Символическая экспликация эволюции этнокультуры: на примере народа саха

Мы считаем, что творчество символических конструктов – первейшая прерогатива человека-художника, ответственного за создание искусственных форм, образующих понимающие модели мира и человека в нем. Часто они соразмерны слабым, неотрефлексированным веяниям, возникающим в обществе, но их продуктивная гуманистическая функция выливается в символотворчество и знакомые каждому искусственные конструкты как «этнос» и «этническая культура». Человек в силах их отрефлексировать и осознать в сопряжении с иными культурами и соответствующими формами, а затем пролонгировать бытие через саморазвитие, придания им новых смыслов. Изначальный генезис культурной формы «этнос» оформился весьма «вещественно», обеспечив примордиалистски оформленную интерпретацию.

У М. К. Мамардашвили и А. М. Пятигорского ^{[1, с. 183]} находим упоминание о важности символической составляющей языка. Это косвенно подтверждает существование доязыкового освоения действительности символами и наложившейся затем вербальной субъект-объектной «эмансипацией». Неязыковые образы, как правило, были визуальными, указывающие на определенные структуры сознания. Принципиальная невербализуемость мысли, таким образом, находит альтернативный канал «голографической» репрезентации символами. Языковая оболочка и нарастающая в истории «языковая игра» становятся принципиальным механизмом идеологической проработки символов сознания.

Символ является сопоставлением между двумя принципиально не связанными мирами - структурой сознания и психикой, требующей от вещи-символа завершения бытия через его вербальную интерпретацию ^[1]. Так появляются из реальных предметов-символов (структур сознания символизированных данными предметами) вторичные системы интерпретации - уникальные символы этнической культуры. Базовыми, а значит повторяющимися у многих народов традиционной этнокультуры предметами-символами были - круг, квадрат, змея, кусающая свой хвост, дерево, корнями вверх и т.д. Каждый из них имел свою уникальную интерпретацию, данную определенной этнической культурой.

Реинтегрируя определения, данные в работе М. К. Мамардашвили ^[2], дадим следующую дефиницию метафизического символа, выполняющего онтологизирующую функцию: символ - это то, что таким способом эксплицируется как «исторический элемент» мира, отражающий первичное вхождение эмпирии в наше мышление в акте трансцендентальной апперцепции; все остальные «символы» (психологизированные абстракции мифотворчества: знаки, псевдосимволы, символические метафоры и аллегории), - являются вторичным вхождением эмпирии в наше мышление (восприятие объектов). Первичный символизм порождается смыслами. Обретение ускользающих смыслов происходит синтезом символических образований, адекватных для данного сообщества. Современными этносами ведутся «культурные раскопки» по ренессансу и внедрению в современные формы культуры и быт исконных этносимволов - артефактов ритуально-обрядовой культуры. Таким образом, как отмечено нами в работах ^{[3; 4]} этнос является бытованием конструктивной сборки уникальных вторичных символов сознания, присутствующих в уникальных формах этнокультуры. В них, указанные символы, обретают мифологически структурированную функциональность.

Такая метафизико-символическая постановка феномена этноса и его культуры, ставит вопрос о возможности прекращения существования этноса, в результате разрушения символического спектра вторичных мифологически конципированных символов. Это означает разрушение конструкта «этнос», как онтологического явления, с точки зрения наличия определенного паттерна сознания, но сохранения этничности, как идеологического инструмента, выстроенного на современных механизмах его политической или иной мобилизационной сборки, например, описанной в известной работе В. А. Тишкова ^[5] или других авторов ^{[6; 7]}.

Этническое культурное творчество - суть, этно-мифотворчество символов. Это превращение понимательных структур первичного символизма в формы феноменальных конструкций - картинок-представлений. Бытие, будучи ключевым механизмом культуры, рефлексируется мифом в снятой форме состоявшегося бытия. Этнокультурный символ, представляющий вторичную систему интерпретации первичных символов бытия, фиксирует не мысль, узнающую бытие, а конечный результат – содержание мысли-бытия. Античные греки, введя идею «логоса» как «голоса бытия», уже не удовлетворены мифическим следом бытия. Впоследствии у них появились символические конструкции, максимально лишенные вещности мифологического содержания, данного в языке.

Говоря об уникальности этнических символов, выскажем следующее. Национальные культуры нашли способы органичного включения спонтанного первичного символизма сознания в социальную ткань традиционного общества. Через обряды и ритуалы человек сопрягался с первичным символизмом сознания. Заметим, что наличие древнейших мифов народов мира говорит о том, что непонятно что несущий в сознании первичный символ не отбрасывался культурой, а посредством вторичной этнокультурной интерпретации включался в жизненное обращение архаичного общества. Это означает, что этнокультура своим этносимволическим творчеством имела способность активно утилизировать спонтанность человеческого сознания. Когда говорят о «культурно-генетическом коде», в рамках культурологического дискурса, имеют по всей видимости, аспект потенциальной возможности конкретной культуры задействовать спонтанный первичный символизм. Сам процесс этногенеза есть результат и одновременно доказательство продуктивности найденного символического спектра сознания.

Кроме того, вторичный этносимволизм существовал не ради удовлетворения познавательного интереса, он решал и утилитарные задачи в рамках магических обрядов, целью которых было благоприятное воздействие на факторы, влияющие на стратегию выживания. Например, Лукина А.Г. в своей работе ^{[8, с. 40-41]} о якутских традиционных танцах отмечает, что использование танца-понтамимы было необходимо с целью содействия магическими действиями пополнения тайги новыми стадами животных. Мнение многих антропологов и этнографов относительно магических шаманских обрядов сводится к активному использованию символически обозначенных состояний сознания с целью решения практических задач жизнеобеспечения.

Таким образом, в нашем рассмотрении, этнос и его культура - изначально культурное бытие, рожденное метафизически, через сопряжение с символическими конструктами сознания, помогающими трансцендировать природные основания. Этнокультура укореняется ритуалом, который служит прообразом «культурных мышц». «Телом» этнокультуры становится социокод и психоментальный строй, привязанные к традиционным системам жизнеобеспечения. «Скелетом» этнической культуры, как становится понятно из нашей логики, является мифологически конципированный уникальный спектр этнических символов сознания, производных, как отметили выше, от первичных символов. Далее следует «перманентный плебисцит» формирующий менталитет и социокод. Социокод фиксируется лингвистическими средствами и социальными шаблонами, снивелирован этнопсихологией.

Из всего следует, что наш философско-антропологический концепт этноса вписывается в принятую конструктивистскую парадигму. Следует лишь заметить интересную экспликацию эволюции этничности от примордиализма к мобилизационизму, инструментализму и ситуационизму, как ипостасям конструктивистской парадигмы. Она развертывается в горизонте понимания важности искусственного становления человеческого в «homo sapiens», механизмом чего остается до настоящего времени лоно культуры. Таковым оно было в чистом виде на заре этногенеза. Уникальный спектр символов сопряжения сознания с метафизическими полюсами задавал условие «искусственного рождения» человека. Данными полюсами были политеистические божества, развернувшие метафизику сопряжения с трансцендентальным во всем наборе хозяйственной деятельности традиционной эпохи. Упакованной в миф трансценденцией природного, достигалось достоинство человеческой природы, ее нравственного стержня в онтологических координатах мифологического пространства.

Эволюция же в теории понимания этноса, это не столько «колониально» обосновываемый примордиализм, а обоснованный отголосками мифологический установлений жесткий нормативизм родоплеменных устоев, где осевым концептом этносборки была «родная кровь». Затем концепт этносборки с социально-культурными изменениями, волнами миграций, дрейфует к различным вариантам конструктивизма. Так этнокультурная самоидентификация явно или неявно проходила на фоне наличия «чужих» - по крови, божествам, культурным ритуалам, языку, а сегодня социальным и политическим маркерам.

Выживаемость этнического и ее эволюция обеспечена эвристической продуктивностью и выживаемостью уникального символического спектра, возможностью находить им культурные лакуны для реализация в различных формах бытующей культуры, а также расширением семантического и концептуального (мифически или метафизически конципированного) воздействия на людей.

Известно, что выживаемость языка напрямую связана с функционированием и стоящим за ним символическим спектром сознания. Как только он уходит, и появляются новые средства передачи и аккумуляции естественного языка, исчезает национальный язык и культура ^{[1, с. 190]}. Так, этногенез в нашем рассмотрении предстает многовековым процессом передачи «эстафетной палочки», коей является символический спектр сознания. Последний трансформируется согласно вызовам эпох, прежде всего взаимовлияниям иных культур и меняющихся хозяйственных занятий. Пример с якутским этногенезом, вобравшим в себя все жизнеспособное из символического спектра «контактных народов» являет этот длительный эстафетный посыл метафизики, пролонгирующей духовные и хозяйственные предпочтения народа: сакскую мифологию с параллелями с индоарийской религиозно-мифологической системой, культуру скифо-хуннского времени – «стартовая основа якутской культуры»; древнетюркских племен, затем курыкан, монголоязычных племен, кыпчаков и собственно представителей кулун-атахской культуры и тунгусских влияний ^{[9, с. 65-102]}.

Из вышесказанного можно заключить, что на онтологическом уровне, этническая культура предстает отнюдь не только хозяйственным занятием, материальной культурой или социально-политической сборкой современности, а метафизическим способом его обоснования и воспроизводства. С разложением традиционного жизнеобеспечения и существенными социокультурными изменениями, нынешний этнофор обретает бытие через современные формы культуры, которые, несомненно, вне поля этномифов, природы и традиционных занятий. Его мировоззрение фундировано рационально-рефлексивным сознанием науки, техники и технологий, идеологемами мировых религий и современных мифов.

В связи с вышесказанным можно сделать следующие выводы относительно современной динамики в этнокультуре, еще не утратившей вторичный символизм этнокультуры. Для «расширения» этнической культуры, другими словами ее модернизации, важно искать точки роста вне и не столько идеологического, значит знакового, а символического. Сегодня важен выход на универсальные начала человеческого, сконструированные символами универсальной метафизической природы. Этнокультурная модернизация, в нашем представлении, предполагает изобретение культурных форм, сочетающих этнический (вторичный) и универсальный метафизический (первичный) символизм. В практике культивации указанных форм, происходит трансмиграция смыслов: этносимволизм наполняется универсальной метафизикой. Открываются новые культурные возможности, переданные синтезом символических конструктов ^{[3, с. 302-303]}.

Подобный синтез является экспериментальной лабораторией современного искусства в Республике Саха (Якутия). Мы полагаем, что возвращение «не политизированного» этнического в современном мире происходит в искусстве и этнических верованиях. Ренессансность может идти от радикальных культурных течений, например, рок музыки, до вдумчивого обретения духовных корней посредством живой реконструкции вторичных этнических символов в изобразительном искусстве, театре, кино, мультипликации. Живые примеры реанимации этнического символизма прослеживаются в культуре современных саха (якутов). Так якутский чорон (кумысный кубок) и кумысная посуда, хомус (варганный музыкальный инструмент якутов), хороводный танец «осуохай», будучи введенные в новые формы культуры, искусства и реанимированные ритуалы и формы национального праздника «Ысыах» – становятся новым источником этнокультурной сборки людей.

Не создавая прецеденты органичной жизни культуры, этносы остаются вне живой символьной жизни сознания. Придуманная современными художниками фиктивная форма, имеет возможность быть «обыграна» соразмерно актуальной культурной действительности. А здесь, в первом приближении, могут возродиться утраченные смыслы прошлых культурных практик. Последнее зависит от удачности способа воспроизведения символики, упакованной в новый «культурный ритуал». Следует заключить, что этническое в эпоху модерна, мигрирует в сферу современного искусства - театр, кинематограф, живопись и графику, музыку и танец. Оно там живет и находит продуктивное лоно для саморазвития в новых социо-культурных условиях ^[10].

Приведем несколько примеров. На сцене Саха академического театр им. П.А. Ойунского А. С. Борисовым поставлен спектакль «Ледоход». Главным сценографическим решением в нем стали столбы-опоры и венчающая их перекладина, а также незримый крест – одни из ключевых символических конструктов саха, раскрываемых как настоящее, будущее и прошлое. Режиссер, создает последовательность символов. Есть там, как мы показали, псевдосимволы (ружье, гитара, топор, книга и т.д.), так и довольно архаичные и претендующие на универсальность символические «вещи» (крест, прямоугольник, сфера, символ «отца» христианской традиции). И все это символическое и псевдосимволическое в нашем методологическом различении пространства символов, вступает во взаимодействие, сопрягаясь друг с другом, перекликаясь и перерождаясь. Так «Аhа, бырастыы!» (на русском: «Отец, прости!») - звучит из уст сыновей Ксенофонтова как прощание и вместе с тем, подводит и оттеняет символическую нагруженность последних, тех же самых слов одного из героев спектакля. Слово «отец» наполняется христианским смыслом, таинственное значение которого раскрывается в духовном братстве, сопрягшихся с «отцом» как высшим смыслом.

Культ коня, воспетый всеми степными народами-скотоводами концептуально обозначен в ключевом якутском божестве «Дьесегёй-Айыы». В фильме кино- и театрального режиссера С. С. Потапова удалась попытка эстетики синтетического символизма. Взяв определенные атрибуты культуры народа саха, режиссер внес их в новое метафизическое пространство, выстроенное киноформой, которая смогла породить достаточно интересные смысловые посылы, отсылающие не только к родовому якутскому, но к евангелическому, нравственной закваске человека. Таким образом, приходят новые прочтения смыслов якутской культуры, которая сама синтезировала из локальных мифологических смыслов, универсальное и философское по природе.

Есть в символотворчестве и другие аспекты. Родная этническая культура может стать тайной для современных ее представителей. Символические спектры национальных культур манят современного этнофора-художника. Они могут стать реальными центрами притяжения, привлекая утраченными смыслами бытия человека прошлых исторических времен. Так тайна символических пространств предков, интерес к сакральным символическим конструктам мировых дохристианских культур, стали отправными в творчестве многих якутских художников и артистов - Сергея Зверева (Кыыл Уола), Валериана Васильева, Станислава Катакова, Андрея Борисова, Сергея Потапова, Кирилла Гаврильева–Кинтэн, Михаила Старостина, Надежды Федуловой, Сардааны Ивановой, Туйаары Шапошниковой, Анны Петровой-Kэрэhит и других.

Факт подобного художественного процесса примечателен. Один из ведущих культурных проектов в Якутии - национальный Театр Олонхо становится лоном консервации этнокультурного спектра, упакованного в тексте героического эпоса якутов, теперь наполнившегося синтезом музыки, слова и движения. Живые процессы в этнокультуре вселяют уверенность, что философско-эстетическое созерцание действительности имеет место у якутов в современном мире, в том числе популярной культуры.

Развязать новый виток этногенеза в смысле «изобретения» вторичного уникального символизма по сути нонсенс. Остается единственное, - создать мостики сопряжения между вторичным этническим символом и символом метафизическим. Этносимвол и универсальный метафизический символ объединяются в культурной форме произведения искусства, порождая новые культурные прочтения становления человеческого. Так, открытая русской культурой «Троица» Андрея Рублева обогатила мировую изобразительную культуру, показав одновременно продуктивность символического синтеза.

Модернизацией этнокультуры становится внутренний процесс открытия новых культурных возможностей, данных символическими конструктами сознания. За внешними социальными изменениями, должен пройти ток внутренней символотворческой работы. Если такового нет, не произойдут глубинные и онтологические по качеству перестройки сознания, соизмеряемые с растянутыми во времени социальными смыслами. Гений «символистов» - есть необходимая реакция живой культуры на утрату ее оснований, живительное начало по производству смыслов, заданных символом.