Методологические предпосылки неопозитивистской концепции права в научном творчестве Герберта Харта

Горбунов Максим Дмитриевич ассистент, Нижегородский государственный университет им. Н.И. Лобачевского 603115, Россия, Нижегородская область, г. Нижний Новгород, ул. Ашхабадская, 4, ауд. 17 Gorbunov Maxim Dmitrievich Post-graduate student, Assistant, the department of Theory and History of State and Law, National Research Nizhny Novgorod State University named after N. I. Lobachevsky 603115, Russia, Nizhny Novgorod, Ashkhabadskaya Street 4, office #17 maxandgor@gmail.com Другие публикации этого автора

Романовская Вера Борисовна доктор юридических наук профессор, Национальный исследовательский Нижегородский государственный университет им. Н.И. Лобачевского 603018, Россия, Нижегородская область, г. Нижний Новгород, ул. Республиканская, 37 Romanovskaya Vera Borisovna Doctor of Law Professor, the department of Theory and History of State and Law, National Research Lobachevsky State University of Nizhny Novgorod 603018, Russia, Nizhegorodskaya oblast', g. Nizhnii Novgorod, ul. Respublikanskaya, 37 vera_borisovna@mail.ru

Формирование неопозитивистской теории права в рамках аналитической юриспруденции стало возможным благодаря осуществленному Гербертом Хартом лингвистическому повороту в философии и адаптации новых аналитических философских методов к нуждам правовой науки.

Аналитическая философия выступила общей методологической основой раннего научного творчества Харта, определившей его философско-правовые воззрения и ставшей условием формулирования автором принципиального нового направления в правоведении – аналитической юриспруденции, выступила аналитическая философия, сложившаяся в Великобритании к середине XX века. Новое для того времени направление, связанное с именами Дж. Л. Остина, Л. Витгенштейна, Г. Райла, С. Хэмпшира, Ф. Вайсмана и других авторов, сформировалось как альтернатива логико-философскому анализу в философии, вдохновленной взглядами, в частности, Р. Карнапа, М. Шлика, Б. Рассела.

Доктрина логико-философского анализа провозглашала построение теоретической науки на основе объективных законов формальной логики и эмпирической верификации. Логика здесь выступила главным методологическим инструментом получения и оценки научных знаний на основе формальных процедур, четкого структурирования и однозначного употребления терминов и понятий. Ввиду этого обыденный язык и словоупотребление рассматривалось данной доктриной как иррациональное, подлежащее трансформации посредством приемов формальной логики. Подобные претензии на универсальность логики встретили жесткое осуждение со стороны лингвистической философии, сместившей акценты в сторону дифференциации подходов, особенно при изучении языка, находившегося в поле непосредственного интереса сторонников данного направления, к которым относился и Харт. Обыденный язык рассматривается ими как вид речевой практики, который невозможно рассматривать с точки зрения простой фактологии и формальной логики. Анализ подобных практик с позиции иной, более гибкой, методологии позволяет разрешить многие проблемы философии ^{[1; 2]}. Именно в контексте данных методологических установок развивались философские взгляды Харта, его особый интерес к проблематике языка, речевых функций и логическому универсализму ^[3].

Философская методология Герберта Харта, легшая в основу его правовых взглядов, прослеживается в целом ряде его ранних работ и традиционно оценивается в контексте его публикаций 1950х годов. Вместе с тем основа его аналитико-философских воззрений, хотя и претерпевшая существенную трансформацию, была сформулирована в его первой скандально известной работе 1949 года «Приписывание ответственности и прав». В статье Харт решительно подверг сомнению дескриптивный характер особого вида языковых выражений и указал на ограниченный характер их анализа посредством формальной логики.

Автор заявляет о существовании понятий, назначение которых состоит не в описании фактов, а в выражении событий, действий и состояний, придающих явлениям правовое значение. Данные понятия Харт связывает с человеческим действием. Именно правильное понимание глагола «делать» позволяет провести корректный анализ человеческого действия и связанных с ним понятий, подобных таким, как «я сделал», «ты сделал», «это мое», «это ваше», отличающихся особыми свойствами, которые невозможно оценить посредством законов формальной логики. Дело в том, что подобные выражения традиционно интерпретировались как дескриптивные, то есть описывающие факты, что по утверждению Харта в корне неверно, поскольку они являются аскриптивными, основная задача которых ввиду их перформативной функции заключается в приписывании (признания, передачи, допущения) права и ответственности. Следовательно, они не просто описывают факты, но порождают юридические значимые последствия. Так, утверждение «это принадлежит вам» не просто констатирует принадлежность вещи, но предписывает право на нее, как бы суд заключил «эта вещь принадлежит истцу», констатируя новый факт и его юридические последствия.

Другим важнейшим заключением, к которому пришел Харт, является утверждение, что аскриптивные выражения являются отменяемыми. Так, видя, что человек обронил вещь, можно утверждать «это ваше», что может казаться простой констатацией факта, что лицо обронило вещь. Однако Харт здесь придерживается иной линии размышления. В случае установление факта, что это лицо является вором и на самом деле завладело этой вещью незаконно, невозможно будет утверждать «это ваше», и необходимо сказать «это не ваше». Поскольку данные понятия являются аскриптивными, выражение «это ваше» не является ложным потому, что возникли обстоятельства, вынуждающие высказать утверждение, противоположное ему. «Это ваше» будет не опровергнуто, а отменено утверждением «это не ваше». Выражение «это ваше» не просто констатирует, но приписывает право на вещь, пока не будут установлены обстоятельства, ставящие это право под сомнение ^{[4, p. 157 – 59]}.

Отменяемый характер аскриптивных высказываний, по мнению Харта, наиболее ярко проявляется в случае действия права. Так, кажется, что суд, вынося решение о признании соглашения «договором» или обстоятельств как «причинении вреда», устанавливает необходимые и достаточные условия для того, чтобы фактические обстоятельства соответствовали данным понятиям. Автор полагает, что определения необходимых условий недостаточно, поскольку необходимо также учесть ситуации, когда данное понятие не может быть применено или применено с оговорками. Более того, устанавливая соответствия фактических обстоятельств понятию, не обязательно производится определение самого понятия, как суд, говоря о «причинении вреда», может лишь ссылаться на принятые ранее решения ^{[4, p. 160]}.

Признавая отменяемость аскриптивных понятий, ее недостаточно определять просто как отсутствие необходимых условий, что было бы релевантно в отношении дескриптивных выражений, поскольку это искажает характер действия этих понятий. Так, например, в уголовном праве понятие «юридическая ответственность» не только связано с условиями наличия состава правонарушения, но и обстоятельств, исключающих уголовную ответственность. То же можно видеть и в случае защиты нарушенного права.

Таким образом, употребление аскриптивных правовых понятий является в некотором роде «аномальным», поскольку в их основе лежат принципиально различные элементы с положительным и отрицательным содержанием. Они несводимы к материальным фактам и простой фактологии описания человеческого действия. Харт приходит к выводу о том, что существовавший подход к определению понятия человеческого действия, исходя из формулировки его необходимых и достаточных условий, является принципиально неверным. Оно не может быть определено исключительно через дескриптивные высказывания, поскольку они характерны только для использования глагола «делать» в настоящем и будущем времени, в то время как выражение «он сделал это» в большинстве случаев воспринимается как аскриптивное.

Как видно, в наибольшей степени на позиции Харта оказали влияние теория «перфомативов» Дж. Л. Остина и «логический бихевиоризм» Г. Райла ^{[5, с. 22-24]}. В частности выводы Остина о перфомативах как о том, посредством чего реализуются юридические акты, легло в основу самого понятия «аскриптивных высказываний». Логический бихевиоризм, предполагающий возможность оценки психологических состояний через поведение ^{[6, с. 13]}, привел Харта к пониманию, что анализ человеческого действия возможен только при признании аскриптивного характера правовых высказываний.

Необходимо отметить специфическую особенность, характерную для научного творчества автора, заключающуюся в несистемности определения собственной методологии и ее философских оснований. В данной связи представляется возможным выделить некоторые наиболее существенные положения Хартовской методологии, выраженной в указанной выше работе, совокупность которых в целом образует контекст научного творчества автора и развитие аналитической философии.

1. Определение понятий через словоупотребление. Харт определяет, что значение понятия зависит от характера его употребления. Смысл слова и относящихся к нему фактов реального мира носит нормативно-конвенциональный характер и определяется исходя из существующего социального контекста. В этом смысле значение имеет не конкретный факт реальной жизни, к которому относится понятие, а правила и условия его употребления. Это особенно актуально для социальных понятий, поскольку если для терминов естественного происхождения предметом конвенции является лишь связь факта (референта) и понятия, так как сам факт объективно существует, то для социальных сами референты существуют, поскольку они сформулированы как некий конструкт в реальной практике. У социальных понятий нет однозначного объективно существующего референта в мире фактов, поэтому они являются аскриптивными, то есть их значение приписывается исходя из определенной практики, и зависит от существующих норм социальной жизни.

2. Зависимость смысла понятий от их речевых функций. Положение логико-философского анализа о том, что назначение речевых выражений заключается в описании (дескрипции) фактов принципиально отвергается Хартом как несоответствующее инструментальной природе языка. Помимо описательных выражений, важнейшей формой словоупотребления являются перформативы, функция которых заключается в производстве речевого действия. Социальные понятия как перформативы существуют в определенном контексте их употребления, которое зависит от их речевой функции. Исходя из этого, Харт делает вывод о том, что значение социальных понятий определяется не только контекстом употребления, но и целью их употребления, то есть их речевой функцией.

3. Открытость социальных понятий. Методы определения понятий через установление необходимых условий их действия, использующие формальную логику, по утверждению Харта, принципиально неприменимы к социальным понятиям ввиду особой практики их использования. Данные понятия являются относительно неопределенными, а их установление усложнено рядом факторов, таких как презюмируемость, открытость терминологии, допустимость интерпретации, неограниченность случаев употребления, ввиду чего оно не может быть в должной мере формализовано. В данной связи определение необходимых условий недостаточно, и их перечень при определении социальных понятий должен дополняться исключениями. Такой подход предусматривает формулирование общих ситуаций, образцов употребления конкретного понятия, опосредуемого пограничными случаями употребления при признании открытости и динамичной изменчивости словоупотребления.

Указанные методологические основания во многом определили юридический язык и его понятия как центральные объект изучения в научном творчестве автора, поскольку именно он наиболее наглядно демонстрирует недостатки логико-философского анализа и большие возможности аналитической философии. Работа Харта 1949 года не только обозначила приверженность автора направлению аналитической философии, но и стала основой методологической программы, развитой в последующих работах, хотя и претерпевшей существенную трансформацию ^{[1; 7]}. Харт в своих работах 50х годов, обращаясь к юридическому языку непосредственно, адаптирует под него ранние методологические наработки, формируя метод философского определения юридических понятий. Харт продолжает критику применения формальных законов логики к анализу юридических понятий ввиду их несводимости к референтам в виде фактов и указывает на необходимость их объяснения в составе правовых утверждений, имеющих особую роль в социальной практике, через определение типичных условий и контекста их использования. При большей формализации данный подход сохраняет ранние методологические основания, в частности указывая на зависимость правовых понятий от речевой практики, наличие особой речевой функции по конструированию юридически значимых фактов, от которой зависит их содержание, однако, переводя условие уместности применения правовых утверждений в условие их истинности как соответствия контексту применения. Утверждение о приписывании социальными понятиями ответственности и прав сменяется тезисом о производстве ими нормативного вывода. Харт также отходит от описания свойств отменяемости понятий, приводя более универсальные аргументы открытости, их структурной сложности и относительной неопределенности.

Основания метода философского определения были сформулированы в работе 1953 года «Определение и теория в юриспруденции» и развиты в ряде публикаций, предшествующих его фундаментальному труду «Понятие права». В данной работе Харт непосредственно обратился к анализу сущности и логики юридического языка и составляющих его понятий. Автор обособляет юридический язык от обыденного, указывая на его «аномальные» относительно общей языковой практики характеристики, обуславливающие в свою очередь особый методологический аппарат его изучения, отличный от инструментов логико-философского анализа. Понятия юридического языка, такие как «государство», «корпорация» и собственно «право», в своем употреблении принципиально отличаются от терминов обыденного языка, поскольку они не связаны напрямую с конкретными аналогами в мире фактов. Как отмечает сам Харт, нет ничего, что можно было бы точно определить как соответствующее правовым понятием, поскольку такие понятия не имеют строгих эквивалентов. Они ничего не означают и ничего не описывают ^[8].

Такая экстраординарная природа юридических понятий, по утверждению Харта, определяет особенности метода объяснения их содержаний, которые могут быть представлены следующим образом:

• юридические понятия должны рассматриваться в соответствующем контексте, подобно тому, как судебное решение принимается на основе конкретных фактов с использованием определенных правовых норм.
• посредством правовых утверждений производится не описание обстоятельств, а фиксация юридического вывода на основании конкретных правовых норм, позволяющая совершать правовые действия.
• сила правовых утверждений зависит от юридического статуса сделавшего их лица и наличия самого статуса. Так, юридические последствия решения суда будут иными, нежели выводы простого юриста, аналогичные же утверждения, совершенные вне правового контекста, вообще не являются юридическим выводом.
• различные обстоятельства совершения правовых утверждений могут порождать тождественные последствия, что связано с определенной системностью и процедурностью их употребления.

Понимание данных особенностей юридических понятий делает возможным их определение и объяснение только при учете условий, создающих подобающий контекст их употребления.

Тезисы, высказанные Хартом в данной работе, в контексте всего научного творчества автора 1949-1950х годов, позволяет сформулировать общую теорию юридического языка, в контексте которой впоследствии было рассмотрено понятие права и которая легла в основу доктрины аналитической юриспруденции.

В духе аналитической философии Харт рассматривает юридический язык как одну из форм речевой практики, несводимой ни к обыденному языку, ни к языку науки и логики. При этом автор подчеркивает связь юридического языка с иными формами словоупотребления социальных понятий, констатируя их взаимопроникновение и взаимный объяснительный потенциал ^[9].

Харт указывает на преимущество оценки понятий в контексте реальных практик над теоретическими логико-философскими подходами, вводящими в заблуждение ^{[9, p. 343]}. Юридический язык связывается им с действующим правом, практикой существования правовой системы, с присущими ей правилами, правотворчеством и правоприменением ^[1]. Юридический язык является инструментальным и нормативным ^{[9, p. 376]}. Содержание и практика словоупотребления юридических понятий зависит, таким образом, от особого контекста в рамках права, того как оно действует и оценивается, от того, какие нормы существуют в обществе и как они применяются ^{[9, p. 357]}. Выстраивая такую логическую линию, Харт констатирует отсутствие у правовых понятий фактических референтов, отказывая им в функции описании фактов, но наделяя их функцией производства нормативного вывода. Выражение «я имею/не имею право» ничего не описывает, но отсылает к конкретной норме, при соответствии или несоответствии условиям которой выражение констатирует юридический вывод ^[1].

Харт подчеркивает, что юридический язык и практика употребления правовых понятий не является строго однородной. В общем виде Харт сводит способы словоупотребления к внешним и внутренним типам утверждений, противопоставляя внешнюю точку зрения наблюдателя, соблюдающего правила системы, внутренней точке зрения публичных и частных субъектов, их использующих ^{[8, p. 247-48]}. Правовая система, в контексте которой существует юридический язык, не является абсолютной и потому может характеризоваться множеством способов и по-разному оцениваться. Подобные оценки носят характер фактуальных утверждений. В них юридические понятия используются для описания характера действия правил правовой системы. Подобные утверждения являются внешними, поскольку они совершаются для формулирования оценки, но не воздействия на систему нормативных правил. Так, наблюдатель системы может утверждать, что «в правовой системе право собственности переходит на основании договора». Принципиально иной характер словоупотребления правовые понятия имеют, когда непосредственно применяются в правовой системе. Данные утверждения являются внутренними, поскольку совершаются из желания субъекта повлиять на правовую систему и заключаются в констатации юридически значимого нормативного вывода. Здесь субъект правовой системы будет утверждать, что «я получил право собственности на вещь по договору». Лицо в данном случае не констатирует существование правила, а использует его для порождения юридических значимых последствий. В данной связи представляется довольно логичным то, что внутренний тип утверждений рассматривается Хартом как ключевой, требующий соответствующего теоретического анализа.

Другой важный момент, на который Харт указывает, характеризуя юридический язык, заключается в признании открытости юридических понятий и неприменимости для их анализа приемов и методов формальной логики. Изначально называя их неопределенными, автор пришел к выводу о неоднозначности и неоднородности области словоупотребления понятий юридического языка. Харт указывает на невозможность их оценки исходя из соответствия каким-либо универсальным логическим критериям и образцам и способности выстроить на данных основаниях адекватную употреблению понятий классификацию. В свою очередь, употребление терминов не является абсолютно произвольным и подчиняется определенным закономерностям, хотя и может приобретать различные формы ^[9].

Исходя из данных установок, Харт стремится объяснить фундаментальные понятия юридического языка, такие как «правило», «правовая система», «справедливость» и собственно «право». Данные понятия рассматриваются им как «плавающие» и имеющие сложную структуру, что не позволяет определить четкие критерии их содержания и стандартные случаи употребления ^{[8, p. 251-53]}. Ввиду этого Харт приходит к выводу о том, что любое понятие юридического языка будет иметь центральные и пограничные случаи употребления, или «полутень значений», а также открытую структуру, определяющую границу адекватного применения понятий к случаям, более отдаляющимся от ядра их значения. Данный тезис делает фактически невозможным применение логико-философского анализа к юридическому языку, поскольку его понятия не могут быть исчерпывающим образом определены ^{[10, p. 269]}. Возможным Харт видит скорее толкование и интерпретацию юридических понятий, контекстов их употребления, определения общих и пограничных случаев их действия. Автор констатирует, что простой логичности и разумности при анализе юридического языка недостаточно ^[4].

Таким образом, Харт определяет несостоятельность логико-философских традиций при анализе юридического языка и составляющих его понятий. Предлагаемый Хартом альтернативный метод философского определения строится на следующих основаниях:

• необходимости оценки оснований словоупотребления понятий и признания контекста употребления и их речевой функции как важного условия содержания данных понятий;
• понимании наличия иной системы взаимосвязей самих понятий, критериев и случаев их употребления исходя из признания их открытой структуры и относительной неопределенности.

При этом Харт не строит целостной методологии и полноценной концепции юридического языка, ограничиваясь вопросами особенностей юридического словоупотребления и спецификой анализа правовых понятий. В действительности научное творчество Харта 1949-1950х годов можно оценить как формирование масштабных критических аргументов, призванных устранить недостатки существующей доктрины средствами аналитической философии и сформировать новый методологический базис для исследования языка, особенно в сфере права, что наглядно прослеживается в его фундаментальном труде «Понятие права» ^[8]. О преемственности методологии в неопозитивистской концепции Харта свидетельствуют следующие обстоятельства:

1. Понимание понятий юридического языка как несводимых к фактуальным аналогам стало методологическим базисом определения сущности права как центрального понятия юридического языка.

2. Утверждение о неоднородности области словоупотребления юридических понятий привело к необходимости рассматривать право как систему центральных и пограничных случаев его употребления.

3. Выделение внутренних и внешних типов правовых утверждений стало основанием для определения внутреннего и внешнего аспекта восприятия юридических правил.

4. Признание открытости содержания понятий юридического языка легло в основу тезиса об открытой структуре права и необходимости нормативной интерпретации.

5. Указание на контекстуальность социальных понятий выразилось в переоценке значимости и объективности императивов и нравственных добродетелей при их воздействии на правовую систему.

Постепенное смещение акцентов исследования автора в сторону анализа именно юридических понятий на основаниях лингвистической философии, но с использованием знания в сфере философии права, выразилось в формировании аналитической традиции в юриспруденции, где продолжением вопроса о методах анализа правовых понятий стал вопрос определения онтологии права с применением данных методов.

Таким образом, Харт впервые применил методологические средства аналитической философии к правовой проблематике, став основателем аналитической традиции в праве. С его именем связывается применение новых методик лингвистической философии при анализе социальных понятий. Выдвинутая автором доктрина юридического языка не только сделала возможным построение понятия права, но задала направление современной аналитической юриспруденции, оказав влияние на позиции ведущих аналитических философов и правоведов – Л. Фуллера, Дж. Финниса, Р. Дворкина и других. Став основанием для широкой теоретико-правовой дискуссии, значительно обогатившей проблематику правопонимания, к концу XX столетия анализ проблематики аналитической юриспруденции вышел на глобальный уровень. Одно из наиболее значимых мест в этом дискурсе заняла рефлексия правового наследия Герберта Харта.