Барга как часть сферы российских стратегических интересов в Восточной Азии в первой четверти ХХ в.: договорный аспект

Дудин Павел Николаевич кандидат политических наук заведующий, ФГБОУ ВО «Восточно-Сибирский государственный университет технологий и управления» 670000, Россия, Республика Бурятия, г. Улан-Удэ, ул. Борсоева, 13 Dudin Pavel Nikolaevich PhD in Politics head of the Department of the Theory and History of State and Law, Constitutional Law at East Siberia State University of Technology and Management 670000, Russia, respublika Buryatiya, g. Ulan-Ude, ul. Borsoeva, 13, kv. 31 dudin2pavel@gmail.com Другие публикации этого автора

Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта №19-09-00502 "Институты российского/ советского стратегического присутствия в Восточной Азии в XX в."

Выбор темы обусловлен, во-первых, тем, что она в целом отражает политику России на Дальнем Востоке на рубеже XIX-XX вв., цели, направления и механизмы которой во многом сохранили свою актуальность и по сей день: по-прежнему важна проблема безопасности восточных границ, доступности дальневосточных регионов, незамерзающих морских портов и этим обусловлен переход Республики Бурятия и Забайкальского края в ноябре 2018 г. из состава Сибирского в состав Дальневосточного федерального округа, а также перенос административного центра округа из Хабаровска во Владивосток. Во-вторых, выстраивание взаимоотношений с Китаем предполагает необходимость глубокого и всестороннего изучения не только его истории как целостного государства, но и истории его национальных регионов, духовно и культурно близких дальневосточным российским регионам – Бурятии и Туве. А 400-летнее безвоенное сосуществование демонстрирует не только готовность и возможность для двух крупных держав искать и находить компромиссы. С начала XX в. две страны ощущают себя полноправными партнерами: так Россия одной из первых добровольно отказалась от китайских концессий, оказывала поддержку в стабилизации ситуации с европейскими державами после Боксерского восстания и Синьхайской революции и т.д. В-третьих, русский язык на обозначенном пространстве звучит все реже, уступая место английскому. Наконец, не решена задача по полноценному претворению в жизнь концепции «Русского Мира», которая становится одной из главных в повестке российской внешней политики. Именно об этом говорил Президент России В.В. Путин в 2006 г. в Санкт-Петербурге на встрече с творческой интеллигенцией в Доме Державина: «Русский Мир может и должен объединить всех, кому дорого русское слово и русская культура, где бы они ни жили, в России или за ее пределами. Почаще употребляйте это словосочетание – «Русский Мир», и в обращении к Федеральному Собранию 18 марта 2014 г., подчеркивая «...стремление Русского Мира, исторической России к восстановлению единства».

Исходя из этого, мы считаем необходимым уделить особое внимание правовой природе тех [невоенных] институтов, которые успешно создавала и включала Россия в механизм обеспечения своего стратегического присутствия как на Дальнем Востоке, так и в Восточной Азии в целом. Несмотря на системные изменения, произошедшие в ХХ - начале XXI вв. эти институты по-прежнему способны играть ключевую роль в процессе формирования двустороннего диалога, определяя формат современных международных отношений с участием России в изучаемом регионе.

Необходимо констатировать, что представленный регион, а также изучение российских интересов в нем ни на современном этапе, ни в исторической ретроспективе, не получили широкого освещения в научной литературе, а имеющийся материал представлен либо исследователями монголоязычных народов и их истории в Северной Маньчжурии, либо контекстно в русле российско-китайских отношений. В процессе изучения материалов, относящихся к предмету исследования, нами использованы, труды российских/ советских юристов и ученых в области международного права, материалы представителей эмигрантского юридического сообщества, их современников – ученых из Китая и Франции, а также некоторые работы современных ученых.

Источниками исследования выступили:

1. Международно-правовые договоры с участием России и баргинской стороны, содержащиеся в Архиве внешней политики Российской империи;

2. Международно-правовые договоры с участием России, Японии и Китая, содержащиеся в выходивших в СССР сборниках международных договоров;

3. Нормативные правовые акты, содержащиеся в Полном собрании законов Российской империи.

Целью статьи явилась историко-правовая характеристика используемого Российской империей механизма обеспечения стратегических интересов в Восточной Азии, в целом, и в Маньчжурии, в частности, посредством заключения договоров и соглашений.

Научную дискуссию относительно правового статуса Хулунбуира и, как следствие, правовой природы регулирующих этот статус соглашений, следовало бы открыть с общего понимания того, что в Китае в исследуемый период имелся ряд территориальных образований с особым (отличным от провинций и городов центрального подчинения) статусом, а в их череде заметный интерес пробуждали иностранные поселения. Прежде всего, ими были концессии и сеттльменты. Профессор русского Юридического факультета, а позднее – его декан В.В. Энгельфельд ^{[17, c. 6]} с опорой на труды авторитетного французского исследователя Сюли де Морана ^{[18, c. 251]} осуществил изучение этих поселений, помимо которых также уделили пристальное внимание Дипломатическому кварталу в Пекине, юридический статуса которого нашел свое отражение в Заключительном Протоколе между Китаем и иностранными державами от 7 сентября 1901 г., Протоколе о квартале миссий в Пекине от 31 мая 1904 г., а также Протоколе, приложенном к письму от 16 января 1901 г. ^{[3, c. 150]}. Интереснейшее международно-правовое формирование, - Дипломатический квартал был предметом исследований и выдающегося российского юриста М.Я. Пеграмента ^{[10, c. 1926]}. Также к территориям с особым статусом следует отнести арендные территории и временные колонии, уступленные иностранным державам на определённый срок, примером чего могла выступать Квантунская область, предоставленная России в аренду вместе портами Артур (Люшунькоу) и Дальний (Даляньвань) и с прилегающим к ним водным пространством ^{[13, c. 309]}. Начало юридического оформления области как особой территории положил приказ военного министра от 13 октября 1898 г., а годом позже, 16 августа 1899 г., было утверждено «Временное Положение об управлении Квантунской областью» ^{[11, c. 948-960]}, сформировавшее правовую основу системы гражданского управления территории ^{[4, c. 271]}. Несмотря на стремительные темпы по освоению арендованных территорий, реализоваться этим планам в полной мере помещала русско-японская война и ее трагический финал: статьи 5 и 6 Портсмутского мирного договора между Россией и Японией от 23 августа 1905 г. заставили Россию уступить Японии аренду Порт-Артура и Дальнего с прилегающими территориями и территориальными водами. Вопросам правовой природы арендных территорий посвятил ряд своих работ известный китайский ученый доктор Дяо ^[6].

Столь беглый, но пристальный взгляд на научные позиции и правовую природу этих территорий и актов, определяющих их статус, нам необходимы для соответствующей характеристики русских поселений в Барге (совр. Хулунбуир, АР Внутрення Монголия, КНР), поскольку их статус существенно отличался от того, которым иностранные поселения вдоль восточного побережья Китая обзаводились с середины XIX в.

Передача России левого побережья Амура и Уссурийского края посредством Айгунского договора от 16 мая 1858 г. и Пекинского договора от 2 ноября 1860 г. и усиление русского присутствия здесь, выразившееся наглядно в переименовании Усть-Зейской станицы в областной город Благовещенск, ознаменовали собой существенное изменение геополитической ситуации во всей Восточной Азии. Во-первых, эти события спровоцировали толчок к официальному разрешению свободного поселения китайцев в районе р. Хуланьхэ, которое было дано в 1860 г. в пределах уездов Цингань-сянь, Ланьси-сянь, Хулань-сань, и отчасти Баянь-сянь и Суйхуа-сянь и где обосновалось до 200 000 китайских семейств ^{[8, c. 33]}. Во-вторых, они положили начало нормативному оформлению русских интересов в регионе, которое выразилось в ряде международных соглашений, определявших политику царской России на Дальнем Востоке на протяжении последующих 50 лет.

Оставив в стороне ряд договоров России с Китаем по проблеме определения границ, установления торговых правил и т.д. (поскольку, отчасти, они касались общих вопросов, а также потому, что Китай в рассматриваемый период был ослаблен и не мог полноценно отстаивать свои интересы на международной арене, в связи с чем многие договорные положения оказались ему навязанными и откровенно невыгодными), отметим лишь те, которые заключались с Японией, приобретшей статус державы, и касались непосредственно исследуемого нами вопроса. Это Русско-японская конвенция от 13 февраля 1907 г., Русско-японское Соглашение от 21 июня 1910 г., Русско-японская Конвенция от 25 июня 1912 г., Русско-японский союзный договор от 20 июня 1916 г. Их характеристика и переосмысление требуют отдельного научного исследования. Таким образом, Русско-японская война в значительной степени содействовала заселению Хэйлунцзянский и Гиринской провинций уже тем, что испуганные войной и согнанные с мест в Мукденской провинции целые деревни стали искать безопасного пристанища и находили его на обширных площадях свободной земли в Северной Маньчжурии. Именно из-за этого позднее была осуществлена замена баргутских караулов на границе Барги, Халхи и России китайскими караулами, лишение Барги автономии, подчинение ее китайскими властям и подготовка к заселению колонистами китайцами ^{[9, c. 421]}.

Но к началу Первой Мировой войны на Дальнем Востоке, помимо военно-стратегических задач, приоритеты внешней политики Российской империи носили и экономический (торговый) характер, что отчетливо проявлялось в таком регионе, как Барга, о чем мы уже писали в одной из наших работ ^[5]. Эти приоритеты сводились к нескольким направлениям, где экономический интерес совпадал с военно-стратегическим и геополитическим. Так, в первую очередь, речь шла об обеспечении доступа к районам, по которым должна была пройти Китайско-Восточная железная дорога (КВЖД): территория Чжеримского сейма, Барги и княжества Маннайгун.

После сентябрьских событий 1911 г., когда состоялся съезд баргутской знати, выдвинувший ряд жёстких условий в адрес китайской администрации, а вооруженные отряды из числа местного населения в январе 1912 г. захватили Хайлар, Лубин-фу и Кэлари, Барга во главе с представителем даурской знати Шэн Фу ^[15] фактически обрела независимость, непризнанную ни китайской, ни российской, ни какой-либо другой стороной. Российская империя не имела возможности напрямую вмешиваться в происходящие события, но ее четко очерченные интересы на охваченном смутой пространстве приграничной с Китаем зоны заставили дипломатический корпус принять решительные меры, которые принесли желаемый результат. С китайскими властями был достигнут компромисс относительно аренды русскими подданными свободных земель Хулунбуира, соглашение по которому, оформленное в виде Правил, утвержденных хулунбуирской администрацией и русским вице-консулом в Хайларе было передано в адрес Министерства иностранных дел в донесении от 24 апреля 1914 г. N 608. Суть его условий сводилась к следующему. По настоянию русского вице-консула китайские власти согласились на предоставление русским подданным права аренды земельных участков для (1) посева злаков и (2) огородничества. Выработанные условия предусматривали право русских подданных арендовать участки на срок от 1 года до 12 лет – период времени, достаточный для того, чтобы без риска потери вложенных средств иметь возможность обустроить свой участок. По истечении этого срока арендаторам предоставлялось право перезаключить договор на тех же условиях. Русским подданным разрешалось возводить на арендованных участках необходимые постройки в количестве 1-2 строений (домов) для временного жилья, которые предполагаюсь уничтожить после истечения срока аренды либо передать в Управление монгольскими делами администрации округа.

Отдельно определялись 4 группы территорий, которые могли использоваться для распашки:

(1) по правому берегу р. Аргунь от караула Кукэдопу напротив Старого Цурухайтуя до р. Мэрилгэ (Меректа) на расстоянии 50 верст вглубь страны;

(2) по р. Чжадунь-Гол;

(3) по р. Хайлар;

(4) вдоль КВЖД, в тех местах, где распашка не будет препятствовать монгольским кочевьям.

Первая группа земель предоставлялась исключительно пограничным казакам Забайкальского Казачьего Войска, а остальные земли – всем желающим. Поскольку выделялись 2 целевые категории земель, делившиеся на 4 группы территорий, для каждой из них за десятину земли в год была установлена индивидуальная арендная палата. Так для первой группы территорий для хлебопашества (первая категория) предусматривалось 2 рубля, для огородничества (вторая категория) – 3 рубля 50 копеек, для второй группы – 2 рубля 50 копеек и 4 рубля соответственно, для третьей и четвертой групп – 3 рубля и 4 рубля 50 копеек соответственно. После передачи денег арендатору предоставлялась квитанция об уплате и свидетельство на распашку земель, которое выдавалось либо в Хайларе канцелярией по иностранным делам, либо администрациями караулов Кукэдопу и Цзиланинь.

Поскольку в данной местности использовался лунный календарь, то время внесения арендной платы привязывалось к циклам и ее внесение предполагалось на третий лунный день каждого года на год вперед, без чего распашка земель была невозможна.

Оговаривался порядок предоставления и использования земель. Лица, желающие арендовать земли первой группы любой из двух категорий, сначала получали подтверждение от посольского атамана и после этого подавали заявление в адрес администрации караулов Кукэдопу или Цзилалинь, которые и выдавали свидетельство. Лица, желающие арендовать земли других групп территорий, должны были подавать прошение русскому консулу в Хайларе и получать свидетельство в Управлении монгольскими делами.

После поступления заявления о желании арендовать участок земли и указания его размера и местонахождения, в данную местность направлялся служащий Управления монгольскими делами, который должен был удостоверить отсутствие на заявленный участок права третьих лиц и огородить его. Хулунбуирская администрация имела право раз в три года направить своего представителя с целью проверки использования земель в оговоренных размерах и по заявленному назначению и установлении факта распашки земли вне установленных границ взымать с арендатора дополнительную плату.

На арендатора накладывался ряд обязанностей. Во-первых, обязанность осуществить огораживание занятой территории, чтобы уберечь ее от повреждений при выпасе скота монголами и самим обеспечивать ее охрану. Если же скот причинял ущерб посевам в результате непринятых мер, то арендатор не имел права заявлять претензию ни в адрес владельцев скота, ни в адрес Управления монгольскими делами. Во-вторых, арендатор обязан был сообщить в Управление монгольскими делами количество рабочих на своем участке, о чем в свидетельстве должна была быть сделана соответствующая запись. Люди, не оговоренные в документе, с участка удалялись, хотя этот механизм предусмотрен соглашением не был. В случае возникновения потребности в лесе или сене арендатору необходимо было уплатить за это соответствующую пошлину.

Сразу вслед за этим русские промышленники устремились в регион, по части которого проходила КВЖД, что не только влекло значительные выгоды, но и гарантировало защиту коммерческих интересов русских подданных. Особый интерес представляли лесные богатства региона, особенно даурская лиственница, поэтому здесь стали учреждаться русские концессии. Для понимания механизма функционирования данного вида поселений рассмотрим его на примере Ядорской концессии, располагавшейся к Югу от железнодорожной линии в районе станции Хайлар. Практика заключения договоров местными китайскими властями широко применялась и до выделения Хулунбуира в особый регион (договоры с русскими лесопромышленниками Ковальским и Скидельским), а также имела место быть и в других районах Трех Восточных провинций Например, договор КВЖД на эксплуатацию лесных концессий Гиринской (от 17 августа 1907 г., § 11) и Хэйлунцзянской (от 23 марта 1908 г., § 11) провинций ^{[16, c. 258]}. Но с приобретением округом особого статуса, гарантированного российской стороной, этот процесс стал более системным и выгодным. Общая площадь Ядорской концессии составляла ок. 4 тыс. квадратных верст, а площадь, занятая лесов – ок. 50 тыс. десятин. Право на эксплуатацию было первоначально получено лесопромышленником Лабунским на основании договора с администрацией Хулунбуира от 28 декабря 1914 г. Впоследствии концессия была приобретнга братьями Воронцовыми, которые 6 августа 1914 г. получили в эксплуатацию и концессию Уркичихан к Северу от линии.

24 октября 1915 г. права русских промышленников на обе концессии были подтверждены новым договором России с Китаем. Основные положения договора сводились к следующему: Лабунский получал право, во-первых, на рубку леса к Востоку от берега р. Хонголчжин, южные и восточные земли по Иминголу (приток р. Аргунь), в верховьях р. Ойна и Ядор вплоть до Хингана, а во-вторых, на производство лесных работ вдоль этих рек и р. Иминголу вплоть до станции Хайлар. Право на изготовление досок было впоследствии предоставлено дополнительным соглашением. Заготовленный лес сплавлялся по р. Иминголу. Рубка леса вне указанной местности, а также разведение огородов, сенокошение (корме удовлетворения личных нужд), а также хлебопашество воспрещались.

Число рабочих должно было быть четко определено и каждый должен был получить билет на русском языке с засвидетельствованным Управлением аналогом на монгольском языке. Предоставлялось право на постройку жилых помещений, а также складов и железнодорожной ветки для подвоза леса и дров. За заготовленные дрова арендатор оплачивал в Управление сумму в размере 1 рубль за кубическую сажень дров, 3,5 копейки – за каждую шпалу, полкопейки – за бревно с аршина-вершка, по 10 копеек – за каждый телеграфный столб, а за доску длиной в 2 сажени и шириной в поларшина: толщиной в 1 цунь (3,73 см – авт.) – 1 копейку, 2 цуня -3 копейки, 3 цня – 4,5 копейки и т.д. Подсчет заготовленного леса осуществлялся представителем монгольского Управления один раз в 3 месяца, а на администрацию концессии возлагалась обязанность заявлять монгольским властям об объемах произведенных заготовок и незамедлительно вносить плату, а также не допускать субаренду. В свою очередь, на основании статьи 7 договора Управление обязалось не передавать арендуемые лесные площади с момента подписания договора другим лицам и принимать меры к удалению с нее самовольных рубщиков. Прекращение договора допускалось путем отказа арендатора, который обязан был известить о своем решении русское консульство и монгольское Управление, а также в случае неисполнения сторонами условий договора (ст. 10) ^{[16, c. 239]}.

Положения договора с Воронцовыми были аналогичными, за исключением лишь того, что ставка платы за 1 бревно составляла четверть копейки, а сплав был разрешен по р. Хайлар. Эксплуатация обеих концессий началась незамедлительно, но в 1917 г. Ядорская концессия прекратила свою деятельность из-за финансовых затруднений владельца, в результате чего эти лесные предприятия были объединены в новое, получившее наименование «Хаймин Гунси». В 1928 г. совместные права на эксплуатацию этой концессии были подтверждены администрацией провинции Хэйлунцзян в отношении Управления КВЖД и лесопромышленников Воронцовых ^{[16, c. 240]}. Таким образом, гарантии российского присутствия в регионе, как и гарантии в отношении российских подданных, приобретали договорный характер. Статус поселений отличался от аналогичных статусов концессий и сеттльментов в других регионах Китая, прежде всего, в том, что имело место разграничение категорий и групп земель, за каждую из которых была определена реальная и разумная цена, взимаемая регулярно. Поселения не были объединены в муниципалитеты, не имели органов управления, а поселенцы взаимодействовали с окружной администрацией напрямую. Предусматривался учет иностранцев на территории. В целом достигнутые условия были выгодными всем трем (российской, китайской и окружной баргинской) сторонам, что позволяло их развивать и расширять.

24 октября 1915 г. между Россией и Китайской Республикой было подписано Соглашение о Хулунбуирском округе, которое в большей степени носило государственный (межправительственный) характер и надежно защищало наши интересы в регионе. Военные интересы обеспечивались за счет того, что китайские вооруженные силы на территорию округа не допускали, а их пребывание было возможно лишь в одном случае (об этом – ниже) и только при предварительном извещении об этом русской стороны.

Промышленные интересы сводились к тому, что в случае строительства на территории округа железной дороги и привлечения для этого иностранных капиталов, за получением таковых правительство Китая должно было обратиться в первую очередь к России.

Российская сторона могла рассчитывать на право прокладки веток КВЖД; получение концессий на полезные ископаемые, эксплуатацию лесов и других ресурсов; возведение объектов, связанных с перевозкой и эксплуатацией концессий. Такие разрешения выдавались правительством во всех случаях, если не предполагалось наличия препятствий особого характера. В чем они заключались, Соглашением не обговаривалось, но исходя из смысла нормы, речь шла о безопасности государства.

Экономические интересы подкреплялись условием о том, что контракты, заключенные между русскими предпринимателями и властями Хулунбуира, утверждались правительством Китайской Республики ^{[1, л. 252]}, а заключенные ранее договоры сохраняли свою юридическую силу.

Согласно положениям Соглашения, Хулунбуир приобретал статус специального округа ^{[1, л. 250]}, непосредственно подчиненного правительству Китая. Особый статус выражался в следующем. Во-первых, округ находился в прямом подчинении руководству страны, что означало и особый статус руководителя округа (фудутуна), который приравнивался к статусу губернатора и назначался декретом президента Китайской Республики. Главой округа оставался Шэн Фу.

Во-вторых, округ был относительно самостоятелен в вопросах внутренней организации органов управления: в Управление округом создавались два отдела, один начальник которого определялся фудутуном, другой – министерством внутренних дел Китая и оба утверждались правительством. Глава округа определял их денежное содержание. Сношения с другими провинциями и правительством страны было закреплено только за фудутуном, который мог перепоручить эту функцию другим лицам в отдельном порядке. Вместе с тем, в случае необходимости (подробно эти случаи не оговаривались) и в целях ускорения сообщения, хулунбуирские власти имели право на прямые контакты с руководством провинции Хэйлунцзян.

В-третьих, округ имел собственные военные формирования. Фудутун наделялся обширными военными полномочиями, в округе создавалась местная милиция (ци-бин), которая выполняла военные функции и подчинялась непосредственно главе округа. Он информировал правительство о предпринимаемых мерах военного характера и, в случае возникновения беспорядков в Хулунбуире, которые подавить собственными силами было невозможно, мог рассчитывать на участие регулярных войск центрального правительства, предварительно известив об этом русское правительство. По восстановлении порядка эти военные силы обязаны были покинуть территорию округа.

В-четвертых, округ был самостоятелен в финансовых вопросах, поскольку все налоги и сборы направлялись для удовлетворения потребностей округа, за исключением доходов с морских таможен и соляных предприятий, которые направлялись в бюджет страны. В конце года фудутун обязан был представить правительству отчет о доходах и расходах.

В-пятых, особое правовое регулирование осуществлялось в отношении земель округа. Все они провозглашались общественной собственность всего народа Хулунбуира, а не народа Китая. Смысл данной оговорки заключался в разграничении правового положения коренных жителей Хулунбуира, которые в Соглашении присутствовали как выходцы из округа, и других лиц. Статус земледельцев, ремесленников и купцов, согласно статье VI, приравнивался к статусу граждан Китая (выходцев из Внутреннего Китая), занимающихся аналогичным видом деятельности, которые могли свободно передвигаться и жить как на территории китайских провинций, так и в Хулунбуире. Это свидетельствовало о том, что при заключении Соглашения у сторон присутствовал экономический интерес. Вместе с тем, гражданам Китая запрещалось иметь поля иначе, как на правах аренды на определенный срок и исключительно в местах, где по мнению местных властей земледелие не встречает препятствий с точки зрения интересов скотоводства.

В дополнение к статье VIII соглашения делалась оговорка о том, что в будущем подобные контракты будут заключаться русскими предпринимателями с местными властями и будут утверждаться провинциальными властями Хэйлунцзяна. В случае если возникнут какие-либо затруднения, то переговоры переводились на уровень вайцзяобу и российского посланника в Пекине. Новый Горный устав (Устав о горных промыслах от 11 марта 1914 г.) ^{[12, c. 92]}, а также другие уставы подобного рода предполагалось применять к русским предприятиям Хулунбуира только после того, как они окончательно вступят в юридическую силу ^{[7, c. 214]}. Таким образом, рассмотренное нами Соглашение, в отличие от предыдущего, основной упор делало на определении юридического статуса округа Хулунбуир и его содержательной части, подкрепляя как российские права в целом, так и права российских подданных, оговоренные в предыдущем Соглашении.

Наконец, в 1916 г. между Россией и Китаем было подписано новое Соглашение о положении Хулунбуира, подтверждавшее все прежние договоренности. Статья 1 Соглашения говорила о том, что Хулунбуир образует особую область, непосредственно подчиненную центральному правительству Китайской Республики, а статья 2 подтверждала ранее закреплённое положение главы Барги, который назначался декретом президента и пользовался правами губернатора ^{[2, c. 24]}, однако с крахом Российской империи пошатнулось и хрупкое равновесие региона. В 1919 г. Шэн Фу сменил Гуй Фу, остающийся на своей должности до 1920 г., когда и международная, и внутриполитическая ситуация резко изменилась. Обусловлено это было, в том числе, и тем, что в России в начале 1920 г. прекратила существование администрация под руководством адмирала А.В. Колчака, чье правительство предполагалось международным сообществом в качестве правопреемника правительства Российской империи. Сам А.В. Колчак как верховный правитель России неоднократно подтверждал ранее имеющиеся договоренности, в том числе и в вопросах российских дальневосточных интересов. С его падением всякие гарантии относительной самостоятельности китайских окраин исчезали: во Внешнюю Монголию были введены китайские войска, та же участь постигла и Баргу.

После перехода округа в китайское подчинение в 1920 г. был проведен ряд преобразований, но большинство гарантий были сохранены. Округ стал делиться на четыре уезда во главе с начальниками: Хулунь-сянь – Хайларского (резиденция – г. Хайлар), Лубиянь-сянь (г. Маньчжурия), Шивэй-сянь (Келари) и так называемое Трехречье (Саньцзян дифан) – район, заселенный русскими эмигрантами по долинам рек Гана, Дербула и Хаула, и Цигань-сянь (Чжуэрьгань). Во главе округа находился начальник с резиденцией г. Хайлар и соответствующей администрацией (Хулуньдао даоинь гуншу), совмещающий обязанности комиссара по иностранным делам (даоинь или дубань) и также имеющий администрацию (Вайцзяобу Хзйлунцзян Хулуньбоэр цзяошэюань гуншу). Управление фудутуна (монг.: Хулунбуирун амбань ямынь; маньчж.: Хулунбуирун мэрину цзангин ямынь) располагалось в так называемом Старом Хайларе, в отдалении от самой станции железной дороги Хайлар. В исследуемый период Хайлар оставался единственным местом в Китае, где сохранялось па практике употребление маньчжурского официального языка при осуществлении документооборота, наряду с китайским и монгольским. Управление делилось на 2 крыла: Барун-ямынь (правое) и Цзун-ямынь (левое), во главе которых находился начальник (кит. чжэн-тан) или руководитель канцелярии, преимущественно монгол. Барун-ямынь ведал административными, судебными, правоохранительными вопросами и местами лишения свободы и в своей деятельности опирался на нормы монгольского обычного права. Цзун-ямынь ведал финансами, налогами и хозяйственными вопросами. Монгольские служащие за свою работу получали скромное жалование ^{[2, c. 24]}, сам же ямынь содержался на налог со скота, (албу).

Даоинь назначается цицикарским властями и на практике подчиняется им в большей степени, чем министерству иностранных дел в Пекине. На станции Маньчжурия располагалось отделение Хулуньбуирского Дипломатического Бюро (Управления комиссара по иностранным делам). И.Г. Баранов писал о том, что в 1926 г. эти функции выполнял Чжао Чжунжэнь по прозвищу Цзо-жэнь. Даоиню были подчинены начальники уездов, а сам он находился в подчинении у гражданского губернатора Хэйлунцзяна. Однако, как комиссар по иностранным делам, является агентом министерства иностранных дел и отвечал за взаимоотношения с иностранцами. Управление даоиня было уполномочено на выдачу виз на выезд из Хайлара и из пределов Худунбуирского округа в другие страны, охранные листы коммерсантам, выезжающим в Монголию, и паспорта лицам, проживающим вне пределов Особого района Восточных провинций, а также выполняло функции Лесокаменного Бюро.

Во внутренние дела Барги китайская администрация не вмешивалась, предоставляя решать эти вопросы монгольской администрации, во главе которой стоял фудутун или амбань. И.Г. Баранов писал о том, что в 1926 г. эти функции выполнял избранный родами и утвержденный центральным правительством в Пекине бэйсе (князь третьей степени), даур по национальности, Гуй Фу, которому к тому времени шел седьмой десяток лет ^{[14, c. 58]}. В округе существовала своя налоговая система, имеющая ряд отличий от маньчжурской. У орочонов сохранились основы самоуправления, их руководителем по-прежнему оставался глава рода (гузда), после смерти которого фудутуном назначался новый глава. Для решения вопросов преимущественно экономического характера ежегодно в мае в Хайларе созывался общебаргутский съезд. Съезды решали множество вопросов, так, например, съезд 1926 года разрешил вопрос о количестве шерсти, которое необходимо было собрать принудительным путем в пользу Баргутского Национальною Банка; вопрос о количестве и содержании охранных монгольских войск, вопрос о баргутской гимназии и высшей начальной школе в Хайларе и т. д. На съезде присутствовали все угурды, галды, цзангины, хабаны и бошко. Каждому угурде подчинены 2 галды, каждому галде – по 4 и 6 цзангинов, каждому цзангину – по 2 хабана и каждому хабану – по 4 бошко. Съезд продолжался обычно около двух недель.

Исходя из проведенного анализа состояния русских национальных интересов в изучаемом регионе и их правового обеспечения, можно сделать следующие выводы. Постоянное русское присутствие в Северо-Восточной части Китая возникает примерно в то же самое время, что и присутствие европейских держав в Восточном Китае и носит договорный характер. Однако, в отличие от британской, французской и других сторон, оно никогда не носило агрессивный характер и не опиралось на военную силу. Более того, от участия России в международной политике на Дальнем Востоке выигрывал, прежде всего, сам Китай, что отчетливо прослеживалось во время и после Боксёрского восстания и в период с 1912 по 1915 гг., когда Барга предпринимала попытки провозглашения независимости и лишь политическая воля и позиция российского руководства не позволила этому осуществиться и обеспечить суверенитет Китая над данной территорией. Отказ СССР от свои прав на концессии в 1924 г. в пользу Китая также носил договорный характер и был продиктован политическими обстоятельствами.

Несмотря на негативные оценки Портсмутского мирного договора, для России он обеспечивал одно существенное преимущество – появлялась бесспорная сфера российского влияния и русских национальных интересов на Дальнем Востоке, которая сохранялась вплоть до начала Второй мировой войны. В свою очередь Япония строго соблюдала взятые на себя обязательства не вмешиваться в дела нашей страны в обозначенном регионе: с формально-юридической точки зрения события на о. Хасан в 1938 г. и на р. Халхин-Гол в 1939 г. не были действиями Японии против СССР, а представлялись действиями Маньчжоу-Го против МНР.

В долгосрочной ретроспективе (1850-1930-е гг.) договорный механизм обеспечения интересов нашей страны оказался наиболее эффективным как с точки зрения международного права, так и с точки зрения национальной безопасности. Его рациональное применение, в отличие от британской, французской или японской политики, оставило в среде китайского народа добрую память, которая способствовала решению поставленных задач и в XXI в. – при определении государственных границ Российской Федерации и КНР, признании российского суверенитета в отношении Тувы и других подобных вопросов.