Деятельность политической династии Неру-Ганди в современной индийской англоязычной историографии (с 1991 года по настоящее время)

Зайцев Андрей Алексеевич магистр, кафедра новой и новейшей истории, Национальный исследовательский Нижегородский государственный университет имени Н.И.Лобачевского 603000, Россия, Нижегородская область, г. Нижний Новгород, ул. Ульянова, 2, оф. 310 Zaitcev Andrei Master's Degree, Department of Modern and Contemporary History, N.I.Lobachevsky National Research Nizhny Novgorod State University 603000, Russia, Nizhegorodskaya oblast', g. Nizhnii Novgorod, ul. Ul'yanova, 2, of. 310 andrey.zaytsev1998@yandex.ru Другие публикации этого автора

Основные изменения в индийской историографии

В 2021 г. исполнилось 30 лет со дня гибели Раджива Ганди, шестого премьер-министра Индии и последнего представителя известной индийской династии Неру-Ганди, правившей в стране с момента обретения независимости в 1947 г. С тех пор в Индии считается, что правление данной династии ушло окончательно в прошлое, и началось осмысление правления представителей одной семьи на протяжении более чем 40 лет и их роли в становлении современной Индии в научной среде. Индийские научные публикации, посвящённые Неру-Ганди стали приобретать несколько иной характер, чем в эпоху их правления. Они создавались как непосредственно на английском языке, так и на хинди и местных языках Индии с дублированием на английском для удобства научной коммуникации и опубликования в иностранных изданиях.

До 1991 г. в исторической науке страны господствовали левые, марксистские взгляды, что особенно ярко отражено в работах представителей школы Subaltern Studies, занимавшихся влиянием колониализма в истории Индии. Современное состояние исторической мысли в Индии можно охарактеризовать тем, что с 1991 года можно наблюдать «правый поворот» в историографии или «шафранизацию» истории (термин «шафранизация» создан по цвету одежды индусских отшельников), исследователи-сторонники хиндутвы стали более популярными, а их взгляды более радикальными. Причиной этому стало изменение политической ситуации в Индии, ослабление позиций ИНК и усиление националистических партий и движений, прежде всего Бхаратия Джаната Парти (БДП). Смена власти и утверждение новой идеологии требуют изменения политических настроений общества, она невозможна без поддержки большинства населения, поэтому БДП и их союзники активно взялись за историческую политику, составлении правильной интерпретации истории. Целью стали мобилизация нации и создание особой индуистской идентичности ^{[1, с. 183]}.

Ярким проявлением «шафранизации» истории стало распространение концепции Пурушоттама Нагеш Оака, который ещё с 1960-х гг. выпускал книги с собственной версией индийской истории, где ведийская религия являлась основой всех религий мира, равно как санскрит - первоязык народов, а христианство и ислам оказывались «сектами», отколовшимися от ведизма. «Христиане на самом деле поклонялись Кришне, название Ватикан происходит от санскритского vatika («сад»), название Рим (Rome) происходило от «Рама», Россия (Russia) - от rsi (риши, мудрец), Москва - от moksa (духовное освобождение), Багдад - Bhagavad dad («богоданный») и т.д. И вообще, все великие соборы и дворцы мира, включая собор Парижской Богоматери, - индусские храмы; львиный декор трона английских королей и одежда королевской стражи в Британии - «ведийского» оранжевого цвета, что тоже подтверждает «индусские» корни английской монархии» ^{[2, с. 231]}. Его концепция носила откровенно антиисламский характер, поскольку все мусульманские святыни Индии – бывшие индусские храмы, мусульмане – разрушители индусской культуры и так далее.

С начала XXI века его откровенно антинаучная концепция стала получать всё больше сторонников, так же, как и в целом индусские националистические исторические концепции, что тесно связано с изменениями в политической жизни страны. Несмотря на то, что эти «войны» в основном касались освещения древней и средневековой истории страны, концептуальные изменения исторической мысли отразились и на освещении постколониальной истории Индии, в том числе и роли в ней династии Неру-Ганди.

БДП активно искала новых «героев прошлого» в своих идеологических целях. Поскольку все герои индийской истории прошлого века тесно связаны с ИНК — основными политическими противниками, то БДП выдвигала альтернативных героев, таких как Субхас Чандра Бос или Валлабхаи Патель, которые были оппонентами Джавахарлала Неру. Параллельно с этим усиливалась критика семьи Неру-Ганди, потому что одна из задач БДП — построить Индию без ИНК. По мнению Солодковой, это сложная задача, поскольку, несмотря на сегодняшнее положение, ИНК – партия, стоявшая у руля Индии больше 40 лет, и большинство её лидеров – основатели индийской государственности и герои национально-освободительного движения. Именно с их деятельностью связаны основные достижения Республики Индия в первые годы независимости. Это вынуждает БДП более активно критиковать лидеров ИНК и предпринимать попытки, направленные на подрыв их авторитета и поиски замещающих исторических фигур ^{[1, с. 190]}. Поскольку события, связанные с национально-освободительным движением и становлением индийского государства, где во главе стояли Неру-Ганди, свежи в коллективной памяти общества, БДП старается делать их предметом ожесточённой дискуссии и косвенно давить на историческое сообщество Индии, которое активно подхватывало новые идеи. Поэтому на деятельность Неру-Ганди в Индии в научном сообществе стали смотреть под другим углом и с учётом новых политических реалий.

В индийском сообществе своё мнение по этому поводу. Его озвучил известный историк Рамачандра Гуха, сторонник политики семьи Неру-Ганди. Он в одной из статей отметил, что семья Неру не была особо популярна в научном сообществе, подвергалось критике их образование, их образ жизни, политическую династию считали слабовольными идеалистами с высокопарной риторикой, которые не предпринимали радикальных действий по преобразованию Индии ^{[3, р. 1959]}. Рубежным для него считается не 1991, а 1977 год, окончание чрезвычайного положения и первое поражение ИНК на выборах, именно тогда началась критика Неру-Ганди в различных публикациях, когда правые стали обвинять в неуважении к индуистам и покровительстве мусульманам, а левые — в недостаточном построении социализма в Индии. В усилении критики семьи Неру Гуха видит несколько причин: ощущение того, что можно было сделать гораздо больше для индийского народа (оно преобладает у среднего класса), неоднозначность внедренных в Индию социалистических методов развития экономики, упадок ИНК, личные проступки самой семьи Неру-Ганди (прежде всего Индиры и Раджива Ганди), сильное увлечение научным сообществом идей М. К. Ганди, с которым эту семью сравнивали ^{[3, р. 1961-1962]}. С ним не согласен публицист, член ИНК Шаши Тхарур, который считает, что вина лежит исключительно на сторонниках хиндутвы из-за их утверждения, что национализм и его религиозные традиции и предрассудки имеет более глубокие корни в стране, поэтому достижения Неру-Ганди принижаются, а недостатки превозносятся ^{[4, р. 200]}.

Также в этот период появилась первая монография, посвящённая всей династии в целом ─ работа С. С. Джилла «Династия Неру-Ганди». Она издана в середине 1990-х гг. и посвящена исключительно политической деятельности Джавахарлала Неру, Индиры Ганди и Раджива Ганди без детального анализа их биографий, поскольку Джилл выбрал тематический подход исследования для более четкого фокуса на различные аспекты правления Неру-Ганди ^{[5, с. 7]}. Основными источниками работы Джилла стали беседы с политиками и учёными Индии, близко знакомыми с семьёй Неру, личные наблюдения за важными событиями в жизни страны, поскольку автор много лет работал на государственной службе, был непосредственно связан с формированием политики династии Неру-Ганди.

Параллельно С. С. Джилл одним из первых в Индии поставил проблему феномена династии Неру-Ганди как формы передачи власти в новейшей истории. Он указывает, что в Южной Азии любят династии, потому что там сильно стремление к обожествлению и низкопоклонству. При этом семья Неру-Ганди сумела, по его мнению, принести стабильность институтов государственной власти за счёт гладкой преемственности власти: «Божья искра Неру гарантировала гладкое преемствование власти. Династия стала центральным местом ауры и мифов и служила политическим центром». ^{[5, с. 384]}. Для него династийное правление было необходимо для поддержания порядка и стабильности: «Хотя это и оскорбляет дух республиканства, правление династии —это необходимое зло» ^{[5, с. 384]}. Джилл считает, что Индия сформировалась как демократическое и секулярное государство, на котором строятся все остальные государственные институты: «Хотя Неру был главным архитектором этого строения, Индира и Раджив также никогда не колебались в своих демократических убеждениях. Даже после того, как г-жа Ганди объявила чрезвычайное положение, она все время беспокоилась о том, чтобы быстрее восстановить нормальное правление закона — и сделала это так быстро, как только смогла. Демократия так глубоко укоренилась в Индии, что ни одна политическая партия, любого цвета, никогда не навязывала альтернативной системы» ^{[5, с. 386]}.

В освещении данной проблемы существует и критическая точка зрения. Она, в частности, представлена мнением публициста Г. Нурани, который в своей статье «Dynasty in Democracy» написал, что династийное правление Неру-Ганди не способствовало развитию демократии в Индии и приводило к неблагоприятным последствиям, таким как неразвитость парламентской системы, развитие культа личности, рост коррупции и индуистского коммунализма ^[6].

Изменение оценок политики Джавахарлала Неру

В данный период был проведен пересмотр оценок политики первого премьер-министра страны Джавахарлала Неру в сторону большей критики. Однако критика Неру не была резкой, поскольку его наследие для независимой Индии слишком высоко и значимо.

Сохранились положительные оценки личности Джавахарлала Неру. Для Навтеджа Каура он был интернационалистом, сторонником мира на планете, мечтал о том, чтобы не было войн. «Неру ясно осознал, что мир является одним из основных великолепных устремлений человечества, Джавахарлал Неру проповедовал мир через мирное сосуществование и свои представления о мире без войны, и его любовь была для всего человечества» ^{[7, р. 205]}. Сурендер Каур Горая пишет о том, как Неру боролся за права человека. По его мнению, Неру всю жизнь боролся за элементарные права человека, которые нарушались в колониальный период и не всегда соблюдались в его правление, высоко ценил Всеобщую декларацию прав человека, принятую в 1949 году. «По словам Неру, критерий действительно свободного общества состоит в том, состоит ли оно из свободных людей. Можно сказать, что люди свободны, если они достигают как политической, так и экономической свободы. Где бы ни было угнетение, будь то политического, экономического или социального характера, общество может описываться как просто общество» ^{[8, р. 872]}. Джилл пишет, что только благодаря усилиям Неру Индия смогла начать путь модернизации и стать развивающейся страной с развитым демократическим устройством. Внедрение демократии в Индии для Джилла будет всегда храниться в памяти индийского народа, Неру стремился каждого вовлечь в управление страной. Эпоху Неру Джилл назвал «счастливым для страны время ухода за нежным растением демократии, достаточное для того, чтобы оно выросло в твердое дерево» ^{[5, с. 183]}.

Однако стали звучать и противоположные оценки личности Неру. Шаши Тхарур видел в нём зачатки диктатора, которые не были использованы для сохранения единства страны и верности демократическим идеалам. Поэтому Неру проявлял глубокое уважение к различным государственным институтам, прежде всего, к парламенту, считал Лок Сабху серьезным и авторитетным органом, консультировался с главными министрами штатов по различным вопросам и так далее ^{[4, р. 142]}. Тхарур не считал его великим оратором, великим демократом, обвинял в росте коррупции его приближенных и так далее.

Прежде всего, авторов интересовала внутренняя политика Неру, а именно индустриализация Индии и переход к плановой экономике. С. С. Джилл поддержал стремление Неру к модернизации экономики и всего индийского общества: «Неру верил в то, что спасение Индии зависит от модернизации посредством индустриализации и возделывания земель на научной основе; то есть, по его мнению, наиболее точный путь для традиционного индийского общества состоял в том, чтобы выбраться из трясины консерватизма, суеверий и обскурантизма и усвоить права и ценности прогрессивного, современного индустриального общества» ^{[5, с. 14]}. Шаши Тхарур называл экономическую политику Неру самонадеянной и протекционистской, так как первый премьер-министр Индии не доверял иностранному бизнесу, особенно западному: «Гандийское равнение на политический национализм с экономической самодостаточностью только подчеркнуло предубеждение Неру против капитализма, которое (далеко от того, чтобы быть синонимично свободе) в его голове принципиально приравнивалось к порабощению населения. Протекционизм стал неизбежным результатом: в образе мышления Джавахарлала существенным следствием обретения политической независимости была экономическая независимость» ^{[4, p. 177]}.

Социалистические устремления Неру подверглись особой критике. Тхарур назвал социализм Неру-Ганди «идиосинкретическим», поскольку представлял собой смесь разнообразных политических и мировоззренческих течений — фабианского идеализма, страстной и несколько романтизированной заботы о борющихся массах, гандианской веры в уверенность в своих силах (выученной в прялке и характеризовалась демонстративным ношением хади), антиколониализма и «современной» верой в «научные» методы, такие как планирование ^{[4, p. 134]}. Джилл в анализе социализма семьи Неру-Ганди отмечал отсутствие у того революционного характера идей, хотя сами преобразования были таковыми по сути: «Перемены, которые Неру представлял себе в государственном устройстве, конечно же, были революционными по своей природе. Но никто не может представить обстоятельства, когда возникшая революционная ситуация не дает роста значительным революционным силам» ^{[5, с. 56]}. Однако ИНК Джилл не считал социалистической партией, поскольку после обретения независимости в Индии появилась собственная социалистическая сила, а в партии Неру-Ганди долгое время преобладали чуждые таким идеям консервативные силы. К тому же меры, которые считаются социалистическими, в том числе планирование экономики, Джилл таковыми не признавал, поскольку эти меры успешно реализовывались не считавшиеся социалистическими странами Запада ^{[5, с. 62]}.

Основным объектом критики стала внешняя политика Джавахарлала Неру. Это касается не только взаимоотношений Индии с СССР, США, КНР (особо критиковали и критикуют действия Джавахарлала Неру в 1962 году во время военного конфликта с китайцами), нерешенную проблему в отношениях в Пакистаном, но и всю внешнеполитическую концепцию политической династии. Доктрина неприсоединения теперь не для всех считается правильной и жизненно необходимой для Индии. Нира Чандхок утверждает, что концепция неприсоединения себя не оправдала, а активность Неру в этом направлении объясняется его радикальным космополитизмом ^{[9, p. 40]}. Риа Капур в статье о тибетских беженцах в Индии конца 1950-х гг. показывает лавирование и метание Неру по отношению к выходцам из Тибета, что не отвечало концепции неприсоединения, которую автор считает неоднозначной ^{[10, p. 692]}. Синдерпал Сингх считает неудачной попытку Неру сформулировать «паназиатское» сознание после Второй мировой войны через Движение Неприсоединения, потому что «он настаивал на том, чтобы выразить это через метафору «Великой Индии», что включало в себя «идеальное центрирование» Индии в региональном пространстве» ^{[11, p. 64]}.

Ярким примером несостоятельности концепции считается индийско-китайский пограничный конфликт 1962 года. Критикуются попытки Неру регулировать пограничный конфликт с КНР, поскольку Неру не мог отказаться от принципов ненасилия, однако иногда он проявлял высокомерие по отношению к китайцам. «Неру был невосприимчивым по отношению к китайскому увеличивающемуся раздражению к тому, что их лидеры говорили, что претензии Индии как великой силы становились глобальными и специфическими для Азии, позицию, которую растущий и усиливающийся Пекин видел больше для Китая» ^{[4, p. 210]}. Эта война привела к крушению всей внешней политики Неру, падению его собственного авторитета в мире и авторитета всей Индии.

Были и позитивные оценки внешнеполитической концепции Неру-Ганди. Рамачандра Гуха рассматривал доктрину неприсоединения как часть процесса азиатского возрождения, когда бывшие колонии могут вступить в свои законные международные права. Ещё в качестве достоинства этой концепции Гуха выделил возможность оказать благотворное воздействие на высокомерие сверхдержав – СССР и США ^{[12, p. 175]}. Джилл считает неприсоединение отвечающим практическим нуждам Индии, поскольку нужно было развивать свою экономику в приемлемых условиях, нужен был мир, к тому же Индия не могла себе позволить покупать много оружия ^{[5, с. 152]}.

Отображение политики Индиры Ганди в индийской историографии

Что касается дочери Неру Индиры Ганди, то её деятельность в Индии подверглась всесторонней критике в научных публикациях. Даже люди из её окружения, такие как близкая подруга Пупул Джайакар, опубликовавшая в 1992 г. её биографию, критиковали её политику. Считается, что Индира Ганди была не готова стать премьер-министром Индии и принимать важнейшие решения. «Индира имела мужество, решительность, беспощадность, но этого ей было недостаточно, чтобы стать успешным премьер-министром» ^{[13, р. 134]}. Гьян Пракаш назвал Индиру Ганди параноиком, неуверенной в себе и авторитарной правительницей: «Авторитарная и неуверенная в себе по натуре, она реагировала на политическое инакомыслие паранойей, играя быстро и свободно с конституционными и политическими протоколами и полагаясь на постоянно меняющийся круг сторонников и советников для концентрации власти» ^{[14, p. 13]}.

Были и альтернативные точки зрения на личность Индиры Ганди. С. С. Джилл назвал её рожденной править, чья судьба не могла не быть связана с нахождением на должности премьер-министра Индии. Его хвалебные высказывания в адрес Индиры Ганди сочетались с критикой лидеров «Синдиката», в частности, Морарджи Десаи, названного Джиллом изворотливым и хитрым политиком, не имевшим шанса получить власть. В то время, как Индира Ганди унаследовала за собой гениальность своего отца ^{[5, с. 152]}.

Наибольшее внимание уделяется анализу политики Индиры Ганди во время чрезвычайного положения в Индии в 1975-1977 гг. как эпохе укрепления политической династии Неру-Ганди, этому периоду стали посвящать отдельные научные труды, появился новый взгляд на этот период. Причинами кризиса называли экономическую нестабильность, многочисленные засухи, которые привели к голоду, и последствия войны в Бангладеш. Обвинения в коррупции и судебные иски против неё считались второстепенным фактором, хотя отмечалось, что это сыграло свою роль при введении ЧП. Режим чрезвычайного положения 1975-1977 гг. по-прежнему называют смутным временем в постколониальной истории Индии, попыткой уничтожения демократии и установления авторитарного строя Индиры Ганди и так далее. Политику во время чрезвычайного положения авторы называли слишком жестокой, а намерения И. Ганди не совпадали с реальностью. «Г-жа Ганди могла заставить замолчать мир и убежать от реальности, но она не смогла убежать от самой себя. Как и ее отец, она прекрасно осознавала свое место в истории. Свобода, демократия, выборы, общественное мнение были принципами, с которыми она выросла. Ее политический инстинкт оказался еще достаточно благоразумным, для того чтобы сказать ей, что чрезвычайное положение было ложным шагом и что ход событий выходит из-под контроля» ^{[5, с. 240]}. Гьян Пракаш называет этот период продолжением всеобщего кризиса демократических институтов, начавшегося ещё в 1968 году со студенческих протестов во Франции. Эта эпоха показала истинную природу индийского суверенитета, в котором правитель раскрывает своё истинное лицо. Индира Ганди проявила свою безжалостную решительность в эти годы, однако её намерения не совпадали с реальностью, поскольку свобода и демократия были основными принципами государственного устройства Индии.

Меньше подвергается критике внешняя политика Индиры Ганди, в частности её роль в войне за независимость Бангладеш 1971 г. Пупул Джайакар отмечает, что И. Ганди готовилась к этому конфликту, проводила консультации по этому вопросу, в том числе с оппозицией, всё делала расчётливо и учитывала все возможные последствия. «Это был вопрос, в который могли бы быть вовлечены ведущие силы. С её возможности видеть события в перспективе, связанным с её скрупулёзными навыками планирования, она вызывала своих консультантов и планировала свои приоритеты» ^{[13, р. 166]}. Авторы утверждают, что данная война могла приобрести более глобальный характер, так как к Индии уже приближался седьмой флот США, навстречу которому мог пойти Тихоокеанский флот СССР, и отмечали, что И. Ганди удалось быстро выиграть войну и сделать её лишь локальной. Джайакар считает эту войну вершиной славы Индиры Ганди. «Через войну Индира подстроила страну под себя. В её победе она брала на себя мистическую роль в стране мифов. Она достигла высот, которые она чувствовала с детства в своей судьбе» ^{[13, р. 183]}. Джилл выделял следующие причины победы И. Ганди в этом конфликте: «Именно превосходные качества руководителя г-жи Ганди, ее сверхъестественное чувство выбора определенного момента и тщательнейшие приготовления, выполненные для ведения кампаний, позволили Индии полностью разбить пакистанскую военную машину. Она придала максимум веса советам ее военных командующих и ничего не делала в панике. Исполнение этой кампании совершенно отличается от запутанного, плохо спланированного и непрофессионального образа действий в индийско-китайской войне 1962 г.» ^{[5, с. 218]}.

Индира Ганди, в целом, считается самой трагичной фигурой в истории Индии, у которой было больше испытаний и поражений, чем побед, беззащитной и одинокой, сильной и мужественной. С. С. Джилл считает, что при ней в Индии расцвела коррупция, что она не принимала твёрдых волевых решений, что у неё были династийные амбиции и она никого не хотела продвигать, кроме своих сыновей Санджая и Раджива. Основной бедой он называл то, что она отождествляла себя со всей страной и приравняла собственное благо к благу страны. «В каждом гиганте прячется карлик. К сожалению, Индира Ганди позволила карлику одолеть гиганта» ^{[5, с. 318]}.

Политика Раджива Ганди в фокусе внимания индийских авторов

В обозначенный период начинается научное осмысление политической деятельности Раджива Ганди. Наиболее значимыми исследованиями по политике, проводимой Радживом Ганди стали работы вышеупомянутого С. С. Джилла и биография, написанная Миной Агарвалом. Работа Агарвала наполнена излишней похвалой в адрес Раджива Ганди, Агарвал восхваляет практически всё, что делал Раджив Ганди в течение своего премьерства, отмечал его прогрессивное мышление, мудрость и вдумчивость: «Раджив Ганди был харизматичным лидером с юношеским энтузиазмом, чувствительностью и глубоким чувством справедливости. Он всегда сталкивался с национальными и международными вызовами с решимостью и самоотверженностью. В этой стране, которой всегда управляли пожилые лидеры, он наполнил новую жизнь своим молодым руководством» ^{[15, р. 101]}. При этом Раджива Ганди, как и его мать, также считали неготовым к власти, но по другой причине: он пришёл в политику не по своей воле, и на него никто не рассчитывал. Как пишет Джилл, с ним индийцы связывали надежды на масштабные перемены, омоложение индийской политики. Раджив Ганди стал заложником созданного образа, а впоследствии и перехода к консерватизму с отказом от первоначальных целей из-за незнания политического опыта своих предков и собственной наивности. Он не был твердым и систематичным лидером без ясного взгляда на мир и идеологии, не создавшего институты для реализации своих реформ, не имел «настойчивости и мужества успешного национального лидера, который мог бы добиться результатов даже перед лицом трудных препятствий» ^{[5, с. 376]}. По мнению Джилла, Раджив Ганди как политик и премьер-министр был исключительно продуктом династийной политики его матери и не смог стать национальным лидером.

В этих публикациях особый акцент делается на либеральных экономических преобразованиях Раджива Ганди, которые вызывают особое восхищение у Мины Агарвала: «Государственные предприятия, сельское хозяйство, программы развития сельских районов, усиление национальной безопасности, борьба с бедностью, планирование семьи, земельные реформы, специальные программы для женщин, детей и молодёжи, жильё для всех, решительные шаги для благополучия отдельных каст и племён, защита окружающей среды и т. д. были областями, в которых Раджив Ганди работал во время своего премьерства и придал актуальности многим формам национального развития» ^{[15, р. 82]}. Не менее активно Агарвал поддержал политику внедрения достижений НТР в Индии: «Он сделал первый шаг в нужное время, чтобы стимулировать развитие в новых областях, таких как компьютеры, связь, электроника, биотехнологии, сверхпроводники, криогеника, океанография, космос, нетрадиционные источники энергии и атомная энергия» ^{[15, р. 102]}.

Джилл, в отличие от Агарвала, сделал акцент на причинах проведения экономической либерализации в стране: «целью данных реформ было построить «Индию XXI века», для достижения которой нужны были сокращение государственного контроля, упрощение режима международной торговли, ослабление ограничений на импорт и снижение импортных пошлин» ^{[5, с. 338]}. Джилл также считает либерализацию экономики главным достижением Раджива Ганди, поскольку индийская экономика получила толчок к развитию, получив доступ к неиндийскому оборудованию, сырью и технологиям. Это приносило рост производства в 8% в год, и рост всей экономики в 6% в год. Однако либерализация, по мнению Джилла длилась всего два года. После начались экономические проблемы из-за перенасыщенности рынка товаров, цены стали сначала падать, а затем стремительно расти, и правительству Р. Ганди пришлось вернуть протекционистские меры. Джилл видел в причине отката от либерализации не только финансовые проблемы, но и идеологические, поскольку имидж Р. Ганди не соответствовал идеям его партии. «Репутация Раджива как культовой фигуры среднего класса не отвечала традиционному образу партии Конгресса как партии угнетенных. Встревоженная серией поражений на выборах в ассамблею, партия теперь гораздо больше боялась утратить свой идеологический имидж» ^{[5, с. 341]}. Активную технологизацию Индии Джилл также подверг критике, посчитав, что Раджив Ганди слишком сильно был озабочен этой проблемой, имел односторонний взгляд на прогресс, поскольку без развития образования и науки успешное внедрение технологий невозможно: «Раджив ставил непропорциональный акцент на технологии как двигателе развития. Если она должна была сыграть критическую роль в промышленном росте, она оказывала мало влияния на другие аспекты экономики, которые равно воздействовали на экономическое благосостояние и рост» ^{[5, с. 343]}.

Особую критику вызвала у Джилла внешняя политика Раджива Ганди, особенно решение о вмешательстве в гражданскую войну в Шри-Ланке в 1988 г., которое автор считает ошибочным. Его решение ввести индийские войска на остров обоснованы попыткой сохранить свою должность президентом Шри-Ланки Д. Джаявардене и сохранить влияние Индии на всём южноазиатском регионе. Нина Гопал считает, что решение Раджива Ганди отвечает политике Индии по отношению к Шри-Ланке в 1980-е гг., начатая ещё при Индире Ганди, отмечая различия между их линиями политики. Индира Ганди имела враждебные отношения с Джаявардене и была на стороне тамилов, Раджив Ганди был нейтрален и хотел урегулировать этот межэтнический конфликт мирными средствами. «Очевидно, что Индира и Раджив Ганди жили в разное время и управлялись чрезвычайно разными стратегическими императивами. Они были также двумя людьми, которые смотрели на внешнюю политику через различные призмы. В любом случае, история показала, что ни один из путей, выбранных двумя лидерами, полностью не отвечал интересам Индии. Одна говорила о войне, но никогда не вела ее; другой говорил о мире, но пошел на войну» ^{[16, р. 102]}. Джилл пишет: «Индия невольно взяла на себя обязанности армии Шри-Ланки в борьбе с тамильскими «тиграми», ради которых и было подписано соглашение о защите и реабилитации. Жители Шри-Ланки рассматривали это как нападение на национальный суверенитет, а индийские войска считались армией оккупантов» ^{[2, с. 366]}.

С темой войны в Шри-Ланке и вмешательства Индии в конфликт тесно связана причина трагической гибели Раджива Ганди в результате террористического акта 21 мая 1991 г., которому посвящены работы Нины Гопал, К. Раготамана, Фараза Ахмада и др. ^{[16; 17; 18]} Эти работы основаны на материалах расследования комиссии CBI (индийского Центрального бюро расследований) во главе с Д. Р. Картикеяном, которые были опубликованы в начале 2000-х гг. Все вышеперечисленные авторы назвали организатором убийства лидера «Тигров освобождения Тамил-Илама» Велупиллаи Прабхакарана и поддержали смертную казнь для организаторов и заказчиков преступления (в 2014 г. части преступников заменили наказание на пожизненное заключение, но об этом в публикациях не упоминается).

Единственным достижением Раджива Ганди во внешней политике считается улучшение отношений с КНР после встречи с Дэн Сяопином в 1988 г. Велпула Рамунаджам и Маниш С. Дабхаде в своей статье, посвящённой этому событию, пишут, что успех дипломатии Раджива Ганди на саммите зависел от двух факторов: личности лидера и внутреннего фактора, а именно уверенного ведения переговоров и более спокойная обстановка в самой Индии и на пограничных территориях ^{[19, р. 326]}.

Выводы

Из всего вышесказанного можно сделать вывод, что после 1991 г. индийскими исследователями была проведена огромная работа по доскональному изучению династии Неру-Ганди. Освещение политической деятельности представителей династии в индийской историографии после 1991 г. преодолело характерную для предшествующего периода апологетику и стало более критическим. Это явилось результатом масштабных внутриполитических изменений в стране, связанным с усилением позиций индуистских националистов во главе с БДП и их идеологии – хиндутвы. Так называемая "шафранизация" исторической науки в Индии ведёт к пересмотру всей концепции истории страны в контексте особой роли индуизма и ведийской религии как главных элементов культурной идентичности индийцев. Критике подвергаются как личные качества представителей семейства Неру-Ганди, так и их политическая позиция. В научных публикациях их стали обвинять в стремлении к диктатуре, неуважении к индийскому народу, отсутствии ясных политических взглядов, идеологической неустойчивости и так далее. Однако, следует подчеркнуть, что критика представителей семейства Неру-Ганди не носила радикальный характер, оценки стали более взвешенными и демонстрировали стремление к объективности. Отношение к ним стало более нейтральным, поскольку даже в условиях господства идеологии хиндутвы политическое наследие династии Неру-Ганди имеет высокую ценность для Индии. Более того, правление представителей этого семейства уже оценивается на родине как феномен, на их примере в индийской историографии была поставлена проблема политических династий в современной Индии и их роли в развитии демократических институтов в стране. По причине того, что потомки этой династии продолжает играть весомую роль в современной политической жизни Индии, исследование периода правления представителей семейства Неру-Ганди в постколониальной истории страны остается актуальным и в настоящее время.