"Мутализм" или особенности внешней политики Турции в отношении России

В ноябре 2015 года на территории Сирии российский самолет Су-24 был сбит турецким F-16 в километре от турецкой границы. Атакован был возвращающийся на базу бомбардировщик, который никак не мог угрожать Турции, атакован с расчетом на далеко идущие последствия. Этот момент стал своеобразной точкой бифуркации современных российско-турецких отношений и разделил сотрудничество двух государств на «до» и «после».

Россия, в свою очередь, ввела специальные экономические меры по отношению к Турции. Был указ Президента России и три постановления правительства, где совершенно четко перечисляются меры, которые мы принимали в отношении Турции при сложившихся обстоятельствах. Был заморожен весь механизм наших политических консультаций, в том числе Совет сотрудничества высшего уровня.

Однако, после более чем 8 месячного российско-турецкого кризиса отношений, в июле 2016 года Президент Турции Реджеп Эрдоган направил Владимиру Путину письмо с извинениями за сбитый самолет.

Не смотря на озвученную ранее позицию, сформулированную Президентом Владимиром Путиным (первое – это извинение, второе – наказание виновных, третье – компенсация) ^[1], раскаяния Турции относительно сбитого самолета дали новый шанс для восстановления российско-турецких отношений. Но процесс этот, не смотря на экономическую взаимовыгодность для двух стран, будет длительным.

Если посмотреть на исторические аспекты внешней политики Турции и ретроспективу российско-турецких отношений на современном этапе, то можно вспомнить один интересный тезис: «У страны нет вечных друзей и вечных врагов, а есть только национальные интересы». В исследовании предпринята попытка раскрыть данный тезис.

Турция на протяжении всего своего республиканского периода руководствуется в своей деятельности на международной арене внешнеполитическими доктринами, базовые понятия которых были сформулированы еще в 1923-1938 годах. В дальнейшем они изменялись, но, по мнению большинства авторов, занимающихся изучением внешней политики Турции в ее республиканский период, принципиальной смены курса Анкары не происходило ^[9].

Основной целью турецкого государства, созданного Ататюрком, была и остаётся модернизация, продолжающаяся и по настоящее время. Таким образом, можно сказать, что внешнеполитическая деятельность Турецкой Республики в принципиальном плане определяется основными задачами модернизации исламского общества, что имеет важное значение для окружающих ее мусульманских стран, поскольку на протяжении последних десятилетий Турция пыталась претендовать на роль «учителя» и «примера для подражания» для арабских государств, в частности в стремлении предстать, как и экономический сильный политический лидер в регионе.

Характерной чертой османской дипломатии, впоследствии полностью перенятой кемалистами, было умение лавировать между «великими державами» и даже само понятие «балансирования». В результате применения именно этого внешнеполитического принципа Турция оказалась после второй мировой войны третьим реципиентом американской помощи после Израиля и Египта. Из османской практики заимствованы также скептицизм и осторожность внешней политики, ее обеспокоенность состоянием в регионе ^[10].

Кроме того, Турция также всегда была чувствительна к вмешательству во внутренние дела страны через поднятие темы «прав меньшинств» (в том числе религиозных) ^[11], поскольку это определено ее опытом распада империи, произошедшего посредством применения практики манипулирования «миллетами» (немусульманскими религиозными общинами, в том числе и «армянский вопрос» и «геноцид армян») и полностью инициированного Западом. Сюда же можно отнести неизменно скептическое отношение к иностранному экономическому и, тем более, политическому вмешательству («турецкий поток» является больше политическим проектом, нежели экономическим), сохраняющееся даже в эпоху глобализации ^[13].

Сохраняется также и «имперский» комплекс - туркам, включая политическую элиту, не нравится, когда их рассматривают как некую «страну второго сорта». При этом они сами достаточно высокомерно относятся к арабским соседям, считая, что они «не умеют управлять государствами» (арабы платят им тем же, в результате чего возникает своего рода замкнутый круг во внешней политике).

На протяжении десятилетий после отказа от «имперской внешней политики» традиционным остается и подозрительное отношение к России (даже не смотря на докризисное взаимовыгодное российско-турецкое торгово-экономическое сотрудничество) ^[14]. Возможно предпосылки к этому лежали в мнении Ататюрка, который не видел в политике российской стороны ничего иного, кроме новой, модернизированной версии традиционного русского экспансионизма ^[24].

К базовым принципам Турции, помимо провалившейся политики «ноль проблем с соседями», следует отнести также «пантюркизм», «панисламизм» и «западничество».

«Западничество» подразумевает ориентацию на западную цивилизацию как наиболее развитую и богатую. Главный фактор, определяющий такую ориентацию, заключается в том, что Турция находится на границе западной и исламской цивилизацией и, будучи «недостаточно развитой и богатой ресурсами страной», как турецкие политики определяют ее до сих пор, попросту не может себе позволить иных подходов к внешней политике. Запад (в лице США и ЕС) был и остается для Турции образцом политического прогресса, экономического развития и военной мощи. Поэтому в широком смысле задача политических элит Турецкой Республики - «игра на стороне Запада» (тогда, когда это совпадает с национальными интересами страны).

Сам Ататюрк высказывался в том смысле, что «Запад всегда относился к туркам с предубеждением… но турки всегда неуклонно двигались в сторону Запада… Нет другой альтернативы для того, чтобы стать цивилизованной нацией». И добавлял: «Движение турок на протяжении веков следовало постоянному курсу - мы всегда следовали с Востока на Запад». Вступив в 1951 году в НАТО, Турция формально закрепила свою «европейскую ориентацию», окончательно определив этот путь переговорами о вступлении в «Общий рынок», начатыми еще в 1958 году^[25].

В целом внешнеполитическая кемалистская доктрина может быть охарактеризована как политика осторожного прагматизма или как политика национальных интересов (в том понимании, которое присуще политической элите страны)

Пантюркизм, как второй глобальный проект, был более популярен среди националистов и послужил своеобразной единой почвой для сторонников республики. В самой Турции всегда четко разделяются «тюркизм» (türklük) и «пантюркизм» (türkcülük), причем первый термин понимался, как национальное единство всех жителей Турецкой Республики, а второй – как вмешательство Турции в дела тюрок, проживающих за рубежом. Сторонники Ататюрка, в целом, склонялись именно к «тюркизму», хотя, конечно, нельзя отрицать существовавшее и тогда стремление к всетюркскому единству.

Наблюдалось другое явление: республиканская Турция стала постепенно присоединяться к «чужим» глобальным проектам, если они соответствовали ее национальным интересам. Со временем в ее внешней политике наметилась и явная тенденция к тому, чтобы, по возможности, играть в таких проектах ведущую роль (например, в проектах политического объединения исламского мира).

Одним из интересных исторических аспектов внешней политики Турции можно выделить «панисламизм». На простонародном языке слово «панисламизм» выражает противодействие Востока Западу. По замыслам сторонников панисламизма, это политическое течение предполагалось в качестве своеобразного противовеса экспансионистской политике западных государств (включая Россию с ее идеей Евразийства), причем «…в центре общего мусульманского фронта против Запада должна была находиться Турция…»^[25]. Так, в результате политических событий 2015 года многие обвиняли Эрдогана в его связях с «Исламским государством»(организация запрещена в Российской Федерации), когда Турция поддерживала террористов, покупала у них нефть и позволяла пользоваться своей территорией. Однако, уже в начале 2017 года провела совместно с Россией военную операцию против исламистов ^[26].

С начала 90-х гг. во внешнеполитической мысли Турции стало формироваться интеллектуальное течение, получившее название «неоосманизм». Анализу неоосманизма и его сопоставлению с американским неоконсерватизмом посвятил одну из своих статей современный турецкий политолог М.Фарук Демир, который считал, что османская история и колоссальная мощь Османской империи всегда оказывали огромное влияние на турецкую внешнюю политику. Согласно его исследованию, неоосманисты используют два важных тезиса. Первый состоит в том, что единственная причина отсутствия порядка и мира на Ближнем Востоке, в Северной Африке, на Балканах и в других сопредельных государствах, а также единственная причина растущего уровня хаоса, конфликтов и напряженности – это факт распада Османской империи. Второй тезис – что единственная сила, которая может поддерживать миссию Османской империи, делая вмешательство США и Западной Европы излишними, и нести региону стабильность – ныне правящая Партия справедливости и развития (ПСР), которая обладает «высокой исламской чувствительностью» (и, следовательно, ПСР заинтересована проводить влиятельную и многомерную политику от Эфиопии до Марокко, от Саудовской Аравии до Сирии, от Ирана до Албании).

Следует отметить, что само идеологическое течение под названием «неоосманизм» представляет собой влиятельную тенденцию в сфере идеологических предпочтений турецкой элиты (представители которой, включая даже главного идеолога, бывшего премьер-министра Турции А.Давутоглу, на словах постоянно отрицают свои «неоосманские настроения»).

Неоосманисты уверены, что Турция станет мостом между ЕС и исламским миром. Но это будет не мост с двусторонним движением, а мост – символ поиска ЕС поддержки у Турции в исламском мире. Примером реализации этой мысли можно отследить в Соглашении ЕС и Турции о мерах о урегулированию миграционного кризиса в Европе, когда Председатель Европейского совета Дональд Туск в ходе визита в Турцию сообщил, что Анкара показала наилучший пример заботы о нуждах беженцев, а бывший Премьер-министр Турции Ахмет Давутоглу, сопровождавший европейских лидеров, в свою очередь, в ходе пресс-конференции заявил, что его страна выполнила все обязательства по соглашению с ЕС и надеется, что в скором времени Евросоюз пойдет навстречу Турции в вопросе отмена виз. Однако, Запад воспринимает Турцию немного в другом контексте, что вполне логично.

Политический ислам Турции в том виде, как он сформировался в последние 15-20 лет, несколько отклонялся от общего видения, выработанного турками на Западе. Так, в докладе Вашингтонского института ближневосточных исследований «Восприятие внешней политики и международных отношений в исламской прессе» (автор – турецкий исследователь С.Айата) отмечалось, что политический ислам в Турции выступает категорически против западной доминации в сфере политики, экономики и культуры, считает, что на ее место должны прийти исламские ценности. При анализе политического ислама Турции следует учитывать, что в большинстве случаев мы имеем дело не с мусульманством как таковым, а со специфической формой националистического политического курса, в той или иной степени повторяющей основные положения «тюрко-исламского синтеза».

В целом, основные идеологии Турецкой Республики в последние два-три десятилетия все более переплетаются и «синтезируются». Зачастую трудно определить, где кончается кемализм и начинается неоосманизм или исламизм, что является отражением объективного процесса взаимопроникновения двух основных политических элит, выработки определенного компромисса между ними.

Что же касается влияния Турции в отношении ситуации на Ближнем Востоке, то, по мнению турецкого профессора Багджи, у Турции есть три главных интереса в Сирии, ее непосредственного соседа. Первый: не допустить образования курдского правительства в Северной Сирии. Второй: сдержать и контролировать группы радикальных исламистов. Третий: содействовать образованию нового правительства в Сирии, которое будет находиться под контролем Турции ^{[20, 21]}. Иными словами, отношение Турции к сирийскому кризису, в основном, определяется этими тремя главенствующими национальными парадигмами, что, в свою очередь, могло спровоцировать страну на недальновидные и необдуманные поступки в отношении России, последствия оказались для турецкой стороны значительными. Россия и Турция всегда находились по разные стороны в сирийском конфликте, однако до того, как в ноябре прошлого года турецкий истребитель F-16 сбил российский самолет, им удавалось справляться с разногласиями.

Турция, обладая достаточно динамично развивающейся региональной и мировой экономикой, является соседом России и более 20 лет была ее важным внешнеторговым, а значит и политическим партнером.

Турция была единственным членом Организации североатлантического договора (НАТО), отказавшейся ввести санкции после аннексии Москвой Крыма. Путин даже поместил Турцию в самый центр своей газовой дипломатии, после того как столкнулся с жесткой позицией Европейского Союза по поводу Украины ^[6,7,8].

С 2002 года по 2014 год товарооборот Турции с Россией увеличился почти в шесть раз. В общем товарообороте Турции со всеми странами мира Россия была на втором месте, уступая только Германии ^[12].

Сегодня даже Эрдоган, вероятно, согласится с тем, что решение сбить 25 ноября 2015 года российский бомбардировщик нельзя назвать блестящей идеей.

Итогом акта агрессии по отношению к российскому самолету стало то, что двусторонние плодотворные и вполне дружественные российско-турецкие отношения, планомерно выстраиваемые более 20 лет, стали «разменной монетой» или «пешкой в большой шахматной игре» Запада и России.

В последние 20 лет наши страны интенсивно развивали и углубляли двусторонние отношения, включая проект атомной электростанции «Аккую», а также газопровод «Турецкий поток»

Последствия кризиса в отношениях с Россией, которые уже выразились в прямых расчетах стоимости аннулированных контрактов, еще предстоит экстраполировать на средне- и долгосрочную перспективу. Турция уже потеряла значительную долю российского рынка, который являлся для нее приоритетным по официально принятой долгосрочной экспортной стратегии страны. Так, что в интересах Турции, для дальнего экономического развития и усиления своих позиций в регионе, продолжать сотрудничество с Россией.

Изменения миропорядка ^{[2, 3, 4, 5]} могли бы открыть для России и Турции новые перспективы взаимовыгодного многоуровневого сотрудничества в различных сферах (энергетической, политической, торгово-экономической), но турбулентная система международных отношений, политические амбиции Турции, расстановка сил и активное вмешательство в двусторонние отношения США ^[16], которые, в свою очередь все еще стремятся укрепить свое влияние в регионе путем ослабления региональных игроков, изменили устоявшиеся правила игры.

Будучи членом военно-политического блока НАТО и, опираясь на поддержку США ^[17], Турция претендовала на место регионального политического и экономического лидера. Она принимает самое деятельное участие в большинстве региональных политических и экономических проектах, активно вмешивается в дела ближневосточного, южно-кавказского, центрально-азиатского и североафриканского регионов, пытается усилить свою роль и за их пределами, что зачастую пересекается с национальными интересами России ^[14].

Однако, на фоне усиления роли энергетического фактора в международной политике партнерство в топливно-энергетической сфере, безусловно, является ключевым направлением в российско-турецких отношениях на протяжении многих лет, и, несмотря на произошедшие события, остается таковой. Вполне объективно энергетическая составляющая двусторонних отношений остается в числе приоритетных значений для обеих сторон.

Примечательно, что принципиальные параметры и стратегические цели секционного сотрудничества России и Турции сохранились. Несмотря на кризис в двусторонних отношениях или меры экономического давления, «Голубой поток» не переставал работать, а турецкая сторона в четвертом квартале 2015 года даже увеличила объемы закупок российского газа на 1 млрд. куб. м по сравнению с декабрем предыдущего года.

В целом современная внешнеполитическая концепция Турции может быть охарактеризована как политика турбулентного прагматизма или как политика национальных интересов, в том понимании, которое присуще руководству страны в определенный момент политической ситуации, когда внешнеполитические решения принимаются исходя из выгоды кратко и среднесрочного периода;

· В интересах Турции, для дальнего экономического развития и усиления своих позиций в регионе, продолжать сотрудничество с Россией. Однако атака на российский самолет продемонстрировала, что для Турции, иногда приоритетнее другие аспекты сотрудничества, нежели экономические;

· Несмотря на кризис в двусторонних отношениях и меры экономического давления сохраняются принципиальные параметры и стратегические цели секционного сотрудничества России и Турции в сфере энергетики

Отношения между Россией и Турцией представляются гораздо более интересным измерением. Москва знает свои сильные и слабые стороны, знает позиции Турции. В заключение можно сказать, что мир очень изменился, страны несравнимо более сильно взаимосвязаны, чем сто лет назад. Проблема же согласования национальных и глобальных интересов актуальна как никогда. Необходимость, прежде всего для лидеров государств, тщательно взвешивать каждый шаг на международной арене, избегая скоропалительных решений авантюристического характера и принимать во внимание те потери, которые может вызвать втягивание страны в любой кризис и противостояние. Однако необходимо понимать что, у каждого государства существуют национальные и стратегические интересы, которые, прежде всего, лидеры этих стран должны проводить и защищать, даже не смотря на дружественные отношения между ними.