Рус Eng Cn Перевести страницу на:  
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Библиотека
ваш профиль

Вернуться к содержанию

Социодинамика
Правильная ссылка на статью:

Субъект власти в условиях современных войн: стратегия Давида vs стратегия Голиафа

Балаклеец Наталья Александровна

кандидат философских наук

доцент, Ульяновский государственный технический университет

432027, Россия, г. Ульяновск, ул. Северный Венец, 32

Balakleets Natalia Aleksandrovna

PhD in Philosophy

associate professor of the Department of Philosophy at Ulyanovsk State Technical University

432027, Russia, Ulyanovsk, str. Severnyi Venets, 32

bnatalja@mail.ru
Другие публикации этого автора
 

 

DOI:

10.25136/2409-7144.2021.6.33184

Дата направления статьи в редакцию:

10-06-2020


Дата публикации:

03-07-2021


Аннотация: Настоящая статья посвящена решению одной из важнейших проблем философии войны, которую можно обозначить как «парадокс Давида и Голиафа». Зачастую слабая, уступающая в военно-технической мощи сторона военного противостояния одерживает победу над сильными, оснащенными по последнему слову техники акторами мировой политики. В статье раскрывается неоднородный и асимметричный характер войн современности, для которых характерно участие государственных и негосударственных акторов, сочетание регулярных и иррегулярных методов борьбы. Показано, что мобильная и гибкая стратегия партизанской войны, проявившая свою эффективность в сравнении с действиями регулярных армий, в наши дни берется ими на вооружение. Таким образом, если иррегулярный боец, партизан, в условиях классических межгосударственных войн обладал статусом «незаконного врага», то в современных войнах бойцы регулярных армий должны доказывать свое превосходство над партизанами.   Научная новизна исследования заключается в выявлении двух парадигм ведения войны применительно к современному состоянию общества, которые соответствуют стратегиям Голиафа и Давида. Первая из них характерна для высокотехнологичных обществ, которые вступили в постгероическую эпоху, утратив императив жертвенности. Автор приходит к выводу, что военная деятельность современных Голиафов трансформируется в соответствии с трансгуманистическим и постгуманистическим сценариями. Закономерным итогом высокотехнологичных войн будущего должна стать постчеловеческая война, ведущаяся носителями искусственного интеллекта. Ответом на высокотехнологичные вызовы ведущих субъектов мировой политики является партизанская стратегия современного Давида, основанная на идее жертвенности и готовности пойти на смертельный риск и разоблачающая ключевую роль фактора технологической мощи в деле достижения победы.


Ключевые слова:

война, насилие, субъект власти, политика, современное общество, военные технологии, трансгуманизм, постгуманизм, Давид и Голиаф, постгероические общества

Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ, в рамках проекта проведения научных исследований: «Субъект власти в современную эпоху: социально-онтологический, информационно-коммуникационный, праксеологический аспекты исследования», проект № 18-411-730007.

Abstract: This article is dedicated to solution of the crucial problems of the philosophy of war – the paradox of David and Goliath. The weaker, technically inferior side of military confrontation often defeats the stronger one, which is equipped with the latest technology by the world political actors. The author describes the heterogeneous and asymmetric nature of modern wars, which involve state and non-state actors, and combine regular and irregular combat practices. It is indicated that the mobile and flexible strategy of partisan war, which is more effective than the actions of regular army, is now being adopted by them. Therefore, if an irregular soldier, a partisan, in the conditions of classical inter-state war possessed the status of “unlawful combatant”, in modern wars, the soldiers of regular army must prove their superiority over the partisans. The scientific novelty of this research lies in determination of the two paradigms of warfare relevant to the current situation in the society, which correspond to the strategies of David and Goliath. The first is characteristic to high-tech societies, which have entered the post-heroic era losing imperative of sacrifice. The conclusion is made that the military activity of modern Goliaths is being transformed in accordance with transhumanistic and poshumanistic scenarios. The natural outcome of high-tech warfare of the future should become a post-human war waged by artificial intelligence. The response to high-tech challenges of the leading world political actors is the guerrilla warfare strategy of modern David, which is founded on the idea of sacrifice and willingness to take lethal risks, and debunks the key role of the factor of technological superiority in achieving victory.


Keywords:

war, violence, subject of power, politics, modern society, military technology, transhumanism, posthumanism, David and Goliath, post-heroic societies

Война является неотъемлемым элементом социальной жизни. Несмотря на многочисленные попытки, предпринимаемые как мыслителями-теоретиками, так и общественными деятелями, с целью обуздания непредсказуемой и неуправляемой военной стихии, история показывает несостоятельность усилий человечества по предотвращению войн. Вопреки постоянно возобновляющимся призывам «к вечному миру» и оптимистичным прогнозам в отношении мирного будущего человечества, война как способ разрешения политических конфликтов не становится историческим пережитком, но демонстрирует удивительную устойчивость и способность к мимикрии. Не случайно еще К. фон Клаузевиц сравнивал войну с хамелеоном, постоянно меняющим свою природу сообразно с конкретными обстоятельствами [1, с. 58].

Насилие не только не отходит на обочину социальной жизни, но, напротив, оно настолько прочно укоренилось в ней, что сегодня некогда четкая грань между войной и миром как противоположными модусами бытия человека и общества размывается. Пространственно-временные характеристики современного общества позволяют сделать вывод о стирании в нем однозначных границ войны и мира. Еще сравнительно недавно война была событием, позволяющим осуществлять периодизацию современной истории, маркером исторических эпох – так, согласно Э. Хобсбауму, именно год начала Первой мировой войны ознаменовал наступление «короткого двадцатого века» [2]. Сегодня время войны растягивается adinfinitum.

Мир в ХХI веке является ареной явного или латентного насилия, которое, даже будучи замаскированным в изобретенные современной цивилизацией формы, не утрачивает своей антигуманной природы. В физическом, социальном и виртуальном пространствах отсутствуют «зоны безопасности», которые могли бы послужить надежным заслоном от военных ударов, ядерных бомбардировок или кибератак. Благодаря появлению новых, высокотехнологичных видов оружия вооруженное насилие потенциально может охватить любую точку поверхности Земли. Перефразируя К. Шмитта, можно отметить, что чрезвычайное положение сегодня становится нормальным состоянием человечества.

Безусловно, способы ведения войны претерпели существенные трансформации. По свидетельству Г. Мюнклера, в ситуации «бинарного разделения на войну и мир, в котором нарушение границ регулировалось правовыми актами, <…> создавалась ясность относительно того, в каком из двух политических состояний находилась страна – война или мир, и какие действия в связи с эти допустимы, а какие запрещены» [3, с. 11]. Остались в прошлом некогда устойчивые традиции официального объявления войны и торжественного заключения мирного договора, однако, это не означает, что современное человечество пребывает в состоянии мира. Несмотря на отсутствие в наши дни кровопролитных столкновений между ведущими государствами мира, военное противостояние различных политических акторов принимает новые обороты. На смену военному противоборству суверенных государств пришли вооруженные конфликты и войны нового типа, а посредством информационно-коммуникационных технологий свидетелем войны в режиме реального времени сегодня может стать каждый. Военные события становятся фоном повседневного бытия человека в мире. В жизненном мире наших современников уже укоренены объекты, которые первоначально разрабатывались для военных целей, – системы слежения, дроны, военные компьютерные игры. Трансформации сегодня подвергается способ чувственного восприятия мира: постепенно перспектива военного наблюдателя становится доминирующим взглядом человека на мир [4]. Человек, ведущий войны, Homobellator, по-прежнему, является одной из ипостасей человеческого бытия, требующей философского осмысления.

В наши дни интерес исследователей направлен на новые виды войн и вооруженных конфликтов, бушевавших на планете на протяжении ХХ столетия и представляющих угрозу в ХХI веке [3; 5-7]. Классические межгосударственные войны, которые во времена К. фон Клаузевица рассматривались в качестве ведущей, если не единственно возможной, формы ведения войны, сегодня можно считать достоянием прошлого. Европоцентристская парадигма «тринитарной» войны (термин М. ван Кревельда), регулирующая симметричные противостояния суверенных государств, обнаруживает свою ограниченность при попытках ее применения к нынешним войнам.

В исследовании М. Калдор делается вывод о «приватизации» насилия, которая характерна для так называемых «новых» войн, охвативших планету начиная со второй половины ХХ века. Так, согласно выводам автора, участниками войн в наши дни становятся множественные боевые формирования, причем, государственные акторы в них смешиваются с негосударственными. К последним относятся военизированные группы, частные военные компании, иностранные наемники, отряды самообороны, образованные представителями гражданского населения [5, с. 198-205].

Наряду с возрастанием степени неоднородности акторов современных войн в мире происходит дифференциация стратегий и способов ведения войны, что можно объяснить все возрастающим неравенством развития отдельных государств и регионов [8, с. 161]. Неоднородность экономического развития, различный объем политического капитала, религиозные особенности обществ не могут не отражаться на способах ведения войны.

Проблема, рассматриваемая в настоящей статье, кроется в необходимости объяснения парадоксального исхода асимметричных противостояний сильных и слабых противников, который характерен для современных войн. Несмотря на подавляющее превосходство в военной технике, наличие целого арсенала экономических и информационных ресурсов для ведения войны, сильные акторы мировой политики не могут справиться со слабой, значительно уступающей в технологическом отношении стороной вооруженного противостояния. Данная проблема, как показывает исторический и культурологический экскурс, возникла отнюдь не в наши дни.

Парадоксальная, непредвиденная развязка вооруженного поединка двух соперников, обладающих несопоставимым статусом, изложена еще в библейской притче о Голиафе и Давиде. Как известно из библейского предания, два народа – филистимляне и израильтяне – готовились к битве, исход которой суждено было решить единоборству двух воинов, представляющих каждую из сторон. Со стороны филистимлян выступил устрашающий силач Голиаф великанского роста, облаченный в мощные доспехи – чешуйчатую броню и шлем, вооруженный медным щитом и огромным железным копьем. Никто из соперников не отваживался даже приблизиться к исполину Голиафу, пока из стана израильтян не выступил юноша по имени Давид, бывший обыкновенным пастухом и не имевший другого оружия, кроме пращи. И, тем не менее, вопреки всем рациональным предпосылкам, беззащитный пастух Давид вышел победителем в схватке с великаном Голиафом, насмерть сразив его камнем, брошенным из пращи. Гибель самого сильного и, очевидно, хорошо обученного и опытного воина повергла филистимлян в бегство и воодушевила израильтян, полностью овладевших инициативой в сражении (1 Цар 17: 1-53). Как показывает приведенная притча, далеко не всегда победа в вооруженном противостоянии достается сильной стороне, которая является более оснащенной в техническом аспекте. Немаловажным фактором военной деятельности является непредсказуемость, исходящая от технически слабой стороны, не имеющей опыта участия в боевых схватках. Таким образом, слабая сторона военного противостояния может одержать верх над сильной. Иррегулярные воины способны показать свое превосходство над регулярными, прошедшими специальную выучку и подчиненными жесткой военной дисциплине и иерархии.

В современном мире, по нашем мнению, обнаруживаются две парадигмы войны, которые соответствуют стратегиям Голиафа и Давида. С одной стороны, для ведущих государств мира война по-прежнему остается изматывающей гонкой, победа в которой связывается с прогрессом в области военных технологий. С другой стороны, далеко не все акторы современных войн могут справиться с высокотехнологичными вызовами, исходящими от лидеров мировой политики. В ряде регионов мира господствуют примитивные способы ведения войны, которые не подкреплены мощным технологическим инструментарием. Современные Давиды отличаются жертвенностью и готовностью пойти на смертельный риск: насилие вершат иррегулярные бойцы, террористы-смертники, использующие подрывную силу примитивного, зачастую, самодельного, оружия.

Таким образом, ответом на высокотехнологичные вызовы со стороны современного Голиафа, является асимметричная партизанская стратегия Давида. Парадоксально, но и в ХХI столетии архаичные методы ведения войны зачастую рекомендуют себя как более эффективные в сравнении с передовыми военными ноу-хау. Иррегулярные способы ведения войны имеют ряд преимуществ перед тактикой регулярных войск, в которой важную роль по-прежнему играет военная иерархия и культура приказа [9]. Партизанская война не подчиняется внешним регламентациям, она стирает границы между законным и незаконным, дозволенным и недозволенным, в ней используются такие принципы борьбы, которые не допустимы в сражениях регулярных комбатантов. Децентрализованная тактика иррегулярных боевых формирований позволяет передавать инициативу в принятии решений на места, что способствует формированию многочисленных очагов сопротивления войскам регулярной армии и тем самым затрудняет контроль со стороны атакующих комбатантов. Кроме того, немаловажным фактором в военном противостоянии играет моральный дух соперников, и здесь преимущество, очевидно, не на стороне «постгероических» обществ (Г. Мюнклер), война для которых превращается в подобие полицейской акции [3, с. 201]. Безусловно, современный Голиаф в силу подавляющего технического превосходства мог бы с легкостью устроить показную расправу над мятежным Давидом, однако это не снимет всей остроты их политического противостояния. Напротив, высокотехнологичное силовое решение в борьбе с заведомо более слабым, но готовым отдать жизнь в борьбе за свои идеалы противником способно привести к всплеску ответного, спорадического и непредсказуемого насилия с его стороны. В сложившихся условиях высокотехнологичный Голиаф уже не может надеяться исключительно на силу оружия и следовать конвенциональным способам ведения борьбы, характерным для войск регулярной армии.

История современных войн демонстрирует ослабление значимости методов ведения борьбы, характерных для регулярных войск, и возрастание роли иррегулярных бойцов в военной деятельности. Нелинейная, непоследовательная тактика ведения боя, свойственная партизанским отрядам, террористам, повстанцам, постепенно перестает рассматриваться в качестве маргинальных, неконвенциональных военных действий и получает широкое распространение в войнах современности.

Уже в эпоху Наполеоновских войн выяснилось, что иррегулярные боевые отряды, отличающиеся мобильностью и непредсказуемостью своих наступательных операций, имеют существенное преимущество над регулярными вооруженными силами. Хрестоматийным примером, иллюстрирующим приведенный тезис, являются действия испанских герильерос в 1808 году и русских партизан в 1812 году в борьбе против регулярных войск Наполеоновской армии. Объясняя причины успеха испанской герильи, Б. Лиддел Гарт отмечает: «Неуловимая сеть партизанских отрядов заменила менее гибкую и поэтому более уязвимую регулярную армию. Вместо ограниченных испанских генералов боевыми действиями отрядов стали руководить предприимчивые и чуждые рутине партизанские командиры» [10]. Показательно, что если термин «герилья» первоначально употреблялся в узком смысле, исключительно для обозначения народного сопротивления Наполеоновским войскам в Испании, то в современных источниках встречается расширительная трактовка данного термина, к примеру, Э. Форверкеру принадлежит обозначение ситуации в мире во второй половине ХХ столетия как «всемирной войны-герильи» [11].

Вместе с тем, несмотря на обнаружившуюся перспективность использования приемов нелинейной партизанской войны, ведущие западноевропейские государства не стремились ломать традиционную конвенциональную тактику ведения войны, которая воспринималась как единственно правильная. Так, по свидетельству К. Шмитта, на протяжении почти 130 лет, начиная с 1813 года и вплоть до начала Второй мировой войны прусская, а позднее германская армия представляла собой классический пример организации сухопутных войск, которая полностью исключала возможность ведения войны с партизанами. Гитлеровская Германия развязала войну против Советского союза, даже не допуская вероятности партизанской войны [12, с. 54]. Перевод на рельсы партизанской войны стратегий сухопутных государств, действительно, представлял собой серьезную проблему. Если классические сухопутные армии выработали устойчивые навыки ориентирования в пространстве, разделенном по линии фронта и тыла, то партизанское нелинейное ведение войны демонстрирует совершенное иное отношение к пространству, его можно назвать «войной без фронтов» [3, с. 258].

В ХХ столетии стало очевидно, что рафинированное представление о войне как симметричном противостоянии регулярных вооруженных сил суверенных государств не соответствует реалиям современности. Еще в 1960-е годы отечественным военным теоретиком, жившим в эмиграции, Е.Э. Месснером была разработана концепция «мятежевойны». В данной концепции по сути провозглашалось вступление человечества на стадию Третьей мировой войны, которая демонстрирует принципиальные отличия от прежних типов «воевания» (термин Месснера). Автор описывает пограничное состояние человечества, не допускающее возможности проведения четкой границы между миром и войной в их традиционном понимании. Согласно выводам военного теоретика, человечество после окончания боев на фронтах Второй мировой войны вступило в новую фазу противоборства, которая характеризуется «воеванием в стиле мятежа». Мятежевойна – это война нового типа, которую ведут уже не войска регулярной армии, а иррегулярные бойцы – партизаны, террористы, диверсанты, пропагандисты, вредители. Таким образом, как утверждает Месснер, «иррегулярная сила стала мощным фактором войны» [11].

В наши дни иррегулярная стратегия партизанской войны («стратегия Давида»), которая проявила свою эффективность в многочисленных вооруженных конфликтах современности, может быть рассмотрена не только в качестве альтернативы классическому противостоянию регулярных армий или орудий национально-освободительной борьбы народов против иностранных захватчиков. Сочетание иррегулярных и регулярных методов ведения войны характерно сегодня для действий комбатантов ведущих армий мира. (Подчеркнем, что в современном мире лишь немногочисленное число армий в одинаковой степени способны проводить регулярные и иррегулярные военные действия, поскольку регулярные армии по-прежнему обучены воевать, прежде всего, против других регулярных армий и воспитаны на идее больших конвенциональных сражений [13, с. 27]). В условиях, когда масштабная война между ведущими государствами мира сдерживается в связи с появлением ядерного оружия [14, с. 429], набирают обороты малые войны, ведущиеся в различных регионах планеты. И в асимметричном вооруженном противостоянии оснащенных по последнему слову техники современных Голиафов и уступающих им в военной мощи иррегулярных бойцов вновь находит свое подтверждение парадоксальный тезис о превосходстве слабости над силой.

Изучая данную проблему с позиции американского военного командования, У. Линд и Г. Тиле пришли к выводу о недостаточности одного лишь физического подавления неприятеля. Решающим шагом в достижении цели войны является победа на моральном уровне, важность которой зачастую недооценивается сильной в технологическом отношении стороной конфликта. Для стороннего наблюдателя асимметричный конфликт между двумя противоборствующими сторонами, которые находятся в заведомо разных «весовых категориях», вызывает аналогию с взрослым, нещадно избивающим ребенка в публичном пространстве [9]. Безусловно, высокотехнологичные войска регулярной армии могли бы в полную силу проявить свои возможности при подавлении мятежников или проведении контртеррористической операции на территории одного из государств третьего мира. Однако эта показная демонстрация боевой мощи, интенсифицируемой за счет применения разрушительной военной техники, не привела бы к достижению поставленной перед оккупантами цели. Ответные действия как реакция местного населения на неоправданно высокий градус насилия не замедлили бы проявиться – озлобленность, месть, сотрудничество с террористами и, как следствие, переход конфликта в затяжную фазу. По свидетельству Г. Мюнклера, «партизанская война и терроризм следуют принципу замедления; они притормаживают ход событий, затягивают его, например, расширяя для этого пространство военных действий, и таким образом они лишают противника способности (смертельно) ранить своего оппонента. <…> Нередко случалось так, что регулярные силы превосходили своих противников в военном отношении, однако общество, контролировавшее эти силы, было настолько утомлено бесконечной войной, что настаивало на отступлении своих же войск» [3, c. 182]. Выход из этой ситуации для регулярных войск, предложенный Линдом и Тиле, предполагает следование модели деэскалации насилия. Для того чтобы вооруженное насилие не переросло в затяжной асимметричный военный конфликт, необходимо не допустить распада вражеского государства, одержав над ним победу. В противном случае весомое преимущество окажется на стороне вражеских группировок и террористических организаций. Кроме того, американские авторы, подтверждая мысль Сунь-цзы, что преимущество на войне получает тот, кто «умеет в зависимости от противника владеть изменениями и превращениями» [15, с. 59], заявляют о необходимости внедрения тактики партизан в действия регулярных войск. Речь идет об интеграции интервентов с местным населением, комплектовании армий небольшими высокомобильными подразделениями легкой пехоты, децентрализации системы коммуникации между солдатами и других приемах. Используя выражение Д. Хэкворта, эти действия можно обозначить как попытку «перепартизанить партизан» [9]. Таким образом, в современном мире партизанская война с характерными для нее принципами и приемами перестает восприниматься в качестве некоей военной аномалии, но демонстрирует свою эффективность в сравнении с военной деятельностью комбатантов, представляющих ведущие мировые державы. Если прежде партизан мог рассматриваться в качестве неполноценного бойца, «незаконного врага», который не соответствует статусу комбатанта, то сегодня представитель регулярной армии рискует обрести статус «недопартизана».

Эффективность военной деятельности современных Голиафов повышается благодаря достижениям науки и техники: путем внедрения в боевые формирования усовершенствованных и принципиально новых образцов оружия, военной техники и экипировки солдат, автоматизации и компьютеризации военных операций и систем военной связи. Вместе с тем, современный Голиаф имеет ряд характерных особенностей, отличающих его от библейского прототипа или, к примеру, бойца эпохи Наполеоновских войн. Прогресс в области военных технологий привел к все возрастающему дистанцированию субъекта современных войн от своих реальных или потенциальных жертв. Еще во времена Суворова, когда армии были укомплектованы гладкоствольным оружием, действовал принцип «пуля дура, штык молодец!», т.е. победа добывалась солдатами в непосредственных схватках с врагом. Бой в сомкнутом строю, когда солдаты шли на врага плечом к плечу, требовал от них мужества и самоотверженности, воспитывал дух героизма и товарищества. С переходом армий на нарезное огнестрельное оружие необходимость в массированных штыковых атаках отпала [16, с. 112].

Дальнейшая эволюция военных технологий привела к еще большему рассредоточению воюющих в пространстве и увеличению технико-технологического разрыва между различными акторами войн. Закономерным итогом развития стратегии Голиафа стало появление понятия «постгероическая война», которое выражает стремление технологически развитых обществ обходиться без неизбежных спутников любой войны – жертв и кровопролития [17, с. 11-12].

В современном мире вооруженное насилие, исходящее от лидеров научно-технического прогресса, переходит на стадию трансгуманистического и постгуманистического противостояния. Трансгуманистическая перспектива предполагает применение по отношению к человеку технологий, направленных на усовершенствование функций его организма, повышение его выносливости, расширение ограниченных природой возможностей, нивелирование факторов случайности в человеческой деятельности. Применительно к ведению войны трансгуманизм проявляется в разработке модели «солдата будущего», которая основана на интеграции человека в целостную электронную систему управления боем, регулируемую компьютерной техникой. Проводятся разработки по созданию суперсовременной экипировки для воина будущего, который должен быть оснащен по последнему слову техники. К примеру, экипировка «Ратник», которая уже введена в эксплуатацию в подразделениях российской армии и постоянно совершенствуется, представляет собой модульный комплекс, состоящий из целого ряда взаимосвязанных элементов. Этот комплект для ведения боя включает в себя шлем, оборудованный специальным монитором и системой ночного видения, и быстросъемный бронежилет, выполненные из композитных материалов, спецодежду, оснащенную электронным оборудованием, и целый ряд прочих элементов и подсистем, использование которых призвано повысить эффективность и безопасность военной деятельности и наладить бесперебойную связь бойца с командиром подразделения. В будущем планируется снабдить военную экипировку экзоскелетом, который существенно повысит выносливость бойца [18]. Таким образом, в трансгуманистическом сценарии войн действия человека корректируются, усиливаются или маскируются благодаря использованию компьютерных технологий и ресурсов дополненной реальности.

Постгуманистическая перспектива предполагает полное устранение человека как источника многочисленных «трений» (термин К. фон Клаузевица), затрудняющих военную деятельность, из войн будущего и делегирование человеческих функций системам искусственного интеллекта. Уже сейчас в военных операциях активно используются беспилотные летательные аппараты (дроны), которые служат своеобразным эрзацем бойцов. Точечные удары дронов направлены на персонифицированную цель, тогда как личность замаскированного с помощью техники преследователя остается для жертв анонимной. Готовность пойти на смертельный риск перестала быть императивом военной деятельности современного Голиафа, который скрывается за мощным заслоном бронированных военных машин, компьютеризированных систем военного слежения и разведки. По свидетельству М. Калдор, эволюция традиционной наукоемкой войны привела к моральному оправданию поведения, которое прежде было недопустимо для военных. Преимущества постгероических дистанционных войн, ведущихся с помощью дронов, для их инициаторов очевидны: они не требуют гигантских финансовых затрат, многочисленных армий, укомплектованных призывниками, позволяют снизить налоговое бремя граждан воюющего государства. «Все, о чем просят американскую публику, это просто смотреть телевизор и аплодировать», – резюмирует Калдор [5, с. 343].

Постгуманистический сценарий отрабатывается и в моделях кибервойны как одной из возможных угроз человечеству. Показательно, что в современную эпоху сценарии ведения войн разрабатываются искусственным интеллектом, а в подготовке военачальников немаловажное значение отведено военным компьютерным играм. Как показывает М. Деланда, современные военные игры возникли в результате прогресса в области картографии и получили распространение начиная с XIX столетия, когда они стали элементом подготовки прусской армии. После Второй мировой войны военные игры трансформировались в компьютерные модели ведения войны и стали факторами, определяющими мышление военачальников. В наиболее радикальных вариантах компьютерных игр люди полностью устранены из процессов принятия решения, которое является прерогативой игроков-автоматов [16, с. 127-153].

Далеко не случайно киберконфликты и дискурс о них распространены в тех обществах, которые могут быть отнесены к «постгероическим» [3, с. 156-192]. Члены этих обществ утратили идею жертвенности как императив жизненной стратегии, они не готовы к тотальной мобилизации и растрате материальных и психологических ресурсов. На смену героям, готовым пойти на смертельный риск ради интересов социального целого, в постгероических обществах приходят технократы, для которых ведение войны – это аналог компьютерной игры, а функции, традиционно свойственные человеку – бойцу, связисту, разведчику, военачальнику, – делегируются дронам, системам наблюдения или кибероружию.

Вместе с тем, постчеловеческая кибервойна, о которой на данном этапе развития общества можно рассуждать лишь в модусе потенциального [19, с. 11], способна привести к гораздо более трагичным для человечества результатам, чем ведущиеся ныне войны. Война, акторами которой будут служить безжалостные автоматы, не способные подавить эскалацию насилия, чревата перспективой полного уничтожения человечества.

Проведенное исследование позволяет сделать вывод о неоднородном характере ведущихся ныне войн и наличии различных стратегий человека воюющего. С одной стороны, правомерно выделение парадигмы Голиафа, которая свойственна высокотехнологичным акторам современных войн и демонстрирует трансформацию войны в соответствии с трансгуманистическим и постгуманистическим сценариями. С другой стороны, иррегулярные участники войн, не утратившие императива жертвенности, действуют в соответствии с парадигмой Давида, заставляя своих противников осознать, что одной технологической мощи в деле достижения победы недостаточно.

Библиография
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
10.
11.
12.
13.
14.
15.
16.
17.
18.
19.
References
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
10.
11.
12.
13.
14.
15.
16.
17.
18.
19.

Результаты процедуры рецензирования статьи

В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.
Со списком рецензентов издательства можно ознакомиться здесь.

Предметом исследования рецензируемой статьи являются стратегии субъектов современных войн. Автор ставит задачу осмысления и раскрытия асимметричного характера войн в современную эпоху, который связан с наличием парадоксальной ситуации: ведущие акторы мировой политики зачастую терпят поражение от слабых противников. Актуальность темы работы обусловлена тем, что война в современных условиях принципиально отличается от классических войн. Речь идет о формировании новой парадигмы войны, утверждающей совершенно иные принципы организации и ведения вооруженных конфликтов. Исследование феномена новой войны является одной из значимых и актуальных областей современной философии. Вместе с тем, в отечественной науке количество работ по этой теме не велико. Значительная часть публикаций – работы зарубежных исследователей.
Опираясь на современные источники (среди которых концептуально значимые работы Г. Мюнклера, М. Калдор, М. ван Кревельда, А.Д. Куманькова), автор обосновывает тезис, что для анализа феномена современной войны методы и категориально-понятийный аппарат, выработанный в исследованиях К. фон Клаузевица и его последователей, оказываются нерелевантными. Современная война требует радикально иных приемов и категорий для своего философского осмысления. В статье проводится мысль, что отличительными чертами войны в современных условиях являются транс- и постгуманистические стратегии, характерные для «постгероических» обществ.
Новизна исследования заключается в том, что война рассматривается в перспективе новейших идей трансгуманизма и постгуманизма. В отечественных исследованиях подобный прецедент отсутствует. Автор исходит из идеи, что трансгуманистическая перспектива предполагает усовершенствование возможностей человеческого организма с помощью новейших технических средств и разработок, что позволит сконструировать «солдата будущего», значительно превосходящего по своему боевому потенциалу всех обыкновенных бойцов. В свою очередь, постгуманистическая перспектива ориентирована на полную замену человека в условиях боевых действий современными техническими средствами, к числу которых относятся, например, беспилотные летательные средства («дроны») или кибероружие.
Интерес у читательской аудитории может вызвать обращение автора к ветхозаветной притче о Давиде и Голиафе. На основе данного мифического сюжета в статье выделяются две парадигмы войн: парадигма Давида и парадигма Голиафа. Первая парадигма представляет собой ассиметричный ответ второй, суть которой состоит в наращивании военно-технической мощи. Оснащенным по последнему слову техники современным «Голиафам» противостоят «Давиды», реализующие стратегии партизанских и террористических войн. В статье обосновывается тезис, что в условиях современного военного конфликта преимущество далеко не всегда оказывается на стороне «сильного», технически оснащенного «Голиафа». Зачастую «сильный» уступает и проигрывает «слабому» «Давиду», поскольку действия последнего не вписываются в тип стратегического мышления «сильного», оказываются разрушительными именно благодаря своему ассиметричному, иррегулярному и спонтанному характеру. Автор делает вывод, что «ответом на высокотехнологичные вызовы со стороны современного Голиафа, является асимметричная партизанская стратегия Давида. Парадоксально, но и в ХХI столетии архаичные методы ведения войны зачастую рекомендуют себя как более эффективные в сравнении с передовыми военными ноу-хау. Иррегулярные способы ведения войны имеют ряд преимуществ перед тактикой регулярных войск, в которой важную роль по-прежнему играет военная иерархия и культура приказа». Данный тезис является дискуссионным, но заслуживает внимания современных исследователей.
Значимым является также тезис, что в современном мире размываются границы между состояниями войны и мира, между комбатантами и нонкомбатантами. Автор показывает, что в настоящих условиях война утрачивает статус экстраординарного события и носит перманентный характер.
Статья производит хорошее впечатление, интерес читательской аудитории гарантирован. Вместе с тем, на взгляд рецензента, не все положения исследователя разработаны с достаточной полнотой. Так, можно было бы уточнить географическую локализацию «героических» и «постгероических» обществ. Конкретика в данном случае не была бы излишней.
В целом можно отметить, что рецензируемая статья характеризуется актуальностью, новизной, научно-теоретической и научно-практической значимостью. Используемые автором методы и принципы исследования адекватны содержанию, проблематике и поставленным задачам. Библиография статьи отражает знакомство автора как с фундаментальными источниками, так и с современными научными исследованиями по заявленной теме.
Таким образом, сказанное выше позволяет утверждать, что в статье содержится решение задач, имеющих существенное значение для социальной философии. Статья рекомендуется к публикации.