Аннотация: В статье приводятся литературоведческие, социологические и культурологические точки зрения на проблему литературного канона, описываются механизмы канонизации и определяются границы «русской классики». Обнаруживается связь между текстами, претендующими на статус в канонической иерархии, и вопросом национальности. Устанавливается, что конструирование как национального автопортрета, так и образа иностранца (Другого), являются важнейшими функциями классического канона. Объектом данного исследования выступает единое дискурсивное поле русской классической литературы. Предметом — тот обобщенный образ немца, который этим полем репрезентируется. С обращением к актуальным исследовательским практикам анализа дискурса устанавливается, что портрет немца строится на таких концептуальных категориях как:   1) связь с землей, почвой и естеством, 2) связь с корнями, 3) опора на действительность и «приземленность», 4) планирование, 5) позитивизм и подчинение, 6) восприятие жизни как механизма. Конструирование Другого создает в структуре классического текста оппозицию с «русским» и выстраивает череду бинарных пар: обусловленность наследственностью / свобода, устойчивость на почве / способность к прыжку, четкое планирование / мечтательность, законничество / пасхальность, самовозвеличивание / самоумаление, безбожие / православие. Выявляется, что герой-немец выступает в качестве конституирующего Другого, провоцирующего самоопределение и самоидентификацию.

Abstract: The article presents literary, sociological and cultural points of view on the problem of the literary canon, describes the mechanisms of canonization and defines the boundaries of the Russian classics. The author discovers a connection between the texts claiming the status of the canonical hierarchy and the question of ethnicity. The article establishes that the construction of both a national self-portrait and the image of a foreigner (the Other) are the most important functions of the classical canon. The object of this research is a unified discursive field of Russian classical literature. The subject is the generalized image of the German that forms in this field. The author, resorting references to current research practices of discourse analysis, establishes that the portrait of a German is based on such conceptual categories as: 1) the connection with the soil and nature, 2) the connection with roots, 3) reliance on reality and "mundanity", 4) planning, 5) positivism and subordination, 6) perception of life as a mechanism. The construction of the Other creates an opposition to the "Russian" in the structure of the classical text and builds a series of binary pairs: heredity / freedom, stability on the ground / ability to jump, clear planning / dreaminess, legalism / Paschality, self-aggrandizement / self-abasement, godlessness / Orthodoxy. The article reveals that the German hero acts as a constituent of the Other, provoking self-determination and self-identification.

Аннотация: Оформление символизма как художественного и мировоззренческого явления происходило в интеллектуальной и культурной оппозиции к традиции русского академического позитивизма. В статье позитивизм и символизм рассматриваются как два конкурирующих за влияние в русской интеллектуальной среде дискурса, состязание которых нередко принимало черты конфликта «отцов и детей». Одним из способов «борьбы за авторитет» становилось конструирование символистами образа «отца-позитивиста» в мемуарах и дневниковых заметках. Объектом исследования выступает репрезентация бытовой культуры условного «отца» в мемуаристике А. Белого, Г. И. Чулкова, В. Я. Брюсова, Н. Петровской, Б. М. Рунт и З. Н. Гиппиус. Предметом – те дискурсивные механики, за счет которых достигается репрезентация инаковости и «другоизация» («othering») такого быта. Методология работы выстраивается вокруг оптик переводческого поворота (translation turn), позволяющего взглянуть на сцены из мемуаров как на «промежуточные пространства» («third space»), где за счет репрезентативных практик разворачивается борьба дискурсов. Новизна исследования проявляется как в привлечении внимания к данной проблематике, так и в выстраивании актуальной методологической базы. По результатам анализа были выделены такие механики «другоизации», как: унификация и обобщение, бинарность и ассиметричность, придание Другому статуса вневременности и внеисторичности, использование уничижительных категорий, нарративная техника двойной репрезентации и умалчивание. Целью «другоизации» отцов становились конструирование личной идентичности и собственной «самости», а также попытка определения себя через конституирующего Другого.

Abstract: The formation of symbolism as an artistic and worldview phenomenon took place in intellectual and cultural opposition to the tradition of Russian academic positivism. In the article positivism and symbolism are viewed as two discourses competing for influence in the Russian intellectual environment, the competition of which often took on the features of a conflict between "fathers and children". One of the ways of " battle for the authority" was the construction of the image of "father-positivist" in memoirs and diary notes by symbolists. The object of the study is the representation of the everyday culture of the conventional "father" in the memoirs of A. Beliy, G. I. Chulkov, V. Y. Brusov, N. Petrovskaya, B. M. Runt and Z. N. Gippius. The subject is those discursive mechanics, through which the representation of otherness and "othering" of such everyday life are achieved. The methodology of the work is built around the optics of the translation turn, which allows us to look at the scenes from the memoirs as "third space", where the battle of discourses unfolds at the expense of representational practices. The novelty of the research is manifested both in drawing attention to this problem and in the development of an actual methodological base. Based on the results of the analysis, the following mechanics of "othering" were identified: unification and generalization, binarity and asymmetry, giving the Other the status of timelessness and non-historicity, the use of pejorative categories, the narrative technique of double representation and concealment. The aim of the fathers "othering" was the construction of personal identity and selfhood, as well as the attempt to define oneself through the constitutive Other.