Магическая парадигма в поздних романах В. Пелевина

Сильчева Алина Георгиевна ORCID: 0000-0002-6501-1339 кандидат филологических наук доцент, кафедра истории журналистики и литературы, образовательное частное утверждение высшего образования «Московский университет им. А.С. Грибоедова» 111024, Россия, Московская область, г. Москва, ул. Шоссе Энтузиастов, 21 Sil'cheva Alina Georgievna PhD in Philology Associate Professor, Department of the History of Journalism and Literature, Moscow University named after A.S. Griboyedov, Moscow, Russia 111024, Russia, Moscow region, Moscow, Highway Enthusiasts str., 21 alinka-krasulka@mail.ru

В статье мы ставим скромную задачу и стремимся выявить специфику одного из составляющих элементов авторского художественного метода, реализованного в поздних произведениях, а именно особенности воплощения магического мотива. Л. М. Крупчанов в учебнике «Теория литературы» определяет художественный или литературный метод как «систему принципов художественного познания, отражения и обобщения действительности в их конкретно-историческом преломлении» ^{[1, с. 288]}, то есть метод является способом отражения авторского восприятия действительности.

Традиционно В. Пелевина отечественные и зарубежные исследователи характеризуют как постмодерниста (к примеру, А. Магун в работе «Постмодернистский апокалипсис Виктора Пелевина» ^[2] или С. Ю. Двинина в диссертации «Категории времени и пространства в художественном дискурсе постмодернизма (на материале романов «Хоксмур» П. Акройда, «Алвертон» А. Торпа, «Чапаев и Пустота» В. Пелевина, «Алтын-толобас» Б. Акунина)»). Однако ряд литературоведов определяют художественный метод автора в более широком контексте: так, Д. В. Кротова отмечает модернистские тенденции в раннем творчестве ^[3], а А. Г. Коваленко выявляет аллюзии на двоемирие символистов ^[4]. Л. Г. Кихней рассматривает прозу В. Пелевина как магическую, отмечая тяготение автора к инобытийности ^{[5; 6]}. По размышлениям М. А. Дворака, одно и то же произведение может трактоваться различно, и в контексте постмодернизма, и в рамках научной фантастики или магического реализма ^[7].

Мы не дефиницируем В. Пелевина однозначно в контексте исключительно постмодернизма или иного литературного течения, а фокусируемся на изучении одного принципа, типичного для пелевинского художественного метода. Метод более лабилен, нежели литературное направление как исторически сложившаяся категория.

В статье используется структурный и культурно-исторический методы. Эмпирическая база исследования представлена романом «Тайные виды на гору Фудзи» (2018), также упоминаются такие произведения, как: «Священная книга оборотня» (2004), «Empire V» (2006), «Любовь к трем цукербринам» (2014), «Непобедимое солнце» (2020) и «KGBT+» (2022).

Прежде чем переходить непосредственно к рассмотрению элементов магического в прозе В. Пелевина, определим понятия «мотив», «магия» и «магический мотив».

Под мотивом в работе мы понимаем простейший элемент сюжета, представленный в обобщенном виде и встречающийся в ряде произведений. Термин был разработан А. Н. Веселовским, мотив художественного текста также изучали Б. В. Томашевский, В. Б. Шкловский, Б. М. Гаспаров и др. Типологической чертой мотива является повторяемость ^{[8, с. 88–94]}.

Магия трактуется нами как сверхъестественная сила, направленная на преобразование окружающего пространства или себя самого «без посредства естественных сил», зачастую нарушающая каузальные связи, хронотоп и пр. ^{[9, с. 156]}. Такая трансформация имеет практическую значимость и осуществляется, как указывает Е.А. Попов, с бытовой целью «добиться от “потустороннего” мира полной или частичной помощи в удовлетворении своих потребностей» ^{[10, c. 193]}.

Отталкиваясь от представленного понимания магии, сформулируем трактовку термина «магический мотив» – это повторяемое в художественном произведении преобразование окружающего пространства, осуществляемое посредством направленного усилия воли с целью достижения конкретной цели, воплощенное в реминисценциях, парафразах и аллюзиях, хронотопе, системе, коммуникативных актах и/или действиях персонажей. Деятеля в контексте магического мотива мы традиционно называем магом – это человек, наделенный сверхъестественными способностями, направляющий свои умения на трансформацию окружающего пространства. Инструмент, позволяющий магу преобразовать реальность, обозначается как магический.

Итак, рассмотрим воплощение магического мотива в романе «Тайные виды на гору Фудзи». В произведении два повествователя: олигарх Федя и его школьная возлюбленная Таня. Их сюжетные линии в основном параллельны и лишь изредка пересекаются, сливаясь только в финале. История Федора развивает традиционную для Пелевина «буддистскую» линию в сочетании с рассуждениями о виртуальных технологиях: герой стремится достичь просветления путем использования специального устройства. В контексте заявленной темы больший интерес для нас представляет сюжетная линия Тани – рассказ об использовании героиней магического крюка и преобразовании не только своей жизни, но и жизни Федора.

Интересно, что художественная литература и мифологии представляют примеры магов-мужчин (а также волшебников): к примеру, это и шаман Дон Хуан из произведений Кастанеды, и Мерлин из цикла легенд о короле Артуре, и Ведьмак, герой серии книг Анджея Сапковского, и Гарри Поттер и другие волшебники из серии романов Дж. Роулинг. Однако магия как сила, способная трансформировать окружающий мир, ассоциативно связывается с энергией созидания и женской энергией, что, к примеру, исследуется в монографии «Мистерии и магия Севера (руны и женская сила)» Ф. Асвинн ^[11]. Женские главы романа «Тайные виды на гору Фудзи», то есть те эпизоды, где повествователем выступает Таня, воплощают как раз данную точку зрения.

Путь Тани в мире магии начинается с унижения Фёдором и встречей с грибником в лесу, который даёт ей номер Жизель. Впоследствии Таня знакомится с группой, члены которой называют себя новыми охотницами, представительницей которой и является новая знакомая героини. Тане снится сон Аманды [основательницы сообщества эзотерических феминисток, по рассказу одной из героинь], позже она погружается в ритуальный транс, побеждает Игуану [божество] и становится одной из охотниц.

Эти эпизоды представляют собой инициацию и становление героини. Историю Тани можно в целом рассматривать в контексте социальном (как художественное осмысление феминистического движения), сатирическом (сатира и гротеск являются одними из ключевых авторских методов), однако мы артикулировали только магическую составляющую приведённых эпизодов.

Ключевым местом действия является лес: в лесу происходит и судьбоносная встреча с грибником, и унижение Тани, и инициатический ритуал. Лес в магическом ключе является местом проведения ритуала и границей между реальностью и инобытием ^[12].

Эзотерический феминизм и сверхъестественная способность новых охотниц преобразовывать реальность и влиять на неё обсуждается героинями: «... Система Аманды – это мистерия, основанная на древней и сокровенной женской магии. Её забыли много веков назад, но Аманда вновь открыла её для нас. / Магия? – недоверчиво переспросила Таня. / – Магия – просто слово...» ^{[13, с. 256]}.

В дальнейшем Таня с помощью магического инструмента (крюка) преобразовывает реальность: «Это не был какой-то материальный объект. Это была вся Федина судьба – Таня знала это точно. Словно бы она управляла руслом далекой реки, и от каждого поворота ручки менялось что-то во всей природе…» ^{[13, с. 359]}. Зачастую действия героини описываются сухим фактологическим языком, появляется страдательный залог, что говорит о практическом применении магии: «Таня сформулировала команду и послала крюк в Федину голову…приказ услышан» ^{[13, с. 353]}.

В финале романа героиня становится возлюбленной Федора. Таким образом, магия для героини является средством достижения желаемого.

Говоря о воплощении магического мотива в творчестве В. Пелевина, следует обозначить и специфику героя. Главный герой обладает способностью проникать за границу реальности и переходить из одного мира в другой. Несмотря на способность к перемещению и знанию об истинной природе реальности, герой всё же легко атрибутируется читателем как представитель конкретного аспекта бытия. Рассмотрим типичные для В. Пелевина случаи:

1) герой относится к иному миру изначально (лисы- и волки-оборотни, герои романа «Священная книга оборотня»);

2) герой совершает переход из реальности в потусторонний мир (человек Рома Шторкин становится вампиром Рама в романе «Empire V»);

3) герой свободно перемещается между реальным и потусторонним (или виртуальным) мирами (роман «Непобедимое солнце» завершается созданием новой реальности, а память о старой принадлежит только Саше; в начале романа рассказывается о восхождении главной героини на гору и переживании ею трансцендентного опыта; главный герой романа «Любовь к трем цукербринам» способен выйти из виртуальной реальности и осознать окружающее его физическое пространство).

Отметим, что магия как некая сила присутствует и в последнем на момент написания статьи романе «KGBT+»: главный герой мельком упоминает валькирий как представителей медиа-бизнеса: «Одна из гипнотических фурий, которых <...> нанимают за огромные деньги прогревать глубинному народу рептильный мозг. Я в их магию верю не особо. Вернее, магия там есть, и весьма мощная, но сводится она к саморепрезентации и разводу на бюджет...» ^{[14, c. 182]}.

Приведенные примеры различны по масштабу, то же можно сказать и о магических элементах в системе художественного мира. Магические элементы вплетаются в сюжет на разных уровнях повествования: на уровне лексики (появляются лингвистические маркеры, указывающие на мага, магию, магический объект или действие); на уровне действий, совершаемых персонажами; на уровне организации хронотопа; на уровне сюжета.

При рассмотрении магического в сюжете возникает вопрос: можем ли мы, выявив магический мотив в прозе В. Пелевина, отнести его к магическому реализму? Прежде чем переходить к поиску ответа, необходимо сформулировать определение «магического реализма».

Е. Г. Маслова рассматривает магический реализм как тип художественного мышления, отличающийся карнавализацией, органичным сочетанием фантастики и исторической реальности, которую читатели легко способны идентифицировать ^[15].

Как замечает А. А. Гугнин, бытовые элементы являются основой для произрастания чудесного ^[16]. Принципиально значимым является реализм как составляющий термина, так как в основе повествования лежит реалистичный хронотоп, «который постоянно “разрывается” не вписывающимися в нее элементами и в конечном итоге оказывается обманчивой» ^{[17, с. 21]}.

Выделим некоторые составляющие магической прозы, сопоставив их с эпизодами или действиями персонажей, взятыми из пелевинской романной прозы.

1. Степень достоверности и правдоподобие топоса, событий, персонажей и предметов: граница между реальным и ирреальным размывается, действующий персонаж нередко затрудняется в окончательном определении происходящего как сна (галлюцинации) или реальности. Так, пространство на вилле Тенерифе в финале романа «Непобедимое солнце» меняется, границы исчезают, течение времени не соответствует реальному: главная героиня, наблюдая танец своей спутницы, видит ее старение.

2. Граница между мирами: реальность и инобытие обладает четко выраженной границей ^{[18, c. 18]}. Применительно к финальному эпизоду романа «Непобедимое солнце» выявление границы не вызывает трудностей: дверь в зал закрывается, отсекая реальность от инобытия, трансформация хронотопа происходит только в этом зале.

Анализируя роман в целом, также находим иные примеры границ – упоминание огненной реки в песне, сон как граница между явью и былью, путешествие на самолете (большое расстояние как граница), первоисточник которых обнаруживается в мифологиях народов мира. Согласно рассуждениям Н. З. Кольцовой, «…осознание своей “инаковости”, в том числе с точки зрения “национального кода” (а не только в плане отношения к современной цивилизации), – принципиальная установка создателей “магической” литературы» ^{[19, c. 133]}.

Е. Г. Маслова указывает, что магический реализм опирается на мифический, мифологический и фольклорный материал ^[15], что мы и видим в пелевинском художественном методе. Примерами также могут служить: уже упомянутый ранее в статье лес как граница между реальным и иным мирами; насыщенный реминисценциями к скандинавской мифологии роман «Священная книга оборотня»; музы как профессиональные вдохновители в романе «KGBT+» и пр.

3. Объяснение природы происходящего, выстраивание причинно-следственных связей. Ирреальное не объясняется естественными науками, утверждение о наличии магического является базисом существования художественного пространства. Однако магический мир обладает специфическим хронотопом и законами, согласно которым действуют персонажи, а также историей (история лис-оборотней рассказана главной героиней в начала романа («Священная книга оборотней») и упоминается в дальнейшем).

Так, мы склонны предположить, что позднее творчество В. Пелевина тяготеет к магическому реализму. Более глубокий анализ произведений позволит в дальнейшем определить правомерность обозначения поздних пелевинских текстов в контексте магического реализма как типа мышления.

Итак, в статье рассмотрена реализация магического мотива в структуре большого прозаического текста В. Пелевина. На примерах изучена специфика воплощения магического в произведениях как на различных уровнях, а именно: сюжет, хронотоп, речь, система персонажей. Совершено мотивированное и доказанное предположение о тяготении автора к магическому реализму.

В работе обозначен один из аспектов творчества В. Пелевина. Однако остаются также мифологические, культурные, исторические и пр. отсылки, которые могут стать предметом изучения в дальнейших работах, посвященных исследованию позднего творчества В. Пелевина.

Ввиду явной трансформации авторского художественного метода и популярности творчества В. Пелевина представленное в статье направление исследование считаем перспективным и представляющим интерес для научного сообщества.