Эмиграция в США в системе общественно-культурных и социальных процессов в российском зарубежье 1920 – 1940-х гг.

Новосильцева Оксана Викторовна кандидат исторических наук доцент, кафедра истории России средних веков и нового времени, Московский государственный областной университет 105005, Россия, Московская область, г. Москва, ул. Радио, 10а Novosiltseva Oksana Viktorovna PhD in History Docent, the department of Russian Medieval and Modern History, Moscow Region State University 105005, Russia, Moskovskaya oblast', g. Moscow, ul. Radio, 10a onovosiltseva.@inbox.ru Другие публикации этого автора

Введение

История Русской Америки представляет собой одну из наиболее востребованных тем в новейшей историографии российского зарубежья. Научно-теоретическая значимость данной проблематики определяется, с одной стороны, выдающимся значением американского сегмента в системе российских зарубежных диаспор конца XIX – начала XXI веков, с другой – наличием достаточно большого количества еще неизученных или требующих дополнительного рассмотрения аспектов ^[1]. В частности, представляет интерес вопрос о том, какое место занимала эмиграция в США – как идея и как реальный процесс в мире российского зарубежья 1920 – 1940-х гг., формировавшегося изначально в Европе и Дальнем Востоке и затем вследствие вторичных миграций перемещавшегося на другие континенты, включая Северную Америку.

Динамика количественных и качественных характеристик российской североамериканской диаспоры, вопросы этнического и демографического состава социальной и культурно-языковой адаптации в США выходцев из России на различных этапах развития исторического феномена российского зарубежья нашли отражение в трудах А.Б. Ручкина ^[2], Э.Л. Нитобурга ^[3], Е.И. Пивовара ^[4]. Данными авторами, в частности, затрагиваются такие вопросы, как мотивация выбора теми или иными категориями российских эмигрантов США в качестве страны проживания и новой родины, специфика восприятия ими американской политико-правовой системы и образа жизни, особенности внутреннего мира Русской Америки и его связей с другими центрами российского зарубежья. Важными историографическими источниками, отражающими процесс культурного и интеллектуального диалога между сообществами российской эмиграции в странах Старого и Нового Света, являются исследования, посвященные литературной и издательской деятельности российских эмигрантов.

В контексте предпринятого исследования представляют интерес научные труды Н.Н. Болховитинова ^[5], Н.А. Кубанева ^[6] и других авторов, посвященные восприятию Америки в российском обществе XIX – XX вв. Образы Америки в литературном наследии российской эмиграции «первой волны» рассматриваются в данных исследованиях лишь фрагментарно, главным образом, в связи с творчеством Владимира Набокова.

Целью настоящей статьи является изучение специфики миграционного движения из первоначальных центров российского зарубежья «первой волны» в Европе, включая анализ причин, побуждавших российских эмигрантов к выезду в США, и отношение к данному явлению в различных кругах эмигрантской общественности в Европе и других центрах российского зарубежья. В число исследовательских задач входит также рассмотрение влияния фактора Русской Америки на институциональное развитие, общественно-политический и культурный облик зарубежной России в целом.

Хронологические рамки работы определяются становлением институциональной системы российского зарубежья в Европе и на Дальнем Востоке в начале 1920-х гг. и перемещением центра российского зарубежья в США после окончания Второй мировой войны.

Источниковую базу исследования составили документы фондов русского зарубежья в собрании Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ), включающие отчеты и письма представителей общественных организаций российских эмигрантов в США и Канаде 1920 – 1930-х гг., аналогичные документы, опубликованные в сборниках, информационные материалы эмигрантской прессы, публицистические и литературные произведения, посвященные Америке и вопросам эмиграции в США.

Методология работы определяется принципами научной объективности и системности, которые реализуются с использованием метода исторического описания, проблемно-хронологического, сравнительного, предметно-тематического и других специальных методов исторического исследования.

Страна, где «эмигрант пользуется всеми правами члена общества»: Америка в представлениях российской послереволюционной эмиграции

К началу ХХ века в России существовал комплекс представлений об Америке, сформировавшийся преимущественно под влиянием газетной публицистики и художественной литературы, включавшей как произведения отечественных авторов, побывавших или эмигрировавших в США, так и классическую приключенческую литературу – романы Майн Рида и других американских авторов, которыми увлекались российские подростки ^[7]. Обобщенно Америка в глазах россиян представала страной личной свободы и неограниченных деловых возможностей, что способствовало высокой активности трудовой, религиозной и политической эмиграции из Российской империи в США. При высокой общей численности (до 1 млн. человек в год до начала Первой мировой войны) данный поток был разрознен и дискретен и потому не расценивался как самостоятельное общественно или экономически особо значимое явление ^{[8, c.36]}.

Для российской аристократии, многие представители которой постоянно или подолгу проживали за границей, разночинной интеллигенции и студенческой молодежи, включая оппозиционно настроенные круги, центром притяжения традиционно были страны Западной Европы. Развлекательные или деловые, равно как и служебные поездки за океан в силу длительности и дороговизны путешествия оставались уделом достаточно узкого круга лиц.

Тема Америки для российских беженцев послереволюционной волны приобрела новое звучание. В условиях пребывания за границей – в Константинополе или Париже, нередко без всяких средств к существованию и каких-либо реальных перспектив, идея переезда в США становилась привлекательной для многих эмигрантов, которые и не помышляли об этом до событий 1917 г. и своего вынужденного исхода. Однако для большинства российских эмигрантов, особенно в первой половине 1920-х гг., а для многих и на протяжении последующих десятилетий сохранялась надежда на скорое возвращение на родину, которое в случае выезда в Америку существенно осложнялось. В консервативных кругах эмиграции перемещение в США, где облик уже существовавшей диаспоры характеризовался доминированием социал-демократических и анархистских движений либо аполитичностью, слабым интересом к событиям в России, воспринималось как бегство от исполнения общего патриотического долга, проявление эгоистического индивидуализма и нередко осуждалось и в частном общении, и в периодической печати. Тема Америки становилась частью более широких и сложных дискуссий в эмигрантской печати, отражавших разочарование интеллектуальных кругов российского зарубежья в западных идеалах и поиск собственного исторического пути ^[9].

Бывшее командование белых армий, стремившееся к военно-политическому реваншу и предпринимавшее усилия для сохранения в изгнании офицерских кадров, также не было заинтересовано в оттоке эмигрантской молодежи за океан. В этой ситуации тема эмиграции в Америку (как в США и Канаду, так и в страны южноамериканского континента) или Австралию и другие отдаленные регионы мира нередко выступала в качестве своего рода индикатора как общественной позиции будущих русских американцев, так и их морально-психологического настроя.

Возможность эмиграции в США или Канаду для многих беженцев становилась вопросом выживания, перед которым отступали идейные аргументы и личные предпочтения. Наиболее сильно данная тенденция проявилась в российской общине Константинополя, где ситуация была особенно трудной и безысходной, и перемещение из Турции в другие страны так или иначе предстояло подавляющему большинству эмигрантов. При этом, если выезд основной массы бывших военнослужащих белых армий в начале 1920-х гг. в Болгарию, Югославию и некоторые другие европейские страны (а позднее в Парагвай и другие государства Латинской Америки ^[10]) осуществлялся организованными группами, то каждая поездка в США устраивалась в индивидуальном порядке каждым эмигрантом и членами его семьи. В 1922 г. по личной инициативе из Константинополя в Америку смогли выехать около 400 человек, включая 128 женщин и 72 детей (ГАРФ. Ф.6425. Оп.1. Д.20. Л.65-66).

Вопрос о выезде именно в США был популярен в силу информации о лучших возможностях для обустройства в данной стране, а также благодаря деятельности американского Красного Креста (ARC) и других западных гуманитарных организаций, а также Лиги наций и частных благотворителей, содействовавших перемещению российских беженцев в Соединенные Штаты. В 1922–1923 гг., благодаря их совместным усилиям, смогли приобрести билеты на пароходы и получили небольшие подъемные средства для обустройства в США около 500 человек из числа российских беженцев, находившихся в Константинополе, в том числе семьи с детьми (ГАРФ. Ф.6425. Оп.1. Д.19. Л.2об-5об.).

Образ Америки как страны, где можно было начать жизнь с чистого листа и добиться успеха, был особенно привлекателен для тех эмигрантов, которым были близки идеи западного либерализма, но малоинтересна общественно-политическая деятельность в рамках российского зарубежья, для молодежи, разочаровавшейся в белом движении, утратившей корни вследствие гибели родных и близких, для инженеров и ученых, надеявшихся на востребованность своих талантов и знаний в американском обществе. Америка манила тех, кто целенаправленно стремился уйти от безысходного и бессмысленного состояния беженства, которое, по определению одного из работников Комитета по расселению русских беженцев, созданного в начале 1920-х гг. в Константинополе, представляло собой «медленную духовную, моральную и нравственную смерть». Они сознательно выбирали трудную судьбу эмигранта, «желающего своим трудом пробивать свою жизненную дорогу» (ГАРФ. Ф.6425. Оп.1. Д.19. Л.2об, 5об.). Показательно, что согласно сведениям, собранным Комитетом, подавляющее большинство тех, кто желал выехать в США, составляли наиболее социально позитивную прослойку беженской общины, зарабатывая на жизнь своим трудом.

Именно данная категория активных, трудолюбивых, упорно и в большинстве своем успешно утверждавшихся в американском обществе лиц, и определила в последующие десятилетия облик Русской Америки.

«Мы, русские, пришельцы в этой стране…»

Наиболее дальновидным и обладавшим материальными средствами российским эмигрантам удалось «просочиться в значительном количестве» ^{[11, c.43]} в Соединенные Штаты и Канаду еще в 1917-1918 гг., до начала массового исхода беженцев из России. Тем, кто выезжал в последующий период из Константинополя. Европы, Китая и Японии, приходило преодолевать серьезные ограничения, введенные властями США иммиграционным законом 1917 г., законом об анархистах 1918 г., утвержденной в 1921 г. и дополнительно ужесточенной в 1924 г. системе национальных квот на иммиграцию ^{[12, c.154]}. Препятствиями для российских беженцев на пути в США была необходимость соответствовать имущественному цензу, добиваться поручительства или персональных приглашений на работу от американских корпораций, университетов или общественных организаций. Во многих случаях, бывшие подданные Российской империи, родившиеся на территории ставших независимыми после 1917 года стран Балтии. Польши или Финляндии, подпадали под ограничения квот на въезд из данных государств. В результате в течение 1920-х гг. численность прибывавших на территорию США выходцев из России составляла 300 тысяч человек ежегодно, сократившись более чем в три раза по сравнению с дореволюционным периодом, а в 1935 г. въездная квота для уроженцев России и СССР была утверждена в размере 2 172 человек ^{[13, c. 231-233]}. По данным американских авторов, число иммигрантов из России, за период 1918-1945 гг. в общей сложности составило 30-40 тысяч человек ^{[1, c.195; 15, c. 69]}. Очевидно, что по своим количественным показателям сообщество эмигрантов «первой волны» в США было несопоставимо с ее европейским и дальневосточным центрами, даже с учетом того обстоятельства, что в 1930-е – 1940-е гг. многие российские эмигранты въезжали в США уже как граждане Франции, Бельгии, Чехословакии и других государств, не попадая в официальные американские данные об иммиграции из России/СССР. Социальный и демографический состав российской послереволюционной эмиграции в США характеризовался преобладанием интеллигенции, бывших чиновников и предпринимателей, отличаясь от общей картины российского зарубежья 1920 – 1930-х гг. существенно меньшей долей военных (ГАРФ. Ф.5826. Оп. 1. Д.126. Л.323-324).

Российские ученые, прибывавшие в США по приглашениям на конкретные должности, пройдя через трудности адаптации «к условиям абсолютно новой для них системы научной и учебной деятельности – и получив конкретные перспективы… быстро теряли специфический эмигрантский менталитет, а дистанция в океан физически ощутимо разрушала иллюзии возвращения» ^{[16, c.111]}. Среди них были не только получившие всемирную известность изобретатель телевидения В.К. Зворыкин, авиаконструктор И.И. Сикорский, «отец американской механики» С.П. Тимошенко, выдающиеся химики В.Н. Ипатьев и Г.Б. Кистяковский, историк М.А. Ростовцев и другие представители российской интеллектуальной эмиграции «первой волны», но и также десятки инженеров, предпринимателей, деятелей искусства и культуры, внесших свой вклад в развитие американского общества и вместе с тем в историю российского зарубежья ^[17].

Идейную поддержку и пропаганду эмиграции в США вела демократическая пресса русского зарубежья в Европе. В частности, книгоиздатель и публицист А.Е. Рябченко, проживавший в Лондоне, писал: «Взоры русских обращены теперь к американцам… к той стране, плодами культуры и просвещения которой пользуется весь свет, к той стране, которая в экономической жизни европейских государств ныне играет главенствующую роль и которая в данное время обладает наибольшей долей мирового золотого запаса и имеет массу свободных капиталов» (ГАРФ. Ф.5863. Оп.1. Д.45. Л.20).

Российскими общественными организациями в Европе, Китае и непосредственно в Соединенных Штатах предпринимались меры для поддержки эмигрантской молодежи, желавшей переехать в США для получения образования и трудоустройства ^{[18; 19, c.26-29]}. С 1923 г. профессором А.С. Ломшаковым, прибывшим из Праги, велись переговоры с руководством ряда американских университетов и благотворительными организациями о возможности получения русскими студентами приема русских студентов в американские вузы, причем одна из ведущих молодежных организаций российского зарубежья в Европе – Союз русских студентов перенесла из Праги в Нью-Йорк издательство своего журнала «Русский студент» ^{[20, c.16]}.

Для русскоязычной печати в США, особенно для просветительных изданий, адресованных образованным рабочим и молодежи, была характерна пропаганда благодарного чувства к Америке и полемика с поверхностными представлениями об американском обществе как меркантильном и бездуховном. В одной из редакционных статей журнала «Зарница» (Нью-Йорк) говорилось: «Мы, русские, пришельцы в этой стране… Даже те, которые изучили английский язык хорошо, даже те, которые получили хорошее образование на родине, зачастую совершенно не знают Америки, не понимают ее, не видят ее души… Америка велика, могуча и прекрасна» ^{[21, c.17-18]}.

Основная масса эпистолярных и мемуарных источников, отчеты общественных организаций российских эмигрантов в США говорит о трудолюбии и упорстве иммигрантов из России. Другое дело, что далеко не все прибывшие в США в 1920 – 1930-е гг. представители послереволюционного зарубежья, включая молодежь, смогли принять и полюбить американский образ жизни. Значительная часть деятелей российской науки и культуры позитивно воспринимала американские идеалы и культуру, чувствовали себя психологически комфортно в американском обществе. Так, например, выдающийся танцовщик и хореограф Джордж Баланчин всей душой принял Америку, ему «все здесь нравилось – и пристрастие нации к музыке и спорту, и внешний вид моложаво подтянутых, щедрых на улыбку людей, их раскрепощенность и контактность» ^{[22, c.65]}.

Другие эмигранты, особенно в первые годы адаптации в США, ощущали свою внутреннюю чуждость американской жизни. Так, молодой инженер Н. Калужин, работавший в США в середине 1920-х гг. чертежником, был крайне удручен однообразием своего труда и общей атмосферой жизни в Америке: «Лучшие годы свои мне довелось провести в кошмарах гражданской войны, а затем я попал в американский город безумия и порока, Чикаго, где и черчу опостылевшие мне чертежи и планы» ^{[23, c.12]}. Многих российских эмигрантов пугала перспектива «раствориться в общей массе и утратить свою индивидуальность» ^{[24, c.21]}.

Адаптация русских беженцев в США имела ряд существенных отличий от аналогичных процессов в Европе и Китае. Так, прибывавшие в Америку россияне оказывались в абсолютно равных правовых и социальных условиях с другими иммигрантами, прибывавшими из других стран и регионов мира. При этом в ряде европейских государств, российские эмигранты в целом или их отдельные профессиональные и демографические категории (военные – во Франции и Югославии, ученые и студенческая молодежь – в Чехословакии и др.) пользовались поддержкой на государственном уровне, имели общественные и творческие связи, в меньшей степени ощущали языковой барьер. Сложившаяся в дореволюционный период община русского Харбина во многом была, в отличие от североамериканской, островком культуры и быта старой России, что значительно облегчало культурную адаптацию дальневосточной волны.

Наиболее успешные русские американцы оказывали порой весьма значительную поддержку своим соотечественникам. Но в европейских центрах российского зарубежья гуманитарная работа и взаимопомощь во многих случаях были связаны с развитием внутренней жизни эмигрантских сообществ, с общественно-культурной миссией «Россией № 2». В условиях США помощь со стороны уже обустроившихся в Америке русских иммигрантов содействовала, прежде всего, адаптации новичков к американскому образу жизни через участие в научных проектах и коммерческих предприятиях. В то же время, благодаря наиболее крупным подобным проектам сложились самобытные уголки именно Русской Америки, таких, как городок Стратфорд (штат Конненктикут), где с 1929 г. действовала фирма авиаконструктора И.И. Сикорского ^{[25, c.55]}.

Необходимо подчеркнуть, что хотя отъезд в Америку в 1920 – 1930-е гг. и отдалял эмигрантов от ведущих центров общественной жизни зарубежной России, возможность для взаимодействия с ними сохранялась благодаря прессе, русской книге, частной переписке, посещениям Соединенных Штатов ведущими российскими артистами, деятелями культуры, политиками, от Федора Шаляпина и Давида Бурлюка до П.Н. Милюкова. Информационную основу диалога между центрами российского зарубежья в США, европейских странах и Китае, составляли органы периодической печати, обмен которыми осуществлялся в 1920 – 1930-е гг., несмотря ни на какие на организационные и финансовые трудности. Важным институциональным компонентом, объединявшим эмигрантские сообщества в Старом и Новом свете, были офицерские и военно-морские организации – североамериканский отдел Русского Обще-Воинского союза (РОВС), «Кают-компания» в Сан-Франциско и др.

В США действовали, хотя и в меньших масштабах, ключевые элементы общественной инфраструктуры российской эмиграции – корпоративные объединения, просветительные организации, Народный университет, церковные приходы и т.п., значительная часть которых была создана эмигрантами «первой волны», а в 1930 – 1940-е гг. объединяла в ряде случаев представителей различных эмиграционных потоков ^[26].

Прибывавшие в США в связи с событиями Второй мировой войны представители творческой интеллигенции нередко ощущали определенный диссонанс с американской культурой и сложившимся здесь сообществом российских эмигрантов, однако уже в 1930-е гг. здесь начинают формироваться центры культурной жизни, в какой-то степени синтезировавшие черты интеллектуального пространства различных центров зарубежной России, утверждаются привычные для российского зарубежья в Европе мероприятия и праздники (Татьянин день, День русской культуры и др.). Ярким примером продолжения в США дореволюционной, а затем эмигрантской традиции интеллектуальных «толстых журналов» во второй половине ХХ века стали, в частности, «Новый журнал» и «Вестник РСХД».

Выводы

На вопрос, была ли Русская Америка вовлечена в систему «классического» российского зарубежья 1920–1940-х гг. – его социальную динамику, общественную жизнь, межрегиональные культурные связи, следует ответить положительно. Несмотря географическую отдаленность, более быструю и глубокую ассимиляцию иммигрантов и меньшую степень внутренней организации, североамериканские центры играли значимую роль в информационном пространстве российского зарубежья, в формировании миграционных потоков, в апробации новых форм социальной адаптации российских эмигрантов.

Социум российского зарубежья в США 1920 – 1940-х гг. явился сферой утверждения образа российских эмигрантов в международном общественном мнении как трудолюбивых, предприимчивых и талантливых людей, внесших заметный вклад в развитие американской и мировой науки, техники и культуры, а в годы Второй мировой войны – в борьбу с фашизмом.

В значительной степени благодаря российской эмиграции «первой волны» в США, не утратившей своей культурно-языковой самобытности и просветительских традиций, были созданы основы для становления уникального литературного и художественного мира Русской Америки второй половины ХХ века.