Рус Eng Cn Перевести страницу на:  
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Библиотека
ваш профиль

Вернуться к содержанию

Социодинамика
Правильная ссылка на статью:

Сетевая коррупция и социальное доверие в Алтайском крае (результаты социологического исследования)

Спирина Анастасия Сергеевна

ORCID: 0000-0001-6003-1691

младший научный сотрудник, ФГБОУВО Алтайский Государственный Университет

656049, Россия, Алтайский край, г. Барнаул, ул. Димитрова, 66

Spirina Anastasiya Sergeevna

Junior Researcher, Altai State University

656049, Russia, Altaiskii krai, g. Barnaul, ul. Dimitrova, 66

natali93_08@mail.ru
Другие публикации этого автора
 

 

DOI:

10.25136/2409-7144.2022.6.38205

Дата направления статьи в редакцию:

03-06-2022


Дата публикации:

16-06-2022


Аннотация: Предметом работы является характеристика сетевой коррупции и социального доверия в Алтайском крае. Анализ социального доверия строится на основе характеристики генерализованного, институционального и партикулярного доверия. Сетевая коррупция анализируется через опыт населения использования личных связей для решения своих проблем в семи сферах: образование, медицина, услуги по обслуживанию/ремонту жилья, социальная защита, полиция, работа и получение регистраций/различных лицензий. Цель работы - охарактеризовать социальное доверие и сетевую коррупцию в Алтайском крае и определить наличие/отсутствие различий показателей сетевой коррупции в зависимости от уровня социального доверия. Методом исследования выступил анкетный опрос городского и сельского населения Алтайского края в возрасте 18-70 лет (n = 1200). Для подтверждения логики статистических выводов был проведен сравнительный анализ и анализ таблиц сопряженности. Был использован также метод классификационного анализа «деревья классификации». В результате анализа было выявлено, что опыт использования личных связей в образовании, социальной защите и при получении регистраций/лицензий различается в зависимости от места проживания населения и уровня социального доверия. В частности, в ситуации использования личных связей в сфере образования значимыми являются территориальное место проживания населения, генерализованное и институциональное доверие; в сфере системы социальной защиты – генерализованное, институциональное доверие и возраст населения; при решении вопросов получения регистраций/лицензий – партикулярное доверие и место проживания населения. Новизна исследования заключается в анализе роли социального доверия на показатели сетевой коррупции в региональном социуме.


Ключевые слова:

институциональное доверие, генерализованное доверие, партикулярное доверие, социальное доверие, коррупция, сетевая коррупция, результаты социологического исследования, деревья классификации, использования личных связей, Алтайский край

Публикация подготовлена в рамках выполнения гранта РФФИ № 19-311-90040 «Социальное доверие и коррупция: проблемы взаимообусловленности и трансформации в современных условиях регионального социума» (2019-2021).

Abstract: The subject of the work is the characteristic of network corruption and social trust in the Altai Territory. The analysis of social trust is based on the characteristics of generalized, institutional and particular trust. Network corruption is analyzed through the experience of the population using personal connections to solve their problems in seven areas: education, medicine, housing maintenance/repair services, social protection, police, work and obtaining registrations/various licenses. The purpose of the work is to characterize social trust and network corruption in the Altai Territory and to determine the presence/absence of differences in indicators of network corruption depending on the level of social trust. The research method was a questionnaire survey of the urban and rural population of the Altai Territory aged 18-70 years (n = 1200). To confirm the logic of statistical conclusions, a comparative analysis and analysis of conjugacy tables were carried out. The classification analysis method "classification trees" was also used. As a result of the analysis, it was revealed that the experience of using personal connections in education, social protection and in obtaining registrations / licenses differs depending on the place of residence of the population and the level of social trust. In particular, in the situation of using personal connections in the field of education, the territorial place of residence of the population, generalized and institutional trust are significant; in the sphere of the social protection system, generalized, institutional trust and the age of the population; when solving issues of obtaining registrations / licenses, particular trust and the place of residence of the population. The novelty of the study lies in the analysis of the role of social trust on the indicators of network corruption in regional society.


Keywords:

institutional trust, generalized trust, particular trust, social trust, corruption, network corruption, results of the sociological research, classification trees, using personal connections, Altai Region

Введение.

Проблема коррупции чрезвычайно актуальна и признается одной из серьезных угроз для развития государства [4], которой приписывается отрицательное влияние на экономическую активность населения, политическую стабильность, негативное влияние на демократические институты, морально-этические ценности населения, устойчивое развитие гражданского общества, правопорядок и др. [15, 19]. Анализ данной категории осуществляется учеными различных дисциплин, и до настоящего времени не сформировалось единого мнения. Неоднозначный и многосторонний характер коррупции во многом опосредует сложность ее восприятия в едином контексте. Как правило, данное явление анализируется в аспекте правовых, социально-экономических, социально-культурных особенностей, а также с учетом социально-психологического аспекта [5]. Согласно криминологическому подходу, процесс определения коррупции фокусируется на преступных действиях, делается акцент на противоправности и общественной опасности реализуемых деяний, определение основных механизмов и видов коррупции происходит с точки зрения правовой системы. С позиции социально-экономического подхода коррупция тесно связана с понятием теневой экономики и выступает как частный случай экономического поведения, основной целью которого является приобретение максимальной выгоды. Социологический подход рассматривает коррупцию как масштабный социально опасный феномен, характеризующийся совокупностью этических и правовых нарушений, которые выражаются в злоупотреблении рабочим положением (статусом) для получения выгоды в личных целях (прямых или косвенных) и в ущерб общественному благу, интересам государства [7]. В данной статье коррупция будет рассматриваться в рамках комплексного подхода как форма асоциальных практик, опосредованных различными факторами, оказывающих негативное влияние на общественное устройство.

Для оценки общественной опасности коррупции важно различать ее виды, которые классифицируются по разным основаниям: составу субъектов коррупционных действий, объектов воздействия, по воздействию на регулируемые отношения, исходя из области применения [11]. В данной работе акцент будет сделан на одном из видов – сетевой коррупции. К сетевой коррупции относятся длительные доверительные отношения, в которые могут быть вовлечены представители государственной власти, бизнеса, а также силовых структур. Сетевая коррупция укоренена в социальных взаимодействиях и обязательно предполагает наличие личных отношений между участниками коррупционных действий, которые становятся основой формирования коррумпированных сетей. Такой вид отношений означает систематический, не всегда равноценный обмен дарами и/или услугами. В данной работе под сетевой коррупцией понимается использование населением личных связей для решения своих проблем или проблем своих родственников при обращении в различные общественные организации.

Выделяют различные формы проявления сетевой коррупции: вертикальные, горизонтальные, временные, в основу которых закладываются вид связи (формальные/родственные/дружеские), социальный статус, наличие общих интересов и др. Одним из видов сетевой коррупции отмечают семейственность или клановую коррупцию, в основе которой лежат родственные отношения. Е.Ю. Иванова рассматривает семейственность, или непотизм как служебное покровительство, замещение должностей предпочтительно родственниками в нарушение общего и справедливого порядка без учета знаний и способностей соискателя [3]. Другим видом сетевой коррупции является групповая коррупция, которая формируется на основе интересов реализации определенных проектов, предполагающих совместное участие различных участников коррупционных действий [12]. К.Н. Калашников отмечает, что вероятность коррупции возрастает в обществах, где опора на родственные связи становится обычной даже в рамках экономической активности, получения услуг и покупки товаров [4]. К видам сетевой коррупции относят также патронат и фаворитизм, в которых отсутствует важность существования родственных связей. Патронат представляет диадическую связь между индивидами с неравным социальным статусом, один из которых берет второго под покровительство, открывая ему доступ к ресурсам и защите, взамен получая лояльность и услуги [8]. Фаворитизм схож с патронатом и означает несправедливое, пристрастное покровительство любимцам на службе в ущерб делу, где критериями выбора фаворитов являются степень личного доверия и личной симпатии [14].

Особенность проявления сетевой коррупции заключается в том, что при возникновении конфликта между интересами близкого окружения и государства/общества приоритет отдается интересам ближнего окружения. Сравнивая сетевую коррупцию с другими видами коррупции, М.В. Кравцова отмечает, что распространение сетевой коррупции выглядит менее разрушительным, так как власти и бизнес образуют неформальную коалицию, основанную на давних партнерских, дружеских или родственных отношениях [6]. Такой коррупционный механизм, по мнению С.Н. Чируна, оказывается более предпочтительным, поскольку его значительно сложнее выявить и фактически невозможно привлечь за его реализацию к ответственности [17], что, в свою очередь, подтверждает Н.А. Боброва, отмечая, что в действующем законодательстве отсутствуют меры борьбы с семейственностью, которая рассматривается как один из видов проявления сетевой коррупции [1].

Вопрос интерпретации социального доверия так же, как в случае с категорией коррупции, является дискуссионным в научном сообществе. Выделяют два больших подхода: рациональный и иррациональный. В рамках первого акцент делается на ожидании по отношению к различным объектам, их ответной реакцией, которая окажется выгодной по отношению к доверяющему. Формирование такого подхода происходит в условиях риска и неопределенности, в которых формируется потребность в доверии как интегрирующем механизме, обладающим потенциалом социальной кооперации и консолидации. В основе иррационального подхода закладываются чувства, которые вызывает объект взаимодействия, формирование доверия осуществляется за счет разделения индивидами схожего набора моральных ценностей, ориентиров, этики и морали. В рамках данной работы социальное доверие будет рассматриваться как механизм функционирования и регуляции социальных взаимодействий, подразумевающее ожидание того, что другой поведет себя (или не поведет) в определенной ситуации тем или иным образом.

Изучение взаимосвязи сетевой коррупции и социального доверия основывается на теоретических представлениях о том, что в любом коррумпированном или клиентелистском обществе простые граждане вынуждены развивать сети неформальных социальных связей, которым они могли бы доверять [13]. Опираясь на данный подход, на первый взгляд, можно сделать вывод о том, что доверие является источником формирования коррупционных связей. В данном случае речь идет в большей степени о партикулярном доверии, которое характеризуется тем, что индивид способен доверять только самым близким друзьям и родственникам и с недоверием относиться к людям, находящимся за пределами его близкого круга [13]. Однако выделяется и другой вид доверия – обобщенное доверие, которое подразумевает готовность доверять тем, кто находится за пределами непосредственной группы индивида. Чаще всего, анализируя генерализованное доверие, ему приписывают такие характеристики, как: позитивный фактор для развития общества, способность увеличивать активность населения, стимулировать интенсивность социальных взаимодействий, повышение ответственности властей, прозрачности социальных организаций, стабильности общественного порядка, соблюдения прав и обязанностей граждан [18, 22, 23, 24, 25]. Так, Л.Н. Федотов отмечает, что общество, скрепленное обобщенным доверием, будет воспринимать коррупцию как пагубное явление, негативно отражающееся на его безопасности, и всячески препятствовать ее распространению [16]. Коррупция же, в свою очередь, также способна оказывать влияние на социальное доверие в обществе [21] Таким образом, можно отметить, что взаимосвязь сетевой коррупции и социального доверия носит двойственный характер [20], анализ которого необходимо строить с учетом разнообразия форм и видов коррупции и социального доверия.

Региональный аспект изучения социального доверия и коррупции в Алтайском крае имеет под собой основу в виде ранее проводимых исследований различной направленности. В частности, значимость проблемы коррупции в регионе упоминается по результатам исследований С.Г. Максимовой, согласно которым, по мнению жителей региона, коррупция входит в пятерку наиболее острых проблем Алтайского края, занимая второе место [9]. Анализируя уровень обобщенного доверия в обществе как показатель его безопасности и открытости, Д.А. Омельченко отмечает региональную специфичность социального доверия, заключающуюся в том, что в каждом регионе имеются как регионально специфичные факторы, так и факторы, общие для всех регионов [10]. О взаимообусловленности социального доверия и социальной безопасности упоминает А.А. Горбунова [2]. В рамках данной работы объектом исследования выступает социальное доверие и сетевая коррупция. Предмет исследования – показатели сетевой коррупции и социального доверия в Алтайском крае. Основная цель работы – охарактеризовать социальное доверие и сетевую коррупцию в Алтайском крае и определить наличие/отсутствие различий показателей сетевой коррупции в зависимости от уровня социального доверия. Основная гипотеза – показатели сетевой коррупции населения Алтайского края различаются в зависимости от уровня социального доверия, а также социально-демографических характеристик населения.

Методы исследования

Эмпирическую основу исследования составили результаты социологического опроса городского и сельского населения Алтайского края в возрасте 18-70 лет (n = 1200), проводимый в 2020-2021 гг. Была использована стратифицированная пропорциональная выборка, квотирование которой осуществлялось в два этапа. На первом этапе отбор проходил согласно территориальному делению (город/село). На втором этапе квотирование осуществлялось по полу и возрасту (от 18 лет и старше) в соответствии со структурой населения Алтайского края по данным последней переписи населения. Методом сбора информации выступил анкетный опрос, реализация которого осуществлялась с непосредственным участием автора статьи.

Анализ социального доверия включал в себя характеристику генерализованного, институционального и партикулярного доверия. Оценка обобщенного доверия осуществлялась с помощью 10-балльной шкалы. В процессе анализа баллы были объединены и сформированы три группы: низкий (от 1 до 3 баллов), средний (4-7 баллов) и высокий (8-10 баллов) уровень генерализованного доверия. Изучение институционального доверия включало в себя оценку доверия 21 общественному институту и организации. Партикулярное доверие было представлено доверием родственникам, друзьям, коллегам по работе и соседям, которое анализировалось по 5-ти балльной шкале. В дальнейшем были построены интегральные индексы институционального и партикулярного доверия, которые представили три уровня: низкий, средний и высокий уровень доверия.

Анализ сетевой коррупции включал в себя оценку использования населением личных связей для решения своих проблем в семи сферах: образование, медицина, услуги по обслуживанию/ремонту жилья, социальная защита, полиция, работа и получение регистраций/различных лицензий. Жителям Алтайского края было предложено ответить на вопрос о том, как часто они используют личные связи для решения каких-то своих проблем или проблем членов семьи, друзей в данных сферах. В процессе анализа полученные данные были перекодированы в дихотомическую шкалу, первый полюс которой представлял положительный опытом использования личных связей, второй полюс – отрицательный опыт.

Количественные данные обработаны с использованием статистической программы SPSS Statistics 23.0. Для подтверждения логики статистических выводов был проведен сравнительный анализ, частотный анализ данных и анализ таблиц сопряженности. Был использован также метод классификационного анализа «деревья классификации».

Результаты исследования

Характеристика уровня социального доверия в Алтайском крае

Больше половины жителей отмечают средний уровень генерализованного доверия (63,2%). Не доверяет обобщенному другому практически каждый четвертый житель Алтайского края (24,7%). Высокий уровень обобщенного доверия отмечен среди 12,1%. Было выявлено, что генерализованное доверие различается в зависимости от возраста населения (χ2 р<0,01): средний уровень в большей степени характерен для молодежи (65,6%) и старшего населения (64,4%), чем для среднего возраста (62,1%). Доля населения с высоким уровнем обобщенного доверия выше среди среднего (14,1%) и старшего возраста (13%), чем среди молодежи (5,3%).

В отношении доверия социальным институтам среди населения выявлен средний уровень институционального доверия (72,1%). Не доверяют им 8,5% жителей, высокий уровень доверия среди 18,8%. Различия в уровне доверия социальным институтам проявляются в зависимости от возраста (χ2 р<0,01): средний уровень доверия свойственен для молодежи (76%), чем для населения среднего (71,9%) и старшего возраста (71,5%). Высокий уровень доверия социальным институтам, в свою очередь, преобладает среди старшего населения (24,6%), чем среди молодежи (14,2%) и населения среднего возраста (18,8%).

Интегральный показатель партикулярного доверия среди жителей Алтайского края находится на среднем уровне (74%), что позволяет отметить средний уровень проявления партикулярного доверия в исследуемом регионе. Высокий уровень партикулярного доверия отмечен у менее 10% жителей, недоверие отмечается у 16,4% населения. Доверие социальным группам различается в зависимости от возраста населения (χ2 р<0,01) и гендерной принадлежности (χ2 р<0,05). Средний уровень доверия социальным группам в основном выявлен среди населения среднего (74,8%) и старшего возраста (73,4%), а также среди мужчин (77,2%), чем среди молодежи (72%) и женщин (71,2%).

Характеристика сетевой коррупции

В результате анализа сетевой коррупции было выявлено, что в большинстве из предложенных ситуаций население Алтайского края отказывается от использования личных связей для решения своих проблем: в образовании (54,8%), социальной защите (68%), полиции (62,8%), трудовых вопросах (55,5%) и получении регистраций/лицензий (75,5%). В отношении обращений в полицию (χ2 р<0,01) и при решении трудовых вопросов (χ2 р<0,01) были выявлены различия среди городского и сельского населения: чаще идет официальным путем сельское население (68,5%; 61,7%), чем городское (60,3%; 52,7%).

Используют личные связи чаще всего в медицине (67,3%) и услугах по ремонту/ обслуживанию жилья (53%). Опыт использования личных связей в данных сферах различается в зависимости от территориального места проживания (χ2 р<0,05; р<0,001). К медицине и услугам по обслуживанию жилья чаще прибегает городское население (69,6%; 57,7%), чем сельское (62,3%; 42,6%).

В результате классификации, проведенной с применением метода дерева решений, были получены выводы о различиях показателей сетевой коррупции. В качестве независимых переменных выступили уровень генерализованного, партикулярного, институционального доверия, а также социально-демографические характеристики населения (пол, территориальное проживание и возраст). В качестве зависимых переменных выступили показатели сетевой коррупции: опыт использования личных связей в ситуациях обращения в сферу образования, медицины, услуг по обслуживанию жилья, социальной защиты, полиции, работы и получении регистраций/лицензий. Среди семи представленных сфер были выявлены три: образование, социальная защита и получение регистраций/лицензий, при обращении в которые использование личных связей различается в зависимости от территориального признака и уровня социального доверия.

Так, использование личных связей в сфере образования различается в зависимости от территориального места проживания населения и генерализованного, институционального доверия (рисунок 1). Среди сельского населения чаще всего отказывается от использования личных связей население, не доверяющее обобщенному другому (75,6%), чем жители со средним и высоким уровнем генерализованного доверия (60,4%) (узел 6,5). Для городского населения значимым фактором является институциональное доверие. Склонны прибегать к использованию личных связей в образовании городское население с высоким уровнем институционального доверия (60,5%) (узел 4). Отказываются от использования личных связей городские жители со средним уровнем институционального доверия и не доверяющие социальным институтам (53,5%) (узел 3).

Рисунок 1 – Дерево решений для предсказания использования личных связей в сфере образования

На готовность использовать личные связи при контактах с системой социальной защиты оказывают влияние уровень генерализованного и институционального доверия, а также возраст населения (рисунок 2). Отказываются от использования личных связей при контактах с системой социальной защиты население с высоким уровнем генерализованного доверия и население, не доверяющее обобщенному другому (74,6%) (узел 2). Для жителей Алтайского края со средним уровнем обобщенного доверия значимыми являются уровень институционального доверия и возраст. Большинство населения со средним уровнем генерализованного доверия и средним уровнем институционального доверия или не доверяющее социальным институтам отказывается от использования неформальных способов решения вопросов при обращении в социальную защиту (67%) (узел 3). Использование личных связей населением со средним уровнем обобщенного доверия и высоким уровнем институционального доверия различается в зависимости от возраста: отказываются от официального пути решения вопроса молодежь и старшее население (58,5%) (узел 5), идет официальным путем население среднего возраста (61,9%) (узел 6).

Рисунок 2 – Дерево решений для предсказания использования личных связей при контактах с системой социальной защиты

Положительное отношение к использованию личных связей для решения вопросов получения регистраций/лицензий различается в зависимости от места проживания населения и уровня партикулярного доверия (рисунок 3). Отказывается от использования личных связей преимущественно сельское население, чем городское (80,9%) (узел 2). Для городского населения значимым является уровень партикулярного доверия: в большей степени идут официальным путем при решении вопросов получения регистраций/лицензий население со средним уровнем партикулярного доверия и население, не доверяющее социальным группам (75%) (узел 3), чем население с высоким уровнем партикулярного доверия (59%) (узел 4).

Рисунок 3 – Дерево решений для предсказания использования личных связей при получении регистраций/лицензий

Заключение.

Таким образом, анализ уровня социального доверия в Алтайском крае позволил сделать несколько выводов. Во-первых, для большинства населения характерен средний уровень генерализованного, институционального и партикулярного доверия, что позволяет говорить о среднем уровне социального доверия в регионе. Во-вторых, было выявлено, что уровень социального доверия различается в зависимости от социально-демографических характеристик населения: средний уровень обобщенного и институционального доверия характерен для молодежи. Высокий уровень доверия обобщенному другому выше среди населения среднего и старшего возраста, а высокий уровень доверия социальным институтам выше только среди старшего населения. Значительнее подвергнуто социально-демографическим различиям партикулярное доверие, средний уровень которого в большей степени характерен для населения среднего и старшего возраста, а также для мужчин.

В отношении различий показателей сетевой коррупции в зависимости от уровня социального доверия и социально-демографических характеристик было выявлено, что в ситуации использования личных связей в сфере образования значимыми являются территориальное место проживания населения, а также генерализованное и институциональное доверие. Отказывается от использования личных связей сельское население, у которого выявлено генерализованное недоверие. Среди городского населения склонно прибегать к использованию личных связей население с высоким уровнем институционального доверия, отказывается от неофициального пути решения проблемы население со средним уровнем институционального доверия и не доверяющее социальным институтам.

В сфере системы социальной защиты опыт использования личных связей различается в зависимости от уровня генерализованного и институционального доверия, а также возраста населения. Наиболее значимым является генерализованное доверие, недоверие и высокий уровень которого среди населения позволяет отказываться от использования личных связей при контактах с системой социальной защиты. В ситуации среднего уровня доверия обобщенному другому значимость приобретают уровень институционального доверия и возраст: отказывается от использования личных связей население с низкими показателями институционального доверия и недоверия. При среднем уровне обобщенного доверия и высоком уровне институционального доверия отказываются от официального пути решения вопроса молодежь и старшее население.

Роль партикулярного доверия выявлена в отношении положительного использования личных связей для решения вопросов получения регистраций/лицензий с учетом места проживания населения: отказывается от неофициальных способов решения вопросов городское население со средним уровнем партикулярного доверия и население, не доверяющее социальным группам.

Библиография
1. Боброва Н.А. Конфликт интересов и семейственность-основа коррупции (на примере вузов) // Образование и право. 2018. № 10. С. 234-238.
2. Горбунова А. А., Максимова С.Г., Плотникова М. В., Гришанова М. А. Факторы формирования социального доверия в приграничных региона России. 2021. Society and Security Insights. № 4 (4). С. 62-76.
3. Иванова Е.Ю. Семейственность (непотизм) как деструктивная форма профессиональных династий: государственная политика и общественное мнение // Теория и практика общественного развития. 2020. № 5 (147). С. 42-50.
4. Калашников К.Н. Социально-культурные предпосылки и различия распространения коррупции в России // Вопросы территориального развития. 2020. № 8 (1). С. 1-14. DOI: 10.15838/tdi.2020.1.51.5
5. Карепова С.Г. К вопросу об изучении коррупционного потенциала // Наука. Культура. Общество. 2019. № 1. С. 20-32.
6. Кравцова М.В. Сто рублей или сто друзей? (причины сетевой и рыночной коррупции) // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Социология. 2014. № 2. С. 73-89.
7. Кузнецова Ю.А. (2021). Коррупция как часть социальной реальности современного общества. // Телескоп: журнал социологических и маркетинговых исследований. 2021. № 3. С. 115-120. doi: 10.51692/1994-3776_2021_3_115
8. Леонов М.М. Современная историография неформальных связей и патроната // Известия Самарского научного центра Российской академии наук. 2009. № 11 (6-1). С. 271-276.
9. Максимова, С. Г., Гончарова, Н. П., Ноянзина, О. Е. Особенности восприятия риска в структуре оценки личной и социальной безопасности // Известия Алтайского государственного университета. 2012. № 2-1. С. 211-215.
10. Омельченко Д.А., Максимова С.Г., Ноянзина О.Е. (2018). Генерализованное (обобщенное) доверие в российских приграничных регионах как показатель социальной безопасности. Society and Security Insights. 2018. № 1 (2). С. 11-28.
11. Поплавский М.А. Теоретические основания исследования Российской коррупции // Теория и практика общественного развития. 2015. № 21. С. 31-33.
12. Пустовит Р.В. Виды коррупции // Вестник Омского университета. Серия «Право». 2017. № 1 (50). С. 204-205.
13. Ротштейн Б. Коррупция и общественное доверие: почему рыба гниет с головы // Антиномии. 2017. № 17 (1). С. 37-60. DOI: 10.17506/ryipl.2016.17.1.3760
14. Сафина Д.М. Влияние фаворитизма и непотизма на организационное и экономическое развитие // Дискуссия. 2013. № 10 (40). С. 89-94.
15. Тенгизова Ж. А. Коррупция как социальное явление // Актуальные проблемы гуманитарных и естественных наук. 2013. № 3. С. 209-211.
16. Федотов Л. Н. Деформация социального капитала как фактор возникновения коррупции // Знание. Понимание. Умение. 2012. № 3. С. 138-145.
17. Чирун С.Н. Консенсусная (сетевая) коррупция и проблемы эффективности государственной политики // Актуальные проблемы научного обеспечения государственной политики Российской Федерации в области противодействия коррупции. 2019. № 1. С. 91-110. DOI: 10.17506/articles.anticorruption.2018.91110
18. Штомпка П. Доверие – основа общества / Петр Штомпка: пер. с пол. Н. В. Морозовой. М.: Логос, 2012. С. 440.
19. Abun D. Students' Attitude toward Corruption and their Behavioural Intention to Corrupt or not to Corrupt in the Future:The Philippines' Context / D. Abun, M.J. Encarnacion, T. Magallanes, S. Lalaine // Journal of the Social Sciences. 2020. No. 23. Pp. 77-98.
20. Adelopo, I. Rufai, I. Trust Deficit and Anti-corruption Initiatives // Journal of Business Ethics. 2020. No. 163. Pp. 429–449. DOI:10.1007/s10551-018-4059-z
21. Arif J., Muhammad A., Abid H., Jinsoo H., Noman S., and Mussawar H. B. Assessing the Moderating Effect of Corruption on the E-Government and Trust Relationship: An Evidence of an Emerging Economy // Sustainability. 2019. No. 11(23). Pp. 1-14. DOI:10.3390/su11236540
22. Kim, S. H., & Kim, S. Social trust as an individual characteristic or societal property? // International Review of Public Administration. 2020. No. 26(1). Pp. 1–17. DOI: 10.1080/12294659.2020.1834677
23. Maximovа S., Noyanzina O., Omelchenko D. and Maximova M. The trust as a social capital of civil society in contemporary Russia. MATEC Web of Conferences 212, 10004 (2018). ICRE 2018.
24. Tahzib, C. Does Social Trust Justify the Public Justification Principle? // Journal of Applied Philosophy.2020. No. 38 (3). Pp. 1-18. DOI:10.1111/japp.12471
25. Uslaner, E. M. Trust, democracy and governance: Can government policies influence generalized trust? In M. Hooghe & D. Stolle (Eds.), Generating social capital: Civil society and institutions in comparative perspective. New York: Palgrave. 2003. No. Pp. 171-190.
References
1. Bobrova N.A. Conflict of interest and nepotism - the basis of corruption (on the example of universities) // Education and Law. 2018. № 10. 234-238.
2. Gorbunova A. A., Maksimova S. G., Plotnikova M. V., Grishanova M. A. Factors of formation of social trust in the border regions of Russia. 2021. Society and Security Insights. № 4 (4). 62-76.
3. Ivanova E.Yu. Nepotism as a Destructive Form of Professional Dynasties: State Policy and Public Opinion // Theory and Practice of Social Development. 2020. № 5 (147). 42-50.
4. Kalashnikov K.N. Socio-cultural prerequisites and differences in the spread of corruption in Russia // Territorial development issues. 2020. № 8 (1). 1-14. DOI: 10.15838/tdi.2020.1.51.5
5. Karepova S.G. On the issue of studying the potential for corruption // The science. Culture. Society. 2019. № 1. 20-32.
6. Kravtsova M.V. One hundred rubles or a hundred friends? (causes of network and market corruption) // RUDN journal of sociology. 2014. № 2. 73-89.
7. Kuznetsova Yu.A. (2021). Corruption as part of the social reality of modern society. // Telescope: journal of sociological and marketing research. 2021. № 3. 115-120. doi: 10.51692/1994-3776_2021_3_115
8. Leonov M.M. Modern historiography of informal relations and patronage // Izvestia of Samara Scientific Center of the Russian Academy of Sciences. 2009. № 11 (6-1). 271-276.
9. Maksimova, S. G., Goncharova, N. P., Noyanzina, O. E. Features of risk perception in the structure of assessing personal and social security // Izvestiya of Altai State University Journal. 2012. № 2-1. 211-215.
10. Omelchenko D.A., Maksimova S.G., Noyanzina O.E. (2018). Generalized (generalized) trust in Russian border regions as an indicator of social security. Society and Security Insights. 2018. № 1 (2). 11-28.
11. Poplavsky M.A. Theoretical Foundations of the Study of Russian Corruption // Theory and Practice of Social Development. 2015. № 21. 31-33.
12. Pustovit R.V. Types of corruption // Bulletin of Omsk University. Law series. 2017. № 1 (50). 204-205.
13. Rotshtein B. Corruption and public trust: why the fish rots from the head // Antinomies. 2017. № 17 (1). 37-60. DOI: 10.17506/ryipl.2016.17.1.3760
14. Safina D.M. Influence of Favoritism and Nepotism on Organizational and Economic Development // Discussion. 2013. № 10 (40). 89-94.
15. Tengizova Zh. A. Corruption as a social phenomenon // Actual problems of the humanities and natural sciences. 2013. № 3. 209-211.
16. Fedotov LN Deformation of social capital as a factor in the emergence of corruption // Knowledge. Understanding. Skill. 2012. № 3. 138-145.
17. Chirun S.N. Consensus (network) corruption and problems of the effectiveness of state policy // Actual problems of scientific support of the state policy of the Russian Federation in the field of combating corruption. 2019. № 1. 91-110. DOI: 10.17506/articles.anticorruption.2018.91110
18. Sztompka P. Trust is the basis of society / Petr Sztompka: per. from the floor N. V. Morozova. M.: Logos, 2012. 440.
19. Abun D. Students' Attitude toward Corruption and their Behavioural Intention to Corrupt or not to Corrupt in the Future:The Philippines' Context / D. Abun, M.J. Encarnacion, T. Magallanes, S. Lalaine // Journal of the Social Sciences. 2020. No. 23. Pp. 77-98.
20. Adelopo, I. Rufai, I. Trust Deficit and Anti-corruption Initiatives // Journal of Business Ethics. 2020. No. 163. Pp. 429–449. DOI:10.1007/s10551-018-4059-z
21. Arif J., Muhammad A., Abid H., Jinsoo H., Noman S., and Mussawar H. B. Assessing the Moderating Effect of Corruption on the E-Government and Trust Relationship: An Evidence of an Emerging Economy // Sustainability. 2019. No. 11(23). Pp. 1-14. DOI:10.3390/su11236540
22. Kim, S. H., & Kim, S. Social trust as an individual characteristic or societal property? // International Review of Public Administration. 2020. No. 26(1). Pp. 1–17. DOI: 10.1080/12294659.2020.1834677
23. Maximovа S., Noyanzina O., Omelchenko D. and Maximova M. The trust as a social capital of civil society in contemporary Russia. MATEC Web of Conferences 212, 10004 (2018). ICRE 2018
24. Tahzib, C. Does Social Trust Justify the Public Justification Principle? // Journal of Applied Philosophy.2020. No. 38 (3). Pp. 1-18. DOI:10.1111/japp.12471
25. Uslaner, E. M. Trust, democracy and governance: Can government policies influence generalized trust? In M. Hooghe & D. Stolle (Eds.), Generating social capital: Civil society and institutions in comparative perspective. New York: Palgrave. 2003. No. Pp. 171-190.

Результаты процедуры рецензирования статьи

В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.
Со списком рецензентов издательства можно ознакомиться здесь.

Традиционно темы коррупции и доверия в социальном срезе являются достаточно актуальными и востребованными среди исследователей разных направлений. Автор статьи предлагает рассмотреть вопрос о сетевой коррупции как длительных доверительных отношениях, «в которые могут быть вовлечены представители государственной власти, бизнеса, а также силовых структур». Как справедливо отмечает автор, «сетевая коррупция укоренена в социальных взаимодействиях и обязательно предполагает наличие личных отношений между участниками коррупционных действий, которые становятся основой формирования коррумпированных сетей». Несмотря на то, что понятие коррупции активно дискутируется в науке, его содержание так и остается не до конца понятным. По-видимому, автор статьи не склонен вступать в обмен мнениями на этот счет, однако для раскрытия обозначенной темы необходимо дать четкое определение данному феномену и его разновидности – сетевой коррупции. К сожалению, автор почему-то обходит данный момент стороной. По сути, речь идет о том, что операционализация ключевых понятий – коррупции, сетевой коррупции, социального доверия в статье отсутствует, и это в значительной степени затрудняет оценку верифицируемости исследования. В конечном итоге от того, каким образом автор трактует данные понятия, во многом будет зависеть успех статьи. Кроме того, во введении желательно сформулировать цель работы, основную гипотезу, объект и предмет исследования, также необходимо показать основные направления исследований в научном дискурсе.
Также следует уточнить название статьи, сделав в нем ссылку на локус исследования – Алтайский край.
Между тем работа имеет четкую структуру, позволяющую проследить логику научного поиска, а также отразить наиболее значимые эмпирические и теоретические наработки по теме. Так, например, автор в разделе «Методы исследования» описывает применяемые социологические методы, описание можно считать полным и репрезентативным (но в данном случае все же необходима характеристика выборки, которая в данном разделе статьи никак не представлена). Также следует добавить, в какое время проводился опрос, каким именно способом распространялась анкета и каково конкретное участие автора статьи в проведении опроса и в обработке его результатов. Желательно указать и на погрешность опроса.
Что касается результатов исследования, то они вполне показательны и в целом дают представление о той актуальной проблеме, которую автор раскрыл в своей работе. В частности, автором статьи были получены не только результаты, свидетельствующие о различиях показателей сетевой коррупции, но и установлены ее связи с уровнями генерализованного, партикулярного, институционального доверия. Представляется, что такое соотношение обладает необходимым эвристическим потенциалом, дает возможность сформировать представления о степени пораженности общества сетевой коррупцией. Автором статьи также учтены показатели сетевой коррупции: «опыт использования личных связей в ситуациях обращения в сферу образования, медицины, услуг по обслуживанию жилья, социальной защиты, полиции, работы и получении регистраций/лицензий». Как мне кажется, приведенные сведения вполне можно считать показательными, они согласуются с ключевыми положениями теоретической разработки проблемы, а также с задачами эмпирического исследования. Представленные в статье рисунки «дерево решений» в полной мере отражают ход исследования, позволяют оценить вариабельность полученных данных, обобщить их и сформулировать на их основе важные научные положения. Демонстрация результатов в рисунках свидетельствует о том, что автор владеет необходимой квалификацией в интерпретации полученных данных, что в общем-то позволяет судить об успешности самого эмпирического исследования в целом.
Заключение логично вытекает из содержания статьи, содержит необходимые доводы, позволяющие судить о характере проделанной автором работы.
По поводу списка литературы. Автору следует обратить внимание на ряд работ исследователей из Алтайского края, которые наверняка затрагивали вопросы коррупции, сделать ссылки на них. Это усилит «региональный компонент» научного дискурса.
Таким образом, после доработки статьи можно вновь вернуться к обсуждению вопроса о ее возможной публикации.




Результаты процедуры повторного рецензирования статьи

В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.
Со списком рецензентов издательства можно ознакомиться здесь.

Предметом исследования рецензируемой работы стал один из широко распространённых в современных обществах видов противоправных действий – сетевой коррупции (под которой понимается использование населением личных связей для решения проблем при обращении в различные общественные организации образования, медицины, услуг по обслуживанию жилья, социальной защиты, полиции, работы и получения регистраций/лицензий). Актуальность исследований проблемы коррупции вообще и сетевой, в частности, трудно переоценить: исследователями в области социальных наук давно признан факт повсеместного распространения данного явления и неустранимость коррупции из отношений между властью и обществом. Тем более важным признаётся необходимость изучения возможностей минимизации вреда от коррупционных действий, а также возможно большее ограничение их масштаба. А это, в свою очередь, требует глубокого понимания механизмов функционирования коррупции с целью выявления её способности обходить институциональные ограничения. Одним из таких эффективных институтов (как минимум, со времён исследований Р. Патнэма с коллегами в Италии 1970-х гг., а также работ Ф. Фукуямы; странно, что эти работы отсутствуют в библиографическом списке статьи) считаются сети неформального доверия, основывающиеся на социальном капитале. Поэтому можно признать, что выбранная автором статьи тема для исследования не только сохраняет высокую актуальность, но и вписана в уважаемую академическую традицию. Методологический выбор автора также не вызывает никаких критических замечаний: он тщательно отрефлексирован, описан и аргументирован. Свои выводы автор статьи основывал на результатах статистического анализа (частотного, таблиц сопряжённости и классификационного) собранных в процессе анкетированного опроса населения Алтайского края по вполне приличной стратифицированной пропорциональной выборке в 1200 респондентов, квотированной по территориальному признаку, а затем – по половозрастному. Столь корректное отношение к методологическому инструментарию позволило автору получить результаты, обладающие всеми признаками научной новизны. Так, несомненный интерес представляет заключение автора о наличии связи между уровнем сетевой коррупции и показателями социального доверия, в зависимости от территориального признака и социально-демографического. При этом крайне любопытен вывод о прямой зависимости между отказом от коррупционных действий и уровнем генерализованного Недоверия сельских жителей, подтверждающийся выявленной обратной тенденцией в отношении городского населения. Репрезентация исследования в статье также оставляет положительное впечатление: структура работы логична и отражает все необходимые аспекты проведённого исследования. В тексте выделены следующие разделы: «Введение» (пожалуй, несколько затянутое), в котором формулируется проблема, аргументируется её актуальность, вводятся определения ключевых понятий и проводится краткий обзор литературы по проблеме; «Методы исследования», в котором тщательно выписаны и аргументированы использованные инструменты исследования; «Результаты исследования», в двух подразделах которого воспроизведены результаты проведённого анализа; и «Заключение», в котором подведены итоги и сделаны выводы. Положительное впечатление производит также стиль статьи: работа выдержана в строгом научном стиле, написана на хорошем научном языке, с корректным использованием научной терминологии. Библиография насчитывает 25 наименований (в том числе, работы на иностранных языках) и в достаточной степени отражает состояние исследований по проблематике статьи. Апелляция к оппонентам имеет место в части концептуализации проблемы и операционализации основных понятий.
ОБЩИЙ ВЫВОД: представленная к рецензированию статья может быть квалифицирована как качественно выполненная научная работа, соответствующая всем необходимым признакам работ подобного рода. Автор достаточно профессионально подготовил и провёл исследование, а затем адекватно отразил его результаты в тексте статьи. Выводы этого исследования соответствуют тематике журнала «Социодинамика» и будут представлять интерес для социологов, политологов, специалистов в области государственного управления, а также студентов перечисленных специальностей. По результатам проведённого рецензирования статья рекомендуется к публикации.