В.И. Ульянов (Ленин) о влиянии идей Э. Бернштейна на дальнейшее развитие марксизма на рубеже XIX – XX вв. (историографический аспект)

Распопов Степан Сергеевич не работает временно 625008, Россия, Тюменская область, г. Тюмень, ул. Инженерная, 20 Raspopov Stepan Sergeevich PhD Candidate, Department of History, Art History and Museology, Tyumen State Institute of Culture 625008, Russia, Tyumenskaya oblast', g. Tyumen', ul. Inzhenernaya, 20 _Rstepan_@mail.ru

Формирование политических взглядов известного революционера В.И. Ульянова (Ленина) происходило под влиянием крупных деятелей германской социал-демократии, таких как А. Бебель, В. Либкнехт, К. Каутский и другие. Особняком в этой плеяде стоит Э. Бернштейн. У В.И. Ульянова был неоднозначный взгляд на его идеи. До 1896 г. он не выделял Э. Бернштейна из числа других теоретиков марксизма, но после начала публикации серии статей «Проблемы социализма», посвященной пересмотру некоторых положений социально-экономической теории К. Маркса. В.И. Ульянов по причине принципиальных разногласий с новыми идеями Э. Бернштейна, вступил в дискуссию с ним, хоть и в заочном формате, но от этого критика не становилась менее острой в адрес Э. Бернштейна. Полемика с бернштейнианцами и их российскими соратниками легальными марксистами (экономистами как их называл сам В.И. Ульянов) была излюбленной темой в публицистических произведениях революционера. И как замечает И.П. Татаринцева, он был самым ревностным критиком бернштейнианства ^{[43, С. 156]}.

В современной научной литературе имеется определенный интерес и актуальность к теме биографии и творчества Э. Бернштейна. Видный историк философии Т.И. Ойзерман в последние десятилетия своего творчества посвятил исследованию роли ревизионизма марксисткой теории и практики, им были написаны такие объемные монографии как «Возникновение марксизма»^[39] и «Оправдание ревизионизма»^[40]. Интерес представляет статья молодой исследовательницы из Воронежа И.П. Татаринцевой «Эдуард Бернштейн у истоков европейской социал-демократии» благодаря её размышлениям о роли неокантианства в формировании идей Э. Бернштейна. Нельзя обойти вниманием и статью М.В. Стрельца и О.Г. Радьковой «Эдуард Бернштейн как идеолог и политик» за анализ понятия «диктатура пролетариата» у Э. Бернштейна.

Характерная черта статей В.И. Ульянова в дискуссии о бернштейнианстве, состоит в том, что практически все они имеют яркую полемическую окраску, зачастую жестко и саркастически критикую тех или иных деятелей партии СДПГ. К сожалению, именно они стали основой для построения концепций советских историков, ввиду идеологического контроля со стороны коммунистической партии. И это усугубилось тем, что В.И. Ульянов (Ленин) в разное время высказывал разные суждения, иногда и диаметрально противоположные, вследствие этого историкам приходилось выбирать те высказывания, которые больше подходили под ту или иную концепцию исследователя.

Основными темами дискуссий В.И. Ульянова с бернштейнианцами были следующие: пересмотр экономической теории марксизма, пересмотр философских основ марксизма, вопросы тактики и стратегии реформистской политики социал-демократов.

В.И. Ульянов посветил критике идей Э. Бернштейна не так много материалов как Г.В. Плеханов, но они ничем не уступали в эмоциональности работам последнего. Хотя В.И. Ульянов не был самым выдающимся философом, он искренне старался опровергнуть в философском плане бернштейнианство, но и в экономических и политологических аспектах он тоже активно критиковал. В экономических вопросах В.И. Ульянов был ортодоксальным марксистом, полностью отрицая противоречивость марксовой экономической теории, и не обращал никакого внимания на её критику со стороны Австрийской экономической школы. В «Развитии капитализма в России» В.И. Ульянов негативно и грубо отзывается об экономических взглядах Э. Бернштейна: ««противоречие» имеется лишь между претензиями Бернштейна, с одной стороны, и его бессмысленным эклектизмом и нежеланием вдуматься в теорию Маркса»^{[31, С. 47]}.

В самих экономических воззрениях В.И. Ульянов оставался непреклонным ортодоксальным последователем К. Маркса, невзирая на всю критику со стороны различных экономистов начиная с 1890-ых гг. Но как бы В.И. Ульянов не утверждал что: «русские споры являются лишь отзвуком немецких»^{[21, С. 636]}, он не описал этим все особенности российской ситуации. Для российских социал-демократов это были споры, которые размежевали их с легальными марксистами, такими как П.Б. Струве. Они для В.И. Ульянова были предателями потому что «спасовали перед буржуазной наукой», и вообще призывали к менее радикальным и более открытым действиям, нежели те которые предполагала логика работы в социалистических кружках. В.И. Ульянов пишет в «Насущных задачах нашего движения», что появление экономического направления (т.е. легальных марксистов) связанно с тремя причинами: изначальная кружковая пропагандистская работа, конкуренция с народниками, разрозненность социалистических кружков^{[19, С. 371-337]}. Эти три причины, по его мнению, увели социалистическое движение в сторону экономической борьбы, а не политической, создав теорию легального марксизма с помощью «модной бернштейниады, модной «критикой марксизма»».

К сожалению, В.И. Ульянов не столько занимался детальным разбором современной ему экономической науки, в частности австрийской экономической школы и предметного опровержения её критики марксовой экономической теории, сколько сетовал на недостаток веры в марксизм: «повторение и перефразировка Бем-Баверка и Визера, Зомбарта и Штаммлера сами по себе a priori заслуживают большего внимания, чем повторение и перефразировка Маркса?»^{[21, С. 636]}. Мы говорим о вере лишь потому, что те наглядные доказательства ложности некоторых положений Маркса, которые находились в данной литературе перечисленных им авторов, отбрасывались В.И. Ульяновым как ничтожные и даже не стоящие рассмотрения. Так, например тезис о «вытеснении мелкого хозяйства крупным» ^{[20, С. 184]} как бы не опровергала его теорию практика, так и остался у В.И. Ульянова в сознании, и со временем перерос в догму ортодоксального ленинизма. В.И. Ульянов занимался профанацией высказываний Э. Бернштейна, даже небольшое сомнение в верности утверждения о замещении мелкой промышленности крупной, превратилась у В.И. Ульянова в «возводить в апофеоз мелкие дела и кустарничество»^{[25, С. 180]}.

В.И. Ульянов очень хорошо воспринял выход книги К. Каутского «Бернштейн и с.-д. программа», как можно увидеть по его восторженной рецензии на эту книгу. В.И. Ульянов полностью разделяет все положения Каутского, отнюдь не прибавляя ничего нового от себя. У Бернштейна было очень интересное замечание, что Маркс в экономических трудах 40-ых, 50-ых и 60-ых гг. XIX века приходил к одним и тем же выводам, при том ранние труды имели больше пропагандистский характер, натолкнул на мысль Бернштейна, что Маркс подгонял факты и аргументы под выводы «готовые задолго до самого исследования»^{[32, С. 202]}. Это могло бы свидетельствовать об исследовательской недобросовестности Маркса. Каутский и В.И. Ульянов с лёгкостью отметают данное замечание без должного опровержения, посчитав, что это был «результат добросовестных и долголетних исследований»^{[32, С. 202]}.

По вопросу о стоимости в рецензии сам В.И. Ульянов, к сожалению, не привел ни единого аргумента против теории предельной полезности. Хотя формат рецензии и не располагает к таким объемным рассуждениям, но, тем не менее, он не сделал это даже в самой краткой форме. Он постарался уйти в критику эклектизма Бернштейна (тогда Бернштейн ещё предполагал совмещение теорий предельной полезности и трудовой теории стоимости, позже отказался в пользу первой). В этой же рецензии В.И. Ульянов останавливается на критики теории краха капитализма и защите марксистской теории концентрации. И первая, и вторая теории тесно связанны между собой в ортодоксальном марксизме. Предполагается, что год от года мелкий бизнес будет проигрывать конкуренцию крупному за счет «экономии на масштабе» и постепенно разорятся и терять долю в рынке. Постепенно крупный бизнес вытеснить весь мелкий и средний бизнес с арены и захватит, таким образом, весь рынок. Такой монополизированный рынок должен будет рухнуть в результате краха капиталистической системы и общество революционным способами перейдет к социализму^[32]. Подробная критика данных теорий содержится в книге Л. Мизеса «Социализм. Экономический и социологический анализ»^{[38, С. 233-253]}.

В этой же рецензии В.И. Ульянов выдвигал тезисы о росте относительной нищеты, время и практика показала полную их ошибочность. По мнению К. Каутского и В.И. Ульянова упоминаемый Э. Бернштейном рост числа мелких акционеров «ровным счетом ничего не значит»^{[32, С.202]}. То, что у акционеров появляется ещё один источник доходов – дивиденды они конечно умолчали. Более развернуто В.И. Ульянов критикует Э. Бернштейна в статье «Из экономической жизни России»^{[11, С. 280-291]}. В более поздней работе В.И. Ульянов пришел к выводу, который в корне повлиял на историю России: «Капитализм родился и постоянно рождается из мелкого производства. Целый ряд «средних слоев» неминуемо вновь создается капитализмом... Эти новые мелкие производители так же неминуемо опять выбрасываются в ряды пролетариата. Совершенно естественно, что мелкобуржуазное мировоззрение снова и снова прорывается в рядах широких рабочих партий. Совершенно естественно, что так должно быть и будет всегда вплоть до перипетий пролетарской революции, ибо было бы глубокой ошибкой думать, что необходима «полная» пролетаризация большинства населения для осуществимости такой революции»^[13]. То есть, никакого предопределенности социализма в его теории нет, капитализм будет существовать вечно и социализм никогда не наступит, если не произвести «пролетарскую революцию». Только насильственным свержением капитализма и социальным конструированием можно соорудить социализм, никаких исторических законов делающих социализм неизбежным не существует. В.И. Ульянов из этих идей выстроил свою теорию революции, выраженную в книге «Государство и революция»^{[6, С. 1-120]}. Само по себе эта теория противоречит тому, что писал К. Маркс, и это дает основание нам, что твердо дает понять нам, что В.И. Ульянов пересмотрел марксистскую теорию, то есть сам является ревизионистом.

Вообще для ортодоксального марксизма свойственно мнение что "богатство" — это такой банк, в котором горы золота лежат мертвым грузом. А вот если раздать золото голодным пролетариям — вокруг тут же зацветут сады. На самом деле львиная доля богатства — это акции компаний, обладающих большой рыночной капитализацией, и их оборудования и производственные площади. То есть, когда некто предлагает "справедливо перераспределить богатство", речь, по сути, о том, чтобы взять все станки, здания и прочее имущество предприятий и поделить по справедливости между пролетариями. Против данного мифа и выступал Э. Бернштейн, в отличие от К. Каутского и В.И. Ульянова. Последние отрицали также даже саму возможность появления «среднего класса», и практика полностью опровергла их утверждения. В.И. Ульянов не признавал высказывание Э. Бернштейна о том, что у Маркса была своя теория экономических кризисов и экономических циклов поскольку: «Маркс вовсе не выставлял «теории» о десятилетнем цикле промышленных кризисов, а лишь констатировал факт. Изменение этого цикла в последнее время отмечено самим Энгельсом»^{[32, С. 209]}. Экономические циклы, конечно, изменялись по мере развития капитализма, но идеи экономиста Н.Д. Кондратьева, репрессированного позднее большевистской властью, куда глубже раскрывали теорию экономических циклов, чем Маркс.

У В.И. Ульянова так же существует другая рецензия, уже на книгу С.Н. Прокоповича «Рабочее движение на Западе. Опыт критического исследования». Экономиста С.Н. Прокоповича условно можно назвать легальным марксистом и сторонником ревизий марксизма Э. Бернштейном, и сам Бернштейн высоко отзывался о его текстах. В.И. Ульянов находит в тексте С.Н. Прокоповича противоречия с Э. Бернштейном в сфере теории реализации. Дело в том, что по марксистской теории существует противоречие между производством и потреблением и В.И. Ульянов исходит из этого положения в своей критике Бернштейна и Прокоповича. Конечно, каждый из них имел отличия в своих взглядах, но они оба стояли на платформе соединения социалистической теории с новыми для их времени экономическими учениями. И как раз это В.И. Ульянов со своих ортодоксальных позиций и критикует. В этой критике, он оперирует не внушающей доверие информацией о «недоедании немецких крестьян, истощении их» ^{[33, С. 305]}. С.Н. Прокопович анализировал аграрную статистику Германии и пришел к выводу, что крестьянство этой страны только улучшает свое положение, и эти фактические данные В.И. Ульянов пытался опровергнуть гипотезой К. Маркса об обреченности крестьянства на исчезновение, но Contra factum non datur argumentum. История показала ошибочность взглядов В.И. Ульянова на крестьянство. Оно не стало «вымирающим классом», крестьянство не «вымерло» хоть и существенно преобразовалось в современном мире.

Разбор аграрной проблемы В.И. Ульяновым продолжается в брошюре «Аграрный вопрос и критики марксизма»^{[4, С. 95-268]}. На этот раз анализировался труд соратника Э. Бернштейна, немецкого социал-демократа Э. Давида «Социализм и сельское хозяйство». В.И. Ульянов в этом произведении очень скрупулёзно рассматривает даже самые узкие темы, вроде зависимости поголовья скота от величины земельного участка или проблем сельскохозяйственной кооперации. За всеми этими узкоспециализированными рассуждениями скрывается один главный тезис: крупные хозяйства имеют преимущества перед мелкими, и мелкие хозяйства должны будут в скором времени исчезнуть. Как раз это ортодоксальное марксистское утверждение и защищает В.И. Ульянов от критики Давида и Бернштейна. Но и в аграрном секторе марксистская теория концентрации потерпела крах, мелкие хозяйства никуда не собираются исчезать и в XXI веке. Но что интересно, в следующей статье В.И. Ульянов увязывает данную книгу Э. Давида, как бы это ни было удивительным, с аграрной программой ПСР (Партия социалистов-революционеров, они же эсеры). Мелкое крестьянское хозяйство это по В.И. Ульянову оплот мелкой буржуазии, ведь крестьянин «путем бережливости, усердия» ^{[3, С. 212-216]} пытается «выйти в люди» (как будто это что-то плохое), хозяйское отношение крестьянина видимо очень вредно для социализма. Да и само сочетание «мелкого крестьянства» и «мелкой буржуазии» есть оксюморон. Bourgeoisie это по-французски горожане, так что слово «буржуазия» крайне плохо подходит для термина «эксплуататорского класса» на селе. Эсеры же, как немарксистские социалисты этого всего не признавали, и выступали как защитники крестьянства. Борьба с эсерами вынуждала В.И. Ульянова яростно критиковать их идеи, не брезговал он и в сравнении их с германскими ревизионистами, называя всех их оппортунистами и более грубыми словами. Ирония судьбы: как раз критикуемую В.И. Ульяновым эсеровскую программу социализации земли большевикам прошлось принять как «Декрет о земле», тем самым косвенно признав и правоту книги Э. Давида. если вернуться к германским социал-демократам, то нужно сказать что книга Э. Давида была одной из многих эпизодов в дискуссии об аграрной программе СДПГ, велась она главным образом между Э. Давидом и К. Каутским ^{[2, С. 246-263]}.

Идеи, высказанные в вышеперечисленных произведениях в экономической сфере, были повторены в крупной статье «Марксизм и ревизионизм»^{[13, С. 15-26]} 1908 г. и в более поздних трудах не затрагивались. Причиной этому можно назвать то, что сам В.И. Ульянов был не самым выдающимся экономическим теоретиком (его труд «Развитие капитализма в России» был больше практическим исследованием, а «К характеристике экономического романтизма» была ранней статьей содержавшей критический анализ идей Ж.Ш. Сисмонди и была апологетикой марксистской критики) и то, что в более поздние годы переключился на другие темы. Ещё хочется заметить, что в частных письмах В.И. Ульянов куда мягче реагирует на статьи Э. Бернштейна и легальных марксистов, нежели в публицистических работах, например в письме А.Н. Потресову 27 июня 1899 г. ^{[24, С. 12-32]}.

Если подытожить критику экономической составляющей идей Э. Бернштейна В.И. Ульяновым и ценность её для историографии и истории экономических и исторических наук, то следует сказать следующее: В.И. Ульянов не предлагал никаких новых экономических идей, он защищал лишь идеи К. Маркса, иногда отклоняясь от них лишь в силу политической конъектуры. Резко негативное отношение В.И. Ульянова к творчеству легальных марксистов, австрийской экономической школы и бернштейнианцев предопределило отношение к ним советской историографии, что негативно сказалось на качестве исследований. Благодаря благосклонному отношению В.И. Ульянова к критике К. Каутскийм Э. Бернштейна, в советской печати хоть и редко, но переиздавались его работы. И вообще в историографии было более позитивное отношение к нему, чем к Э. Бернштейну. Негативное отношение В.И. Ульянова к крестьянству отразилось не столько в историографии, сколько в той политике насилия большевистской власти по отношению к крестьянам (продразверстки, раскулачивание, коллективизация), которая проводилась крайне жестко многие годы. В этом отношении «Декрет о земле» был лишь вывеской, под которой пряталась ненависть к крестьянству, да и вскоре после принятия этот «Декрет» стал нарушаться самой властью, которая его приняла, а потом и вовсе сделала его юридически ничтожным и отменила вовсе.

В области философии В.И. Ульянов (Ленин) выделял такой параметр отличия марксизма от эклектизма как приверженность диалектическому материализму, а не, например неокантианству, в методике познания. В экономике правда критерий не ясный отличия марксиста от эклектика: «кто приписывает некоторые учения Маркса «тенденциозности»»^{[21, С. 635]}, под тенденциозностью нужно понимать пристрастность или предвзятость, необъективность. Только есть одна проблема, экономическая теория Маркса такой и была, поскольку его классовый подход предполагает занятие стороны пролетариата, в этом же подходе проблема деления наук на «буржуазные» и «пролетарские». Этой предвзятостью страдали и Г.В. Плеханов и В.И. Ульянов (Ленин), в отличие от «классового подхода» неокантианский имеет вполне объективное деление по методу на номотетические и идеографические науки. «Лежащая в основе социал-демократии философия должна быть обновлена посредством преодоления диалектического материализма и замены его неокантианством» - как обобщили взгляды Э. Бернштейна М.В. Стрелец и О.Г. Радькова ^{[42, С. 72]}. В неокантианстве принято считать что наука и идеология это разные вещи, идеология может лишь перенимать некоторые научные теории. Демаркация науки и идеологии происходит по отношению к ценностям, если теория использует морально-ценностный подход, значит это идеология, если же в ней отсутствуют всякие морально-этические оценки, то это наука. То есть идеология показывает, что есть благо, а что вред для социума или индивида, а наука абсолютно индифферентна к этому, поскольку её задачи лишь отображение истинных фактов, без какой либо нравственной оценки. В.И. Ульянов стоял на том мнении что идеология, может быть наукой только в одном случае – если эта идеология марксистская, а все другие идеологии антинаучны, и потому неверны. Э. Бернштейн и его российский сподвижник С.Н. Прокопович доказывали то, что всякая идеология не может, считается наукой, в том числе и марксистская.

В.И. Ульянов был убежден в том, что марксизм был чист от утопизма. «Мы стоим всецело на почве теории Маркса: она впервые превратила социализм из утопии в науку, установила твердые основания этой науки и наметила путь, по которому должно идти, развивая дальше эту науку и разрабатывая ее во всех частностях». ^{[20, С. 182]}. То, что на практике марксизм представляет собой утопию, красноречиво может сказать история краха социалистической системы в годы Перестройки. В теории же были обнаружены довольно большие промахи, например такая ошибка: при социализме невозможно произвести какой либо экономический расчет. Сам спор между бернштейнианцами и ортодоксами о «конечной цели социализма» уже показывают, что речь идет о защите утопического идеала, Э. Бернштейн как раз хотел минимизировать ущерб от утопической идеи, переведя политическую борьбу в такую систему координат, где можно благоприятно реализовывать достижимые цели и задачи.

В.И. Ульянов вслед за Каутским уделяет значительное внимание вопросу о методе материалистического понимания истории. Они обвиняли Э. Бернштейна в отсутствии в его текстах достаточных доказательств ложности исторического материализма и диалектики. Можно сказать более подробно – не был решён главный вопрос о том, что существуют ли закономерность в историческом процессе (законы истории) или нет. И если есть закономерности, то только лишь материалистический фактор определяет «необходимость исторического процесса», или какие то другие, например этический, может это делать? Э. Бернштейн о диалектике писал, что она ведёт к произвольным мысленным конструкциям, на что В.И. Ульянов возражал, что диалектика единственно верный способ познания и ошибок допускать не может ^{[32, С. 201]}. Э. Бернштейн может быть и не самый оригинальный мыслитель и на лавры в философской науке он не претендентовал, но он дал импульс для К. Поппера, который смог раскритиковать обоснованно, и аргументировано исторический и диалектический материализм ^[41].

В статье «Беседа с защитниками экономизма» ^{[5, С. 360-367]} В.И. Ульянов спорил с авторами и редакторами журнала «Рабочее дело» о роли стихийности и сознательности в историческом процессе. В.И. Ульянов отклоняется от строгих канонов материализма и пишет, что идеолог может «совлечь движение с пути» и направить его в другую сторону. То есть уже тогда в 1901 г. он придерживался того взгляда что сознательность и идейность может разрешать «все теоретические, политические, тактические и организационные вопросы», даже которые не может решить движение в силу отсутствия «материальных» условий к этому. Из этого предположения и появилась идея «военного коммунизма», с её тотальным и заидеологизированным администрированием всего хозяйства. И вся эта попытка подменить идеологией объективно отсутствующие предпосылки для социализма потерпела крах и привела к НЭПу.

Основополагающим тезисом исторического материализма является предположение, что классовая борьба является «единственно реальным двигателем истории». В.И. Ульянов ей противопоставляет теории «солидарного общественного прогресса» (под ними подразумеваются все другие социологические теории, например М. Вебера и Э. Дюркгейма). Из этого вытекает его простое деление социологических теорий на две группы: революционные (материалистические, пролетарские) и реформистские (идеалистические, буржуазные). В первой теории главным является революционная борьба, а реформы лишь побочный результат этой борьбы. Редукция до только лишь двух направлений в социологической науке В.И. Ульяновым привела к примитивизации и опрощению идей К. Маркса и Ф. Энгельса. После узурпации власти большевиками эти несложные идеи были опять же возведены в догму и привели к тому, что на территории СССР социологии как самостоятельной науки (по мнению социолога Ю.А. Левады) не существовало.

Корень ревизионизма В.И. Ульянов видел в домарксистском социализме, который был разбит и мимикрировал под марксизм. В философии ревизионизм по В.И. Ульянову лишь повторение неокантианства, последнее он воспринимал как систему «господствовавшей средневековой «философии» (т. е. к теологии)» и воспроизведение «тысячу раз сказанных поповских пошлостей против философского материализма» ^{[13, С. 19]}. Эти выводы он делал по тому, что ревизионисты требовали сделать религию частным делом каждого, а не запрещать сверху. Впрочем, всякому кто читал Г. Когена или Г. Риккерта будет ясно, что данные суждения В.И. Ульянова есть неправда, никто из Маргбургской и Баденской школы такого не мог сказать.

Самая крупная философская работа В.И. Ульянова «Материализм и эмпириокритицизм» ^{[15, С. 7-384]} была им написана в 1908 г. Про самого Э. Бернштейна и его идеи, как ни странно написано было мало, но было высказана одна очень любопытная фраза. «Малон на самом деле сам вышел из школы Хёхберга, Бернштейна и других учеников Дюринга, начавших реформировать марксизм в Цюрихе». В.И. Ульянов предположил, что уже во второй половине 1870-ых гг. началось реформирование марксизма. Данное утверждение не соответствует действительности. Э. Бернштейн, конечно, интересовался в молодости учением О. Дюринга, но довольно быстро от него отошел. Статья «Ретроспективный обзор социалистического движения в Германии», на которую внезапно К. Маркс и Ф. Энгельс ополчились, не может считаться началом какой либо ревизии марксизма, это была обычная статья про историю рабочего движения, правда в ней очень позитивно отзывались о Ф. Лассале, и за это основоположники марксизма как раз и возмутились. В работе «Что делать?» добавлено что: «у Хёхберга, Шрамма и (отчасти) Бернштейна, которые стали было проповедовать социал-демократам, что они своей неразумной резкостью и революционностью вызвали Исключительный закон и должны теперь заслужить примерным поведением прощение» ^{[36, С. 48]}.

Все вышеприведённые тезисы В.И. Ульянова стали догмой советской философской науки, и одновременно с этим стали тормозом для её развития. Негативное отношение В.И. Ульянова к неокантианству и другим школам так называемой «буржуазной» философии негативно сказались на теории исторического познания и существенно обеднили методологический инструментарий советской исторической науки. В.И. Ульянов в своих трудах защищал ошибочную точку зрения, что марксизм это чистая наука, без каких либо элементов утопии, тогда как он сам в своих трудах даже увеличил роль утопических элементов в марксизме (пример про упрощение государственного управления при социализме см. ниже). В своих трудах он абсолютизировал революционный путь развития истории, в этом он мало отличался от К. Маркса, с другой стороны он, по сути, провел ревизию марксизма тем положением, что социализм не предопределен исторический, то есть если его не установят революционным путем, то он вообще никогда не настанет, но об этом ниже. Также хочется добавить, что ленинизм страдал определенной долей лицемерия, утверждая в теории детерминизм материального, на практике осуществлялся политико–идеологическое администрирование материального производства. То есть сознание определяло бытие.

В области политики В.И. Ульянов полностью отрицал, какую либо новизну идей Э. Бернштейна: «что же внесли нового в эту теорию те громогласные «обновители» ее, которые подняли в наше время такой шум, группируясь около немецкого социалиста Бернштейна? Ровно ничего»^{[20, С. 183]}. Но признавал при этом, что если раньше перебранки внутри социалистических сообществ были внутринациональным делом, то спор с бернштейнианцами стал международным делом, к немецким сторонникам Э. Бернштейна присоединились «английские фабианцы, французские министериалисты, русские критики»^{[36, С. 6]}. И для В.И. Ульянова было делом чести эта «схватка с социалистическим оппортунизмом».

Сам В.И. Ульянов был, раздираем противоречиями. С одной стороны, что бы социал-демократы России, наконец, создали дееспособную партию, нужно было объединяться, а для этого требовался компромисс между разнородными кружками и группами. С другой стороны В.И. Ульянов горел непреодолимым желанием полемики и полной неготовностью «поступится принципами» в пользу консенсуса. Эти противоречия рождали в его голове совершенно абсурдные высказывания: «Прежде, чем объединяться, и для того, чтобы объединиться, мы должны сначала решительно и определенно размежеваться c «экономистами», бернштейнианцами и «критиками»»^{[10, С. 358]}. В.И. Ульянов не хотел признавать никакого плюрализма мнений, называя его «складом разнообразных воззрений». В каждой его фразе видена авторитарная личность по Т. Адорно, которая была воспитана кружковым сознанием. Партию он желал вести в «духе строго определенного направления», и решительно отвергал «половинчатые, расплывчатые и оппортунистические поправки, которые вошли теперь в такую моду с легкой руки Эд. Бернштейна, П. Струве и многих других»^{[10, С. 358]}.

Важнейшим текстом для понимания отношения к бернштейнианству В.И. Ульянова была книга «Что делать?» ^{[36, С. 1-192]}. Не имеет смысла пересказывать все её содержание, но стоит отметить самые важные для нас моменты в свете исследуемой темы. Во-первых, для В.И. Ульянова бернштейнианство было синонимом социал-реформизма и мильеранизма. Во-вторых, свобода критики, по мнению В.И. Ульянова, возможна только при выходе или исключении из социал-демократической организации, фракционирование и внутрипартийные споры были для него недопустимы. И в-третьих, всех ревизионистов и оппортунистов необходимо исключить из социал-демократической партии, но так как никаких правовых рычагов на момент написания книги у В.И. Ульянова не было, то он ограничился лишь призывом критиковать сторонников Э. Бернштейна и в Германии и в России. В итоге вся эта история закончилась тем, что самому В.И. Ульянову надоело бороться за чистоту рядов в социал-демократии, и он переименовал фракцию большевиков в коммунистов и отказался называть себя социал-демократом. В целом работа посвящена не разбору уязвимых мест бернштейнианства, а принципам внутрипартийной политики и дисциплины.

Главной темой во всех политических трудах В.И. Ульянова было обоснование разделения социал-демократии и вообще левого движения на две противоборствующих ветви: революционное (ортодоксальное, правоверно, пролетарское) и реформаторское (ревизионистское, оппортунистическое, ренегатское, буржуазное). Данное деление сейчас нам представляется очень упрощенных взглядом, и оно не может никоим образом стать отправной точкой в исследованиях по истории российской политической жизни ^{[30, 163-176]}. Это же утверждение стало исходным пунктом в догматизации политической теории большевиков, а затем и привело к однобокости и ортодоксии в общественно политических науках в Стране Советов. По мнению Т.И. Ойзермана ^{[39, 40]} марксизм сам по себе склонен к ортодоксии, и это верное замечание, хоть В.И. Ульянов и утверждал обратное ^{[20, С. 182-186]}.

В.И. Ульянов обвиняет Э. Бернштейна в «страшных грехах»: «безусловно, отвергалась идея диктатуры пролетариата; отрицалась принципиальная противоположность либерализма и социализма; отрицалась теория классовой борьбы». Но как раз это и хотел доказать Э. Бернштейн, что «диктатура пролетариата» это неисполнимая утопия, под которую в попытке её исполнения будет маскироваться обычная узурпация власти малой группой таранов и деспотов, или как он выразился «диктатура клубных ораторов и литераторов» ^{[14, С. 302]}. И В.И. Ульянов никак не мог обойтись без эпитета «буржуазный», присваивая это прилагательное любому аргументу оппонента. В.И. Ульянов утверждал, что вся аргументация Э. Бернштейна есть «буржуазная критика марксизма» и была перенесена «из буржуазной литературы в социалистическую». Осталось только ответить на вопрос, возможна ли была для В.И. Ульянова «пролетарская критика марксизма»? Да и вообще частое использование термина «буржуазность» выдает приверженность подобию теории заговора у радикальных левых идеологов. Как будто специально группа лиц под названием «буржуазия» по предварительному сговору спонсирует и направляет некоторых ученых на выдумывание «антимарксистских учений» для одурманивания пролетариата назло приверженцев «единственной истинной марксистской теории». Кстати говоря, в Эрфуртской программе СДПГ, которая была написана К. Каутским и Э. Бернштейном, нет понятия «диктатура пролетариата», на что жаловался Г.В. Плеханов и В.И. Ульянов ^{[34, С. 251-253]}.

Если судить по текстам, то для В.И. Ульянова реформизм и вхождения социалистов в коалиционные правительства есть предательство интересов пролетариата. Ведь реформистский путь может, по его мнению, дать лишь «мизерные реформы». Ложность этого мнения для современного человека доказала практика социал-демократических правительств в Западной Европе, особенно в Скандинавии. Но вся эта неприязнь к реформизму скрывала в себе не столько симпатию к революционному пути (революция может привести к власти самого В.И. Ульянова и симпатичных ему идеологов), сколько его жажду безраздельной власти. Логика В.И. Ульянова такова: зачем все эти реформистские полумеры, если можно попробовать взять всю власть и сразу, и ни с кем кроме соратников её не делить. Под всеми фразами о непримиримой революционной борьбе ясно видно обычное властолюбие.

В статье «Попятное направление в русской социал-демократии» ^{[28, С. 240-273]} В.И. Ульянов начал критику «русских бернштейнианцев» в лице членов редколлегии К. А. Кок, Н. Н. Лохов-Ольхина, К. М. Тахтарёва, В. П. Иваншина, А. А. Якубова. На меньшевиков и большевиков социал-демократы России разделятся через несколько лет, но как мы видим в 1899 г. уже намечались «линии разлома», по которым и пройдет раскол. Междоусобная борьба, травля и остракизм будет основной характеристикой для российской социал-демократии на многие годы вперед, вплоть до Гражданской войны, и В.И. Ульянов использовал споры вокруг работ Э. Бернштейна для борьбы с более правыми течениями и группами в российской социал-демократии, называя это «попятным направлением».

В.И. Ульянов объяснял распространённость бернштейнианских взглядов в России тем, что тут были сильны «народнические взгляды» ^{[33, С. 299-309]}. Поскольку народничество было для В.И. Ульянова «пройденным этапом», отсталым учением ^{[17, С. 39-48]}, а «бернштейниада» и экономизм (легальный марксизм) шагом назад от «образования революционной партии», то оба эти направления удивительным образом стали близки друг другу. Для умеренных социал-демократов России эта «буржуазная апологетика» Э. Бернштейна стала одной из главных идеологических опор в спорах с ортодоксами Г.В. Плехановым и В.И. Ульяновым «против попыток извращения и опошления социал-демократизма». Для последнего главной целью критики были не труды Э. Бернштейна, а как раз российские его последователи, этим и объясняется большая раздробленность фрагментов о критике бернштейнианства по разным работам В.И. Ульянова.

У В.И. Ульянова имеется довольно интересное замечание насчет прогресса ревизионизма. Если раньше умеренные течения в социал-демократических партиях были национальным явлением и не выходил за рамки внутрипартийной дискуссии, то начиная с «бернштейниады» умеренные стали друг друга поддерживать и переводить свои труды на другие языки ^{[36, С. 1-192]}. В.И. Ульянов никаких причин не прописал этого явления, но его можно легко объяснить тем, что создание II Интернационала намного улучшило коммуникацию между социал-демократами разных стран, вне зависимости от течений. Хотя он при том подчеркивал, что существовали разновидности ревизионизма «сообразно национальным особенностям», и рецепты борьбы с ними для каждой национальной партии он предлагал разные соотносительно к национальной ситуации. Против русского бернштейнианства он предлагал бескомпромиссную борьбу с ним и исключение из партии всех ревизионистов, при этом принимая (скрепя сердцем) то, что из СДПГ Э. Бернштейна и его сторонников не исключили. Причина таких разных подходов В.И. Ульянов объяснял тем, что СДПГ в Германии была легальной партией, а российский социал-демократические организации в России были нелегальными, и тем самым резюмируются, перефразируя quod licet Iovi, non licet bovi, то есть что дозволено в легальных организациях, недозволенно в нелегальных. И так получается что русское бернштейнианство – легальный марксизм появился даже раньше самого выступления Э. Бернштейна. В.И. Ульянов описывает его появление как «чрезвычайно оригинальное явление», поскольку появился в годы жесткой реакции. Дело в том, что царская охранка и цензура поначалу боролась только с народничеством, не воспринимая марксизм как опасность, и поэтому труды К. Маркса и Ф. Энгельса и их апологетов издавались легально в царской России. И сложилась уникальная ситуация благодаря которой широкое развитие получил легальный марксизм или по-другому экономизм, который предполагал что освобождение труда может произойти даже через реализацию чисто экономических требований, без политической конфронтации с царизмом. Лидеры легальных марксистов, например П.Б. Струве, были в числе первых, кто поддержал ревизию марксизма Э. Бернштейном, и на этой почве началось их заочное сотрудничество. Позднее, в 1914 г. В.И. Ульянов подвергнет весь II Интернационал критике за неспособность противостоять войне, а впоследствии окончательно в нем разочаруется и после 1917 г. создаст свой III Интернационал.

В.И. Ульянов довольно верно подметил появление в результате ревизии марксизма такой разновидностей идеологий как левый либерализм и демократический социализм. Он это делал, конечно, через негативную коннотацию, но все же синтез социалистических и либеральных идей дал миру новую социал-демократию, очистившуюся от радикальных и утопических элементов своей идеологии. В.И. Ульянов ошибался в степени влияния на народническое движение бернштейнианства, на самом деле влияние было довольно слабое, потому что слишком различные их идеи. В.И. Ульянов в целом к либерализму относился крайне отрицательно, приписывая той идеологии самые страшные грехи ^{[18, С. 77-86]}.

Причиной появления ревизионизма В.И. Ульянов обозначает психологию радикальной интеллигенции ^{[37, С. 185-414]}, а сильное его влияние объясняет «обилием представителей» этой самой радикальной интеллигенции. Он называет характерные черты ревизионизма (по его мнению): «его неопределенности, расплывчатости, неуловимости». И это легко объяснимо, для такого радикального идеолога как В.И. Ульянов всякое умеренное суждение уже казалось извиванием «между исключающими одна другую точками зрения». Исходя из этих же мотивов, был высказан тезис «бернштейнианство = новая фаза западноевропейского либерализма», ведь В.И. Ульянов, исходя из своих предубеждений, просто не мог различить чистый либерализм и умеренный социализм, для него это были разными сортами одного явления. Хотя П.Б. Струве и перешел в либерализм к 1904 г., но этот факт говорит, что конкретно Струве сам изменил в себе свои политические чувства, то есть это не какая то всеобщая тенденция. Причиной же выступления Э. Бернштейна В.И. Ульянов также называет влияние на него фабианцев: «Бернштейн «воспитал» свой оппортунизм в Англии на «фабианцах» ^{[29, С. 241]}. Подобное воззрение было раскритиковано в современной литературе ^{[2, С. 263 - 289]}.

В.И. Ульянов так же вспоминает о бернштейнианстве во время споров с новоискровцами о послереволюционном устройстве государств. В них активно использовался термин «временное правительство» (это 1905 г.). Новоискровцы предлагали не вступать социал-демократам в его состав, на том основании, что это может дискредитировать социал-демократию в глазах рабочих, а либералы и буржуазия могут отшатнуться в сторону реакции. В.И. Ульянов же это критиковал, приводя в довод то, что социал-демократы своим участием смогут продавить свои интересы и стать более весомой силой в политике, идеальным же считалось им, когда все временное правительство будет социал-демократическим. Но при всем при этом В.И. Ульянов выступал за бойкот выборов в I думу и поэтому сравнивал Г.В. Плеханова (который был против бойкота) с Э. Бернштейном и обвинял его в оппортунизме. Также В.И. Ульянов был против левых и кадетов, потому что это для него означало предательство интересов революции и пролетариата ^{[9, С. 54-66]}. Для В.И. Ульянова временное правительство есть «орган восстания, а не только результат восстания, как ошибочно предполагается в проекте меньшевистской резолюции о временном правительстве». То есть после установления временного правительства, восстание и гражданская война, должны продолжаться ещё длительное время. В 1906 г. так же обсуждалась идея «учредительного собрания» ^{[8, С. 261-265]}.

История с размолвкой В.И. Ульянова с Г.В. Плехановым, во время Первой русской революции, довольно характерна: «Бернштейнианцы принимали и принимают марксизм за исключением его непосредственно-революционной стороны. Парламентскую борьбу они рассматривают не как одно из средств борьбы, пригодное особенно в определенные исторические периоды, а как главную и почти исключительную форму борьбы, делающую ненужным «насилие», «захваты», «диктатуру». Вот это пошлое мещанское извращение марксизма и переносят теперь в Россию гг. Бланки и прочие либеральные хвалители Плеханова» ^{[26, С. 323]}. Подобные по стилистике тексты В.И. Ульянов писал о Мартове, Потресове и других, это свидетельствует о том, что отдаляющихся от В.И. Ульянова товарищей по партии, прежде всего Г.В. Плеханова и его сторонников, становящихся меньшевиками, он отчетливо воспринимал как оппортунистов и бернштенианцев. Появление первого парламента (хоть и в ограниченном виде) в царской России стало испытанием для РСДРП. Умеренные видели в нем главный выход для своей деятельности, радикалы во главе с В.И. Ульяновым считали его недостаточным. Последние впоследствии и вовсе отвергнут всякий парламентаризм, как и «предрассудки буржуазно-филистерской науки права», «конституционные иллюзии», «буржуазный яд». Об идее конституции и правового государства при капитализме он отзывается как о «эти конституционные иллюзии таким же орудием буржуазного развращения пролетариата, как теория «социального мира». Всё это разом говорит о анти-правовых воззрениях В.И. Ульянова, а так же его ортодоксии, ведь для него классовая борьба единственный реальный «двигатель истории». Тут намечается вопрос, что же можно понимать под этим термином «двигатель истории»? Но, к сожалению это выходит за рамки темы настоящей статьи, поэтому оставим его без ответа.

Не обходил В.И. Ульянов и международные вопросы. На Международном социалистическом конгрессе в Штутгарте произошли дискуссии по поводу колониальной политики и Э. Бернштейн, Г.Х. ван Коль, Э. Давид выступили за «социалистическую колониальную политики» и «привнесение цивилизации»^{[16, С. 67-74]}. В.И. Ульянов непримиримо протестовал против признания любой колониальной политики поскольку: «а эта политика основана на прямом порабощении дикарей: буржуазия вводит фактически рабство в колониях, подвергает туземцев неслыханным издевательствам и насилиям, «цивилизуя» их распространением водки и сифилиса». И В.И. Ульянов был прав по этому вопросу. Колониальный шовинизм среди пролетариата развивался, потому что дикая эксплуатация колониального населения улучшала жизнь в метрополии, в том числе и пролетариату.

Парламентаризм, политические свободы и права не особо полезны, по мнению В.И. Ульянова. Потому что они не уничтожают эксплуатацию и классовые противоречия. А от этой мысли недалеко и до утверждения об их вредности, тем более намеки в текстах В.И. Ульянова имеются: «парламентаризм не устраняет, а обнажает сущность самых демократических буржуазных республик, как органа классового угнетения»^{[13, С. 23]}. В 1917 г. в работе «Государство и революция» В.И. Ульянов перешел к довольно утопическим и тоталитариским идеям: «Эд. Бернштейн не раз упражнялся в повторении пошлых буржуазных насмешек над «примитивным» демократизмом. Как и все оппортунисты, как и теперешние каутскианцы, он совершенно не понял того, что, во-первых, переход от капитализма к социализму невозможен без известного «возврата» к «примитивному» демократизму (ибо иначе как же перейти к выполнению государственных функций большинством населения и поголовно всем населением?), а во-вторых, что «примитивный демократизм» на базе капитализма и капиталистической культуры - не то, что примитивный демократизм в первобытные или в докапиталистические времена»^{[6, С. 44]}. Наивность размышлений В.И. Ульянова порою изумляет: «громадное большинство функций старой «государственной власти» так упростилось и может быть сведено к таким простейшим операциям регистрации, записи, проверки, что эти функции станут вполне доступны всем грамотным людям». Ещё до Первой мировой войны М. Вебер обосновал то положение, что при политическом прогрессе усложняется и структуры, институции и функции чиновничества ^{[1, С. 644-706.]}. Казалось бы, столь очевидные истины менеджмента должны быть понятны, но В.И. Ульянов в упор этого не видел, благодаря своему утопизму и некомпетентности в этом вопросе. А под словами «примитивный демократизм» явно и неприкрыто видна идея левого тоталитаризма.

С началом Первой мировой войны в германской социал-демократии настал кризис, партия разделилась на два лагеря: те, кто был за войну и тех, кто был против. Э. Бернштейн изначально в лагере вторых, в отличие от Каутского который сначала поддержал войну, но в начале июня 1915 г. перешел в лагерь пацифистов. В.И. Ульянов же ни слова не говорил про пацифизм Э. Бернштейна, но всех «социал-шовинистов» называл оппортунистами, ровно как до этого Э. Бернштейна. Это затрудняет отделение сторонников войны от бернштейнианцев. Но факт остается фактом – к Э. Бернштейну В.И. Ульянов отношения не улучшил. Напротив, когда К. Каутский и Г. Гаазе перешли на сторону Э. Бернштейна, В.И. Ульянов начал их рьяно критиковать за «буржуазный пацифизм», ратуя за «революционный интернационализм». А порой и приписывал Э. Бернштейну социал-патриотизм ^{[35, С. 16-23]}. В письме А.М. Коллонтай он называл лозунг мира «архипутаным, пацифистским, мещанским, помогающим правительствам (они хотят теперь одной рукой быть «за мир», чтобы выпутаться) и тормозящим революционную борьбу» ^{[23, С. 95]}.

Насчет национального деления Э. Бернштейн доказывал, что К. Маркс и П.-Ж. Прудон имели сходный подход – федерализм и были противниками централизма. И вправду, К. Маркс считал, что государство в будущем отомрет, ровно как французский анархист. Но В.И. Ульянов желает видеть лишь то, что подстраивается под его революционную теорию – уничтожение старого порочного буржуазного государства и учреждение нового социалистического, которое якобы будет лишено всех недостатков и при котором бюрократия исчезнет. Маркс ведется ему централистом, государственником, державником. «Бернштейну просто не может прийти в голову, что возможен добровольный централизм, добровольное объединение коммун в нацию, добровольное слияние пролетарских коммун» - этими наивными, фантастическими сентенциями изобилует «Государство и революция». Так, например, там присутствует утверждение что «при социализме все будут управлять по очереди и быстро привыкнут к тому, чтобы никто не управлял».

Если говорить вообще о значимости для советской и российской историографии критики В.И. Ульянова Э. Бернштейна, то нужно выделить главное: В.И. Ульянов использовал критику немецкого марксиста для политической борьбы с другими российскими левыми. Конечно, сам он подчеркивал международный характер дискуссии и то, что многим социалистам из разных стран пришлись по душе идеи Э. Бернштейна. В.И. Ульянов утверждал, что в каждой социалистической партии бернштейнианство имело свои особенности, и бля русского бернштейнианства он предлагал подвергать сторонников Э. Бернштейна остракизму. Одной из причин появления раскола на ортодоксов и умеренных является по В.И. Ульянову господство народнических взглядов в среде российских социалистов. Из него и появился легальный марксизм и другие новые идеологические явления, которые не принял В.И. Ульянов. Английские течения социализма тоже повлияли на разделение российского и германского социализма на различные ветви, так, по мнению В.И. Ульянова фабианство и подтолкнуло Э. Бернштейна к ревизионизму. При анализе текстов В. И. Ульянова были выявлены его анти-правовые и тоталитаристские воззрения, которые и объясняют причину негативного отношения к умеренным течениям социализма.

Главной темой споров ортодоксов с ревизионистами был о вопросе выбора из двух путей борьбы: революционном или реформистский. Ортодокс В.И. Ульянов бескомпромиссно выступал за революцию. Сам по себе спор является надуманной софистикой. Революция и реформы не противоречат друг другу, ведь сразу же за революцией необходимо проводить реформы, а если их не проводить, то это нельзя считать революцией, а лишь простым переворотом. Поэтому само противопоставление революции и реформ есть логическая ошибка. Следующий главный вопрос это вопрос о «диктатуре пролетариата», как мы уже выяснили, сам термин является спекулятивной абстракцией (симулякром), которая основана на ложном утверждении об «упрощении государственного аппарата». Исходя из этого, теоретические тексты В.И. Ульянова и вся исходящая из них советская историография есть чистый утопизм и никакого отношения к объективной реальности конца XIX – начала XX России и Германии.

Критика бернштейнианства и борьба с ним в рядах российской социал-демократии была многолетней темой в творчестве В.И. Ульянова, особенно в политической области. С одной стороны это могло показаться странным, ведь число сторонников Э. Бернштейна среди российской интеллигенции было невелико, и можно задаться вопросом, не сражался ли В.И. Ульянов с ветряными мельницами? Ответ будет скорее отрицательным, поскольку он воспринимал идеи Э. Бернштейна как угрозу ортодоксальному марксизму со стороны умеренного, которая дезориентировали на начальном этапе довольно немногочисленную и не гомогенную партию. В.И. Ульянов в этой дискуссии выполнял две важные для него задачи, первая это повысить свой авторитет и влияние в среде однопартийцев за счет позиционирования себя как ортодокса. А вторая задача была купирование потенциально опасной идеологии в крайне разнородной партии, которая уже выявляла тенденции к образованию ортодоксальной и умеренной фракции. Подспудно В.И. Ульянов вырабатывал новую стратегию партии направленную на захват власти и установки «диктатуры пролетариата», а так же ликвидировал политическую неграмотность партийцев.