

Васильев Андрей Владимирович ORCID: 0000-0002-0182-4250 кандидат исторических наук доцент, кафедра истории древней Греции и Рима, СПбГУ 199034, Россия, Санкт-Петербург, г. Санкт-Петербург, линия Менделеевская, 5, каб. 48 Vasil'ev Andrei Vladimirovich PhD in History Associate Professor, Department of the History of Ancient Greece and Rome, St. Petersburg State University 199034, Russia, Saint Petersburg, Saint Petersburg, Mendeleevskaya line, 5, office 48 Ander-Vaas@yandex.ru

Пригодич Никита Дмитриевич кандидат исторических наук старший преподаватель, Центр социальных и гуманитарных наук, факультет технологического менеджмента и инноваций, Университет ИТМО 191187, Россия, Санкт-Петербург, г. Санкт-Петербург, ул. Чайковского, 11/2, каб. 1-С Prigodich Nikita Dmitrievich PhD in History Senior lecturer, Centre of Social Sciences and Humanities, Faculty of Technological Management and Innovations, ITMO University 191187, Russia, Saint Petersburg, Saint Petersburg, Tchaikovsky str., 11/2, room 1-C ndprigodich@itmo.ru

Введение

Жизнь и научное творчество С. И. Ковалева пришлись на переломное время в истории нашей страны: годы Первой мировой войны, революции, гражданской войны, сталинского террора и Великой Отечественной войны. В наше неспокойное время представляется как никогда актуальным опыт подобного рода «выживания» в кризисных обстоятельствах и одновременно плодотворной научной и организаторской работы.

Зачастую принято воспринимать Ковалева преимущественно как организатора науки (именно он стал основателем кафедры истории древнего мира ЛГУ, а ныне – кафедры истории древней Греции и Рима Института истории СПбГУ, ее правопреемницы), одного из создателей марксистской концепции истории древнего мира, выдающегося популяризатора научного знания, а также автора знаменитого курса по истории древнего Рима (1948 г.), который получил признание не только у нас в стране, но и в Европе, будучи многократно переиздан на итальянском и испанском языках (достаточно упомянуть, что одно из последних испанских изданий вышло в Мадриде в 2007 г.).

В данной статье речь пойдет преимущественно о научном творчестве ленинградского профессора, причем в той части, которая редко становится предметом внимания в истории науки. Как отмечал Э. Д. Фролов, Ковалева неоднократно привлекали две крайние точки римской истории – становление гражданской общины в Риме и падение Западной Римской империи ^{[1, с. 441]}. Рассмотрение второй из них не входит в нашу задачу, но то, как Ковалев оценивал процессы становления гражданской общины в Риме и какие гипотезы высказывались им по отдельным вопросам развития римской республиканской государственности, представляет для нас чрезвычайный интерес.

Римские республиканские институты в трудах С.И. Ковалева

Если в ранних работах С. И. Ковалева, как и многих других историков-марксистов 1920-х годов, присутствовали идеи циклизма и модернизаторский подход к античной истории, при котором каждый отдельный культурно-географический регион проходил как бы свой собственный цикл от первобытности к капитализму ещё в рамках древнего мира, то с конца 1920-х – начала 1930-х гг. он, как и многие его коллеги, отходит от подобных трактовок марксизма. Как отмечает А. М. Скворцов, модернизаторский подход к историческому материалу был возможностью сохранения исследований древних эпох в новых условиях. Антиковедов первых лет существования советской власти занимал вопрос, каким образом сделать историю древней Греции и Рима актуальной для их времени, а вместе с тем и привлекательной для изучения. «Модернизация» античности была пресечена сверху после публикации в конце 1920-х гг. работы В. И. Ленина «О государстве», в которой говорилось об античности, как о рабовладельческом обществе, где существовали два антагонистических класса – рабовладельцев и рабов ^{[2, с. 175]}.

Впервые достаточно полно взгляды С. И. Ковалева на основные проблемы истории древнего Рима были высказаны им в двухтомнике «История античного общества: Греция, эллинизм, Рим», вторая часть которого, посвященная эллинистической и римской истории вышла в Ленинграде в 1936 г. Первое, на что сразу можно обратить внимание, — это констатация наличия у латинов полисного строя. С точки зрения отношения к достоверности традиции о ранней римской истории, Ковалев в эти годы занимал более критическую позицию, нежели впоследствии. Достаточно сравнить его утверждения о полном отсутствии чего-либо исторически достоверного в легенде об основании Рима и о том, что первым более или менее достоверным событием ранней римской истории являлась запись действующего права (законы XII таблиц) с более поздним скрупулёзным разбором легенды об основании Рима в университетском курсе ^{[3, с. 65, 67]}.

Уже в этой книге С. И. Ковалев высказывает свою идею о том, что переход власти от царей к двум консулам (преторам) не был одномоментным, так как первоначально консулы не были равноправны, а один из них был старшим ^{[3, с. 75]}. Разумеется, ленинградский историк не был первым, кто высказал эту идею. Она опирается на хорошо известное свидетельство Тита Ливия о древнем законе (lex vetusta), начертанном на правой стороне храма Юпитера 1 Всеблагого Величайшего, который гласил: «в сентябрьские иды верховный претор да вбивает здесь гвоздь» (ut qui praetor maximus sit idibus Septembribus clauvm pangat – Liv., VII, 3, 5-8).

Т. Моммзен полагал, что термин praetor maximus обозначал в данном случае любого магистрата, который в момент церемонии оказывался по статусу верховным в римской республике ^{[4, S. 74-76]}. Другие ученые высказывали различные предположения по данному сюжету в зависимости от занимаемой ими позиции в отношении проблемы перехода от царской власти к высшей республиканской магистратуре [Подробный разбор существующих точек зрения: 5, с. 39-50].

От кого же позаимствовал Ковалев свою версию происхождения высшей магистратуры? Судя по всему, это был выдающийся историк и филолог-классик, последний ректор Императорского Харьковского университета, И. В. Нетушил. Позднее в знаменитом учебном пособии С. И. Ковалев прямо укажет на гипотезу И. В. Нетушила, касавшуюся появления высшей римской магистратуры, и солидаризируется с ней ^{[6, c. 67]}. В его фундаментальном труде «Очерк римских государственных древностей», изданном ещё в 1894 г., Нетушил предположил, что даже в коллегии двух преторов один мог вполне называться praetor maximus, являясь старшим в ней. Обычно это отрицалось, исходя из того, что в классической латыни maximus – превосходная степень сравнения прилагательного, а при наличии двух магистратов в коллегии был бы более логичным термин maior. Однако Теренций (Ter. Adelph., 881: natu maximus) и Ливий (Liv., I, 3, 10: stirpis maximus) дают примеры использования термина maximus в смысле «старший из двух» (братьев), а не трех и более ^{[7, c. 80-81]}.

Стоит отметить, что в зарубежной историографии «теория неравной коллегиальности» получила признание и широкое распространение позднее и, вполне возможно, не без влияния итальянского перевода учебника Ковалева ^{[8, p. 743-766],[9, p. 161-175],[10, p. 257-286]}. Во всяком случае, Ковалев подчеркивал преимущественно военный характер высшей магистратуры республики при ее основании, а также приводил ряд дополнительных доводов в пользу ее двойственности: существование «старших» и «младших» центурий, руководство переворотом со стороны двух патрицианских родов ^{[6, с. 66-67]}. Выкладки Ковалева в данной связи никоим образом не были субъективными или необоснованными: похожие идеи в те же годы высказывал итальянский историк А. Бернарди, указывая на происхождение первоначальной претуры от двух командующих Сервиева легиона, соответственно для «старших» и «младших» центурий ^{[11, p. 24-26]}.

Интересен и оригинален был взгляд Ковалева на происхождение института диктатуры в Риме. В работе 1936 г. он писал о том, что случилось это, по-видимому, в 438 г. до н. э. в связи с войной с городом Вейи, не приводя для этого никаких дополнительных аргументов ^{[3, c. 88]}. В университетском курсе Ковалев связал учреждение диктатуры с появлением консулярного военного трибуната. До этого должность диктатора, по его мнению, была просто не нужна, так как старший претор обладал единоличной властью, а второй был его помощником. С появлением коллегии военных трибунов с консульской властью, каждый из которых обладал равными правами, могла возникать, при исключительных условиях, необходимость максимальной концентрации власти в руках одного лица. Тогда, по образцу уже существовавшей в некоторых латинских общинах высшей магистратуры, и в Риме была введена должность диктатора ^{[6, c. 82]}.

Следует заметить, что данное утверждение Ковалева о причинах возникновения диктатуры может являться одним из аргументов против теории о том, что первоначальным ординарным магистратом был диктатор, обозначавшийся термином praetor maximus, который был заменен в 449 г. по законам Валерия-Горация двумя консулами. «Теория диктатуры» опиралась именно на странность объяснения возникновения диктатуры в римской традиции вскоре после установления республики вследствие войны с латинами ^{[12, S. 42-53],[13, S. 125],[14, S. 231-236]}. События 367-366 гг. до н. э., связанные с законодательством Лициния-Секстия, С. И. Ковалев справедливо рассматривал в качестве ключевого этапа формирования римской республиканской государственности. В университетском курсе была окончательно сформулирована та модель возникновения высшей магистратуры, которая восходила к гипотезе И. В. Нетушила (что характерно, Ковалев здесь уже открыто признавал преемственность своих взглядов от дореволюционного ученого). Согласно этой модели должности консула не существовало в Римской республике до принятия законов Лициния-Секстия, а существовали два претора, старший и младший, которые время от времени заменялись военными трибунами с коллегиальной властью. Поэтому в действительности рогация Лициния, по-видимому, сводилась к тому, что к двум, уже существовавшим, преторам присоединялся третий. Он должен был избираться только из плебеев и по своей власти целиком приравнивался к старшему из патрицианских преторов. Оба они, таким образом, и представляли теперь коллегию и стали называться «консулами». Младшему же патрицианскому претору были присвоены судебные права, он не вошел в коллегию и сохранил старое название «претора». Одновременно с этим произошло удвоение и эдильских должностей. Такова, по мнению Ковалева, наиболее вероятная картина образования консулата, коллегиальной высшей магистратуры, которая явилась историческим завершением децемвирата и военного трибуната с консулярной властью ^{[6, c. 85-86]}.

Характерно, что в качестве административной по преимуществу реформы рассматривал события 367-366 гг. до н. э. и такой видный исследователь римского государственного права середины XX века как К. фон Фритц ^{[15, p. 3-44]}. А идея о возникновении коллегиальности римской магистратуры не ранее 367 г. до н. э. также находит приверженцев и в историографии последних десятилетий ^{[16, S. 182-212]}. Впрочем, как справедливо отметила В. В. Дементьева, первыми римскими магистратами, наделенными равной коллегиальностью, были децемвиры и именно при них par potestas получила свое подлинное оформление, выражавшееся, прежде всего, в праве наложить запрет на действие коллеги (ius intercessionis) ^{[17, c. 72-90]}. Наконец, по свидетельству Диона Кассия в передаче позднего автора XII в. Иоанна Зонары (Zonar., VII, 19), именно с 449 г. до н. э. высшие магистраты, прежде называвшиеся преторами, стали называться консулами.

Ещё одна проблема, которой пытался дать объяснение С. И. Ковалев, — это характер государственного устройства Римской республики. Римская конституция как она сложилась к началу III в. до н.э., по его мнению, была весьма далека от идеала античной демократии: руководящая роль нобилитета, огромное значение сената, неорганизованность народного собрания – все это делало из Рима скорее олигархический, чем демократический полис ^{[3, с. 87]}. Такой консерватизм римского государственного строя по сравнению с передовыми рабовладельческими демократиями объяснялся, по его мнению, аграрным характером хозяйства Италии и отсутствием в ней достаточных предпосылок для развития простого товарного производства, что обусловило недостаточный рост торгово-ремесленных элементов города. Именно слабость городской демократии привела к компромиссу между верхушкой плебса и патрициатом и созданию новой олигархии нобилей ^{[20, с. 93]}. На смену старой родовой знати патрициев пришла новая знать (нобилитет), и римская республика III в. была, в сущности, олигархическим, а не демократическим полисом ^{[6, с. 93]}.

Признание олигархического характера римской республиканской государственности было практически повсеместным в историографии эпохи Ковалева: правда, тон исследованиям задавало в этот период просопографическое направление М. Гельцера и Ф. Мюнцера, утверждавшее о неформальных инструментах власти и влияния как основах господства нобилитета ^{[18; 19]}.

Выводы

Подводя итоги, следует заметить, что последние годы жизни С. И. Ковалева были посвящены изучению истории раннего христианства. Его работа в Музее истории религии и атеизма способствовала появлению ряда публикаций по этой тематике ^{[20; 21; 22]}. О неподдельном интересе историка к этим сюжетам говорит и переписка С. И. Ковалева с итальянским историком христианства А. Донини, профессором кафедры истории христианства в Бари, марксистом и генеральным секретарем Итальянской Ассоциации по развитию культурных связей с Советским союзом ^[23].

Любопытно привести некоторые детали из этой переписки: например, жалобы Донини на то, что в Италии научные и исторические издания почти никогда не превышают 2000 экземпляров тиража, что несопоставимо с тиражами научных изданий в Советском союзе. Также Донини признавался Ковалеву, что итальянские историки марксистского направления вынуждены делить время между научными занятиями и активной политической деятельностью, поскольку общественная жизнь в Италии должна быть радикальным образом преобразована перед тем, как можно будет заняться наукой более кропотливо. Парламентская работа занимала у него 15-20 дней в месяц, что сильно сокращало возможности систематического исторического исследования ^{[23, c. 2-3]}.

Незадолго до смерти ленинградского профессора журнал Deutsche Literaturzeitung в письме от 8 октября 1960 г. предлагал ему написать рецензию на книгу выдающегося итальянского историка Санто Мадзарино «La Fine del Mondo Antico» ^[24]. Остается только пожалеть, что эта рецензия так и не увидела свет.

В целом, несмотря на отмечаемые в исследовательской литературе схематизм и упрощенчество в научном творчестве первых десятилетий советской власти, догматизм марксистского формационного учения и тяготение советских ученых к широким обобщениям, окидывая взором опыт научной деятельности С. И. Ковалева и его суждения по основным проблемам истории Римской республики, невозможно признать их поверхностными или находящимися в отрыве от тогдашних тенденций в развитии историографии римской истории в ведущих европейских странах. В этой связи стоит особо отметить готовность историка-марксиста с вниманием и уважением подойти к изучению произведений выдающихся отечественных дореволюционных историков античности, в первую очередь, И. В. Нетушила. В такой консервативной дисциплине как антиковедение опора на традиции исследовательской школы всегда представляла собой важное подспорье для успеха начинающего исследователя.