Роль англо-германского морского соглашения в нарастании кризисных тенденций Версальской системы (по материалам новых архивных документов)

Наумов Александр Олегович ORCID: 0000-0002-8366-5934 доктор исторических наук доцент, Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова (МГУ) 119192, Россия, г. Москва, Ломоносовский проспект, 27/4, оф. А817 Naumov Alexander Olegovich Doctor of History Associate Professor at Moscow State University, Department of International Organizations and Problems of Global Governance 119192, Russia, g. Moscow, Lomonosovskii pr., 27/4, of. A817 naumovao@my.msu.ru Другие публикации этого автора

Ровно 85 лет назад, 18 июня 1935 г., было заключено англо-германское морское соглашение. Специалисты, изучающие причины и предпосылки Второй мировой войны, обычно не уделяют этому события достаточного внимания. Тем не менее, при более детальном анализе данной проблемы, особенно в свете публикации новых архивных документов ^[1], становится ясно, что роль соглашения между ведущей демократической державой Европы – Великобританией – и жаждущей реванша за поражение в Великой войне нацистской Германией в нарастании кризисных тенденций межвоенного порядка явно недооценивается.

Полномасштабный кризис Версальской модели международных отношений, созданной в Европе после окончания Первой мировой войны, начался в 1936 г. с реоккупацией гитлеровскими войсками демилитаризированной Рейнской зоны. Это событие стало точкой отсчета процесса, который привел к началу новой мировой войны. Германия впервые откровенно нарушила условия Версальского договора 1919 г., связанные с территориальным переустройством, что стало сильнейшим ударом по существовавшему статус-кво на континенте. События марта 1936 г. показали, что Берлин встал на путь насильственного изменения европейского порядка, а его основатели оказались не готовы к решительному противодействию ревизионистским тенденциям. Сам Гитлер чрезвычайно укрепил свое влияние в германской армии, приучив немецких генералов к мысли, что в иностранных и военных делах его мнение неоспоримо^{[2, с. 116]}.

Не вызывает сомнения, что нацистский фюрер не решился бы на подобную авантюру (а в военном отношении это была именно авантюра), не будучи «окрыленным» успехами, которых он достиг на международной арене в 1935 г. Напомним, что к середине 1935 г. Германия уже успела выйти из Лиги Наций, присоединила путем плебисцита Саарскую область и, наконец, 16 марта 1935 г. в нарушение военных статей Версальского договора объявила о создании военно-воздушного флота, введении в стране всеобщей воинской повинности и увеличении армии мирного времени до 300 тысяч человек. По архитектуре европейской безопасности был нанесен серьезный удар. Встал вопрос, как отреагируют на злостное нарушение международного права страны-гаранты созданного в 1919 г. порядка.

Особое значение имела позиция Великобритании – наиболее могущественной из держав-победительниц в Первой мировой войне. 18 марта 1935 г. вопрос о германских нарушениях стал предметом обсуждения на заседании британского правительства. Никаких серьезных санкций в отношении Третьего рейха, однако, было решено не вводить ^{[3, cab. 24/237, pр. 204-207]}. Кабинет министров также посчитал «необходимым проявить умеренность» и при осуждении одностороннего нарушения Германией Версальского договора со стороны Лиги Наций ^{[4, ф. 059, оп.1, п. 193, д. 1425, л. 135-136]} – международной организации, призванной поддерживать соблюдение мирного договора 1919 г. Более того, как показывают архивные документы некоторые высокопоставленные члены правительства Великобритании в середине 1930-х гг. вели «двойную игру» в отношении стремительно набиравшей мощь нацистской Германии. 21 марта 1935 г. советский полпред в Лондоне И.М. Майский в шифртелеграмме в Народный комиссариат иностранных дел СССР отмечал: «В течение последних месяцев Саймон (глава британского МИДа – А.Н.) за спиной Форейн-Оффиса и остального правительства вел частные переговоры с Гитлером через Риббентропа (посол Рейха в Лондоне – А.Н.). Гитлер при этом манил Саймона обещанием уступок (согласие на ограничение вооружений, на возвращение в Лигу Наций при известных условиях, на сохранение демилитаризованной зоны), которые бы дали Саймону возможность вернуться из Берлина в позе “победителя”. Исходя именно из этого соображения Саймон все время вел чрезвычайно германофильскую линию» ^{[4, ф. 059, оп. 1, п. 193, д. 1425, л. 118-119]}.

Тем временем, напуганное угрозой германского реванша, французское правительство пошло на заключение соглашения с Советским Союзом. 2 мая 1935 г. между Францией и СССР был заключен пакт о взаимопомощи. Заключение франко-советского пакта вызвало бурю негодования в Берлине. Гитлер немедленно объявил о политике окружения Германии. Спустя три недели, 21 мая 1935 г., германский фюрер выступил в Рейхстаге с яркой речью, настоящим «шедевром демагогии» ^{[5, с. 567]}. Гитлер предстал в образе миротворца, радеющего за мир в Европе. «Кровь, лившаяся на европейском континенте в течение трех последних столетий, не привела к каким бы то ни было национальным изменениям. В конце концов, Франция осталась Францией, Польша Польшей, а Италия Италией…, – заявил главный военный преступник XX века, – Германии нужен мир, она жаждет мира!» ^{[6, с. 326]}. Далее фюрер изложил целых 13 пунктов «программы мира», в соответствии с которыми Третий рейх собирался строить взаимоотношения с другими странами ^{[7, p. 166]}.

Эта речь в первую очередь была рассчитана на слушателей в западных демократиях. И Гитлер добился своего: эффект от его выступления был поистине ошеломляющим. Так, большинство политиков Туманного Альбиона сочли речь «великолепной» и утверждали, что она «нашла бы прекрасный прием, даже если бы была произнесена в палате общин». Показательна реакция на речь Гитлера влиятельнейшей газеты Великобритании «Таймc»: «… Это мудрая, откровенная и всеобъемлющая речь. Кто бы ни прочитал ее, обладая непредвзятым умом, он не может сомневаться в том, что направления политики, изложенные господином Гитлером, составляют основу для полного урегулирования всех спорных вопросов с Германией – свободной, равноправной и сильной, а не поверженной Германией с навязанным шестнадцать лет назад миром... Остается надеяться, что речь эта будет повсюду воспринята как искренняя, хорошо взвешенная и правдивая» ^{[8, p. 16, 18]}.

Майский в шифртелеграмме в Москву писал, что выступление фюрера действительно произвело в Великобритании «благоприятное впечатление». «Вся сегодняшняя пресса (за исключением «Морнинг Пост»), – писал полпред, – рассматривает или делает вид, что рассматривает эту речь, как некий просвет в тучах, облегчающих международно-политический горизонт. Болдуин (премьер-министр Соединенного Королевства – А.Н.) в сегодняшней речи в палате также высказал, правда, в довольно осторожной форме надежду на то, что выступление Гитлера послужит началом рассасывания европейских затруднений» ^{[4, ф. 059, оп. 1, п. 193, д. 1425, л. 190-192]}.

Подобную реакцию трудно охарактеризовать как объективную. Дело в том, что в своей «программе мира» фюрер среди прочего заявил, что германское правительство освобождает себя от статей Версальского договора, которые составляли «одностороннее бремя и дискриминацию германской нации». Касалось это и ограничений в отношении военно-морского флота Рейха: Гитлер объявил о том, что Германия намерена строить флот, тоннаж которого будет составлять 35% английского.

Подобные пропорции означали резкое усиление флота нацистской Германии. И если сильная немецкая армия являлась смертельной угрозой для Франции, то возрожденный флот представлял опасность уже для Великобритании. Однако Гитлер поспешил успокоить Лондон. «Германия, – заявил он, – не имеет ни необходимости, ни желания, ни средств, чтобы снова соперничать на море… Правительство Германии понимает жизненную необходимость, а следовательно, справедливость и оправданность защиты Британской империи с моря... и хочет установить и поддерживать с правительством и народом Великобритании такие отношения, которые исключат возможность повторения той единственной войны, которая однажды велась между нашими народами» ^{[6, с. 328]}.

Интересно, что те же мысли Гитлер высказывал и в своем программном труде «Моя борьба», который не могли не читать на берегах Туманного Альбиона. В середине 1920-х годов будущий фюрер писал: «Разве же не ясно в самом деле, что «лозунги» воссоздания нового военного флота Германии, отвоевания наших колоний и т.д. есть пустая болтовня?» ^{[9, ф. 324, оп. 1, д. 437, л. 177об]}. И действительно, если перед Первой мировой войной соотношение сил между Англией и Германией на море составляло приблизительно 100:60, то сейчас Гитлер предлагал пропорции 100 к 35.

К этому времени между британскими и германскими военно-морскими министерствами уже велись переговоры о соотношении флотов обеих стран. В Великобритании обнаружили, что Берлин нарушает версальские ограничения, и решили взять этот процесс, что называется, под контроль. 25 марта в столице Третьего рейха побывали глава Форин Офис Дж. Саймон и лорд-хранитель Малой печати Э. Иден, которые провели ряд встреч с нацистской верхушкой, в том числе с Гитлером. И хотя тогда официальный Лондон отверг перспективу увеличения германского флота, особого рвения жестко отстаивать эту линию не выказал. В Берлине же всячески пытались успокоить англичан. В меморандуме правительства Германии, подготовленном к вышеуказанным переговорам, прямо говорилось: «То, что вопрос о флоте, принимая во внимание предстоящую конференцию по флоту 1935 г., отложен, для нас приемлемо. О переходном регулировании можно легко договориться» ^{[10, ф. 1235к, оп. 2, д. 6, л. 106-115]}. А в мае 1935 г. глава германского МИДа К. фон Нейрат, играя на антисоветских настроениях представителей британского истэблишмента, убеждал, что подобный тоннаж флота (35% от Соединенного Королевства) необходим Рейху исключительно для господства на Балтийском море ^{[11, p. 224]}.

Как показывают архивные документы, еще 8 апреля 1935 г. члены британского кабинета министров пришли к выводу, что начатые между Англией и Германией в марте политические контакты должны быть продолжены, так как их прекращение «было бы явной ошибкой» ^{[3, cab. 23/81, p. 297-302]}. «Желание в срочном порядке начать переговоры с Гитлером, – докладывал 23 мая 1935 года в Москву Майский, – по-видимому, будет здесь (в Лондоне – А.Н.) очень сильным, так как антисоветские элементы в правительстве и консервативной партии все еще не потерли надежду, что им в конце концов удастся сговориться с германским правительством на базе какого-либо компромисса, направленного против СССР» ^{[4, ф. 059, оп. 1, п. 193, д. 1425, л. 190-192]}.

Ярый антисоветизм действительно был присущ британскому истеблишменту, и во многом именно он в итоге и не позволил создать единый фронт для борьбы с нацистской агрессией. В конце мая 1935 г. Главное управление государственной безопасности НКВД СССР подготовило совершено секретный документ, в котором со ссылкой на агентурные сведения указывалось, что «основная тенденция английской политики по отношению к России остается прежней. Существование СССР в его теперешнем виде несовместимо с интересами Англии… Однако, англичане учитывают рост советского военного могущества и думают, что СССР с его опасными доктринами и могущественной армией может рано или поздно явиться серьезным фактором для военных конфликтов в Европе и в Азии. Ликвидировать эту грядущую опасность всецело в интересах Англии». В документе подчеркивалось при этом, что Лондон не «собирается делать это своими собственными руками», однако «если выяснится возможность разгрома большевиков любой комбинацией сил, то англичане к этому отнесутся сочувственно и в решительный момент сами примут в этом участие… Заявление Гитлера о его непримиримом отношении к большевиками произвели поэтому на английских министров сильное впечатление. В Лондоне считают, что центр европейской политики постепенно переносится в Берлин и что с настроениями Германии, становящейся самой могущественной державой в Европе, надо считаться» ^{[12, л. 140-142]}.

4 июня 1935 г. в Лондоне начались англо-германские морские переговоры. Назначенный Гитлером главный переговорщик, будущий нацистский министр иностранных дел, И. фон Риббентроп сразу заявил англичанам, что если британское правительство не примет условие о соотношении флотов 100:35, то переговоры не состоятся вовсе ^{[11, p. 340]}. По свидетельству германского переводчика П. Шмидта, после этих слов Дж. Саймон буквально вспыхнул от гнева, и переговоры были прерваны ^{[13, с. 36-38]}. Однако уже 6 июня глава Форин Офис заявил гитлеровским эмиссарам: «Правительство Его Величества признает решение рейхсканцлера в качестве основы для предстоящих морских переговоров» ^{[11, p. 375]}. Англо-германские контакты были продолжены, причем сама конференция была перенесена в знаменитое здание Адмиралтейства – святую святых могущества Британской империи.

18 июня 1935 г. англо-германское морское соглашение было подписано. По его условиям общее водоизмещение военно-морских сил стран Британского содружества и военно-морского флота Третьего рейха должно было находиться в пропорции 100 к 35, которая должна была применяться как к общему тоннажу, так и к каждому классу кораблей. Кроме того, Германия получила право иметь равный с Англией подводный флот, но обязалась не выходить за 45% границу тоннажа британского подводного флота и без предварительного уведомления и обсуждения не изменять установленную пропорцию, а также не применять подводные лодки против торговых судов. И.М. Майский в шифртелеграмме в НКИД уточнял: «Англо-германское соглашение сохраняет силу независимо от того, какой размер примет морское строительство других держав, но имеется оговорка, что оба правительства могут вновь обсудить ситуацию, если морское равновесие будет резко нарушено исключительно строительством других государств» ^{[4, ф. 059, оп.1, п.193, д. 1425, л. 242]}.

Спустя два дня советский полпред докладывал в Москву о «вполне откровенном» разговоре с одним влиятельным членом консервативной партии Великобритании (впоследствии членом кабинета министров У. Черчилля в годы войны) лордом Бивербруком. По словам Майского, последний был «чрезвычайно недоволен англо-германским морским соглашением… Он считает его опасным политически и с военной точки зрения. Политически – потому, что такое соглашение устанавливает мост между Англией и Германией, не давая в то же время никаких гарантий безопасности Англии. В то же время 35% британского тоннажа, сконцентрированного в Северном море, являются постоянной угрозой безопасности Великобритании, особенно в случае какой-либо войны… Правительство, заключая морское соглашение, уверяет страну, будто бы тем самым оно предупреждает гонку морских вооружений и делает первый шаг по пути действительного разоружения. Все это, конечно, чепуха… Ллойд Джордж (премьер министр Великобритании в 1916–1922 гг., имевший значительный вес среди британской политической элиты и в межвоенный период – А.Н.) также считает морское соглашение для Англии чрезвычайно невыгодным» ^{[10, ф. 33987, оп. 3а, д. 630, л. 108-109]}.

Как справедливо отмечает британский исследователь Дж. Майоло, Гитлер расценивал англо-германское соглашение как сделку по разделу сфер влияния: Великобритания должна была уйти из Европы и сконцентрироваться на делах империи, а Германия – строить континентальную империю без вмешательства Лондона ^{[14, p. 294]}. Подтверждение этому можно найти, например, в агентурном материале ИНО ГУГБ НКВД СССР, озаглавленном «О беседах британского военного атташе в Германии Э. Торна с начальником Военного управления Военного министерства Германии В. фон Рейхенау», где сообщалось, что один из создателей германского вермахта генера-майор Рейхенау «высказывал предположение, нашедшее отклик в некоторых английских кругах относительно того, что наилучшей политикой правительства его величества было бы предоставление Германии гегемонии на континенте и свободы действий в Европе, взамен обязательства Германии не вмешиваться в дела других частей мира. Эта точка зрения имеет в настоящее время много сторонников в Германии» ^{[10, ф. 33987, оп.3а, д. 630, л. 149-158]}. В Великобритании, в свою очередь, надеялись, что после подписания соглашения Гитлер откажется от соперничества с Англией на море. Однако это были пустые иллюзии. Соглашение 1935 г. не устанавливало никаких качественных ограничений; Рейх мог строить новые корабли с такой скоростью, какую позволяла его промышленность. Уже в ноябре 1935 г. Гитлер заявил своим ближайшим сподвижникам: «Мы надуем их (англичан – А.Н.) и будем строить такой флот, какой считаем нужным»^{[15, с. 34]}.

Англо-германское морское соглашение имело большое значение для нарастания кризисных тенденций Версальской системы международных отношений. В чисто техническом плане по условиям соглашения Германия получила возможность увеличить общую сумму тоннажа военно-морского флота более, чем в пять раз и начать строительство подводных лодок, попортивших столько нервов союзникам в годы Первой мировой войны. Надводный же флот Германии по обговоренным показателям в обозримой перспективе должен был составлять столько же, сколько французский. В непростой ситуации оказались скандинавские и прибалтийские страны, а также СССР, так как теперь германский флот претендовал на господство в Балтийском море.

С точки зрения сохранения стабильности межвоенного порядка Великобритания как гарант Версальской системы поступила совершенно нелогично. Спустя несколько месяцев после осуждения (по крайней мере, формального) введения всеобщей воинской повинности в Германии, Лондон не только не продолжил эту внешнеполитическую линию, не только не предложил применить новые санкции к нарушителю, но пошел на еще большие уступки, тем самым содействуя окончательному уничтожению военных составляющих мирного договора 1919 г. и росту гонки вооружений в Европе.

Более того, при подписании англо-германского морского соглашения Великобритания вообще не посчитала необходимым провести консультации со своим основным союзником на континенте – Францией, чьи интересы, по справедливому замечанию одного из ведущих западных исследователей межвоенного периода Ф. Белла, были затронуты самым непосредственным образом ^{[16, p. 223]}. Лондон не поставил в известность и Лигу Наций. Таким образом, Лига была проигнорирована, а Франция – унижена и оказалась перед необходимостью коренной реконструкции своих ВМФ.

Гитлеру, по сути, удалось расколоть союзников по Первой мировой войне, добиться того, чтобы один из них добровольно и, по сути, официально санкционировал нарушения военных статей Версальского мирного договора. Итальянский диктатор Б. Муссолини моментально усмотрел в этой дипломатической акции Лондона проявления традиционной эгоистической политики Англии, что не в последнюю очередь побудило дуче к односторонним действиям в Восточной Африке уже осенью 1935 г. – агрессии против суверенной страны-члена Лиги Наций Эфиопии. Более того, в Италии начали опасаться англо-германского сближения, и позиции поборников итало-германского союза в рядах политической элиты фашистской Италии стали еще сильнее.

Подписание англо-германского морского соглашения наглядно продемонстрировало, что к середине 1930-х годов Великобритания стала уверенно отходить от роли гаранта послевоенного порядка, предпочитая примирение с бывшим противником опоре на партнеров по Антанте. Уже здесь проявилась тенденция Великобритании к модернизации Версальской системы на основе собственных представлений, которые сводились к возврату традиционной для Англии политике баланса сил в Европе. Как только советско-французское сближение начало приобретать реальные очертания, Лондон в «лучших» традициях т.н. гидравлической дипломатии, характерной для Нового времени, сделал ход на усиление главного потенциального противника франко-советского блока – нацистской Германии. Такие действия не только ослабляли и расшатывали систему международных отношений, но и поощряли агрессивные державы на новые акции, направленные на слом Версальского порядка.

Таким образом, поставив своими действиями под угрозу создание эффективной системы коллективной безопасности в Европе, Великобритания официально санкционировала нарушение Версальского договора и начала пассивное умиротворение нацистской Германии, уже очень скоро перешедшее в активную фазу. Именно с 1935 г. стала складываться психологическая первооснова этой пагубной политики, именно тогда Гитлер, ловко воспользовавшийся инерционностью мышления британской политической элиты и ее оголтелым антибольшевизмом, убедился, что западные демократии готовы идти на уступки.

Теперь нацистским режимом не были нарушены только территориальные статьи Версальского договора, но и этот «недостаток» мирных договоров 1919 г. воодушевленный легкими победами на дипломатическом фронте Гитлер «исправил» уже в марте 1936 г., введя войска в Рейнскую область. 30 сентября 1938 г. было заключено печально знаменитое Мюнхенское соглашение Германии, Великобритании, Франции и Италии, отдавшее на растерзание Гитлеру сильное и демократическое государство в центре Европы – Чехословакию и ставшее точкой невозврата на пути к Второй мировой войне. Спустя пару месяцев, в декабре 1938 г., Берлин известил английское правительство о том, что будет содержать подводный флот, равный по водоизмещению британскому. 28 апреля 1939 Гитлер заявил в рейхстаге о расторжении англо-германского морского соглашения. К этому времени политика умиротворения нацистской Германии потерпела крах, а Великобритания получила могучего соперника на море в ходе мировой войны, которая началась уже осенью 1939 г.