Геополитика великой доски вэйци

Кочеров Олег Сергеевич кандидат политических наук младший научный сотрудник, сектор восточных философий, Институт Философии Российской Академии Наук 603064, Россия, Нижегородская область, г. Нижний Новгород, пр. Ленина, 70, кв. 40 Kocherov Oleg Sergeevich PhD in Politics Junior Scientific Associate, the department of Oriental Philosophies, Institute of Philosophy of the Russian Academy of Sciences 603064, Russia, Nizhegorodskaya oblast', g. Nizhnii Novgorod, pr. Lenina, 70, kv. 40 netherdead@yandex.ru Другие публикации этого автора

Статья подготовлена в рамках научной стажировки "Sinological Development Charitable Foundation Summer Program 2017".

Введение

Игры с древнейших времён были тесно связаны с человеческой деятельностью по познанию и осмыслению окружающего мира – «человеческая культура возникает и разворачивается в игре, как игра» ^{[1, с. 19]}. Ядро игрового бытия сформировано ценностями той культуры, в которой эта игра возникла; если ценности, воплощённые в игре, считаются в конкретном обществе чем-то значимым, то игра передаётся следующему поколению, возрастает её престиж и популярность. Таким образом, анализ игр, в которые играет конкретное общество, может показать, какие в нём существуют идеалы, и, соответственно, позволит рассмотреть, как эти ценности проявляют себя в тех или иных сферах жизнедеятельности современного общества – в т.ч. и в его геополитической самоидентификации и внешнеполитической стратегии.

Теория международных отношений систематически взаимодействует с играми, по крайней мере, в двух направлениях. Во-первых, игры представляют собой своеобразный инструмент моделирования и анализа сценариев международной политики. Довольно часто геополитику сравнивают с шахматами; пожалуй, наиболее каноническим примером является «Великая шахматная доска» З. Бжезинского, образец американского мондиализма. Тем не менее, в рамках этого подхода игра зачастую остаётся лишь метафорой, хоть и сообщающей многое о восприятии политическими акторами международных отношений, но не проанализированной в достаточной степени. Во-вторых, теория международных отношений обращается к методам теории игр (в частности, в изучении дилеммы безопасности). Этот подход, однако, зачастую упускает важные аспекты в силу своего акцента на формальных методах.

Представляется целесообразным формализовать первый подход следующим образом: соотнести категориальный аппарат той или иной игры с категориальным аппаратом теории международных отношений, и только после этого проводить исследование стратегического содержания игры и степени его реализации во внешнеполитическом курсе той или иной страны. Такой подход можно обозначить как «политическую философию игры» или «игровую геополитику».

Настоящая работа представляет собой попытку такого анализа на примере китайской игры вэйци (более известной как го), выступающей, по мнению автора, одним из философско-культурных оснований китайской геополитики.

Игра вэйци: правила и историко-культурный контекст

Вэйци – древнекитайская интеллектуальная игра, постепенно получившая популярность и в других странах Азии (прежде всего Японии, где она известна под названием «го», и Корее, где её называют «бадук»). В течение многих веков игра была любимым времяпрепровождением восточноазиатской политической элиты, а затем была популяризирована среди широких слоёв населения. В XX в. игра распространяется по всему миру, в том числе и в СССР. Автор статьи – практикующий игрок в вэйци, кандидат в мастера спорта, призёр многих российских и международных соревнований – общался со многими игроками «конфуцианского культурного ареала», изучая влияние вэйци на разнообразные аспекты жизнедеятельности их стран.

Правила игры вэйци по большей части весьма просты. В вэйци играют два игрока, каждый из которых обладает набором «камней» (игровых фишек) одного из двух цветов: чёрного или белого. ­­

Игроки поочерёдно ставят камни на «доску» – игровое поле, расчерченное сеткой; при этом камни ставятся не в квадраты, а в их углы на пересечения линий. Камни противника можно окружать своими фишками; если удастся окружить камень с четырёх сторон, он снимается с доски и считается пленным. Основная цель игры состоит в окружении своими фишками максимально возможной части игрового пространства. Однако, несмотря на кажущуюся простоту, вэйци обладает значительными стратегической глубиной и тактическим многообразием^[1].

Актуальность анализа вэйци как аналоговой модели китайской геополитической картины мира заключается, с одной стороны, в увеличении удельного веса КНР на мировой арене и осмысления Пекином западной теории международных отношений (ТМО), происходящего в рамках становления китайской школы международных отношений и с опорой на китайскую культурно-философскую традицию; с другой стороны – в тенденции к игрофикации современных социальных процессов, играющей важную роль как в их актуализации, так и их осмыслении. В изучении китайской геополитики и стратегической культуры едва ли стоит ограничиваться лишь традиционными источниками в виде философских и военных трактатов, ведь игра представляет собой принятие стратегических решений в определённом геокультурном пространстве. Учитывая, что Китай едва ли согласится с выдвинутыми Западом моделями мироустройства, представляется весьма целесообразным рассмотреть, какие альтернативы он может предложить и какими путями может добиваться их претворения в жизнь.

Вэйци возникает в китайской культуре уже во времена династии Чжоу (XI-III вв. до н.э.).Согласно одному из мифов, вэйци была изобретена императором Яо для того, чтобы наставить на верный путь своего сына Даньчжу ^{[2, с. 256]}. На протяжении веков вэйци будет оставаться игрой знати в Китае, всё теснее соприкасаясь со сферой политики.

В рядах любителей вэйци, применявших её стратегию в реальной жизни, первый император династии Хань Лю Бан (256-195), поэт и политик Ван Цань (177-217), полководец Сунь Цэ (175-200), военачальники эпохи Троецарствия (220-280) Лу Сюнь, Гуань Юй и Цао Цао (равно как и его сыновья), император династии Цзинь У-ди (236-290) и цинский политический деятель Цзэн Гофань (1811-1872).

В мае 1938 г. в работе «О затяжной войне» Мао Цзэдун использовал вэйци для описания видов окружения и контрокружения ^{[3, с. 85]}. Ещё одним известным игроком был маршал Чэнь И, в 1960-е гг. проводивший политику нормализации отношений с Японией, в дальнейшем получившую название «дипломатия вэйци» (вэйци вайцзяо).

Значительный интерес к игре проявляет и нынешний китайский руководитель Си Цзиньпин: в 2014 г. в ходе визита в Пекинский университет он наблюдал за партией двух студентов и, отметив агрессивную манеру игры одного из них, заявил, что китайские дипломаты явно могли бы кое-чему поучиться у него ^[4]. А близкий друг Си, китайский профессиональный игрок Не Вэйпин, утверждает, что китайский генсек очень рано изучил правила этой игры ^{[5, p. 112]}.

Геополитические категории вэйци

Первые попытки использовать вэйци в качестве аналоговой модели геополитики были предприняты американским социологом С. Бурманом в работе «О затяжной игре: вэйци как интерпретация маоистской революционной стратегии» ^[6]. Бурман представил Китай времён Гражданской войны (1927-1950) в качестве ряда граничащих друг с другом досок вэйци, соотносящихся либо с конкретными участками театра военных действий (географическая доска), либо с населением этих территорий (социально-политическая доска). На географических досках вэйци центр соответствует крупным городам, а края – небольшим поселениям; на социально-политических же досках линии представляют собой классовое деление общества – от элиты в центре до крестьянства на периферии.

Главной причиной успеха Коммунистической партии Китая, согласно Бурману, стало то, что Мао делал ставку на стороны игрового поля, в то время как Гоминьдан считал наиболее важным контроль над центром. Бурман также выделил три аспекта маоистской стратегии вэйци, которые КНР применяла в 1960-е гг. в своей геополитической игре: пожертвование малоприбыльными областями во благо развития в более перспективных частях доски; максимальное рассредоточение сил на политической арене и «тактическая концентрация ресурсов в тактически решающий момент» ^{[6, p. 171]}; любой конфликт рассматривается Пекином в виде сменяющих друг друга стадий изоляции и разделения, окружения и уничтожения.

Вэйци используют и другие исследователи в анализе китайского подхода к международным отношениям. Так, Г. Киссинджер отмечает стремление Китая не допустить собственного окружения силами геополитических противников которое неоднократно связывает со стратегией вэйци Мао Цзэдуна ^{[7, с. 369]}. Д. Лай, эксперт Института стратегических исследований армии США, анализирует взаимоотношения КНР и США в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР) с точки зрения теории передачи власти и применяет инструментарий вэйци для описания китайских геополитических намерений ^[8]. Российский историк А. И. Фурсов отмечает, что «КНР стремится закрепиться в разных точках планеты, окружая, по сути, противника, съедая его, сокращая его пространство (принцип китайской игры вэйци)» ^{[9, с. 249]}.

Анализу стратегии Китая в Южно-Китайском море посвящены работы эксперта американского Азиатско-тихоокеанского центра исследований вопросов безопасности А. Вувинга ^[10] и китайского генерал-майора Чжана Цзяньгана; последний утверждает, что «при поиске стратегии для разрешения конфликта в Южно-Китайском море можно прибегнуть к мудрости вэйци» ^{[11, p. 40]}. Его коллега Линь Цзяньчао заявляет, что «изначальная форма вэйци – военная игра, имитация интеллектуального инструментария, применяемого в войне» ^{[12, p. 41]}, а затем рассматривает стратегию Си Цзиньпина с точки зрения вэйци. П. Р. Сингх, аналитик индийского Центра исследований воздушной мощи, использует вэйци для анализа действий Китая в Индийском океане ^[13].

В ряде работ анализируются смежные с геополитикой области применения вэйци. Ма Сяочунь, профессиональный игрок в вэйци, исследует приложение знаменитых 36 стратагем^[2] – к вэйци ^[14]. Американский майор К .Куниюки использует игру для исследования того, как на практике применялись 5 элементов^[3], сформулированных в военных трактатах ^[15]. Д. Лай применяет вэйци для объяснения концепции «ши» Сунь-цзы в китайской внешней политике^{[4] [16]}.

В целом же, вэйци остаётся на периферии китаеведения, что объясняется прежде всего определёнными трудностями в освоении игрового инструментария. Большинство исследователей знакомы с игрой лишь на поверхностном уровне, что, естественно, лишает их возможности проанализировать то, насколько глубоко принципы вэйци укоренены в китайской стратегической культуре. Ещё одна проблема заключается в том, что китайская школа международных отношений находится в процессе своего становления и активного поиска идентичности, что в определённой мере ограничивает список методов, применяемых её представителями.

В то же время в кругах китайских политических аналитиков уже отмечается интерес к вэйци: к игре обращается один из крупнейших в Китае экспертов в области международных отношений и геополитики Чжунци Пань, который исследует связь между вэйци и китайской концепцией гуаньси (социального капитала) как китайской модели мировидения и с их помощью объясняет китайский внешнеполитический курс ^[17].

Весьма характерно, что в своей работе Чжунци отмечает схожесть гуаньси и вэйци с идеями Фэй Сяотуна, виднейшего китайского социолога, стоящего у истоков китайской школы геополитики. Фэй отмечает разницу между западным обществом, структуру которого описывает термином туаньти гэцзю (российским специалистом в области китайской геополитики Е. Грачиковым переводится как «организационная модель ассоциаций» ^{[18, с. 77]}), и китайским часю гэцзю («ассоциации различных типов» ^{[18, c. 76]}): если первая подобна пучку аккуратно сложенных соломинок, то вторая напоминает круги на поверхности воды от брошенного камня, а точнее, конфигурацию таких кругов ^[19].

С геополитической точки зрения, вэйци представляет собой противостояние между игроками: геополитическими субъектами на игровой доске – геопространством игрового мира. Камни, выставляемые на доску целесообразно рассматривать как ресурс, который игрок использует для реализации своей геостратегии, конечной целью которой является выигрыш в виде некоторого количества очков – реализация геополитического интереса.

Доска вэйци обладает своим геополитическим ландшафтом. Во-первых, у доски есть геополитические регионы: углы, стороны и центр, различающиеся по своей стратегической ценности. Во-вторых, на доске есть ряд пунктов, обладающих особой важностью при разработке тактики в начале партии и традиционно захватываемых в первую очередь. В-третьих, спецификой обладают и некоторые линии, также имеющие названия.

Так, первая линия (с края доски) называется «линией смерти», поскольку камни, поставленные там, практически не имеют пространства для маневрирования. Вторая линия – «линия бегства» или «линия поражения». Камни, выставленные на вторую линию, не смогут оградить значительную территорию, а для их выживания необходимо потратить немало ресурсов. Третья линия – «линия жизни» или «линия территории» и четвёртая линия – «линия победы» – используются для развития начальных баз в партии; при этом третья линия ориентирована на закрепление территории, а четвёртая на создание сферы влияния.

Сами построения на доске вэйци в силу географии игрового пространства и взаимоотношения друг с другом также имеют ряд характеристик. Игроки говорят о «хорошей форме», способствующей достижению стратегических задач, и о «плохой форме» – неэффективном построении, использующем слишком много ресурсов и при этом не реализующих никаких целей. С понятием формы тесно связана одна из важнейших стратегических концепций вэйци – ювэй, в рамках геополитики её можно соотнести с внутренней угрозой безопасности или внутренней слабостью.

Территория и влияние являются одними из важнейших категорий вэйци. Они соотносятся с геополитическими категориями государственной территории и геополя. Российский политолог К. В. Плешаков разработал классификацию геополитических полей ^[20], все разновидности которых можно найти и в вэйци. В качестве примера можно рассмотреть партию на рис. 1.

Рис. 1. Геополя игроков.

Первые 24 хода уже обозначили стратегические намерения игроков и основные геополитические поля. Чёрные контролируют верхнюю сторону доски, половину левой стороны, а также владеют геополитической опорной точкой (четырьмя камнями) на нижней стороне. Белые занимают левый нижний угол и правую сторону. Эти владения игроков представляют собой эндемические поля.

Два чёрных камня на левой стороне (D16 и C10) находятся в отдалении от основных сил и относительно слабы. Чёрный камень С10 находится в непосредственной близости к концентрации белых камней и может быть довольно быстро окружён ими. Таким образом, пространство между двумя чёрными камнями на левой стороне представляет собой пограничное поле.

Пограничная территория чёрных может быть укреплена ходами в A или B, но чёрные могут решить сыграть в пункт C для того, чтобы усилить свою опорную точку, обеспечить более надёжное сообщение с верхней частью доски, а также оказать давление на белый камень H3, который, в свою очередь, очерчивает пограничное поле белых. В то же время чёрным не следует забывать о том, что белые в любой момент могут вторгнуться в зону их влияния в верхнем углу, сыграв, например, в один из пунктов B, D, E, F, что превратит это поле в перекрёстное. Таким образом, игрокам необходимо соблюдать разумный баланс между внутренней безопасностью и экспансией.

Центральная часть доски ещё не разыграна; по всей вероятности, именно её раздел определит победителя партии, поэтому фокус геополитического соперничества постепенно смещается в центральный геополитический регион. Его можно соотнести с метаполем. Владения, обретённые в ходе раздела метаполя, в сумме с сохранёнными эндемическими владениями игрока будут составлять тотальное поле, которое в конце игры превратится в территорию (см. рис. 2).

Как можно отметить, границы в вэйци на протяжении практически всей игры довольно эфемерны, что соответствует китайским геополитическим представлениям о границе не как о линии раздела между государствами, а как о «водоразделе между государством и некоей промежуточной зоной, между собственной территорией и всем остальным, неконтролируемым пространством» ^{[18, с. 109]}.

Рис. 2. Территории игроков в конце игры (отмечены крестиками).

Насколько геопространство доски вэйци может соотноситься с геополитической картой мира?

Вэйци можно применять для анализа ситуации на разных уровнях: государственном (например, при анализе стратегии Китая по развитию своих восточных территорий и возведению городов-призраков), межгосударственном, региональном (пример такой партии между США и Китаем представлен в работе Д. Лая ^{[8, p. 14]}), континентальном и глобальном. В последнем случае, однако, такое соотношение будет ограничено естественными рамками пространства вэйци – границами доски. Эту проблему можно было бы решить созданием экспериментальной доски вэйци, замыкающейся в самой себе подобно земному шару. Однако в настоящей работе рассматривается именно традиционная доска вэйци, пространство которой рассматривается как некая абстракция, обладающая потенциальной многоуровневостью.

Геостратегия великой доски вэйци

При анализе того, насколько значимы принципы вэйци для китайской внешнеполитической стратегии, необходимоследует говорить о двух уровнях рассматриваемых принципов: тактическом и стратегическом. К первой группе относятся стандартизированные последовательности и распространённые модели взаимодействия групп.

Одной из таких моделей является позиция гунхо, при которой враждебные группы находятся в таком положении, что нападение одной группы на другую приведёт к немедленному уничтожению агрессора. Таким образом, самое разумное решение для каждой из сторон – сохранять статус-кво в этой части игрового пространства.

Если рассматривать позицию гунхо в «ядерном» контексте, то она постулирует следующее: сторона, наносящая ядерный удар, будет гарантированно уничтожена; сторона, по которой наносится первый удар, лишь только выигрывает от такого положения дел. В связи с этим нельзя не вспомнить заявления Мао Цзэдуна о том, что «теми немногими атомными бомбами, что есть у США, не уничтожить китайцев» ^{[21, с. 178]}.

Тем не менее, едва ли стоит рассматривать гунхо в контексте ядерной угрозы биполярного мира. Ведь эта позиция предполагает сохранение жизненного пространства, достаточного для обеих групп, некий договорный симбиоз (сам термин «гунхо» дословно переводится как «общая жизнь»).

Вполне возможно, что КНР рассматривает Тайваньский вопрос в качестве положения гунхо. Едва ли Пекин в ближайшем будущем рискнёт применить силу для возвращения Формозы: такой шаг грозит как масштабным конфликтом с США, так и крахом проекта «Один пояс и один путь». Китайская Республика в свою очередь также едва ли заинтересована в столь самоубийственном шаге, как объявление независимости.

Наиболее благоприятной для сторон стратегией становится консервация политических разногласий в рамках гунхо при сохранении и развитии экономического и культурного сотрудничества и поиске компромисса. Эту политику, выраженную в формуле Дэна Сяопина «гэчжи чжэнъи, гунтун кайфа» (отложить разногласия во имя совместного развития), проводили Цзян Цзэминь (у власти с 1993 по 2003) и Ху Цзиньтао (2003-2013),что позволило разрешить 17 из 23 территориальных конфликтов КНР с её соседями ^[22].

Тем не менее, американский фактор значительно осложняет ситуацию и зачастую приводит к эскалации конфликта. Из-за неосторожных действий США в регионе обычное положение гунхо превращается в гораздо более сложную позицию «гунхо с двойным цзе» (цзе означает позиционную борьбу за взятие камня) - дилемму безопасности на доске вэйци. В такой ситуации две группы могут бесконечно обмениваться угрозами: усиление одной из них незамедлительно будет парировано соответствующим усилением другой.

США, однако, продолжают нагнетать обстановку, вновь и вновь захватывая стоящие в цзе камни, что, в свою очередь, ведёт к ответу со стороны Пекина. КНР не может не рассматривать расширение присутствия Вашингтона в Восточной Азии как попытку сдержать развитие китайского дракона и разработать локальную архитектуру безопасности именно на американских условиях.

США не учитывают того, что вэйци является общим наследием для восточноазиатских стран (игра распространялась в конфуцианском культурном ареале начиная с VI в.), и пытаются создать механизм безопасности на доске вэйци без учёта её геополитического и геокультурного ландшафта. По всей вероятности, для стабилизации региональных конфликтов Вашингтону следовало бы тщательнее изучить специфику позиции гунхо.

Стратегический уровень вэйци ещё более сложен для анализа, что обусловлено характером самой игры: позиция вечно изменяется, смещаются стратегические локусы, применяются самые разнообразные тактики для достижения далеко не всегда очевидных целей. Можно сказать, что стратегическая суть вэйци состоит в создании в игровом пространстве при минимальном расходе ресурсов такой конфигурации своих камней, которая оказывает влияние на максимально возможную часть доски, обладает гибкостью, многофункциональностью и многовекторностью, задаёт направление развития игры и ориентирована на максимизацию долгосрочной прибыли.

С точки зрения вэйци, в стратегическом плане необходимо сначала прочно обосноваться на стороне доски перед тем, как пытаться повлиять на ее центральную часть. На евразийской доске наиважнейшим геостратегическим регионом является Римленд – прибрежные регионы; КНР занимает значительную часть на правой стороне, что позволяет Пекину проецировать влияние на Хартленд, центральную часть Евразии.

Правые верхний и нижний углы евразийской доски(российский Дальний Восток и Юго-Восточная Азия, соответственно) не заняты Китаем; тем не менее, Россия, один из наиболее важных партнёров Китая, надёжно прикрывает китайские построения с одного из флангов; в правом нижнем углу КНР также имеет оплот в лице дружественных ей государств: Пакистана, Мьянмы, в определённой мере Филиппин. Тем не менее, построения Китая, и в китайском «подбрюшье» расположена американская геополитическая опорная точка – военные базы США в Японии и Корее.

Американские «кольца анаконды» представляют собой довольно плотное построение, по сути, окружающее китайского «дракона». Именно поэтому для Китая столь важно одержать победу в территориальных спорах с Японией и странами Юго-Восточной Азии. А. Вувинг отмечает, что курс Пекина в Южно-Китайском море схож со стратегией вэйци: КНР избегает прямых вооружённых столкновений, стремится быстро и незаметно захватить ключевые стратегические точки в море и превратить эти точки в логистические узлы и центры проекции силы ^[10].

Захват и удержание инициативы (сяньшоу) – одно из важнейших условий для получения долгосрочной прибыли в партии вэйци. Инициатива в вэйци проявляется не столько в возможности первым нанести удар по сопернику, сколько в создании и поддержании такой конфигурации, выгодной для одного из игроков, которая имманентно диктует вектор развития игры.

На геополитической доске это проявляется, как отмечает Янь Сюэтон, в смене курса КНР с завета Дэна Сяопина «тао гуан ян хуэй» (выжидать в тени) на концепцию Си Цзиньпина «фэньфа ювэй» (стремиться к достижениям) ^[23]. В то время как США возвращаются к политике изоляционизма для того, чтобы разобраться с внутренними проблемами, Китай заполняет вакуум, образующийся после ухода Вашингтона из ряда регионов (например, после выхода США из Транстихоокеанского партнёрства), и определяет, каким будет стратегический ландшафт того или иного региона. При этом он действует не в духе американского либерально-демократического мессианства, а в форме деловых партнёрских отношений.

Китай ставит свои камни в разные пункты геополитического пространства, очерчивая своё присутствие с помощью ряда средств: инвестиций и торговых соглашений, военных баз, средств «мягкой силы» в лице Институтов Конфуция и членов китайских общин хуацяо. Прежде всего, такими пунктами являются важные геостратегические точки, о чем свидетельствует, например, деятельность Китая по созданию Никарагуанского канала.

Конечно, смогут принести пользу не все камни, поставленные КНР на доску – некоторыми из них приходится жертвовать даже несмотря на то, что на реализацию этих идей были затрачены определённые ресурсы. Тем не менее, даже отданные камни обладают определённым потенциалом, который в дальнейшем может быть использован Пекином. Таким образом, Китай создаёт условия для максимизации прибыли в каждом регионе геодоски при избегании прямого противостояния с другими сильными игроками.

Более того, создаваемая Китаем конфигурация очерчивает сферу влияния (моян). Наиболее очевидным её примером становится Центральная Азия – регион, который является ключевым для китайской концепции Нового шёлкового пути. Ещё одной сферой влияния может стать северная часть Индийского океана – китайская «нить жемчуга», созданная в целях обеспечения китайской энергетической безопасности, по своей сути, является цепью камней, окружающей главного соперника КНР в регионе – Индию. Логическим продолжением создания сферы влияния в Индийском океане станет закрепление Китая на берегах Восточной Африки.

Наконец, один из самых важных аспектов геополитической стратегии Китая состоит в том, что в своей политике он ориентируется на поиск шоуцзинь – многоцелевых стратегических ходов. Китайское присутствие в Афганистане, в какой бы форме оно ни проявилось, является таким многоцелевым ходом, поскольку нацеливается на решение множества задач: развития Синьцзяна; борьбы с сепаратизмом, исламским радикализмом и терроризмом, наркоторговлей как на своих восточных территориях, так и на территории Пакистана; обеспечения архитектуры безопасности на всём пространстве центральноазиатского региона; расширения возможностей по экономическому сотрудничеству со странами Центральной Азии и Ближнего Востока; диверсификации маршрутов Нового шёлкового пути; обеспечения энергетической безопасности.

Достижение идеальной конфигурации на Великой доске вэйци будет во многом обусловлено тем, насколько Китаю удастся устранить свои внутренние слабости – ювэй. Эти слабости создаются дефектами в самой форме китайских построений – нерешёнными проблемами с Тайванем, сепаратизмом в Синьцзяне и Тибете, стремлением Гонконга добиться большей автономности. Сюда же можно отнести и социальные проблемы Китая – значительное социальное расслоение, неразвитость сельских территорий, коррупция, загрязнение окружающей среды. Поэтому на текущей стадии Великой партии вэйци Китай будет стремиться искать такие шоуцзинь, которые смогут устранить эти дефекты.

Заключение

Безусловно, вейци, как и любая другая аналоговая модель, обладает своими ограничениями при репрезентации оригинала – геополитической карты мира. Это, однако, не означает, что тактические приёмы, разработанные в вэйци, не могут быть перенесены на современные международные отношения в контексте китайской геополитической стратегии.

Поскольку вэйци является частью общего культурного восточноазиатского наследия, её изучение будет полезно как для анализа стратегий Китая, Кореи и Японии, так и для моделирования отношений в восточноазиатском треугольнике. Вполне возможно, что именно при помощи триалога на доске вэйци КНР, Корея и Япония смогут разрубить гордиев узел, созданный горьким опытом исторического взаимодействия этих стран и напряжённым геополитическим настоящим, и разработать новый вариант Великой восточноазиатской сферы сопроцветания на основе взаимовыгодного уважения и партнёрства.

^[1] Подробнее о правилах игры см.: «Нихон Киин». Го – самая пленительная игра в мире / пер. с яп. Тадаси Хисано. Киев: Украинская федерация Го, 2001. 179 с.

^[2] Китайские военно-тактические приёмы, изложенные в трактате, датировка которого проблематична (прим. авт.).

^[3] Добродетель, прогнозирование, дислокация, адаптируемость, стратегическое преимущество (прим. авт.).

^[4] Один из важнейших аспектов ши – идея о чжэн, «правильном бое», и ци, «манёвре». Другие слагаемые ши – концентрация силы для сокрушающей атаки, создание благоприятной ситуации для достижения политических задач и, наконец, захват и удержание инициативы. Лай отмечает, что искусство ши может быть познано при помощи вэйци, в которой любой ход может изменить баланс сил на доске, и нет явной фронтовой линии, поскольку нападение и оборона относительны (прим. авт.).