Библиотека
|
ваш профиль |
Филология: научные исследования
Правильная ссылка на статью:
Власова Ю.Е.
Эволюция трикстера в романе Ахмеда Саадави «Франкенштейн в Багдаде»
// Филология: научные исследования.
2022. № 12.
С. 21-28.
DOI: 10.7256/2454-0749.2022.12.39511 EDN: UHYMOB URL: https://nbpublish.com/library_read_article.php?id=39511
Эволюция трикстера в романе Ахмеда Саадави «Франкенштейн в Багдаде»
DOI: 10.7256/2454-0749.2022.12.39511EDN: UHYMOBДата направления статьи в редакцию: 23-12-2022Дата публикации: 30-12-2022Аннотация: Предметом исследования является образ Хади Барышника, созданный пером современного иракского писателя Ахмеда Саадави в романе «Франкенштейн в Багдаде». Автора интересует, как выживают жители столицы Ирака условиях американской оккупации. На примере судеб багдадцев художник рисует картину нулевых годов. Описываются многочисленные взрывы на улицах и площадях Багдада и последствия, к которым они привели. Сравниваются условия жизни простых людей квартала Батавин и высокопоставленных чиновников правительственных ведомств. Людей из разных конфессий и социальных слоев объединяет фигура старьевщика Хади аль-Атака, который ходит по городу в поисках антиквариата, а по вечерам рассказывает занимательные истории в кофейне своего квартала. Являясь по своей сути трикстером, то есть вралем, пройдохой, шутом, старик Хади создает чудовище, которое борется с несправедливостью и мстит за смерти невинных, погибших в терактах. Используемые методы исторического и системного анализа, позволяют доказать, что в эпоху смены формаций роль трикстера усиливается и видоизменяется. Курсируя между добром и злом, Барышник помогает сглаживать конфликты и решать споры мирным путем. Несгибаемый оптимизм, способность выжить в любых условиях делают образ старьевщика ярким и незабываемым. Делается вывод, что из-за слома жизненных парадигм у трикстера появляется особая функция: он становится ведущим героем и спасает человечество от зла, выполняя христологическую роль. Следовательно, христологическая миссия трикстера-ведущего и составляет новизну исследования этого феномена. Беря на себя вину за преступления своего детища Безымяна (арабского Франкенштейна), жертвуя своей жизнью, Хади Барышник приносит в Багдад мир и стабильность уставшим от потрясений людям. Представляется важным открытие для читателей современных проблем и чаяний народа Месопотамии сквозь призму восприятия иракского писателя Ахмеда Саадави. Ключевые слова: Арабская литература, Ахмед Саадави, Багдад 2000-х, Франкенштейн, Иракский роман, Трикстер, АРабский Букер, теракты, веротерпимость, христологическая рольAbstract: The subject of the study is the image of Hadi the Junkman, coined the modern Iraqi writer Ahmed Saadawi in the novel “Frankenstein in Baghdad” (2013). The author is interested how the residents of the Iraqi capital survive under American invention. The author presents the picture of the 2000-s years using the fate of the Baghdadis as an illustration. He describes numerous explosions in Baghdad and the consequences they had on its citizens future. The novelist compares the living conditions of ordinary people of the Batavia quarter and high-ranking government officials. The figure of a junk dealer Hadi al-Atak, who walks around the city in search of antiques and tells entertaining stories unites the people with different background. Being a trickster, a liar, or buffoon, old man has created an imaginary monster that fights against injustice and avenges the innocent people who died in terrorist attacks. The methods of historical and system analysis allow us to prove that in the era of formation change, the role of the trickster is becoming more important and modified. Shuttling between good and evil, the Junkman helps to smooth out conflicts and resolve disputes peacefully. Due to the breakdown of life paradigms, the trickster has a special function: he becomes the leading hero and saves humanity from evil, performing a Christological role. Taking the blame for the crimes of his brainchild “Whatsitsname” (Arab Frankenstein), sacrificing his life, the Hadi the Junkman brings peace and stability to the tired people of Baghdad. Keywords: Arabic Literature, Ahmed Saadawi, Baghdad of the 2000-s, Frankenstein, Iraqi novel, Trickster, ‘Arabic Booker’, terrorist attacks, religious tolerance, Christological roleВ 2014 году иракскому писателю Ахмеду Саадави за роман «Франкенштейн в Багдаде» (أحمد سعداوي «فرانكشتاين في بغداد») был присужден «Арабский Букер» (الجائزة العالمية للرواية العربية) – сама престижная премия в области арабской художественной литературы. Арабист В.Н. Зарытовская, которая перевела этот роман на русский язык, отметила, что награждение «Арабским Букером» связано с острополитической и социальной направленностью произведения [1, c. 70]. Тема «Франкенштейна в Багдаде» – выживание иракцев на переломном этапе, в условиях американской оккупации начала нулевых. На документальность произведенная указывала Н.М. Шумская [2]. Место действия обозначено в названии – Багдад, крупнейший город Ближнего Востока, где обитают миллионы людей разных конфессий. В этом современном Вавилоне царит угнетающая атмосфера: каждый день происходят взрывы, умирают люди. Разные пласты иракского общества объединяет фигура репортера Махмуда ас-Савади (альтер-эго автора), который изучает дело о загадочном Франкенштейне. В ходе расследования журналист приходит к выводу, что старьевщик Хади из квартала аль-Батавин причастен к созданию монстра, пугающего горожан. Барышника Хади не просто уличить, ведь он обладает качествами плута, фантазера и пьяницы. То есть ему нельзя доверять. Он типичный трикстер. Образу героя-обманщика посвящено много научных работ. Мифологический энциклопедический словарь дает следующее определение этого понятия: «Трикстер – демонически-комический дублер культурного героя, наделенный чертами плута, озорника» [3, c. 670]. Ранее учеными были выделены основные черты и функции трикстера. По мнению Т. В. Платицыной, «исследования образа трикстера в зарубежной культурологии, зародившись в конце XIX в. в русле антропологии и фольклористики, в XX в. развивались в различных направлениях, включая психоанализ, литературоведение, гендерные, дискурсивные и герменевтические исследования, этнологию и этику» [4, c. 154]. Говоря о феномене трикстера, Ю. В. Чернявская писала, что основная функция трикстера «быть точкой совмещения несовместимого, которая порождает новое» [5, c. 38]. Венгерский ученый К. К. Кереньи подчеркнул, что трикстер это «корень всех плутовских созданий мировой литературы, охватывающий все времена и культуры» [6, с. 245]. Американские ученые У. Доти и У. Хайнс выделили две основные функции трикстера: развлекательную и рефлектирующую, а также шесть типических особенностей его архетипа [7, c. 33–45]. Продолжая их работу, российский литературовед Д. А. Гаврилов углубил и расширил классификацию черт трикстера. В частности, в своей монографии «Трикстер. Лицедей в евро-азиатском фольклоре» [8] он описал семь особенностей трикстера как культурного героя при смене культурных формаций и социальных эпох: 1. трикстер как нарушитель спокойствия 2. трикстер как инициатор 3. трикстер как посредник 4. трикстер как дикарь 5. трикстер как добытчик благ, чародей 6. трикстер как оборотень, трюкач, игрок 7. трикстер как юнец и мудрец одновременно Рассмотрим образ Хади аль-Атака из романа Ахмеда Саадави на предмет наличия у него всех семи черт. Выявим их особенности в контексте ближневосточной культуры и социально-политической жизни Ирака нашего времени. На первых страницах романа появляется Хади Хуссейн Идрус по прозвищу Барышник (по-арабски «аль-Атак»): «мужчина лет пятидесяти, неряшливый неприветливый старьевщик, с вечным запахом перегара хотел купить у соседки Илишу антиквариат» [9, c. 16]. Также примечательно, что вторая глава романа, где описаны подробности жизни старьевщика, названа «Враль». Сосед Умм Даниэль из совсем покосившегося дома Хади аль-Атак «имел непослушную бороду и топорщащиеся усы» [9, c. 23]. Непривлекательный портрет старьевщика с глазами навыкате, в поношенной одежде с прожженными сигаретными дырками дополняется отталкивающими подробностями его жизнедеятельности. В доме Хади, который он называл «иудейской развалиной», нельзя было жить: там было все разломано и разбросано. Этот персонаж диссонирует с окружающей средой. Своим образом жизни (холостяк, без родственников), аморальным поведением (напивается по вечерам) и внешним видом (неряха, носит тряпье) старьевщик нарушает веками заведенный порядок. Хади – нарушитель спокойствия. Однако люди не боятся аль-Атака. У Хади есть свое доходное дело: он организовал сбор и перепродажу вторсырья. Жители квартала ждут его, чтобы отдать всякую рухлядь и послушать занимательные истории, которые мастерски придумывает Хади. Мы узнаем, что у Барышника был ученик, напарник и единственный друг тридцатипятилетний Нахем Абдеки, который был убит осколком начиненного взрывчаткой автомобиля. Учитель хотел сделать доброе дело и похоронить ученика достойно. Хади собрал то, что осталось от Нахема, пошел искать недостающие части тела, но вернувшись, не обнаружил трупа погибшего друга. Позже существо, собранное старьевщиком из частей невинно убитых людей, само нашло своего создателя. Все инициативы Хади приводят к необратимым последствиям. Что касается черты трикстера Хади как посредника,то она также четко прослеживается. Автор подчеркивает, что Хади был проводником событий. Он выступал в роли «отца» Франкенштейна, который дал жизнь пророку или тирану, сам не ведая того, какие беды принесет его дитя людям. Хади был нужен высшим силам как слепой инструмент судьбы. Дикарская черта трикстера выражена во фразе, брошенной одним из соседей: «Хади – старый черт, на все способен» [9, c. 240]. Маргинальность Хади стала следствием пережитого потрясения. Хади изменился, стал нервным и агрессивным, злоупотреблял спиртным, опустился и одичал. Пятая черта трикстера – умение выступать в роли добытчика благ заключается в профессии Барышника и его умелых руках, которые могли из старого шкафа, полки или стула сотворить новую вещь. Помимо этого дара Хади обладал богатой фантазией, любую ситуацию мог обратить в увлекательный сюжет. Аль-Атак умел сочинять удивительные истории. По вечерам в кофейне своего приятеля Азиза аль-Мысри Хади с азартом рассказывал байки, как он якобы однажды вечером в одном из переулков аль-Джадирийи случайно столкнулся с самим президентом страны. Так фантазер Хади дарил людям радость. Говоря о Хади как оборотне, можно упомянуть, что во время допроса командир спецгруппы подумал, что Хади живет двойной жизнью, прикидывается безобидным старьевщиком, а сам является матерым бандитом: «Вот шельма!» [9, c. 201]. Доходяга Хади стойко перенес удары острого ножика и не выдав офицерам ничего. Он приговаривал про себя, что так просто не погибнет. Он будет бороться, пока силы не иссякнут. Журналист Махмуд, который написал статью о загадочном багдадском Франкенштейне, отметил про Хади, что он враль и смеется в лицо. «Недаром его называют пройдохой» [9, c. 138]. Последнее свойство трикстера – совмещение качеств юнца и мудреца. Действительно, Хади - юродивый и пророк. Наивность героя, мальчишеская вера в будущее, готовность начать все сначала выдают в нем юнца. Даже внешне Барышник тощий, тщедушный, но крепкий. Однако герой берет на себя миссию пророка, сознаваясь в преступлениях своего детища Безымяна (так называли Франкенштейна жители Седьмой улицы). В образе Хади Барышника проглядывают черты любимого героя арабского фольклора плута Джухи (арабский вариант Ходжи Насреддина), который ведет себя как дурак и философ одновременно. Глупец аль-Атак многократно повторяя в кофейне невероятную историю о сотворении Безымяна из частей жертв терактов, заставил поверить в нее окружающих и в конце концов уверовал в нее сам, подписав себе приговор. О близости трикстера к спасителю писал К. Г. Юнг, утверждая, что «исцелять может лишь тот, кто наносит раны и сам ранен, и что только страдающий может отвести страдание» [10, c. 266]. Таким образом, в романе «Франкенштейн в Багдаде» Ахмед Саадави вывел образ трикстера, ловкача, обманщика Хади Барышника. Он не носитель зла, а исполнитель миссии. Старьевщик не привязан к материальным ценностям, у него нет обустроенного дома, а лишь временное пристанище «иудейская развалина». Герой живет в темное время, когда старый тоталитарный режим Саддама Хусейна пал, а новый демократический еще не установлен полностью. На Хади возложена миссия освещать мир, делать его лучше. У трикстера нет ни родителей, ни жены, ни детей. Он не обременен семейными узами, поэтому скитается по городу. Аль-Атак проходит через тяжкие испытания: на его глазах произошел теракт, его ранило взрывной волной. Потом спецслужбы его долго пытали, но он выстоял. В добавок к этому его дом был взорван и сгорел, но герой снова обманул смерть и выжил, хотя с ожогами оказался в больнице. У него был друг, который был его напарником и помощником, но которого Хади не смог похоронить. Эта травма спровоцировала деформацию личности старьевщика. Хитрец Барышник обладает навыками претворяться так, что ему верят окружающие: соседи, посетители кофейни, офицеры спецслужб. Откуда Хади берет силы действовать, когда вокруг столько страха и несчастья? Дело в природе трикстера, трюкача, игрока, который не может быть приписан ни к стороне добра, ни к стороне зла. В момент перехода с одной стороны на другую, он счастлив, потому что живет сам по себе и никому не служит. Он двойной агент, оборотень и анархист. Попадая в ситуации этической двусмысленности, старьевщик говорит одно, делает другое, а в голове держит третье. Используя острый ум и изворотливость, Хади обладает навыками притворяться так, что ему верят другие. Однако уникальная способность трикстера не принимать сторону властей и не быть повстанцем Хади из Багдада не пригодилась. Трикстер Хади переродился в культурного героя. Читатель задается вопросом, почему ловкач, хитрец и чародей Хади в финале романа берет на себя вину за чужие преступления, совершенные в городе? Ведь, будучи по натуре трикстером, он должен был бы выкрутится из любой передряги? Старьевщик из романа Саадави эволюционировал: из классического трикстера антагониста он превратился в финале романа в протагониста. Живя среди людей, курсируя между двумя мирами светлым миром будущего и темным миром прошлого, старьевщик выполняет не просто функцию посредника, но берет на себя миссию Христа и спасает людей от страхов и ужасов окружающей действительности. В финале романа жители Багдада дружно палили из ружей и восклицали: «Все беды позади!» [9, c. 314]. Сердца истосковались по радости, вкус которой они успели забыть за все полные невзгод годы. В романе происходит трансформация образа трикстера из посредника в убийцу, а затем в спасителя. Можно добавить, что хотя у классического трикстера отсутствует душа, у старьевщика Хади она появляется: он пожалел семью убитого друга, собрался похоронить его, то есть проявил благородство. Исследователь А. Г. Шевякова отмечала, что «трикстер как культурное явление обеспечивает резерв для развития массового сознания» [11, с. 32]. В заключении хотелось бы ответить на вопрос, почему людям нравятся трикстеры? Дело в том, трикстер обладает целым рядом положительных качеств: · помогает читателю раскрыть истинную сущность людей и явлений, · обладает чувством юмора и смотрит на все происходящие с ним события с иронией, · по натуре оптимист, · не совершает злых поступков и не обманывает ради выгоды, · не боится проявить себя и потерять при этом свой статус, уронить свое доброе имя, утратить свой престиж, · умеет обыгрывать обстоятельства в свою пользу, · обладает способностью аккумулировать внутреннюю энергию в самые тяжелые моменты своей жизни, подзаряжаясь он неудач, катастроф, · использует чужую агрессию, давление обстоятельств, ограничение свободы как точку опоры, благодаря которой можно перескочить в другой мир, · безусловно умен, · творит чудеса. С помощью теоретико-эмпирических методов, таких как сравнение, оценка и обобщение, в статье удалось определить роли трикстера Хади в описании реальных событий, происходивших в Багдаде в девяностые годы ХХ века. Исследователи А. Г. Фаттахова и Л. И. Гареева подчеркивали: «образ Франкенштейна в арабской версии отражает бессмысленность мести и насилия» [12, c. 22]. Нужно добавить, что фигура создателя арабского Франкенштейна стала символом ума, смекалки, стойкости иракского народа, который выживает в невыносимых условиях и готов пожертвовать собой ради общего блага, взяв на себя чужие злодеяния и грехи. Новаторство писателя в наделении трикстера-ведущего христологической ролью. Ахмед Саадави словами Хади обращается к читателю: «Это же человек! Вы не понимаете? Человек! Очнитесь, люди!» [9, с. 33]. «Франкенштейн в Багдаде» — это история монстра, созданного воображением трикстера и маргинала Хади. Этот роман представляет собой срез иракского общества нулевых годов, живущего в атмосфере страха, принимающего последствия крупных политических и исторических событий как жертву. Простой иракец не может повернуть колесо истории вспять, он создает из своих фантазий хаос, в который погружаются все. Произведение Саадави — нравственное размышление о значении преступления и ответственности личности за совершенное деяние.
Библиография
1. Зарытовская В. Н. Лауреаты «Арабского Букера»: «Франкенштейн в Багдаде» Ахмеда Саадави // Азия и Африка сегодня. 2016. №6. С. 70–72.
2. Шуйская Н. М. Два романа – два документа эпохи: «О Мария» Синана Антуна и «Франкенштейн в Багдаде» Ахмеда Саадави // Филологические науки в МГИМО. 2018. №2 (14). С. 135–140. 3. Трикстер // Мифологический словарь. М.: Сов. энциклопедия, 1991. С. 670. 4. Платицына Т. В. Архетип трикстера в зарубежных исследованиях // Вестник Бурятского государственного университета, 2013. Выпуск 10: Филология. С. 151–154. 5. Чернявская Ю. В. Трикстер, или Путешествие в хаос // Человек. 2004. №3. С. 37–52. 6. Кереньи К. К. Трикстер и древнегреческая мифология // Трикстер: исследование мифов североамериканских исследователей с комментариями К. Г. Юнга и К. К. Кереньи. СПб: Евразия, 1999. С. 242–264. 7. Хайнс У., Доти У. Мифологическая фигура трикстера: контуры, контексты и критика. Тускалуза: Издательство Университета Алабамы, 1993. С. 33–45. 8. Гаврилов Д. А. Трикстер. Лицедей в евро-азиатском фольклоре. М.: Издательство «Социально-политическая мысль», 2006. 240 с. 9. Саадави Ахмед. Франкенштейн в Багдаде / пер. с араб. В. Н. Зарытовской. М.: Эксмо, 2019. 10. Юнг К. Г. О психологии трикстера // Трикстер: исследование мифов североамериканских исследователей с комментариями К. Г. Юнга и К. К. Кереньи. СПб: Евразия, 1999. С. 265–288. 11. Шевякова А. В. Культурный герой и трикстер: функциональные и онтологические свойства // Вестник Пермского университета. Философия. Социология. Психология. 2015. Вып. 1(21). С. 32–42. 12. Фаттахова А. Г., Гареева Л. И. Арабский Франкенштейн: символ жертвы или преступника? // Арабистика Евразии. №6, 2019. С. 16–24. References
1. Zarytovskaya, V. N. (2016). Arab Booker Laureates: Frankenstein in Baghdad by Ahmed Saadawi. Asia and Africa Today, 6, 70–72.
2. Shuiskaya, N. M. (2018). Two novels-two documents of the era: “Oh Maria” by Sinan Antoun and “Frankenstein in Baghdad” by Ahmed Saadawi. Philological Sciences at MGIMO, 2 (14), 135–140. 3. Trickster (1991). Mythological Dictionary. Moscow, Russia: Sov. Encyclopaedia, 670. 4. Platitsyna, T. V. (2013). The Trickster Archetype in Foreign Studies. Bulletin of the Buryat State University. Issue 10. Philology, 151–154. 5. Chernyavskaya, Yu. V. (2004). Trickster, or Journey into Chaos. Man, 3, 37–52. 6. Kerenyi, K. K. (1999). Trickster and ancient Greek mythology. Trickster: a study of the myths of North American researchers with comments by K G. Jung and K. K. Kerenyi. St. Petersburg, Russia: Eurasia, 242–264. 7. Hynes, W. J., & Doty, W. J. (1993). Mythical Trickster Figures: Contours, Contexts, and Criticism. Tuscaloosa: University of Alabama Press, 33–45. 8. Gavrilov, D. A. (2006). Trickster. Actor in Euro-Asian folklore. Moscow, Russia: Publishing house "Socio-political thought". 9. Saadawi, Ahmed. (2019). Frankenstein in Baghdad. Translated from Arabic by V. N. Zarytovskaya. Moscow, Russia: Eksmo. 10. Jung, K. G. (1999). On the psychology of the trickster. Trickster: a study of the myths of North American researchers with comments by K. G. Jung and K. K. Kerenyi. St. Petersburg, Russia: Eurasia, 265–288. 11. Shevyakova, A. V. (2015). Cultural hero and trickster: functional and ontological similarities Bulletin of the Perm University. Philosophy. Sociology. Psychology, Issue. 1(21), 32–42. doi: 10.17072/2078-7898/2015-1-32-42 12. Fattakhova, A. G., & Gareeva, L. I. (2019). Arab Frankenstein: a symbol of a victim or a criminal? Eurasian Arabic Studies, 6, 16–24.
Результаты процедуры рецензирования статьи
В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.
|