Проблема метафоричного описания памяти в истории философской мысли

Мокроусова Елена Александровна аспирант, Институт социальных и политических наук, Уральский федеральный университет имени первого Президента России Б.Н. Ельцина 456320, Россия, Челябинская область, г. Миасс, ул. Макеева, 44 Mokrousova Elena Aleksandrovna Post-graduate student, the department of Social Philosophy, Ural Federal University named after the first President of Russia B. N.Yeltsin 456320, Russia, Chelyabinsk Oblast, Miass, Makeeva Street 44 elena-mokrousova@rambler.ru

История исследований в области памяти берёт своё начало в древнегреческой философии и насчитывает, таким образом, более двух тысячелетий. При этом описание механизмов и процессов памяти долгое время носило метафоричный характер, что имеет определённые последствия для понимания сущности феномена памяти сегодня.

Возможность использования метафор для усиления образности и выразительности поэтического текста не вызывает сомнений, действительно, метафора, традиционно понимаемая как «риторический приём» ^{[6, с. 285]}, как «поэтическое и риторическое выразительное средство» ^{[10, с. 387]}, способна преобразить текст, усилив его эмоциональность и высветив те или иные существенные аспекты описываемых предметов или явлений. Однако помещённая в контекст философской или научной мысли метафора не может столь однозначно обосновать своё право на существование. Вопрос о целесообразности применения метафор в наши дни остаётся открытым.

Как отмечает В. Парето, метафоры «нередко вводятся спонтанным образом… без всякого умысла, из потребности украсить повествование» ^{[13, с. 233]}. В таком случае метафоры не имеют никакой эвристической силы и могут рассматриваться как «роскошь, которую может позволить себе литература» ^{[8, с. 199]}, но от которой должны отказаться философия и наука. Многие исследователи с этим не согласны, они полагают, что метафора – это «вездесущий принцип языка» ^{[15, с. 46]}, который является «необходимым орудием мышления» ^{[12, с. 68]}. Метафора «углубляет понимание реальности» ^{[4, с. 25]}, и поэтому может рассматриваться как одна из возможных форм научной и философской мысли. Как отмечает Х. Ортега-и-Гассет, «ни одному философу не пришло бы в голову осудить метафору» ^{[12, с. 68]}. Тот, кто отрицает возможность использования метафор, демонстрирует тем самым, что «не знает ни что такое философия, ни что такое метафора» ^{[12, с. 68]}.

Эта позиция встречает активное сопротивление со стороны «мыслителей, придерживающихся рационалистических, позитивистских и прагматических взглядов» ^{[4, с. 11]}. Они полагают, что метафора не может рассматриваться как способ выражения мысли, поскольку заменяет реальный объект его приблизительным подобием, при этом теряются многие существенные свойства изучаемого предмета. На этом основании использование метафор за рамками поэтического текста провозглашается недопустимым - «<<совершение метафоры>> приравнивается к совершению преступления» ^{[4, с. 11]}.

Дискуссия относительно того, оправдано ли использование метафор за рамками поэтического текста, поднимает целый пласт сопутствующих проблем и заслуживает отдельного рассмотрения, что, к сожалению, не возможно в рамках данного текста. Наша задача обнаружить наиболее распространённые в истории философской мысли метафоры, используемые для описания феномена памяти, и рассмотреть их значение для формирования общего видения и понимания того, как устроены механизмы и процессы памяти. Мы отмечаем, что существуют разные точки зрения относительно целесообразности использования метафор, для того чтобы подчеркнуть, что метафоричность описания феномена памяти должна рассматриваться не как данность, а как проблема.

Самой известной в философии метафорой является метафора «восковой дощечки», которую мы обнаруживаем у Платона. В наших душах, по мнению древнегреческого философа, есть некая восковая дощечка: «у кого-то она побольше, у кого-то поменьше, у одного – из более чистого воска, у другого – из более грязного» ^{[14, с. 300]}, что объясняет различие познавательных способностей и способностей к сохранению воспоминаний у разных людей. Если человеку необходимо запомнить какое-то событие, явление или предмет, он делает соответствующий оттиск на восковой дощечке. То, что застывает в воске, он запоминает и сохраняет в виде знаний до тех пор, пока сохраняется отпечаток. Когда след, оставленный на воске, стирается или для новых отпечатков не остается больше места, тогда человек забывает то, что случалось с ним в прошлом, что отчасти необходимо, для того чтобы давать место новым знаниям и новым отпечаткам, а отчасти разрушительно, поскольку стирание следов ведёт, по мнению Платона, к заблуждениям и ошибкам.

Аристотель вслед за Платоном повторяет метафору отпечатка, используя в качестве примера отпечаток перстня в воске, однако при этом он добавляет новую метафору – метафору рисунка, которая объясняет отличие воспоминаний от представлений. Согласно Аристотелю, рисунок с изображением животного мы можем рассматривать как простое изображение, т.е. сам по себе, или же, как нечто, отсылающее нас к реально существующему объекту (в данном случае – животному). Точно также образ, рождающийся в душе человека, может ощущаться как взятый сам по себе и являться душе как представление, или же как воспоминание, когда «рассматривая представление как нечто самостоятельное, мы изменяемся и начинаем рассматривать его как относящееся к другому» ^{[3, с. 163]}. обладание образом как изображением того, образом чего он является

Кроме метафоры отпечатка или метафоры рисунка мы можем выделить схожую с ними группу пространственных метафор. Так, например, Августин описывает память как гигантское хранилище, в которое помещается всё, с чем сталкивается человек, и из которого в нужный момент извлекается нужный фрагмент прошлой жизни, он использует при этом выражения «палата», «вместилище», «кладовая». Память поражает Августина, прежде всего, своей вместительностью. Содержанием воспоминаний выступают не только образы чувственных впечатлений, но и умственные понятия, «бесчисленные соотношения и законы, касающиеся чисел и пространственных величин» ^{[2, с. 149]}, прошедшие душевные переживания. Всё эти впечатления, понятия и фрагменты прошлого память собирает воедино и сохраняет для дальнейшего использования.

Метафору памяти как хранилища мы также можем обнаружить в философии Дж. Локка. Он полагал, что объектом мышления человека выступают идеи. Удержание некоторой идеи в поле зрения ума Дж. Локк обозначает как созерцание, отмечая при этом, что его возможности весьма ограничены. Разум не может постоянно удерживать перед собой весь массив проникающих (и проникавших ранее) в него идей. Именно поэтому ему необходим своего рода «склад», в который он может помещать неактуальные в данный момент идеи, и из которого идеи с лёгкостью могут быть извлечены, когда придёт их время.

Описывая память как «кладовую» идей, Дж. Локк обращает внимание на то, что все идеи, когда-либо полученные человеком, с течением времени ослабевают, а некоторые из них и вовсе стираются из памяти, «оставляя по себе так же мало следов или знаков, как пробегающие по нивам тени» ^{[11, с. 200]}. Идеи блекнут в памяти по разным причинам. Некоторые из них исчезают в силу своей невостребованности, некоторые изначально оставляют довольно слабый «отпечаток» так, что в последствии с лёгкостью стираются и замещаются другими, более сильными идеями. Память вбирает в себя и хранит огромный массив информации и знаний, для Дж. Локка «иметь… идеи в памяти наготове, под рукой – значит обладать живостью ума» ^{[11, с. 204]}. Хорошо отлаженные механизмы памяти являются необходимым условием успешной работы разума.

Существенный вклад в развитие метафор памяти вносит теория ассоцианизма, которая акцентирует внимание на механизме воспроизведения воспоминаний и утверждает, что слаженная и успешная работа памяти основывается на том, что процесс извлечения воспоминаний подчиняется определённым принципам и законам – законам ассоциации. Благодаря этому воспоминания воспроизводятся не как изолированные элементы, а в определённой последовательности и связи друг с другом. С точки зрения философии ассоцианизма, идеи, наполняющие сознание человека, рассматриваются как «копии», снятые с непосредственных впечатлений и сохраняемые в памяти. Воспоминание призвано оживить и возродить то впечатление, которое испытывалось ранее и сейчас нуждается в повторном воспроизведении. Идеи, воскрешаемые памятью, сохраняют «значительную степень своей первоначальной живости» ^{[17, с. 69]}и ту первичную форму, которая была им дана в момент непосредственного впечатления. Воспоминания, таким образом, максимально приближают нас к объектам и явлениям прошлой жизни, позволяя переживать их в том же виде и с той же силой (или живостью). Чем лучше работает память, тем точнее будут «копии», снимаемые с впечатлений. Всякое отклонение от изначально данного впечатления рассматривается как недостаток и несовершенство памяти. Существо памяти составляют конгломераты ассоциаций (ассоциации из ассоциаций). Так, например, идея яблока рождается из комбинации идей цвета, вкуса, формы и т.д., так что достаточно одного названия – «яблоко», для того чтобы воспоминания воспроизвели весь комплекс ощущений. Память – это способность, при помощи которой «следы ощущений и идей повторяются или вспоминаются в том же порядке и отношении, точно или почти точно, как они однажды были представлены в действительности» ^{[7, с. 196]}.

Метафору памяти мы также можем обнаружить в работах З. Фрейда. Он описывает воспоминания как следы, которые являются копиями изначальных событий, благодаря чему «все впечатления сохраняются в том же виде, как они были восприняты» ^{[16, с. 183]}. При должном усилии вспоминающего могут быть восстановлены даже те переживания, которые казались утраченными и забытыми навсегда. При этом воспоминания сохраняются не как изолированные элементы, а как накрадывающиеся друг на друга системы памяти, которые могут быть восстановлены неповрежденными, т.е. могут воспроизвести оригинальное содержание событий и ощущений. Иногда этот процесс оказывается затруднён в силу того, что некоторые воспоминания и их компоненты оказываются вытеснены за пределы сознательного и подавлены внутренними механизмами самосохранения психики. Положительные результаты психоаналитической практики показывают, однако, что вытесненные следы воспоминаний «на протяжении длиннейшего промежутка времени … не терпят никаких изменений» ^{[16, с. 183]}. Поэтому З. Фрейд считает ошибочным предположение, согласно которому забывание – это результат разрушения следа памяти.

Развитие метафор памяти несмотря на некоторые вариации происходит в одном направлении, на основании чего мы можем объединить их под общим названием «метафоры архива» ^[1]. С точки зрения «метафоры архива» память представляет собой расширяющееся до некоторых пределов пространство, которое заполнено различного рода воспоминаниями о прошлом: сюда помещаются знания и навыки человека, его представления о мире, его система ценностей, его представление о себе самом и своей идентичности. Особое место в системе памяти занимают так называемые «неличные» воспоминания, т.е. воспоминания, связанные не с непосредственным жизненным опытом человека, а опытом окружающих его людей и социальных общностей. Память, таким образом, описывается как некий каталог, в котором воспоминания сохраняются на протяжении длительного промежутка времени в «законсервированном» состоянии, т.е. в первоначальном и неизменном виде. Образ, остающийся в сознании и сохраняющийся в памяти, должен соответствовать изначальным впечатлениям и переживаниям. Любые трансформации этого образа – признак ухудшения работы памяти. При этом, как и в любом хранилище, информация в памяти располагается упорядоченно и структурировано. Именно поэтому человек оказывается способен извлекать нужное воспоминание в ситуации, когда это необходимо. Извлечение воспоминаний не сопровождается активной работой памяти, аналогично тому как в библиотеке мы выбираем нужную книгу и затем возвращаем её на то же самое место в том же самом виде. Таким образом, «метафора архива» является выражением господствовавшей долгое время установки на рассмотрение процессов памяти с точки зрения их способности запечатлевать и восстанавливать информацию в точном и неизменном виде.

Наши выводы относительно «метафоры архива» могут быть распространены на все метафоры, к которым мы обращались ранее, поскольку они являются вариациями «метафоры архива» и формируют аналогичное представление относительно сущности и принципов организации работы памяти. «Метафора архива» упускает из вида главную особенность памяти – память представляет собой динамичный и творческий процесс. Воспоминания никогда не хранятся и не извлекаются из памяти в неизменном виде. В процессе запоминания информация закладывается в памяти не полностью и детально, а в виде нескольких ключевых слов, образов или схем. В процессе припоминания мы извлекаем их из памяти и заполняем пропущенные между ними ячейки, догадываясь о том, какая информация могла бы быть в них размещена. Память, таким образом, представляет собой нечто большее, нежели простое соотнесение какого-либо факта с известным моментом в прошлом. Она обладает значительной творческой силой, именно поэтому мы говорим о том, что воспоминания конструируют, воссоздают фрагменты прошлого, внося при этом свои корректировки. «Тысяча условий… изменяют или уничтожают одни образы, оживляют другие и изменяют все направление сознания» ^{[9, с. 390]}. При этом видно, как постепенно перерабатывается и изменяется содержание воспоминаний, как выделяются существенные признаки вспоминаемого предмета, а незначительные стираются. Воспоминания человека в действительности очень пластичны и изменчивы. Они накладываются друг на друга, видоизменяя своё изначальное содержание. «Воспоминания не представляют собой замкнутую систему, они всегда соприкасаются с иными воспоминаниями… , модифицируются или поляризуются в общественной реальности по отношению к другим воспоминаниям»^{[5, с. 11]}. Обновление и развитие воспоминаний происходит вместе с развитием самого человека. Каждое воспоминание – это не законченный, оформленный фрагмент прошлого, на подобии архивного документа, а набор отдельных образов, сюжетов, которые связываются во едино.

Анализ метафор памяти вновь возвращает нас к обозначенному выше контексту проблемы целесообразности использования метафор в философском и научном дискурсе. Как отмечает В. Парето, метафоры «могут применяться в научных целях при переходе от известного к неизвестному» ^{[13, с. 231]} в качестве простых средств объяснения, однако «они не имеют совершенно никакой научной ценности, если используются доказательства» ^{[13, с. 231]}. Долгое время использование метафор памяти было оправданным, поскольку позволяло сформировать наглядный образ и представление о том, как устроена работа памяти, в отсутствии необходимых рациональных и эмпирической доказательств. Однако со временем метафора памяти (памяти как архива) превратилась в самостоятельный устойчивый образ, который выступал своего рода методологическим ориентиром, оказывающим существенное влияние на результаты и выводы, получаемые в результате исследования памяти. В. Парето также настаивал на том, что намеренное введение метафор осуществляется «вовсе не для того, чтобы с их помощью изменить представления о действительности или предполагаемой реальности» ^{[13, с. 235]}. В случае с метафорами памяти происходит как раз обратное. Они искажают и подменяют реальные процессы и механизмы памяти их устойчивыми образами и подобиями. «Метафора архива» является не просто образным средством выражения, она фиксирует определённое представление о механизмах и процессах памяти, задавая соответствующее направление рассмотрения проблемы памяти в целом. Именно поэтому использование «метафоры архива» приводит к существенным искажениям в понимании основных принципов памяти и создаёт значительные трудности для исследования феномена памяти сегодня. Более того, распространение и утверждение «метафоры архива», с точки зрения Д. Брокмейера, является одной из причин возникновения сегодня ситуации «кризиса памяти», которая может быть описана как ситуация «ускользания памяти» ^{[1, с. 7]} или «растворении памяти» ^{[1, с. 7]}, что означает невозможность адекватного и исчерпывающего описания феномена памяти в целом. Преодоление «метафоры архива», таким образом является необходимым условием преодоления «кризиса памяти». Поэтому нам важно ещё раз подчеркнуть, что в рамках философского анализа проблемы памяти мы должны отказаться от использования известных нам метафор и преодолеть понимание памяти как устойчивого архива или каталога воспоминаний.