Коммуникативно-прагматический уровень языковой личности Дмитрия Карамазова

Дряхлова Анастасия Андреевна Учитель МБОУ школы №56 г. Владивостока 690014, Россия, Приморский край, г. Владивосток, ул. Народный Проспект, 27А, каб. 44 Dryakhlova Anastasiya Andreevna Teacher of School No. 56 Vladivostok 690014, Russia, Primorskii krai, g. Vladivostok, ul. Narodnyi Prospekt, 27A, kab. 44 i@ffsad.ru

Гунько Юлия Александровна кандидат филологических наук доцент кафедры Русского языка как иностранного Дальневосточного Федерального Университета 690922, Россия, Приморский край, г. Владивосток, ул. П. Аякс, 10, кафедра РКИ Gun'ko Yuliya Aleksandrovna PhD in Philology Associate Professor of the Department of Russian as a Foreign Language at the Far Eastern Federal University 690922, Russia, Primorskii krai, g. Vladivostok, ul. P. Ayaks, 10, kafedra RKI gunko_juliya@mail.ru

1. Анализ ЯЛ героя художественного произведения

В данной работе, опираясь на исследования ряда авторов ^{[2, 3, 12, 13, 16, 17]}, мы рассматриваем героя романа Ф. Достоевского Дмитрия Карамазова как отдельную языковую личность ^{[6, 7, 11]} и исследуем коммуникативно-прагматический, то есть высший в классификации Ю. Н. Караулова, уровень языковой личности героя.

На коммуникативно-прагматическом уровне личностные характеристики говорящего проступают наиболее ярко. Единицы уровня – коммуникативно-деятельностные потребности, побуждающие говорящего к любой коммуникации. Они вступают между собой в отношения, заданные дискурсом ^{[12, 14, 15]}, образуя при этом коммуникативную сеть, то есть сложную и достаточно устойчивую сеть коммуникаций в обществе.

Для реконструкции коммуникативной сети героя художественного произведения методом сплошной выборки мы зафиксировали все релевантные полноценные диалоги Дмитрия Карамазова с другими действующими лицами, получив всю совокупность текстов, порождённых и воспринятых героем и отражающих его способность к их созданию и перцепции.

Блок речевых партий Дмитрия Карамазова мы подвергли дискурсивному анализу ^{[6, 12]}, опираясь на структурный, лингвокультурологический и коммуникативный подходы к изучению текста, то есть нами была проанализирована коммуникативная деятельность говорящего.

В ходе анализа мотивационного уровня ЯЛ в центре внимания оказываются понятия коммуникативной цели, задачи и стратегии ^{[5, 10]}. На основании анализа текста произведения, а именно прямых авторских и косвенных характеристик героя, и опираясь на идею о том, что «индивидуализация речи каждого носителя языка обусловлена влиянием множества факторов, одни из которых связаны с ситуацией общения, другие – с постоянными характеристиками человека, общества и языковой системы» ^{[4, с. 56]}, мы выделили ключевые мотивы деятельности Дмитрия Карамазова – любовь, честь и страх.

Анализируя мотивы, мы концентрируем внимание прежде всего на чувствах и эмоциях героя, потому что «эмоции – особая, своеобразная форма познания и отражения действительности» и они «связаны с потребностями человека, лежащими в основе мотивов его деятельности», а в художественном тексте всё разнообразие эмоций с их развитием и сменяемостью отражает «внутренний мир персонажа в различных обстоятельствах, в отношениях с другими персонажами» ^{[1, с. 106]}.

2. Факторы, определившие доминирующие мотивы коммуникативной деятельности Дмитрия Карамазова

К ключевым для понимания мотивов ЯЛ факторам мы относим обстоятельства биографии, а также особенности эмоционального состояния героя.

Из текста известно, что Дмитрий Карамазов с детства был брошен собственными родителями и не задерживался надолго в одном доме и, более того, в одной семье, а до поступления на службу жил не менее, чем у четырёх опекунов, что, на наш взгляд, является важной психологической характеристикой и объясняет стремление героя к обретению любви и привязанности, его отношение к Грушеньке, желание её добиться и увезти: «О, тотчас же увезет как можно, как можно дальше, <…> женится там на ней и поселится с ней incognito, <…>. Тогда, о, тогда начнется тотчас же совсем новая жизнь! Об этой другой, обновленной и уже «добродетельной» жизни («непременно, непременно добродетельной») он мечтал поминутно и исступленно». В приведённом отрывке отражаются два основных желания Дмитрия Карамазова – единение с возлюбленной и сохранение чести. Но эти желания почти всегда коррелируют со страхом невозможности их осуществить: «Видно было, что человек дошел до черты, погиб и ищет последнего выхода, а не удастся, то хоть сейчас и в воду».

В ходе коммуникативной деятельности героя противоречащие между собой мотивы проявляются в разной степени и вымещают друг друга: украденные у невесты деньги можно потратить на побег с Грушенькой и обретение любви, но их использование будет означать для героя утрату чести, а возвращение денег в свою очередь означает утрату возлюбленной. Поэтому порой возникают коммуникативные ситуации, в которых один из мотивов становится менее актуальным, чем другой, и коммуникативные цели формируются только одним из них: «Пусть уж лучше я пред тем, убитым и ограбленным, убийцей и вором выйду и пред всеми людьми, и в Сибирь пойду, чем если Катя вправе будет сказать, что я ей изменил, и у нее же деньги украл, и на ее же деньги с Грушенькой убежал добродетельную жизнь начинать! Этого не могу!».

3. Анализ коммуникативных стратегий и тактик Дмитрия Карамазова

Все отобранные нами диалоги Дмитрия Карамазова естественным образом делятся на четыре коммуникативных блока с прослеживаемыми коммуникативными целями.

1) Встреча с отцом у старца Зосимы, цель которой – отстоять свою правоту в спорах с отцом: «Дмитрий Федорович <…> подумал, что старцем его хотят как бы испугать; но так как он и сам укорял себя втайне за многие особенно резкие выходки в споре с отцом за последнее время, то и принял вызов». В связи с этой целью герой пытается выполнить две задачи: выставить себя жертвой и обличить отца. Эта коммуникативная ситуация характеризуется общей напряжённостью обстановки. Дмитрий робеет перед старцем и чувствует себя неловко с момента своего прихода: «Он глубоко поклонился ему и попросил благословения. Старец, привстав, благословил его; Дмитрий Федорович почтительно поцеловал его руку и с необыкновенным волнением, почти с раздражением произнес <…>».

2) Коммуникативная ситуация исповеди перед братом Алëшей характеризуется высокой степенью доверия между участниками диалога, который, впрочем, скорее является монологом, лишь иногда прерывающимся репликами собеседника. Доверие же является основополагающей частью речевого жанра исповеди, а само желание исповедаться возникает как следствие «совершения неверного действия», из-за чего «человек ощущает неудовлетворённость, эмоциональную нестабильность, что в итоге вызывает желание выговориться, объяснить причины совершённого поступка, найти понимание и одобрение окружающих» ^{[9, с. 13]}, поэтому главная цель Дмитрия в этом коммуникативном акте – выговориться, сообщить брату о своих постыдных поступках и получить отклик. В ходе своей исповеди герой реализует нарративную стратегию, а также стратегии самопрезентации и покаяния.

3) Коммуникативные действия в процессе поиска денег регулируются целью убедить собеседников одолжить деньги, необходимые для возвращения украденного и побег с Грушенькой. Коммуникативный блок включает в себя два полноценных диалога – с Самсоновым и с Хохлаковой. В рамках обозначенной цели необходимо выполнить две задачи – расположить к себе собеседников, а также попросить о помощи так, чтобы просьбу исполнили. Для этого Дмитрий Карамазов использует коммуникативные стратегии самопрезентации и просьбы.

4) В процессе допроса коммуникативными целями ЯЛ являются оправдание перед следователями и сохранение достоинства. Из-за специфики ситуации в данном коммуникативном блоке наиболее ярко отражается противоречивость исследуемой языковой личности. Собеседниками Дмитрия в данном случае оказываются исправник и прокурор, с которыми тот отдалённо знаком: «в доме исправника Митя, в начале его прибытия к нам, был принят радушно, но потом, <…> исправник, встречаясь с ним <…> сильно хмурился и только лишь из вежливости отдавал поклон <…> С прокурором был знаком еще отдалённее, но к супруге прокурора <…> иногда хаживал с самыми почтительными, однако, визитами». Главная же причина беспокойства и раздражения Дмитрия в ходе допроса, на наш взгляд, состоит в изменении статуса по отношению к собеседникам, с которыми ранее он мог чувствовать себя на равных. Специфическими оказываются и интенции говорящего в данной коммуникативной ситуации. С одной стороны, ему необходимо снять с себя подозрения в убийстве отца, с другой стороны, важная информация для защиты от обвинений – кража денег у жены – секрет Дмитрия: «В ответе на вопрос: откуда взял эти деньги, заключен для меня такой позор, с которым не могло бы сравняться даже и убийство, и ограбление отца, если б я его убил и ограбил. Вот почему не могу говорить. От позора не могу». Для достижения коммуникативных целей с учётом специфики коммуникативной ситуации мы выделяем две пары противоречащих друг другу коммуникативных задач: рассказать правду – сохранить тайну появления денег; расположить к себе следователей – не дать себя унизить. Во второй паре задач, на наш взгляд, противоречие возникает только в контексте исследуемой языковой личности, потому что главным инструментом расположения к себе для Дмитрия выступает заискивание, которое по определению предполагает принижение себя перед собеседником. Соответственно указанным задачам коммуникативно-прагматическое поведение Дмитрия Карамазова во время допроса развивается в рамках четырёх основных стратегий: искренности и самопрезентации с одной стороны, уклонения от ответов и дискредитации собеседников с другой.

Исследуя текст произведения Достоевского, мы выяснили, что Дмитрий Карамазов в ходе всех коммуникативных актов выборочно прибегает к шести различным стратегиям, которые, в зависимости от ситуации общения, реализуются в двадцати шести речевых тактиках.

Наиболее широко представлена стратегия самопрезентации, к которой герой прибегает во всех описанных в данной статье коммуникативных блоках.

Так, например, в разговоре со старцем Зосимой, Дмитрий использует тактику самооправдания: сначала он признаёт свою неправоту и просит прощения, а затем продолжает высказывание оправданием, чтовыражается в использовании противительного союза но для присоединения конструкции, указывающей на причину своего поведения: «Простите великодушно за то, что заставил столько ждать. Но слуга Смердяков, посланный батюшкою, на настойчивый мой вопрос о времени, ответил мне <…>, что назначено в час»; «Господа свидетели, простите гнев мой, но я предчувствовал, что этот коварный старик созвал всех вас сюда на скандал».

А в процессе допроса Дмитрий Карамазов прибегает к тактике регулирования дистанции. В одном случае герой употребляет глаголы в повелительном наклонении, и если сфокусировать свое внимание только на лексической семантике данных глаголов, то можно предположить, что Дмитрий заранее принимает свою зависимую роль, однако семантика глагольной формы, наоборот, говорит о том, что говорящий скорее дозволяет совершать над собой названные действия, пытаясь сохранить статус хозяина положения, а не жертвы: «что ж, господа, давите, казните, решайте судьбу». Другое высказывание уже несёт в себе значение компромисса: герой ставит себя на один уровень с собеседниками, используя местоимение 1-го лица множественного числа и давая всем троим (т. е. включая себя) положительную оценку. Кроме того, в высказывании используется слово взаимный, которое опять же предполагает равенство между всеми собеседниками: «Мы тут трое сошлись люди благородные, и пусть все у нас так и будет на взаимном доверии образованных и светских людей, связанных дворянством и честью».

Нарративная стратегия реализуется в тактике констатирующего нарратива, построенного на попеременном использовании глаголов в прошедшем времени и в настоящем историческом, а также в тактике акцентирующего повествования с использованием вводно-модальных слов и выражений и эллиптических конструкций с нулевым глаголом речемыслительной деятельности.

Стратегия просьбы реализуется героем, например, в тактике мольбы, которая «предполагает демонстрацию слабости, беспомощности, зависимости» ^{[8, с. 91]}. Так, например, герой в первом коммуникативном ходе активизирует внимание и участие собеседника вопросом и говорит о своём безвыходном положении: «Ведь я теперь пропал, как вы думаете?». Далее Дмитрий даёт прямую характеристику своего положения, используя при этом оценочное прилагательное в превосходной степени: «я представляю себе только то, что я в отчаяннейшем положении». Следующий ход – демонстрация ощущения безвольности по отношению к происходящему посредством использования экспрессивно-оценочного метонимического выражения, которым герой именует себя, и замены сочетания «поможете мне» на «поможете ей» (судьбе): «если вы уж так следите за судьбой моею, то и поможете ей в ее гибели». Использование этой тактики, как нам кажется, нацелено на то, чтобы вызвать в собеседнике чувство ответственности по отношению к более слабому по отношению к нему человеку.

Также герой в рамках стратегии просьбы реализует тактику прямой просьбы, при этом само построение запроса выполняется по-разному в зависимости от собеседника. Так просьба выглядит в разговоре с Самсоновым, перед которым герой даже робеет, если судить по его поведению: «не пожелаете ли вы, благороднейший Кузьма Кузьмич, взять все права мои»; «мы эту бумагу сейчас же и совершили бы, и если бы можно, если бы только можно, то сегодня же бы утром … Вы бы мне эти три тысячи выдали». Здесь герой не смеет настаивать и убеждать, поэтому использует для выражения своего желания конструкцию НЕ+Vf+ЛИ, а также условное СПП со сказуемыми в сослагательном наклонении в каждой части. Такие формулировки позволяют снизить категоричность высказывания и смягчить просьбу, которая может не понравиться собеседнику (Самсонову).

Иначе дело обстоит в разговоре с Хохлаковой, где герой чувствует себя более уверенно: «Я пришел в отчаянии… в последней степени отчаяния, чтобы просить у вас взаймы денег три тысячи, взаймы, но под верный, под вернейший залог, сударыня, под вернейшее обеспечение». Степень категоричности в высказывании становится выше, поскольку герой использует для выражения просьбы целевое СПП с инфинитивным предикатом в придаточной части. В части СП, присоединённой при помощи противительного союза но герой стремится предугадать и парировать возражения собеседницы (Дмитрий даёт обещание вернуть долг ещё до того, как об этом могла бы спросить сама Хохлакова).

Отметим, что ни в первом, ни во втором диалоге коммуникативная цель не была достигнута, герой не сумел привести достаточно веские доводы и выстроить диалоги наиболее выгодным для него образом. При этом добавим, что у обоих собеседников было заранее сформированное отношение к Дмитрию, чего он, в силу своих психологических и интеллектуальных особенностей, не учёл в коммуникативных актах.

К стратегии дискредитации Дмитрий Карамазов прибегает в случаях, когда необходимо изменить свой статус по отношению к собеседнику или скорректировать производимое впечатление в сравнении себя с третьим лицом. Так, говоря об отце, герой использует тактику косвенного оскорбления: «Уж одно то, что вы о ней осмеливаетесь заикнуться, позор для неё»; «Зачем живет такой человек!»; «можно ли еще позволить ему бесчестить собою землю, – оглядел он всех, указывая на старика рукой». В реализации тактики косвенного оскорбления задействованы как синтаксическая структура, так и лексическое наполнение ее компонентов. Оскорбление строится на риторическом восклицании с вопросительным местоимённым наречием, помимо этого Дмитрием используется изъяснительное СПП с указательным местоимением в роли подлежащего и именным сказуемым со значением качества в главной части и с экспрессивно-оценочным названием действия оппонента в придаточной части.

Также одним из способов реализации стратегии дискредитации собеседников является тактика обесценивания, используемая героем во время допроса: «Э, господа, не надо бы мелочи: как, когда и почему, и почему именно денег столько, а не столько, и вся эта гамазня»; «Наплевать на пестик!»; «Господа, с вами буквально нельзя говорить»; «Да, такие вижу сны… А вы уж не хотите ли записать?». Дмитрий пытается выставить своих собеседников непрофессионалами и использует оценочную лексику при обозначении действий следователей, а также оценивает их как собеседников с помощью фразеологического сочетания «с вами нельзя говорить». Кроме того, Дмитрий использует слово наплевать в разговорном значении, чтобы продемонстрировать своё отношение к вопросам следователей, а риторический вопрос в последнем примере содержит в себе насмешку.

Последние две стратегии реализуются героем в ходе допроса и конфликтуют друг с другом.

Стратегия искренности необходима герою для подчёркнутой демонстрации истинности его слов и реализуется в разных тактиках. Так, Дмитрий прибегает к тактике оправдания: «Не повинен! В этой крови не повинен! В крови отца моего не повинен… Хотел убить, но не повинен! Не я!»; «Не только хотел, но и мог убить, да еще на себя добровольно натащил, что чуть не убил! Но ведь не убил же его, ведь спас же меня ангел-хранитель мой»; «Потому что я не убил, не убил, не убил! Слышите, прокурор: не убил!» Здесь герой отказывается от обвинений через многократное отрицание вменяемого ему поступка, а также, акцентируя свою честность, Дмитрий сообщает о желании убить отца, и с помощью противительного союза но разграничивает возможное и действительное.

В рамках тактики подчёркнутой честности Дмитрий Карамазов использует ход уступки и чистосердечно признаётся в другом преступлении, отрицая при этом навязываемое ему убийство: «В буйстве виновен, в тяжких побоях, нанесенных бедному старику, виновен. <…> Но в убийстве старика отца – не виновен»; «Не виновен! Виновен в другой крови, в крови другого старика, но не отца моего. И оплакиваю! Убил, убил старика, убил и поверг». Как видно из примеров, в данном случае герой также использует союз но, устанавливая противительные отношения между тем, что он совершил и тем, чего не совершал. Вообще в ходе допроса герой старается всем своим поведением продемонстрировать искренность и показать, что он не боится наказания за несовершённое преступление, поэтому другим ходом для реализации текущей тактики становится сообщение необязательных и вредящих репутации фактов: «тот пакет с тремя тысячами, который, я знал, у него под подушкой, приготовленный для Грушеньки, я считал решительно как бы у меня украденным, вот что, господа, считал своим, все равно как моею собственностью»; «я не боюсь улик и сам говорю на себя». Дмитрий бросает вызов следователям и старается не показывать перед ними своего страха, метафорически высказываясь о своём положении: «Я волк, а вы охотники, ну и травите волка».

В свою очередь, реализуя стратегию уклонения от ответов, герой использует тактику отклонения вопроса: «Это положительно отказываюсь сказать, господа! Видите, не потому, чтоб не мог сказать, <…>, а потому не скажу, что тут принцип: это моя частная жизнь, и я не позволю вторгаться в мою частную жизнь»; «Так и есть: не скажу, господа, угадали, не узнаете»; «сам понимаю, какой важности дело и что тут самый существенный пункт, а все-таки не скажу».

Дмитрий отказывается выдать полную информацию о себе, хотя и указывает неоднократно на осознание опасности такого отказа. В первой реплике он также даёт обоснование своему молчанию. Но в ходе допроса решительность героя ослабевает, под давлением он начинает терять свою уверенность и в итоге меняет своё решение: «Хорошо! – воскликнул он вдруг, – я открою вам мою тайну, открою, откуда взял деньги!.. Открою позор, чтобы не винить потом ни вас, ни себя». В этот момент Дмитрий Карамазов утрачивает важное средство сохранения лица и начинает чувствовать себя уязвлённым.

Заключение

Дмитрий Карамазов как языковая личность и, шире, личность вообще определяется совокупностью событий, сформировавших его картину мира и тип речевого поведения, поэтому прежде всего мы обратились к биографии героя.

Сопоставив обстоятельства взросления Дмитрия и его действия на протяжении всего романа, а также проанализировав порождаемые героем высказывания, мы пришли к выводу, что существуют два основных мотива, влияющих на языковую деятельность героя. К этим мотивам относится, во-первых, потребность Дмитрия в избегании одиночества, причина которой кроется отсутствии материнской любви в жизни героя, а также в постоянной смене семей и домов. Во-вторых, это потребность в сохранении чести и достоинства, которая, на наш взгляд, также связана с частыми переездами в детстве и необходимостью самостоятельно себя оберегать, кроме того, понятие чести важно Дмитрию и как офицеру.

В реализации рассмотренных нами коммуникативных стратегий участвуют в той или иной мере средства всех языковых уровней – фонетического (восклицания), лексического, грамматического. Прежде всего, герой использует эмоционально-оценочную лексику, относя оценку то к себе, то к собеседнику, то к действиям собеседника. На морфологическом уровне средством оценки выступают формы превосходной степени прилагательных и наречий. На синтаксическом уровне актуализация оценочного значения осуществляется за счет использования оценочного средства в позиции грамматического предиката.

Вступая в споры, Дмитрий использует сложные предложения с противительным значением для парирования реплик собеседника, с причинно-следственным значением для оскорбления собеседника через оценку его действий, со значением уступки для самооправдания. Оскорбление или обвинение собеседников Дмитрий осуществляет и через риторические вопросы или восклицания с вопросительным наречием.

В целом импульсивность Дмитрия Карамазова и его неспособность учесть все обстоятельства общения (отношение к нему собеседника, его настроение) не дают ему достигать коммуникативных целей, из которых только две (отстоять правоту в споре с отцом и выговориться) оказываются достигнутыми. В остальных случаях герой то обращается с просьбой к тем, кто заведомо не стал бы её выполнять, то переоценивает доверие собеседников к себе, давая невыполнимые обещания, то выбирает невыгодную для себя стратегию уклонения от ответов, а также тактику подчёркнутой честности, давая следователям поводы ему не доверять.

Такое коммуникативное поведение может быть связано со сосредоточенностью героя в большей степени только на своих мыслях и переживаниях, что, в свою очередь, скорее всего обусловлено обстоятельствами его жизни, потому что всё детство Дмитрий был предоставлен только себе, не выстраивал прочных связей с окружающими людьми, а если и выстраивал, то связи эти вскоре обрывались. Дмитрий Карамазов просто не владеет или владеет в малой степени навыком эффективной коммуникации, для овладения которым естественно требуется ориентация не только на себя, но и на собеседника.

В целом характеризуя речевые особенности Дмитрия Карамазова, можно говорить об общей максималистичности речевого поведения. Это проявляется на разных языковых уровнях:

1) фонетическом: повышенный тон, вскрикивания;

2) лексическом: частотность оценочной лексики;

3) морфологическом: частотность прилагательных и наречий в превосходной степени, частое использование глаголов в повелительном наклонении (в т.ч. в функции просьбы, извинения, привлечения внимания слушающего), а также глаголов 1-го лица множественного числа в побудительной функции;

4) синтаксисическом: повторы на уровне предложения и текста, метатекстуальность.