Русская кавалерия после Крымской войны: основные сценарии развития

Шапиро Бэлла Львовна кандидат исторических наук доцент, кафедра музеологии, Российский государственный гуманитарный университет 125993, Россия, г. Москва, ул. Миусская Площадь, 6 Shapiro Bella PhD in History Docent, the department of Museology, Russian State University for the Humanities 125993, Russia, g. Moscow, ul. Miusskaya Ploshchad', 6 b.shapiro@mail.ru Другие публикации этого автора

Русская кавалерия после Крымской войны:

основные сценарии развития

Середина XIX столетия стала переломным моментом в русской военной истории. Поражение в Крымской войне (1853–1856), несмотря на, казалось бы, блестящее состояние армии ^[1] и усилия командования, показала кризис русской военной школы. Ему способствовали, прежде всего, социальная и техническая отсталость армии ^[2]. Еще одной очевидной причиной поражения русской армии была непомерная раздутость ее штатов. «Иррегулярные части по штатам военного времени должны были представлять 245 тыс. человек и 180 тыс. коней; фактически в Восточную войну они были мобилизованы в гораздо большем составе и представляли массу в 407 тыс. человек и 369 тыс. коней… При таком изобилии легкой иррегулярной конницы, мы содержали еще свыше 80 тыс. регулярной кавалерии», – сообщал военный историк А.А. Свечин ^{[3, с. 22]}. По уточненным данным, «к началу Крымской войны на службе в армии состояло 110 тыс. кавалеристов, сведенных в 59 полков (12 кирасирских, 11 драгунских, 16 гусарских, 20 уланских)» ^{[4, с. 227–228]}. Численность всей армии, согласно списочному составу войск, к 1 января 1853 г. достигала 1 400 тыс. человек ^{[5, с. 476]}; содержание громадной людской и конской массы было тяжелым финансовым бременем. Как верно отметил исследователь И.В. Давыдов, «огромные человеческие и материальные затраты, связанные с этой войной, перешли все границы допустимого» ^[6].

Повсеместное введение нарезного оружия, утроившего дальность выстрела и увеличившего его меткость, поставило вопрос о современных целях и задачах кавалерии. Высказываются — пока еще одиночные — мнения о том, что роль кавалерии на театре войны окончена ^{[7, с. 38]}. Начинается немедленное сокращение кавалерии. Первые шаги в этом отношении были сделаны еще Николаем I ^{[8, л. 1 – л. 3об.]}, во время царствования которого ее численность колебалась в пределах от 14 до 20 кавалерийских дивизий ^{[3, с. 22]}.

В царствование Александра II сокращение кавалерии началось сразу же после восшествия на престол, не дожидаясь решения вопроса о возможных путях ее развития. Кирасирские полки переформируются в драгунские. По воспоминаниям современников, в те годы «кирасиры со слезами на глазах продавали с аукциона крупных коней чтобы заменить их легкими драгунскими» ^[9]. Поначалу расформировывались целые полки; следующим шагом стало сокращение полковых штатов ^{[10, с. 48]}.

Одновременно со спешной реорганизацией армии началась ее столь же стремительная техническая модернизация, сопряженная с развитием военного дела и военной науки. Армии требовались специалисты в новых областях военно-профессиональной деятельности. Возросли требования к боевой и научной подготовке личного состава, прежде всего, офицерских кадров — одновременно с сокращением их численности. Для кавалерии это означало, что в основе подготовки должны была встать «современность», которой называли твердость посадки, понимание лошади и принципов управления ею; манежная езда должна была остаться в прошлом ^{[11, с. 113]}. «Манеж выучит управлению, лихость же уничтожит», — говорили в те годы ^{[12, с. 78]}.

Очевидно, что требовалась реформа николаевской системы военного образования, преодоление ее косности и рутины. Первые шаги в этой области были сделаны уже во второй половине 1850-х гг. В качестве простого и доступного общеразвивающего средства, способствующего улучшению подготовки личного состава, был назван спорт, прежде всего гимнастика. С конца 1855 г. вводятся вольные и военно-прикладные гимнастические упражнения в гвардейском и гренадерском корпусе, а затем и в остальных воинских частях. Непосредственно для кавалерии были введены упражнения со снарядами: ими были известный с античности «конь» и укороченный конь под названием «козел»; оба использовались для обучения вольтижировке ^{[13, с. 43]}. Стоит отметить, что попытки ввести в военный быт «гимнастические машины» и «деревянные кобылки» были сделаны еще в царствование Николая I, а инициатором распространения гимнастики был вел. кн. Михаил Павлович ^{[14, с. 137]}.

В полках были образованы гимнастические, фехтовальные и вольтижировочные команды (впоследствии слитые воедино), и кроме того, при гвардейском корпусе учреждалась особая фехтовально-вольтижировочная команда для обучения нижних чинов рубке палашами, фланкированию пиками, гимнастике и вольтижировке ^{[11, с. 113]}. Продолжала развитие джигитовка.

В 1857 г. была издана первая русскоязычная «Метода берейторского искусства, основанная на новых началах» — руководство по обучению верховой езде версальского мастера выездки Ф. Боше, написанный им в 1847 г. За следующие 15 лет сам Боше, посвятивший свой труд «всем господам кавалеристам, охотникам до верховой езды» ^[15] приобрел множество почитателей и последователей, его учение, простое и понятное в массах, получило название «бошеризма», а его труд — неофициальное название «Библии бошеризма», десять переизданий, разошедшихся в более чем 40 тыс. экземпляров в переводе, кроме русского, на немецкий, английский, испанский, итальянский и голландский языки. Основная мысль «Методы», гарантировавшая, по словам ее создателя, неизменный успех — сведенная до минимума роли лошади; всаднику и его навыкам отдавалось главное значение.

В 1857 г. были изданы правила испытаний офицерских лошадей по выездке ^{[16, с. 60]}; в следующем – «Иппология для офицера» Кюне ^[17], а еще через год – «Кавалерист и его лошадь» того же автора ^[18].

Начинается формирование военно-иппологических библиотек. В 1861 г. библиотеки пополнились двухтомным «Трудом о коневодстве» Кюне (один экземпляр, в кожаном переплете с золотым тиснением и образом, хранился в «Коллекции русского кавалериста» библиотеки Зимнего дворца) ^{[19, 20]}.

В январе 1862 г. военный министр Д.А. Милютин представил свой известный всеподданнейший доклад, послуживший началом больших реформ. Одним из первых, с 1863 г., началось преобразование николаевской системы военного образования. Основные изменения затрагивали состав учебного плана и распределение дисциплин внутри него; они были согласованы с новыми условиями и требованиями военной службы. Стоит отметить, что Александр II в течение шести лет до восшествия на престол исполнял обязанности главного начальника военно-учебных заведений и хорошо представлял положение дел в этой области ^{[21, л. 1 – л. 2]}.

Пажеский корпус получил сближение организации его специальных классов с организацией военных училищ. Общие классы были реорганизованы по принципу военных гимназий. Аналогичное переустройство получила бывшая Школа гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, которая еще в 1859 г. (по упразднению звания подпрапорщиков) в память своего основателя была переименована в Николаевское училище гвардейских юнкеров. Стоит отметить давнюю связь этих двух учебных заведений: традиционно камер-пажи и пажи, выдержавшие экзамен для производства в офицеры и изъявившие желание служить в кавалерии, на время лагеря прикомандировывались для ознакомления с предстоящей службой к кавалерийским юнкерам ^{[22, с. 93]}. Выпускники Пажеского корпуса и Школы традиционно составляли основу гвардейской кавалерии ^{[11, с. 136]}.

В 1864 г. Николаевское училище гвардейских юнкеров было преобразовано в Николаевское кавалерийское училище (далее — НКУ). В результате изменений оно получило статус специально-кавалерийского, новый штат (утвержден в 1867 г., вместе с Положением об НКУ) и табель. По новому штату училищу полагалось 11 офицерских строевых лошадей, 220 юнкерских с ремонтными (на 200 юнкеров) и 5 трубаческих ^{[23, с. 81–82]}; ^{[23, с. 86]}. Пажам-кандидатам пажеского корпуса было отдано 10 казенных вакансий.

Учебную программу НКУ, после реформ значительно усиленную, составляли науки «сугубые» (общеобразовательные), военные и специально-кавалерийские ^{[24, с. 67]}. В специально-кавалерийскую программу входили верховая езда, учение «пешее по конному» (для практического ознакомления с уставами), теоретическое изучение уставов, теория верховой езды (которая дополнялась основами выездки молодых лошадей), шашечные приемы и рубка с коня, вольтижировка, стрельба в цель, седловка и уборка лошадей, практические занятия в ветеринарном лазарете. Особо стоит отметить углубленное преподавание иппологии, для чего был оборудован иппологический кабинет и приглашен профессор с мировой известностью И.И. Равич ^{[23, с. 9]}; ^{[25, с. 326]}. Еще одной сильной стороной программы было теоретическое и практическое обучение ковке при специальной кузнице НКУ ^{[23, с. 91]}. Также в программе были пеший строй, ружейные приемы (обе дисциплины считались основой молодцеватой выправки, обязательной для кавалериста), фехтование, фланкировка, гимнастика, танцы ^{[23, с. 73–74]}; ^{[23, с. 102–104]}; ^{[25, с. 232]}. В итоге школа полностью удовлетворяла требованиям к подготовке кавалерийского офицера, предлагая прочную базу для последующего развития.

С 1863 г. в кавалерию выпускались из Александровского военного училища ^{[26, с. 38–39]}, чьи юнкера старшего класса занимались манежной верховой ездой раз в неделю. По мере развития военно-специального образования выпуск из непрофильных заведений сокращался. Общим направлением стала узкая профилизация.

В 1865 г. занятия верховой ездой включены в число обязательных в Николаевской академии Генерального штаба. Для контроля была установлена строгая отчетность посещений и периодические смотры, производимые самим начальником академии. Спустя два года, чтобы побудить офицеров к еще более тщательному изучению кавалерийского искусства, было решено применить административные меры: «которые после двухлетнего пребывания в Академии окажутся слабыми в езде по собственному нерадению, не допускать к переводу на службу в генеральный штаб» ^{[27, с. 286–287]}.

В 1865–1869 гг. были открыты кавалерийские военно-учебные заведения на периферии (в Елисаветграде и Твери — кавалерийские юнкерские училища, в Оренбурге и Новочеркасске — казачьи юнкерские училища и казачий отдел в Варшавском юнкерском училище) ^{[28, с. 25]}; ^{[29, с. 217]}. На протяжении всего курса обучения юнкера занимались фронтовым учением, гимнастикой, фехтованием, стрельбой, вольтижировкой и иппологией.

Волна реорганизации дошла и до Образцового кавалерийского полка. С 1860 г. он, будучи сокращенным до одного эскадрона ^{[30, с. 945]}, получил название Образцового кавалерийского эскадрона; с 1863 г. — Учебного кавалерийского эскадрона (далее — УКЭ). Учебная программа была в целом сходна с курсом НКУ; одними из важнейших, могущих принести немалую пользу, считались военно-научная иппология и теория ковки — одно из новых актуальных направлений военной иппологии ^{[12, с. 79-82]}; ^{[31, с. 300]}. Для практического познания этой науки в эскадрон целенаправленно покупались лошади различных заводов и пород; стоит отметить, что отпущенные на их покупку суммы по 185 р. серебром за лошадь намного превышали обычную армейские отпуски, «чтобы лошади были отличных статей и достоинств» ^{[31, с. 299]}.

В 1865 г. был уточнен профиль подготовки в УКЭ: его задачей стала подготовка офицеров и нижних чинов кавалерии в верховой езде, а также практическая и теоретическая подготовка кавалерийских офицеров к должности командира эскадрона и подготовка офицеров-инструкторов и инструкторов нижних чинов, прошедших курс ковки. В 1866 г. к УКЭ было присоединено Елисаветградское кавалерийское училище, откуда были переданы библиотека, учебные пособия и руководства ^{[32, с. 38]}.

Продолжают свое развитие иппологические библиотеки. «Журнал охоты и коннозаводства», публикующий официальные документы по Управлению государственного коннозаводства, а также переводные и оригинальные материалы, в конце 1860-х гг. выходит каждые две недели — в два раза чаще, чем обычно.

На государственном уровне поощряется коннозаводство (а вместе с ним и конская торговля) для нужд армии. Возможным средством преодоления кризиса в кавалерии называется линейная тактика, где одним из требований была еще более высокая скорость кавалерийского наскока ^{[33, с. 178]} а, значит, еще более качественная лошадь.

Одной из мер поддержки коннозаводства и конской торговли становятся всероссийские конские выставки. На первой из них, в 1866 г., Александр II обещал «ездить только на русских лошадях» ^{[34, с. 473]}. Отечественная лошадь вывозится и на всемирные выставки, где дебютирует весьма успешно: так, на Всемирной конской выставке 1867 г. в Париже были представлены 24 лошади из России, в четырех классах: верховые (преимущественно англо-арабские), рысистые (две из них призовые), тяжелоупряжные породы и разное (для заграничной публики наиболее интересными стали донские казачьи лошади, небольшие, полностью отвечающие нуждам иррегулярной кавалерии) ^{[35, с. 250–251]}. По словам Наполеона III, Россия в те годы имела все возможности для того, чтобы стать поставщиком кавалерийской лошади для всей Европы ^{[36, с. 200]}.

Стоит отметить, что в те годы началось распространение нового взгляда на требования, предъявляемые к кавалерийской лошади: нарядному экстерьеру теперь придавалось второстепенное значение, первое место отдавалось силе и выносливости. Предпочтение все чаще отдается степным, особенно донским лошадям ^{[16, с. 57]}.

Для отбора лучших с 1860-х гг. использовался конный спорт, который в этот период в России имел сугубо военно-прикладное значение ^{[13, с. 39]}. Для повышения уровня подготовки юнкеров и офицеров использовались и традиционные конные турниры — карусели, проводившиеся в манеже в зимнее время. Программа каруселей была в это время расширена и включала, в т. ч., и вольтижировку ^{[25, с. 240]}. Часто турниры проходили в Высочайшем присутствии.

Представители дома Романовых поддерживали многие начинания личным примером. Так, активным участником конских скачек был вел. кн. Михаил Николаевич ^{[37, л. 1 – л. 4]}. Трудно переоценить вклад в развитие кавалерии в период ее кризиса вел. кн. Николая Николаевича старшего, генерал-инспектора кавалерии с 1864 г.

Реформы 1870-х гг.представляют развитие идей предыдущего периода, скорректированных военным опытом франко-прусской войны (1870–1871) ^[38], которая, по словам политического деятеля и публициста М.С. Чайковского, «доказала значение хорошей, а главное усовершенствованной конницы» ^{[39, л. 2]}, а также русско-турецкой войны (1877–1878).

Особое внимание уделяется казачьей коннице: так, «совершенным образцом» ^{[33, с. 144]} называет ее известнейший военный теоретик второй половины XIX в. М.И. Драгомиров. «Лучшими и первейшими мастерами конного искусства» назвал донских казаков М.С. Чайковский ^{[39, л. 21об. – л. 23 об.]} в своей записке на пятидесяти листах, поднесенной Александру II в 1873 г. с целью обратить внимание военной элиты на проблемное состояние русской кавалерии. Главная мысль записки — именно кавалерия все еще является главной военной силой, несмотря на прогресс огнестрельного оружия ^{[39, л. 30 – л. 33]}. Однако в своем настоящем состоянии она не может быть ведущим видом вооруженных сил империи.

На волне внимания к казачьей коннице полки в очередной раз переформировываются, теперь уже с присоединением казачьей конницы к регулярным дивизиям. Открываются Ставропольское юнкерское казачье училище (1870) и казачьи отделы при Елисаветградском, Иркутском и Виленском юнкерских училищах (1874–1876).

К этому моменту было признано, что учебные программы специально-кавалерийских заведений оказались слишком обширны, что получило незамедлительную критику, поскольку учебное заведение «… есть прежде всего учреждение специально-военное, а не кузнечная школа и даже не берейторская; следовательно, главная его задача — познакомить офицера с военным искусством, а после уже с ковкой, иппологией и проч.» ^{[12, с. 76]}. Уместно вспомнить, что Д.А. Милютин предостерегал реформаторов системы военного образования от «впадания в энциклопедизм» еще в 1840-х гг. ^{[40, с. 25]}.

Из-за опасения «наплодить коновально-ветеринарных-берейторских школ» ^{[12, с. 72]} учебные курсы кавалерийских школ сокращаются; убирается перегруженность и дублирование. В стремлении «избежать крайностей, ограничиться необходимым, отбросить все, что составляет предмет роскоши» ^{[12, с. 72]} и не соответствует современным тактическим требованиям учебные курсы успешно корректируются.

Научным базисом специально-кавалерийского образования оставалась военная иппология, которая получила свое развитие как комплекс сведений о лошади, дающий наиболее рациональное ее использование. В 1876 г. вышел курс иппологии магистра ветеринарных наук, военного ветеринара Ф.Ф. Фишера, специально рассчитанный на кавалерийские училища ^{[41, с. 3–4]}. Этот труд основывался на двухтомном «Полном курсе иппологии» проф. И.И. Равича, в 1866 г. положившего начало научной иппологической литературе.

Получил свое развитие конный спорт, где состязания имели характер испытаний строевой лошади. В июле 1872 г. состоялась первая четырехверстная скачка (стипль-чез) в Красном селе; к участию допускались только офицеры кавалерии и конной артиллерии ^{[13, с. 91–92]}; ^{[42, с. 200]}. Предъявлялись особые требования и к конскому составу: ими могли быть строевые лошади не моложе 4 лет, рожденные исключительно в России. Здесь же, во время летнего лагеря, проводились скачки нижним чинам на строевых лошадях и состязания на призы в выездке молодых лошадей ^{[11, с. 115]}; ^{[16, с. 60]}.

Введение с 1874 г. всеобщей воинской повинности и усиленный спрос на подготовленных офицеров во время русско-турецкой войны 1877–1878 гг. послужили к еще одному пересмотру системы специально-кавалерийской подготовки. Все сделанное ранее еще раз пересматривается с точки зрения приспособленности к боевым условиям и ценности для армии.

Зимой 1880–1881 гг. были переработаны все кавалерийские уставы (предыдущие были изданы в начале 1860-х гг., затем выпускались только исправления и дополнения; накопившись во множестве, они затрудняли использование ^{[43, с. 356–357]}). Наконец-то было приспособлено к современной дальности ружейного огня расстояние для перехода из одного аллюра в другой при атаке ^{[7, с. 38–40]}. Тогда же Военным министерством было предложено описание стандартов верховой строевой лошади ^[44]. Впервые ставка делается не на английскую, а на отечественную лошадь (развернувшаяся в печати дискуссия по поводу публикации кавалериста, адъютанта вел. кн. Николая Николаевича Старшего и коннозаводчика А.П. Струкова «Чистокровная английская лошадь в строю и в походе, из опыта минувшей войны» (1879) ^{[45, л. 1 – л. 6об]}; ^{[46, с. 235]}.

Вводится новое прикладное средство подготовки всадника и его лошади к бою — конкур-иппик (concours hippique) ^{[13, с. 241]}, хорошо зарекомендовавший себя в Европе и впоследствии получивший олимпийское значение. Начинает работу комиссия по выработке положения об усовершенствовании офицерского кавалерийского образования.

Таким образом, за более чем четверть века царствования Александра II (1855–1881) русская кавалерия претерпела целый ряд реформ, серьезно улучшивших ее состояние.

Поражение в Крымской войне открыло один из самых сложных и тяжелых периодов истории русской кавалерии. Быстрое развитие технической стороны военного дела, переориентация на новую тактику, реформированная система военного образования, усиление материальной и научной базы, появление военной иппологии и военно-прикладных видов конного спорта, спортивного коннозаводства, и, наконец, введение всеобщей воинской повинности делали многое из привычного отжившим и ненужным.

Несомненно, что «ломить неприятеля фронтом» — главного требования к кавалерии в предыдущие времена — в новых условиях было недостаточно для победы. Новыми, обязательными условиями стали рассыпной строй и большая подвижность: «теперь для солдата мало быть молодцом в строю, ему нужно быть таким же молодцом и в одиночку: в рубке, на разведках, скача с донесением или приказанием» ^{[11, с. 113]}. Ориентиром для развития русской кавалерии была названа казачья конница, которая одна была в состоянии «подобно птице перелетной, быстро переноситься с одного места на другое, иногда и за сотню верст в сутки, орлом низвергаться на добычу и поселять страх и смятение там, где ее не ждут» ^{[11, с. 112]}. Старая «манежная» система не могла в полной мере отвечать вызовам нового времени и нуждалась в дальнейшей реорганизации.