Поэтика и аксиология С. Д. Довлатова-публициста (на материале портретных очерков таллинского периода творчества)

Ермолаева Елизавета Алексеевна аспирант, кафедра Филологического образования и журналистики, Сургутский государственный педагогический университет 628400, Россия, Ханты-Мансийский автономный округ, г. Сургут, ул. 50 Лет Влксм, 10/2, оф. 408 Ermolaeva Elizaveta Alekseevna Postgraduate Student, Department of Philological Education and Journalism, Surgut State Pedagogical University 628400, Russia, Khanty-Mansi Autonomous Okrug, Surgut, ul. 50 Years of the Komsomol, 10/2, office 408 konshina_liza@mail.ru

Сергей Довлатов – один из тех писателей второй половины ХХ века, чьё литературное наследие до сих пор находит отклик в сердцах читателей по всему миру. Прозу Довлатова любят за «живых» и настоящих героев, в которых читатели иногда узнают себя, за тонкий псевдодокументальный юмор, откликающийся у современной аудитории своей злободневностью. В возможной творческой анкете писателя Довлатова Игорь Сухих описал эти особенности так: «Псевдодокументализм, выдумка, которая оказывается правдивее реальности» ^{[19, с.714]}.

Научные исследования художественной прозы Довлатова пополняются ежегодно, в то время как журналистские материалы являются гораздо менее изученной частью его творческого наследия, и в этом случае взгляд литературоведов направлен в основном на более позднего Довлатова-журналиста, редактора «Нового американца» или ведущего программ на радио «Свобода». По биографической справке Льва Лурье известно, что Довлатов работал журналистом в Ленинграде и с 1965 года писал для газеты «За кадры верфям». Благодаря сотрудничеству с этим изданием Довлатов сумел вступить в Союз журналистов, где числился до 1976 года. В 1969-м публиковал материалы в курганских газетах «Советское Зауралье» и «Молодой Ленинец», с ноября 1972 по 1975 год писал для «Советской Эстонии», «Моряка Эстонии», «Молодёжи Эстонии», «Вечернего Таллина» ^{[18, с.204-206]}.

Наряду с этим литературоведами ведётся работа по восстановлению, атрибуции и анализу довлатовских журналистских текстов доэмиграционного периода. Наиболее полное исследование таллинских текстов представлено в публикациях Г. А. Доброзраковой, воссоздающих факты творческой биографии Довлатова этого периода. Она атрибутирует юморески и фельетоны, опираясь на характерные стилистические маркеры прозаических текстов автора. Исследователь обращает внимание на важность таллинской журналистской деятельности Довлатова не только потому, что в Эстонии он пишет и собирает материалы для будущей повести «Компромисс», но и потому, что в этот период он нарабатывает свои фирменные стилистические приёмы: гротеск, гипербола, пародирование и окарикатуривание ^{[11, с.312; 12, с.50-51]}.

В процессе изучения текстов Довлатова, напечатанных в 1972–1975 гг. в «Советской Эстонии», мы пришли к выводу, что данные публикации следует рассматривать не только с точки зрения их тематического и стилистического своеобразия, но и в ракурсе авторской аксиологии. Важным фактором, присущим большинству материалов указанного периода, является ориентированность автора не столько на формирование новых ценностных категорий, сколько на актуализацию уже существующих, которые предполагают возвращение читателя к установленной «норме». Безусловно, эта авторская стратегия не ограничивается материалами таллинских газет, но и характеризует все его творчество.

Данный вывод коррелирует с рядом высказываний самого писателя. Так, в солдатских письмах к отцу ещё юный Довлатов пишет: «Я не согласен с тем, что инженер, например, может быть всякий, а писатель – непременно – Лев Толстой. Можно написать не слишком много и не слишком гениально, но о важных вещах и с толком» ^{[16, с. 59]}.

В более поздних письмах к Людмиле Штерн автор отмечает: «Для меня литература – выражение порядочности, совести, свободы и душевной боли» ^{[16, с. 142]}. Ещё точнее сверхзадача писателя раскрывается в интервью Довлатова американскому исследователю русской литературы Джону Глэду: «Я пытаюсь вызвать у читателя ощущение нормы... Одним из таких серьезнейших ощущений, связанных с нашим временем, стало ощущение надвигающегося абсурда, когда безумие становится более или менее нормальным явлением... Значит, абсурд и безумие становятся чем-то совершенно естественным, а норма, то есть поведение нормальное, естественное, доброжелательное, спокойное, сдержанное, интеллигентное, – становится все более из ряда вон выходящим событием. Вызывать у читателя ощущение, что это нормально, – может быть, вот в этом заключается задача, которую я предварительно перед собой не ставил, но это и есть моя тема, тема, которую не я изобрел и не я один посвятил ей какие-то силы и время. Если нужны красивые и в общем точные и верные слова, то это попытка гармонизации мира» ^{[10, с.93]}.

Аксиологический анализ литературных текстов Сергея Довлатова апробирован С. А. Зайцевой. Используя культурологический подход, исследователь определяет ценностные категории Довлатова-художника, отражённые в повести «Компромисс». Автор пишет, что «С. Довлатов в своем произведении “Компромисс” снял одну из главных оппозиций, используемых в художественной литературе: наличие в тексте произведения героя и антигероя. Для автора отказ от данной оппозиции является ценностью» ^[17]. Данный принцип довлатовского текста определялся ещё в период его журналистской деятельности в редакции газеты «Советская Эстония».

На страницах таллинских газет опубликованы преимущественно юморески и фельетоны Довлатова, а также материалы, представленные в классических журналистских жанрах: интервью, репортаж, рецензия. Особое внимание в многообразии текстов следует уделить рубрикам «Человек и профессия» и «Ваша профессия», в рамках которых часто публикуют довлатовские очерки. Содержание этих очерков не выходит за рамки рядовых материалов партийной периодики, но детальное изучение текстов позволяет выявить некоторые особенности, присущие всем портретным очеркам автора. В своих материалах Довлатов описывает жизнь в ее обыденном течении, его герои обычные люди, которые далеки от больших научных открытий, побед на олимпиадах, получения всесоюзных премий.

Так, в подшивках газеты «Советская Эстония» за 1972–1975 гг. встречаются его очерки о билетере кинотеатра «Октобер» Алли Тигане ^[1], киномеханике Тави Анари ^[2], ассистенте лаборатории в аптеке Грете Мурель ^[14], нотариусе Юлле Касс ^[9], настройщике радио Рейне Ныукасе ^[8] и многих других, чей труд современный писателю человек воспринимает как данность. Авторский фокус Довлатова-журналиста направлен на простого человека, увлеченного своей работой. Люди, о которых пишет автор, – герои повседневности, те, кто делает жизнь нормальной и привычной. Таким образом, Довлатов транслирует читателю свою основную аксиологическую установку – самодостаточная и безусловная ценность человеческой жизни, которая не определяется социальным статусом конкретной личности.

Сергей Довлатов разрушает образ безмолвного сотрудника сферы обслуживания, который делает свою работу неохотно и формально. Его герои с удовольствием рассказывают не только о своей семье, но и о маленьких победах, психологических тонкостях общения с клиентами, отмечают важность своего труда: «В вузе нашему ремеслу обучать нельзя. Только здесь, на фабрике, в практической работе можно научиться “озвучивать” хороший инструмент» ^[15]; или: «Я работаю там, где люди отдыхают, – говорит Тави, я несу им радость. Это почетно» ^[2]. Автору важно, чтобы образ героя портретного очерка был озвучен его голосом, ибо слово героя – признак его самосознания, его личностной состоятельности, его субъектности. Предоставляя герою возможность высказаться, Довлатов тем самым подчеркивает мысль о значимости точки зрения на мир любого человека, вопреки системе иерархических условностей и социальной престижности.

Нередко Довлатов иронизирует над своим читателем за невнимательность и пренебрежительное отношение к простому человеку. Например, в очерке «Кого не замечает зритель» автор обращается к аудитории: «А не кажется ли вам, что иногда в суете и спешке мы автоматически принимаем услуги, которые оказывают нам живые люди, добросовестные, чуткие, внимательные?» ^[1]. В этом же материале он отмечает: «Автоматы не требуют внимания и благодарности. Мы даже немножко избалованы их безмолвным послушанием» ^[1].

Рассмотрим еще один пример из очерка «Скажи: “Белка”»: «Есть люди, которые стремятся избегать соприкосновения с чужим несчастьем. «Нет, нет, не рассказывайте мне о своих болезнях, я этого не выношу». Чужое горе, видите ли, напоминает этим людям о бренности жизни. А есть люди иного склада. Чужое несчастье воспринимается ими так же болезненно, как собственное. Это ценный и благородный талант – переживать за других» ^[4]. Можно предположить, что представленные фрагменты отражают этическую установку автора, на которую следует обратить внимание, способность к осознанному сопереживанию состоянию другого человека, проще говоря, эмпатии.

Автор редко обращается к технологической стороне профессий своих героев. Основной акцент он делает на творческом потенциале персонажей. Так, в очерке «Проектируются носки» Довлатов отмечает, что инженер-технолог фабрики «Пунане Койт» Хилья Мююр не только обладает практическими навыками, но и имеет безукоризненный эстетический вкус: «Нередко она подсказывает художнику то или иное решение, тот или иной графический элемент, штрих, оттенок» ^[3]. Это лаконичное замечание должно настроить читателя на мысль о том, что способность воспринимать прекрасное – не есть прерогатива избранных, чувство красоты априори заложено в каждом. А вот умение развить это чувство в себе, привнести его в свою в профессию и поднять ремесло до уровня искусства – это уже свойство яркой творческой личности, каковой и является практически любой его персонаж.

Важно отметить, что каждый из героев очерков пришел в свою профессию не случайно. Так, для Тави Анари из очерка «После третьего звонка» работа киномеханика была мечтой детства: «С тех пор, как Тава Анари себя помнит, он любил кино. Мальчишкой экономил на леденцах, чтобы купить в воскресенье самый дешевый билет. Потом у него завелись старшие друзья – киномеханики. Постепенно он узнал, как действует проекционный аппарат, случалось ему ненадолго подменять механиков. Тави любил кино. Но актером он не стал, искусствоведом тоже. Он стал киномехаником. И вот много лет он трудится здесь, вдумчиво, умело, расторопно» ^[2].

В очерке «Чисто, светло», посвященном регулировщику радиоаппаратуры Рейне Ныукасу, автор пишет: «С детских лет Ныукас любил механизмы, любил точность. Его руки, посылавшие диск за 46-метровую отметку, становились необыкновенно чуткими, когда он склонялся над тонким прибором» ^[8].

Еще один пример – Михаил Фадеев, старший тренер по конному спорту и герой очерка «Благодарите моего коня»: «Коней я полюбил еще мальчишкой, в деревне, да и вообще с лошадьми всю жизнь имел дело. Всю войну при лошадях состоял. Как-то раз во время танковой атаки придавило меня телегой с фуражом. Если бы лошадь не оттащила эту проклятую телегу, не беседовать бы нам с вами» ^[13].

Очерк «Юлле будет нотариусом» начинается с забавной истории о школьнице Юлле Касс, которая заступилась за своего одноклассника и именно тогда поняла, что хочет быть юристом: «И все-таки Юлле до сих пор уверена, что была права, вот только доказать свою правоту не умела. Тогда-то и родилась у нее мечта о профессии юриста. Ей хотелось изучить все законы, умело и точно использовать их во имя справедливости» ^[9].

За некоторыми из героев стоят не только радостные воспоминания о любимых увлечениях и мечтах о будущей профессии, но и драматичные ситуации, предопределившие их судьбы. Так, «Ключи от хранилища звуков» – очерк, где читатель узнает о судьбе Юханны Марипуу. Женщина работает настройщицей роялей, но когда-то она училась играть на скрипке. «Она уже осваивала программу второго курса консерватории, когда произошло несчастье: Юханна оступилась, упала и в результате – перелом пальцев на левой руке. Со скрипкой пришлось расстаться. Не берусь говорить о том, что переживает талантливый музыкант, когда с ним случается такое. Юханна Марипуу нашла свое призвание в смежной области, стала настройщицей оставаясь в душе подлинным музыкантом» ^[15]. Данные цитаты позволяют нам выявить еще одну аксиологическую доминанту автора, выраженную в очерках, любовь человека к своему делу, к своей профессии. На это указывает и история самого Довлатова, который в течение всей жизни стремился стать настоящим писателем.

Персонажи Довлатова преданны своей профессии. Героини очерков «Цветы для Галины» ^[7] и «Точность прицела» ^[6] посвятили любимой работе по тринадцать лет жизни. В очерке «Будьте здоровы!» нас знакомят с Грете Мурель, ассистентом лаборатории в аптеке: «У Грете Мурель нелегкая работа. И лет ей немало. И здоровье далеко не идеальное. Приходится, к сожалению, изготавливать порой лекарства и для себя. Но никто и никогда не видел ее подавленной, угрюмой. Грете Мурель всегда в форме, всегда активна, деятельна, точна... Аккуратная, точная, вдумчивая, Грете Мурель не делает ошибок. Принимая у нее готовое лекарство, контролер уверен: работа выполнена безупречно» ^[14].

В некоторых очерках автор поднимает тему преемственности. Довлатов обращается и к семейным ценностям своих героев. Так, в очерке «Чисто, светло…» уже известный нам Рейн Ныукас говорит о своем пятилетнем сыне: «Я хочу, что он стал рабочим, – уверенно говорит Рейн. – Если, конечно, хватит таланта» ^[8]. Илона Ковалева – героиня очерка «Старых книг не бывает» – рассказала журналисту о своей семье, которая разделяет ее любовь к литературе. «В семье Ковалевых любят книгу, и у каждого свои пристрастия, интересы. Мать Илоны предпочитает мемуарную литературу и книги по искусству, отец – научную фантастику и классическую прозу, младший брат Игорь увлекается историческими романами. Сама Илона отдает предпочтение поэзии» ^[5].

В ряде публикаций Довлатов актуализирует точку зрения «третьего лица» для того, чтобы в очередной раз обратить внимание читателя на значимость деятельности своих героев. В очерке «Ключи от хранилища звуков» об исключительности профессии настройщика роялей говорит директор Таллинской фабрики роялей Кальё Кяспре: «Их (настройщиков) не «производят», ими рождаются... По-моему, лучше быть хорошим настройщиком роялей, чем посредственным пианистом» ^[15]. Или в материале «Цветы для Галины» автор обращается к мнению более опытной коллеги героини Эви Бенстрем: «Я нашей внутренней профессиональной библиотекой заведую. Так вот, Галина чаще других ко мне обращается, ее интересует вся новая медицинская литература, журналы, книги. Она творчески применяет все новое в своей работе» ^[7].

Достаточно часто журналистский материал воспринимается как средство отражения окружающей нас действительности: политического строя, общественного настроения, социальных явлений и культурных традиций. В представленных портретных очерках прослеживается стиль Довлатова-писателя, который наполняет газетные материалы художественными образами и тем самым эстетизирует текст. В очерках автор сталкивает повседневное с прекрасным, формируя у своего читателя истинное представление о гармонии жизни, которую способен создать человек, например: «Бесчисленные узлы этого сложнейшего устройства должны быть отрегулированы с аптекарской точностью. Микроскопические отклонения от заданных норм, и звук будет искажен, потеряет чистоту, утратит легкость... Вот она трогает чуткими пальцами клавиши, казалось бы, прекрасный чистый аккорд, но Юханна фиксирует неуловимую фальшь, снова и снова погружается в недра сложного хранилища звуков. С кем ее сравнить с хирургом или ювелиром?» ^[15].

Интересно, что в очерках Сергея Довлатова присутствуют не только герой, журналист и эксперт, но и ни о чем не подозревающий читатель. «Вы шагаете по Таллину. У вас несколько минут свободного времени. В кармане позвякивает мелочь. Внимание привлекает заманчивая надпись: «Тир» ^[6]. Автор вводит героя-читателя как субъекта действия очерка. Используя ассоциации, Довлатов создает суггестивный текст, который побуждает работать воображение аудитории. «Михаил Иванович Фадеев выводит на манеж Мотобола, мгновенно оказывается в седле. И тут происходит чудо. Только что передо мной стоял пожилой усталый человек в неуклюжих высоких сапогах co шпорами и в потрепанной байковой куртке. Сейчас он юношески легок и щеголеват. Прямая спина, крепкие руки, острые внимательные глаза» ^[13].

«Вам не здоровится с утра, у вас температура, кашель, голова болит… Вы обращаетесь к доктору, он выписывает рецепт. … Ваш рецепт попадает в руки ассистента. Стоя у прилавка, вы его не увидите. Лишь иногда приоткроется дверь, и тогда видно ярко освещенное помещение, где теснятся бесчисленные штативы с пробирками, колеблются стрелки весов и сосредоточенно работают люди в белых платах» ^[14].

Читатель в очерке так же, как и герой, испытывает разные чувства: боится, мечтает, думает, злится, но при этом не замечает людей, которые являются неотъемлемой частью его жизни. «Если вы сидите в концертном зале, слушая игру виртуоза пианиста, присмотритесь, и вы увидите на клавишах не только его изящные сильные руки, но и чуткие, умелые руки настройщиков» ^[15]. Вероятно, что автор намерено старается привести своего читателя к осознанию того, что обыкновенный человек с присущим ему стремлением сделать окружающий мир красивее – является главной, ключевой ценностью этого мира. Довлатову было важно, чтобы читатель лично переживал ее вновь и вновь, от очерка к очерку, от одной судьбы к другой и так – к осознанию вневременной, наднациональной, общечеловеческой судьбы.

Изучение портретных очерков, опубликованных в таллинских газетах, позволяет нам выявить ряд аксиологических доминант, которые прослеживаются в текстах Сергея Довлатова-публициста. В своих публикациях автор определяет ряд общечеловеческих ценностей, к которым можно отнести значимость человеческой жизни, возможность представления разных точек зрения, сопереживание и соучастие, а также гармоничное существование обыденного и возвышенного.