Рус Eng Cn Перевести страницу на:  
Please select your language to translate the article


You can just close the window to don't translate
Библиотека
ваш профиль

Вернуться к содержанию

Litera
Правильная ссылка на статью:

Повесть «Фатальная жертва» А.А. Дьякова (А. Незлобина) и мотив «нечестивого собрания»

Ефимов Антон Сергеевич

аспирант, кафедра Истории русской литературы, Московский государсвенный университет имени М. В. Ломоносова

119991, Россия, г. Москва, ул. Ленинские Горы, 1, стр. 51, ауд. 958

Efimov Anton Sergeevich

post-graduate student of the Department of the History of Russian Literature at Lomonosov Moscow State University

119991, Russia, g. Moscow, ul. Leninskie Gory, 1, str. 51, aud. 958

antonefimov33@gmail.com
Другие публикации этого автора
 

 

DOI:

10.25136/2409-8698.2020.3.32711

Дата направления статьи в редакцию:

21-04-2020


Дата публикации:

28-04-2020


Аннотация: В статье рассматривается влияние приёмов и элементов романтической и готической литератур XVIII-XIX вв. на антинигилистическую повесть «Фатальная жертва» (1876) А. А. Дьякова (А. Незлобина). В центре внимания – готико-романтический мотив «нечестивого собрания» и его адаптация к актуальному социально-политическому контексту России и «русского зарубежья» 1870-ых гг. Демонстрируется, как мифологический образ «ведьмовского шабаша» и присущие ему мотивы «жертвоприношения», «поклонения идолу» и т.п. оказываются приёмами для изображения в «Фатальной жертве» швейцарского «кружка» нигилистов, революционеров-социалистов, народников. В статье применяется биографический метод исследования, сравнительно-сопоставительный, мотивный анализ, исторический, анализ сюжетики и характерологии. Учитывается идеологическая составляющая нигилистически настроенной русской общественности 1860-1870 гг. Биография и творчество А. А. Дьякова – не исследованы. Повесть «Фатальная жертва», входящая в цикл повестей «Кружковщина» (1876-1879) – анализируется впервые. Специальной научной литературы по произведениям «Кружковщины» ни в отечественном ни в зарубежном литературоведении – нет. В этом заключается новизна данного исследования. Так же впервые ставится вопрос о влиянии на творчество А. А. Дьякова романтической и готической прозы. Влияние подобного рода оказывается связанным с двумя характерными для русской антинигилистической литературы смысловыми линиями: эсхатологической и профетической.


Ключевые слова:

Дьяков, Незлобин, революция, готическая проза, кружковщина, шабаш, Швейцария, Россия, коммунизм, нигилизм

Abstract: This article explores the impact of the elements and techniques of romantic and gothic literatures of the XVIII – XIX centuries upon anti-nihilistic novella “The Fatal Sacrifice” (1876) by A. A. Dyakov (A. Nezlobin). Attention is focused on the gothic-romantic motif of the “counsel of the wicked” and its adaptation to the relevant sociopolitical context of Russia and Russian émigré of the 1870’s. It is demonstrated that a mythological image of “witches’ sabbath” and characteristic to it motifs of “sacrifice”, “veneration of idols”, etc. become the techniques for depicting in the “Fatal Sacrifice” of a Swiss “club” of nihilists, revolutionists-socialists, and Narodniks. The author applies the biographical, comparative and historical methods of research, motif analysis, as well as analysis of storyline and characterology. The ideological component of nihilistically oriented Russian society of the 1860’s – 1870’s is taken into account.  The novella “Fatal Sacrifice”, which is included into the cycle “Kruzhkovschina” (1876-1879) is being analyzed for the first time, since there is no special scientific literature on these works within the Russian or foreign literary studies. The novelty of this research also consists in raising a question of the influence of romantic and gothic prose upon the works of A. A. Dyakov. Such influence is related to the two common to Russian anti-nihilistic literature semantic lines: eschatological and prophetic.


Keywords:

Dyakov, Nezlobin, revolution, gothic novel, clanship, coven, Switzerland, Russia, communism, nihilism

Радикальный взгляд на «нигилистов», «революционеров-социалистов», «народников» и гротеск в их изображении, продемонстрированные Александром Александровичем Дьяковым (1845-1895) в антинигилистической повести «Фатальная жертва» (1876), обусловлены его глубоким разочарованием в представителях так называемого «демократического движения» 1860-1870 гг. Творческая биография А. А. Дьякова не написана. Сведения о нём минимальны. В советских трудах его редкое упоминание сопровождается негативными характеристиками, обвинениями в «реакционности» [11 с 57] и в намеренной «дискредитации революционного движения» [4 с 203]. Но известно, что до 1874 года Дьяков занимался в России революционной пропагандой, затем, опасаясь доноса, покинул страну [4 с 203]. Жил в Цюрихе, Берлине, Праге. Везде поддерживал контакты с русской политической эмиграцией, посещал кружки, встречи в «русских библиотеках» (преимущественно это была молодёжь, находящаяся за границей в образовательных целях (так они заявляли), для посещения университетов в столицах Европы и, прежде всего, в швейцарской Женеве и Цюрихе [8 с 350-351]. В этот период что-то происходит в жизни Дьякова, он порывает с революционерами. «Оно [революционное движение] у нас комично по своему бессилию, по умственной ограниченности» [4 с 203] – пишет Дьяков в то время.

Находясь за границей, он начинает работу над циклом антинигилистических повестей, получивших в последствии общее название – «Кружковщина». Там он изображает разложение нравов, деградацию мысли и пороки, охватившие «кружки» и «коммуны» русских эмигрантов. Произведения «Фатальная жертва» (1876), «В народ!» (1876), «Weltschmerzer» [Мировая боль (с нем.)] (1876) впервые публикуются в журнале М. Н. Каткова «Русский вестник» в № 3, 5, 9 за 1876 год и в № 2 за 1877 год [11 с 3], под псевдонимом А. Незлобин. Позже под этим же псевдонимом повести Дьяковы были изданы двумя сборниками под общим названием «Кружковщина. “Наши лучшие люди – гордость нации”» в 1879 году в Одессе в издательстве П. Цитовича. Сборник включал повесть «Из записок социал-демократа» (1879) и статью «Нигилизм и литературное развитие» (1879). Произведения Дьякова до сих пор тщательно не проанализированы, специальной научной литературы по ним нет.

Ключевой мотив повести «Фатальная жертва» – мотив «нечестивого собрания». Он типичен для литературы романтической и, как правило, связан с образом «ведьмовского шабаша». Именно в этих тонах Дьяков изображает собрания русской революционной эмиграции в швейцарских «кружках» и «коммунах». Сюжет и система мотивов «Фатальной жертвы» близки романтической повести «Киевские ведьмы» (1833) О. М. Сомова, в творчестве которого отразилось сильное влияние готической прозы XVIII-XIX вв. [1 с 377-385] (анализ повести «Киевские ведьмы» показывает, что в ней повторяется типичная для готической прозы характерология, система основных мотивов и сюжетика [6 c 21]. Для антинигилистической литературы типично привлечение элементов поэтики и приёмов готической прозы для апелляции к страхам читателей [5 c 139-144], [6 с 23]. Облик «русской библиотеки» у Дьякова соответствует впечатлениям героя «Киевских ведьм» от увиденного шабаша: «И страх, и смех пронимали его попеременно: так ужасно, так уродливо было сборище на Лысой горе!» [9 с 82].

В «Фатальной жертве», мы видим, как повторяется структура «ведьмовского шабаша». Действие происходит в замкнутом пространстве библиотеки «Русского кружка» в швейцарском городе, обозначенном как «***». Здесь фигурирует мотив «тайного общества» («кружковцами» создаётся атмосфера избранности) и мотив «уединённости», «изолированности». В центре «шабаша» – идол. «Ими [русскими деятелями революционно движения] были заняты все троны идольские, все диктаторские места. Им покланялись <…> им приносили жертвы, их доводили до беззаветного пресыщения, до потери речи, до таинственного мычания и вращения белков. Эти раскормленные боги кружка резко выделялись из толпы. В присутствии поклонников и поклонниц они не сидели, а лежали, мрачно поводили глазами»; «Всклоченные, неряшливо запущенные, поросшие дремучей растительностью, закопчённые табачным дымом» [2 с 58]. Здесь мы наблюдается целый комплекс мотивов, связанных с «нечестивым собранием» («ведьмовским шабашем», «чёрной мессой»). Это и мотив «жертвоприношения», и мотив «поклонения идолу», и «таинственные неразборчивые речи» («заклинания»). Вокруг идола («лжебога») происходит «кружение» пёстрой толпы: «поддёвки, блузы, красные рубахи, косматые гривы, в которых обитали представители всех царств природы, траурные девицы в очках, лоскутья книжек, газет рукописей – всё это мелькало, гомонило, чадило…» [2 с 56]. Также А. А. Дьяков акцентирует внимание на следующих деталях: «кружковые пророки», «густые волны табачного дыма», «чудовищные зубы изумительной белезны».

Если обратиться к повести «Киевские ведьмы» О. М. Сомова как к образцу готико-романтического изображения «шабаша», то мы видим такую же структуру «чёрного действа»: «сидел пребольшой медведь [идол] с двойною обезьяньего мордой, козлиными рогами, змеиным хвостом, ежовою щетиной по всему телу, с руками остова и кошачьими когтями на пальцах. Вокруг него, поодаль от площадки кипел целый базар ведьм, колдунов, упырей, оборотней, леших, водяных, домовых и всяких чуд невиданных и неслыханных <…> дряхлые ведьмы верхом на метлах, лопатах и ухватах чинно и важно, как знатные паньи, танцевали польский с седыми, безобразными колдунами, из которых иной от старости гнулся в дугу, у другого нос перегибался через губы и цеплялся за подбородок, у третьего по краям рта торчали остальные два клыка» [9 с 83-84].

Мотив «нечестивого собрания» у Дьякова оказывается приёмом объединения в одном художественном тексте большинства мировоззренческих и социально-политических аспектов «нигилизма», с которыми традиционно полемизирует антинигилистическая литература. Много в «Фатальной жертве» примеров преследования изменников внутри кружков и организаций: «несогласных они величали шпионами и заносили в особую книжечку» [2 с 59]. Изображая «кружок», Дьяков демонстрирует иерархичность (жёсткую партийность) «нигилистического шабаша», показывает отношение «идолов» к «полезным идиотам», жертвенным «демократам-отщепенцам»: «Их революция привлекает, как единственный источник питания. Их-то больше всего и эксплуатируют, из них-то и готовят «фатальные жертвы», которые шествуют в народ, в тюрьму, на скамью подсудимых, на каторгу», «Эти так и говорят о себе ”Мы – удобрение, мы – навоз!”» [2 с 60]. Здесь мы видим и «взгляд на человека как на «материал» для революционной борьбы», и такие историко-фактические аспекты деятельности нигилистов, революционеров-социалистов как «агитация и пропаганда», «хождение в народ».

Таким образом, мотив «нечестивого собрания», образ шабаша, связаны с мотивом «жертвоприношения». И эта вещь в синтезе со «взглядом на человека как на «материал» для революционной борьбы» в «Фатальной жертве» пересекается с мотивом «жертвенности», при этом в христианской парадигме: «С потолка болтался лоскут красного, – это было «то самое» знамя, с которым «товарищи-работники» пировали «У семи быков», и когда их всех убили проклятые версальцы, тогда один из убитых воскрес и передал клок красного Трутневу, как достойнейшему хранителю революционных традиций» [2 с 92] – так описываются воспоминания Трутнева, «кружковского идола», о событиях Парижской коммуны 1871 года. И христианский мотив «воскрешения» здесь соотносим с готико-романтическим мотивом «явления мертвеца».

Готико-романтический мотив «жертвоприношения» и социально-политический мотив «революционной жертвенности» становятся доминирующими на протяжении развития сюжета повести «Фатальная жертва». А мотив «нечестивого собрания», как базовый, порождает ещё одну готико-романтическую форму, оказывающуюся импульсом развития сюжетного действия повести – это мотив «непрошенного гостя в нечестивом собрании».

Петр Дернов, центральный персонаж повести «Фатальная жертва», приводит в «шабаш», в швейцарский «кружок» русских эмигрантов, свою невесту Ольгу Бровскую. Она следует за женихом с интересом, но ей там не рады, это заметно по взглядам «кружковских барышень». Пётр Дернов давно уже отошёл от «кружковщины», теперь он доцент в российском провинциальном университете. Дернов знакомит Ольгу с «кружковским идолом» Трутневым, которого хорошо и давно знает. Характеристика Трутнева как «идола» и «кружкового деспота», данная Дьяковым, следующая: «Отрицая науку и мораль, он завоёвывал себе право тунеядства. Проповедуя общий труд, он не хотел учиться труду, а примазывался в нахлебники к состоятельным хлыщам и «бабам», строчил на их счёт программы да брошюрочки и этими же брошюрочками их убивал» [2 с 71-72]. Жилище Трутнева автор называет «идольским капищем», оно «грязно, мрачно и пахуче» [2 с 92]. Это типичные «демонические знаки» [10 с 208], если ссылаться на классификацию Н. Н. Старыгиной.

После знакомства Ольги Бровской с Трутневым, по сути, начинается авторская рефлексия над ещё одним аспектом нигилистического мировоззрения, это «отрицание института брака» и проповедь «свободных отношений между мужчиной и женщиной»: «Преуспевая в благонадёжности и предоставляя жёнам разрешать «вопрос» с кем угодно» [2 с 58] – говорится Дьяковым о «кружковцах», отвергших «предрассудки» ограничений института брака. Данный аспект завязан на так называемом «женском вопросе» (женская эмансипация), в котором писатели-антинигилисты заметили «тёмную сторону» – «трудовую и половую эксплуатацию женщины» в нигилистических коммунах, в революционных «кружках» и организациях. Это типичные мотивы для антинигилистической прозы 1860-1880 гг. В ситуации «трудовой и половой эксплуатации» оказалась Нюта Лубянская из романа «Панургово стадо» (1869) В. В. Крестовского, Глафира Акатова из романа «На ножах» (1870-1871) Н. С. Лескова.

Ольга Бровская понравилась в «кружке» Склянцеву (богатому нигилисту, «полезный идиот»). За 5000 франков («на общее дело») Трутнев обещает Склянцеву преподнести ему Бровскую. «Идол» начинает с Ольгой «развивающие беседы». Она заражается «кружковскими идеями» и обращается в нигилисту-революционерку. Помолвка с Дерновым оказывается расстроенной. Трутнев внушает Ольге: «Эксплуатируйте свою красоту. Вы скажете: это разврат… Вздор! Самое честное самопожертвование в пользу дела… Гражданский подвиг, геройство…» [2 с 117]. «Есть дурак, влюбился в вас. Вот и пользуйтесь на общее благо» [2 с 146]. В итоге «кружковая жизнь» становится невыносимой для Ольги, она в отчаянии кончает с собой, стреляется. Также заканчивали многие девицы, оказавшиеся в подобной ситуации: «мученицы коммун, которые топились, стрелялись, отравлялись от «прелести» новых нравственных понятий, господствующих в передовых, развитых, умных кружках» [3 с 30] – вспоминает Дьяков в своей статье «Нигилизм и литературной развитие», наполненной автобиографическими и мемуарными элементами. Так была принесена Ольгой Бровской жертва «на общее дело».

Если обратиться к повести О. М. Сомова «Киевские ведьмы», то мы видим такую же систему мотивов и подобную реализацию сюжета (через мотив «непрошенного гостя в нечестивом собрании»):

Козак Фёдор Блиславка узнаёт, что его жена Картуся и её мать старуха Ланцюжиха – ведьмы. В одну из ночей, когда на Лысой горе собирался шабаш, Фёдору удаётся попасть на «нечестивое собрание». Он следует туда за своей женой. Там Фёдора замечают и предают смерти: Картуся высасывает его кровь по требованию «идола» и «шабаша» (так свершается ритуальное жертвоприношение).

В обоих случаях сюжетное действие заканчивается смертью «непрошенного гостя». Таким образом, ассоциируя «кружки» и «коммуны» нигилистов с «собранием нечисти», А. А. Дьяков, по сути, осуществляет «трансформацию» мотивов (типичных для литературы романтической, готической) для их адаптации к реалистическим условиям актуального социально-политического контекста 1870-ых гг. Такие же процессы, мы наблюдаем и в антинигилистическом романе «Тайны современного Петербурга» (1877) В. П. Мещерского, где было осуществлено цитирование характерологии, сюжетики и системы мотивов готико-романтической повести «Уединённый домик на Васильевском» В. П. Титова и А. С. Пушкина [7 с 128-131]. Активное привлечение писателями-антинигилистами приёмов и элементов романтической и готической прозы соответствует двум типичным смысловым линиями антинигилистической прозы – эсхатологической и профетической: сигнализирование о приближающейся исторической катастрофе.

Библиография
1. Вацуро В. Э. Готический роман в России. М.: НЛО, 2002. 544 с.
2. Дьяков А. А. Фатальная жертва // Кружковщина. Наши лучшие люди – гордость нации. Одесса.: Изд. Н. Цитовича, 1879. Вып. 1-2. 338 с.
3. Дьяков А. А. Нигилизм и литературное развитие // Кружковщина. Наши лучшие люди – гордость нации. Одесса.: Изд. Н. Цитовича, 1879. Вып. 3. 205 с.
4. Дьяков А. А. // Русские писатели. 1800—1917. Биографический словарь: в 7-и т. М.: Большая российская энциклопедия, 1992. Т 2. С. 203-204.
5. Ефимов А. С. Антинигилистический роман и роман готический: к постановке вопроса // Litera. 2019. № 2. С. 137-152.
6. Ефимов А. С. Русский антинигилистический роман 1860-1870 гг. и «готический сюжет» // Филологические науки. Вопросы теории и практики. 2019. № 12. С. 18-22.
7. Ефимов А. С. «Тайны современного Петербурга» В. П. Мещерского и «Уединённый домик на Васильевском» В. П. Титова и А. С. Пушкина // Litera. 2020. № 1. С. 124-134.
8. Корнилов А. А. Курс истории России XIX века. М.: Высшая школа, 1993. 447 с.
9. Сомов О.М. Киевские ведьмы // Белое приведение: Русская готика. – СПб.: Азбука-классика, 2007. 512 с.
10. Старыгина Н. Н. Демонические знаки в антинигилистическом романе как выражение авторской ценностно-мировоззренческой позиции // Проблемы исторической поэтики. 1998. № 5. С. 203-221.
11. Цейтлин А. Г. Сюжетика антинигилистического романа // Литература и марксизм. 1929. Вып. 2. С. 33-74.
12. Цитович Н. От издателя // Кружковщина. Наши лучшие люди – гордость нации. Одесса.: Изд. Н. Цитовича, 1879. 338 с.
References
1. Vatsuro V. E. Goticheskii roman v Rossii. M.: NLO, 2002. 544 s.
2. D'yakov A. A. Fatal'naya zhertva // Kruzhkovshchina. Nashi luchshie lyudi – gordost' natsii. Odessa.: Izd. N. Tsitovicha, 1879. Vyp. 1-2. 338 s.
3. D'yakov A. A. Nigilizm i literaturnoe razvitie // Kruzhkovshchina. Nashi luchshie lyudi – gordost' natsii. Odessa.: Izd. N. Tsitovicha, 1879. Vyp. 3. 205 s.
4. D'yakov A. A. // Russkie pisateli. 1800—1917. Biograficheskii slovar': v 7-i t. M.: Bol'shaya rossiiskaya entsiklopediya, 1992. T 2. S. 203-204.
5. Efimov A. S. Antinigilisticheskii roman i roman goticheskii: k postanovke voprosa // Litera. 2019. № 2. S. 137-152.
6. Efimov A. S. Russkii antinigilisticheskii roman 1860-1870 gg. i «goticheskii syuzhet» // Filologicheskie nauki. Voprosy teorii i praktiki. 2019. № 12. S. 18-22.
7. Efimov A. S. «Tainy sovremennogo Peterburga» V. P. Meshcherskogo i «Uedinennyi domik na Vasil'evskom» V. P. Titova i A. S. Pushkina // Litera. 2020. № 1. S. 124-134.
8. Kornilov A. A. Kurs istorii Rossii XIX veka. M.: Vysshaya shkola, 1993. 447 s.
9. Somov O.M. Kievskie ved'my // Beloe privedenie: Russkaya gotika. – SPb.: Azbuka-klassika, 2007. 512 s.
10. Starygina N. N. Demonicheskie znaki v antinigilisticheskom romane kak vyrazhenie avtorskoi tsennostno-mirovozzrencheskoi pozitsii // Problemy istoricheskoi poetiki. 1998. № 5. S. 203-221.
11. Tseitlin A. G. Syuzhetika antinigilisticheskogo romana // Literatura i marksizm. 1929. Vyp. 2. S. 33-74.
12. Tsitovich N. Ot izdatelya // Kruzhkovshchina. Nashi luchshie lyudi – gordost' natsii. Odessa.: Izd. N. Tsitovicha, 1879. 338 s.

Результаты процедуры рецензирования статьи

В связи с политикой двойного слепого рецензирования личность рецензента не раскрывается.
Со списком рецензентов издательства можно ознакомиться здесь.

Классическое литературоведение является ориентиром для грамотного и объективного анализа художественного текста. Думается, что не стоит злоупотреблять явно альтернативными принципами оценки эстетических реалий. Предмет исследования рецензируемой работы – мотив «нечестивого собрания» в повести А. Незлобина «Фатальная жертва». Бесспорно, что тема работы выбрана сознательно и может быть рассмотрена в рамках научного труда. Литературный процесс XIX века весьма объемно и объективно оценен, но встречается ряд текстов, которые могут быть актуализированы для времени настоящего, в частности это и есть повесть А.А. Дьякова. Автор статьи обозначает в начале своего исследования грани творческой эволюции А.А. Дьякова, определяет некий литературный контекст, оговаривает специфику «Фатальной жертвы» с позиций реализации в художественном тексте сетки мотивов. Как отмечается, ключевой мотив повести «Фатальная жертва» – это мотив «нечестивого собрания». «Он типичен для литературы романтической, связан с образом «ведьмовского шабаша», именно в этих тонах А.А. Дьяков и изображает собрания русской революционной эмиграции». Методология исследования, как уже отмечалось, носит классический тип и может быть соотнесена с форматом сравнительно-типологического характера. Оценка «Фатальной жертвы» в таком русле может иметь место. В статье достаточное количество цитат, отсылок, купюр критической направленности. Заметно, что автор работы концептуально выстраивает свой текст, при этом достаточно правильно ориентирует и потенциального читателя. Основные факторы реализации мотива «нечестивого собрания» обозначены и проанализированы, текст работы достаточно однороден, гипотезы и предположения аргументированы. Статью отличает умение совместить научную новизну и актуальность, в частности это касается беспринципной расстановки эстетических приоритетов А.А. Дьякова. Качество материала доказывается еще и попыткой концептуально посмотреть на повесть «Фатальная жертва» - затронув образный ряд, сюжетику, проблематику и, конечно же, идейно-тематический уровень. Стоит оценить это как максимум научной разверстки/рецепции художественного целого. Автор включает в работу так называемые промежуточные итоги, они ведут/поддерживают общую логику анализа. Основные позиции, высказанные автором убедительны и точны. Потенциальный читатель, думает, получит определенное эмпирическое удовольствие от знакомства с данным материалом. В работе нет фактических неточностей, ошибок филологического уровня. Структура работы полностью соответствует научному формату. Следует также отметить, что текст статьи отличается «интересной» компиляционной манерой – это и литература, и философия, и история, и социология. Смежность, на мой взгляд, делает исследование качественным, фактурным, глубоким, да и читательская аудитория тоже может быть расширена за счет этого. В текст много сопоставлений, в этом и заключается принцип компаративистики: это творчество В. Мещерского, В. Титова и А. Пушкина, О. Сомова, В. Крестовского, Н. Лескова и других. Заметно, что автор не только «зациклен» на традиционной классике, здесь и «литература второго порядка». Содержательный уровень, на мой взгляд, качественен, объективен, верифицирован. Работа имеет полный вид, ее объем достаточен для раскрытия темы, исследовательская цель достигнута. Библиография к тексту включает как классические работы, так и статьи последних лет. Статья Повесть «Фатальная жертва» А.А. Дьякова (А. Незлобина) и мотив «нечестивого собрания» может быть рекомендована к открытой публикации в журнале «Litera».