Восприятие творчества Г. Яхиной в китайской критике и литературоведении

Чай Ли ORCID: 0009-0000-3178-0415 аспирант, кафедра Русского языка и литературы, Дальневосточный Федеральный Университет 690950, Россия, Приморский край, г. Владивосток, ул. Аякс, 10 Chai Li Postgraduate student, Department of Russian Language and Literature, Far Eastern Federal University 690950, Russia, Primorsky Krai, Vladivostok, Ajax str., 10 847743692@qq.com Другие публикации этого автора

Наблюдения за китайскими исследованиями, начавшимися в 80-х годах ХХ века и посвященными русской женской прозе, позволяют сделать вывод о тенденции их развития от обзорных статей до глубоких обобщений, связанных с рассмотрением поэтики произведения.

В 2017 году в Китае в издательстве «Народная литература» опубликована книга Г. Яхиной «Зулейха открывает глаза» (пер. Чжан Цзе и Се Юньцай). После выхода книги китайские ученые обратили внимание на ее творчество, однако количество полученных результатов оказалось незначительны. С 2019 года наблюдается значительный рост результатов исследований творчества Г. Яхиной. По данным Китайской академической платформы CNKI (China National Knowledge Infrastructure) 2022 год стал годом с наибольшим количеством результатов исследований: всего было опубликовано 10 научных работ. Кроме того, творчество Г. Яхиной часто становится объектом диссертационного исследования: в 2023 году 6 из семи работ являются диссертациями.

С увеличением популярности писательницы в России и Китае исследователи из обеих стран анализируют её творчество с различных сторон. На следующем рисунке представлено количество публикаций, посвящённых её произведениям:

Рис. Кол. работ о творчестве Г. Яхиной в китайском и российском литературоведении

(Примечание: Данные в таблице взяты из китайского сайта «CNKI» и российских сайтов «е-library» и «КиберЛенинка», по состоянию на 15. 03. 2025)

Китайские ученые переняли опыт исследований российских коллег, при этом наблюдается национальная специфика. Что касается направлений этих исследований, то они сосредоточены на аспектах, изложенных ниже.

(1) Знакомство с творчеством Г. Яхиной.

Первая работа, представляющая роман Г. Яхиной, называется «Обзор русской литературы 2015 года». В Год русской литературы на передний план вышли многие ранее незнакомые для китайских литературоведов авторы, «составившие основное ядро российской литературы этого года» ^{[21, с. 107]}, среди которых была и Гузель Яхина. В своей статье Кон Сявэй представляет главную сюжетную линию произведения «Зулейха открывает глаза», рассматривая его как исторический, женский и философский роман. Чжу Явэй в статье «Гузель Яхина и ее дебютный роман “Зулейха открывает глаза”» высоко оценил это произведение: «Это отличный роман, со своим национальным колоритом и уникальным обаянием» ^{[29, с. 40]}.

Помимо знакомства с творчеством автора, ученые также анализировали процесс перевода данного произведения, например, в 2017 году Цзян Шань в статье «Перевод характерных культурных явлений в романе “Зулейха открывает глаза”» проанализировала методы перевода романа.

Гузель Яхина посвятила часть романа быту и нравам татарской семьи, и ее произведения неизбежно несут в себе культурные национальные особенности, которые относительно мало знакомы иностранному читателю. Для перевода характерных культурных явлений, таких как устройство жилища, национальные костюмы, народные вероисповедания и т.д., необходимо «не следовать определенному принципу перевода, а сочетать специфику перевода с конкретным контекстом, эмоциями, риторическими приемами и другими факторами» ^[20], для достижения целей художественного перевода, направленного на передачу глубинного смысла.

(2) Исследования, посвященные отражению феминистских идей в романе «Зулейха открывает глаза».

С 80 гг. ⅩⅩ века Китай познакомился с западным феминизмом, китайские ученые начали создавать собственную феминистскую теорию и анализировать литературные произведения с точки зрения феминистской критики. Китайские русисты заметили отражение феминистских идей в творчестве Г. Яхиной и провели анализ становления самосознания героини в произведении писательницы.

Как сказала Г. Яхина в одном из интервью, «эта книга о женщине, которая обретает себя, это можно назвать сбрасыванием паранджи или даже феминизацией» ^[13]. Изучение феминистских идей в произведениях писательницы стало важным направлением исследований китайских ученых. К примеру, в статье «Потеря и пробуждение женского самосознания: о романе Гузель Яхиной “Зулейха открывает глаза”» Хоу Дань анализирует смысл фразы «Зулейха открывает глаза», которая встречается в книге всего пять раз, и делает вывод, что с каждым появлением в тексте это выражение имеет разные значения. Как утверждает Хоу Дань, каждый раз, когда появляется эта фраза, «новые идеи приходят на смену старым убеждениям, а главная героиня преодолевает всевозможные трудности, превращаясь из робкой и боязливой “дурочки” в независимую и сильную женщину и восстанавливая давно утраченное чувство достоинства» ^{[18, с. 58]}.

(3) Рассмотрение системы образов в романе «Зулейха открывает глаза».

Изучение образов персонажей – важная часть литературных исследований. «Подчеркнем органичную связь между образом как воспроизведением целостности предмета и его многозначностью. Именно в этом — исходная объективная предпосылка множественности интерпретаций произведения» ^[10].

В 2021 году Ван Линьлин и Лю Лэ опубликовали статью «Трансформация образов в романе “Зулейха открывает глаза”». В статье анализируются изменения, произошедшие в духовном и интеллектуальном развитии разных героев. Ван Линьлин и Лю Лэ считают, что благодаря духовным изменениям герои в романе постепенно нашли свой жизненный путь ^[26].

В 2023 Надия Хоссен из Восточно-китайского педагогического университета написала работу «Анализ сочетания женственности и маскулинности в характере героини в романе “Зулейха открывает глаза”». Надия Хоссен анализирует появление маскулинности в характере Зулейхи: «ее характеристика преобразовалась от одной формы женственности к проявлению в мягком и уступчивом характере черт, свойственных мужчинам, благодаря чему она освобождает себя от традиционных ограничений для достижения самосовершенствования. Это приводит к внутреннему равновесию и, следовательно, к изменению судьбы и судеб окружающих» ^{[24, с. 9]}.

(4) Исследования мотивов в произведениях Г. Яхиной.

Определение мотивов произведения может заложить важную основу для глубокого анализа главной мысли произведений. «Уяснение сложности сюжетной проблематики произведения невозможно без анализа всех формальных способов обозначения мотива, выявления связей, образующих семантический мотивный комплекс» ^{[8, с. 32]}.

В 2021 году Дун Юймэн в работе «Анализ мотивов в романе Гузели Яхиной “Зулейха открывает глаза”» определяет жанр романа «Зулейха открывает глаза» как женская лагерная проза. В ее исследовании не раз упоминается книга З. Прилепина «Обитель», которая также считается образцом лагерной прозы. Дун Юймэн полагает, что «два произведения вышли в свет друг за другом, и касаются общей темы лагеря, что продолжает и развивает традиции каторжной прозы XIX века и лагерной прозы XX века. По сравнению с прежними писателями, раскрывающими лагерную тему, Г.Ш. Яхина по-новому осмысляет и расширяет трагический опыт многочисленных жертв репрессий. В центре ее дебютного романа “Зулейха открывает глаза” находится обыкновенная женщина, живущая в переломные моменты истории Советского Союза, которая выживает, приобретает самость и открывает глаза на новый мир» ^{[17, с. 22]}.

Статья «Комплекс мотивов ада и рая в современной русской прозе, посвященной лагерной тематике (на материале романов Захара Прилепина “Обитель” и Гузель Яхиной “Зулейха открывает глаза”)» была также опубликована в 2020 году А.С. Париновой. Дун и А.С. Паринова в целом схожи в понимании жанра произведения Г. Яхиной как лагерной прозы. Однако, когда речь заходит о детальном изучении мотивов, каждый из них подходит к исследованию с уникальной точки зрения и использует свои методы.

Основное отличие заключается в том, что Дун Юймэн рассматривает тему романа Г. Яхиной через призму мотива выживания, а также мотива любви и смерти. В то же время Паринова сосредотачивается на центральном мотиве ада и рая, проводя сопутствующий анализ других мотив, таких как прозрение, вечность, любовь, бегство.

Помимо этого, эти два ученых используют различные подходы к исследованию. Дон Юймэн начинает с раскрытия сюжета романа и затем переходит к анализу мотивов, например, для изучения мотива выживания в начале была проанализирована сюжетная линия жизни угнетенной Зулейхи в татарской деревне. В отдаленной деревне молодая татарка Зулейха ведет жизнь, схожую с жизнью своей матери, бабушки, прабабушки и многих других скромных и тихих крестьянок своего времени: «Как там мама говорила? Работа отгоняет печаль. Ох, мама, моя печаль не слушается твоих поговорок...» ^{[14, с. 21]}. В таком случае «из-за отсутствия свободы личности она только существует, как животное или растение, но не начинает жить, как самодостаточный человек» ^{[17, с. 30]}.·В отличие от А. Париновой, китайская исследовательница останавливается на мотивах угнетения, оставляя без внимания остальные важные вопросы, поднимаемые в произведении.

Изучая содержание романа, Паринова исследует библейские мотивы. «Сам Семрук носит имя, напоминающее Кузнецу “серафимов шестикрылых”, а лодка, на которой юноша отправляется из лагеря, чтобы учиться живописи, подарена Юзуфу Луккой, в то время как в православной и католической традиции евангелист Лука считается покровителем не только врачей, но и живописцев. Показательно, что имя, которое дает ему Игнатов уже не Юзуф, а Иосиф, в документе он пишет, что отец его “красноармеец”, а мать “крестьянка”, таким образом, освобождает юношу от национальной самоидентичности. Перед нами Новый человек, Новый Адам, который отправляется на большую землю строить новое будущее» ^{[7, с. 95]}. Как видим, в статье затронут религиозный подтекст романа.

Еще одна статья, посвященная анализу мотивов в романе, вышла в 2022 году. Жэн Хунтин в статье «Анализ мотивов романа “Зулейха открывает глаза”» выделяет в романе три мотива: мотив жизни, мотив страдания и мотив абсурдности бытия. Жэн Хунтин объясняет подтекст романа: «… в своем творчестве Гузель Яхина показывает психологические изменения персонажей и проявления человеческой природы в экстремальных обстоятельствах, исследует пробуждение сознания на пути к себе, и показывает читателям оптимистичное отношение к страданию» ^{[25, с. 38]}.

Жэн Хунтин изучает классические образы русской литературы, что позволяет выделить центральную идею этого романа в контексте всей русской литературной традиции. Например, исследуя мотив страдания в романе, Жэн Хунтин выделила связь женских образов с женским восприятием страдания в русской литературе. Жэн Хунтин утверждает, что «женщины в русской литературе умеют воспринимать страдания с удивительным спокойствием. Для них страдания представляют собой божественный шанс для очищения души, и независимо от того, какие испытания им выпадают, они принимают их с невозмутимостью» ^{[25, с. 22]}. Ученый демонстрирует глубокое понимание страданий русского народа, исследуя процесс становления самосознания главной героини Зулейхи после перенесённых ею испытаний.

(5) Исследования кинематографичности повествовательной структуры романов Г. Яхиной

Изучение особенностей повествования в произведении может дать более четкое понимание структуры произведения, а особенности повествования также являются основными факторами, которые делают произведение уникальным. «Такой анализ – важный компонент и прием интерпретации произведения в целом, дающий возможность глубже понять образы героев, повествователя, получить ключ к пониманию смысла произведения» ^{[12, с. 15]}.

Кинематографические приемы повествования в литературе становятся все более актуальной темой для изучения. «В обоих случаях, автор / режиссер создает “свою” реальность, “корректирует” ее в зависимости от творческого замысла, расставляет акценты, задействует весь арсенал художественных средств, чтобы при помощи (кино) повествования не только выстроить ддиалог с читателем / зрителем, но и достучаться до самого себя» ^{[11, с. 312]}. Имея за плечами обучение в киношколе и опыт работы сценаристом, Г. Яхина мастерски применяет приемы киноматографического повествования в своих романах. Это позволяет ей создавать произведения, которые буквально захватывают читателя динамикой и визуальной составляющей.

В своей работе «Исследование кинотекста в романе “Зулейха открывает глаза”», опубликованной в 2022 году, Хуа Хао предлагает детальный анализ кинематографичности данного произведения. Он ссылается на интервью с Г. Яхиной, в котором писатель говорит: «Написание сценария помогло мне нащупать границы истории. До этого история “размазывалась”, я никак не могла понять, где она должна начинаться, а где заканчиваться. Мне бы очень хотелось, чтобы роман был экранизирован. У этой истории есть сериальный потенциал на 4-8 серий, мне кажется» ^[15]. Хуа Хао также утверждает, что изначально Г. Яхина создала не роман, а сценарий, «кинематографический нарратив – это самая уникальная часть этого романа» ^{[19, с. 126]}. Предложенные им особенности кинематографического нарратива открыли новую перспективу для последующих исследований романа.

В 2018 г. в статье «Поэтика визуальности в романе Г. Яхиной “Дети мои”: к вопросу о феномене литературного успеха» Н.И. Павлова отмечает сценарную поэтику в романе Г. Яхиной. Хотя «ощутимая в первом романе, установка на сериальность и другие приемы сценарного письма, явлены и во втором, пусть в меньшей степени и не столь выпукло» ^{[6, с. 55]}, Павлова проанализировала такие приемы повествования романа, как «движение камеры» (измение объекта описания), чередование планов, замедленную съемку, прием использования света.

В 2024 г. была опубликована статья Ли Цзюнь «Кинематографичность в романе Г. Яхиной “Дети мои”». В своем исследовании Ли Цзюнь опирается на подход и методику Хуа Хао, утверждая, что «монтажная техника придаёт персонажам большую многослойность и насыщенность; движение камеры добавляет динамики в изображение и улучшает восприятие читателя; а использование звука делает сюжет более правдоподобным и позволяет читателю почувствовать себя участником происходящего» ^{[22, с. 33]}.

Оба исследователя, Ли Цзюнь и Н.И. Павлова, согласны с тем, что кинематографичность является значимой характеристикой произведения Г. Яхиной «Дети мои», и оба анализируют кинематографические приемы «движения камеры», основываясь на содержании романа. Однако между ними есть различия. Во-первых, Н.И. Павлова рассматривает сценарную поэтику как один из аспектов исследования с макроскопической точки зрения, тогда как Ли Цзюнь сосредотачивается только на кинотекст романа «Дети мои». Во-вторых, ученые подходят к исследованию с разных ракурсов. Хотя Павлова не упоминает звуковое повествование в контексте особенностей кинематографического повествования, но она все же считает изображение звука важным средством для создания ярких образов в романе: «звуковые образы в функционально-смысловом отношении являются, пожалуй, – одни из ведущих в системе творческого мировосприятия автора» ^{[6, с. 58]}. Помимо анализа приема «движение камеры», Павлова также рассматривает чередование планов, замедленную съемку и прием использования света. Ли Цзюнь, в свою очередь, исследует монтажную технику и изображение звука в романе. Работы этих двух ученых дополняют друг друга, что позволяет более четко определить характеристики киноповествования в произведениях Г. Яхиной и расширяет рамки анализа.

(6) Исследования с точки зрения психоанализа.

В настоящее время теория психоанализа активно применяются в различных видах искусства, особенно в литературе. Пересечение психологии и литературоведения восходит к Зигмунду Фрейду, который в 1907 году выпустил книгу «Поэт и фантазия». Его исследования сосредоточены на неразрывной связи между психологией и литературой.

Фрейд рассматривает личность как единство трех взаимодействующих сфер: ид («Оно»), эго («Я») и супер-эго («Сверх-я»). Ид представляет собой примитивную часть, которая подчиняется безграничным инстинктивным желаниям, однако в процессе взросления и социализации она в значительной степени подавляется. Супер-эго выступает как продукт морального воспитания. Это наиболее цивилизованная и идеализированная часть личности, находящаяся в прямом противоречии с эго. Эго же выполняет роль посредника между ид и супер-эго, а также связывает личность с реальностью. «На “Я” оказывает давление “Сверх-Я”, которое пытается взять личность под тоталитарный контроль ценностей социальных институтов» ^{[2, с. 12]}.

И российские и китайские исследователи отмечают изменения, которые претерпевает характер главной героини в процессе испытаний, которые выпали на ее долю: «Если в начале романа Зулейха лишь “тень” мужа, мир ее ограничен семейным кругом, вся внешняя жизнь безлика, бездейственна, характерна для “маленького человека”, “маленькой женщины”» ^{[1, с. 164]}, то в конце она становится «центром мира, центром бытия, вокруг которого вращаются события романа» ^{[3, с. 125]}.

В работе «Анализ образа Зулейхи с точки зрения структурной модели психики по Фрейду» ученый Чжан Янь разделила три стадии образа Зулейха: перед ссылкой, по дороге в ссылку и на месте ссылки. Сначала на формирование мировоззрения Зулейхи оказали влияние её родители, супруг и свекровь. «Муж не вступает с ней в диалог как с женщиной, существом низшего порядка (само слово “женщина” звучит в его устах снисходительно-уничижительно), свекровь же не только ревнует ее к сыну, но и презирает за слабость, “жидкокровость”. Родители Зулейхи изображаются автором как часть сознания героини, вспоминающей о них в минуты, когда нужно объяснить мир самой себе, понять, как относиться к тому или иному явлению» ^{[9, с. 330]}.

Между тем «из-за влияния мамы, Зулейха получила религиозное сознание. Во время духовного развития Зулейха следовала религиозным традициям: Бога боится, покрывает голову платком, полностью подчиняется мужу. Эти традиции не совсем правильны, но уже фактически стали “Супер-Эго” Зулейхи» ^{[28, с. 24]}. В таких обстоятельствах Зулейха не способна различать правильное и неправильное. В действительности, «Эго» Зулейхи переживает хаос и не выполняет функцию контроля, присущую «Супер-Эго». Несмотря на унижения и оскорбления, Зулейха стремилась к лучшей жизни, много трудилась и утешала себя мыслью о том, что у нее есть хороший муж, даже когда он ее избивал. Однако по дороге в ссылку, когда жизнь Зулейхи окажется в опасности, «Ид», раньше слабый, активируется, давая возможность выжить.

А на месте ссылки для нее начинает раскрываться совершенно новый мир – мир любви, материнства, самостоятельных решений и всего того, о чем она не имела представления в течение первых 30 лет своей жизни. «“Ид” станет намного сильнее и таким образом начинает изменять доминирующее положение “Супер-Эго”. Наконец, Зулейха может справиться с противоречием между “Ид” и “Супер-Эго” и постепенно сформироваться в независимую личность – получить новое “Эго” Зулейхи» ^{[28, с. 32]}.

В романе «Зулейха открывает глаза» Г. Яхина подробно описывает внутренний мир героини, которая из «Мокрой курицы» становится Зулейхой-охотницей, самостоятельно обеспечивающей себя.

(7) Исследование хронотопа в романах Яхиной

Теория хронотопа приобретает большое значение в китайском литературоведении. «С конца 1970-х годов все больше китайских исследователей начали сосредотачиваться на изучении художественного пространства и времени» ^{[23, с. 61]}.

В романе «Дети мои» Волга выступает не просто как географическая граница, но и как преграда, отделяющая реальную жизнь главного героя Баха в Гнадентале от его идеальной жизни в хуторе на правом берегу.

В 2021 году в журнале «Литературная критика» была опубликована работа «Письмо о Волге в романе “Дети мои” в перспективе литературной географии». Автор статьи Лю Цици считает, что писатель придает Волге глубокий смысл, делая ее символом чистоты и святости, а также духовным очагом героев ^[23].

Статья «Пространственно-временные образы и мотивы в романах Г. Яхиной “Зулейха открывает глаза” и “Дети мои”» была опубликована в 2019 г. В этой работе А. Набиуллина также рассматривает Волгу как важный элемент хронотопа в романе.

В конкретных исследованиях Лю Цици и А. Набиуллина имеют очень похожие мнения. Во-первых, роман открывается тем, что «Волга разделяла мир надвое» ^{[16, с.13]}. Левый берег наполнен ужасами войны и суетой жизни, в то время как хутор Баха уединен на правом берегу. «Волга, подобно стене, оберегает героя от невзгод, свалившихся на гнадентальцев в годы войны и голода» ^{[4, с. 35]}. Во-вторых, «Г.Ш. Яхина актуализирует древнюю метафорическую связь концептов «кровь» и «вода»» ^{[5, с. 589]}. Лю Цици считает, что «Волга является источником духовной силы и связующим звеном родственных связей» ^{[23, с. 62]}. Волга символизирует связь между жизнью и смертью, деля мир на две части: над рекой – суетный мир, в котором когда-то существовал Бах, а затем Бах погружается в воды и становится частью этой величественной реки. Набиуллина также утверждает, что «Символизируя течение жизни героя и целой страны, Волга в своих глубинах хранит память о событиях прошлого, с которыми сталкивается Бах, когда тонет» ^{[4, с. 35]}. В-третьих, Волга – это надежный источник жизни. Эта река дает достаточное количество воды для орошения сельскохозяйственных земель, а также снабжает водой как население, так и домашних животных, например в романе описано то, что «прилежный колонист никогда не даст волу или верблюду вчерашней воды из ведра или талого снега, а непременно отведет напиться к Волге – первым делом, до того, как сесть завтракать и начинать прочие хлопоты» ^{[16, с. 14]}.

Однако Лю Цици, опираясь на статью А. Набиуллиной, рассмотрела образ Волги в романе, отметив биографическую подоплеку романа: «Казань является одним из ключевых городов на реке Волга, и Г. Яхина, которая родилась в этом городе и окончила факультет иностранных языков Казанского пединститута, вероятно, испытывала особую связь с Волгой» ^{[23, с. 61]}.

В романе представлено множество эпизодов, изображающих немецкую жизнь в приволжской деревне Гнаданталь, и все они неизменно связаны с Волгой. Кроме того, Волга оказала значительное влияние на речь местных жителей. Если брать, к примеру, «таскать воду в Волгу – заниматься бесполезным делом» ^{[16, с. 171]}, и «в тазу Волгу переплыл – о том, кто излишне бахвалится» ^{[16, с. 171]}. Автор неоднократно обращается к образу реки Волги, используя её для образного сравнения в сценах, например, «все стало одинаково серым, цвета волжской волны в ненастный день» ^{[16, с. 174]}. Лю Цици отметила, что «Волга не только поддерживает производство и повседневную жизнь людей, но и оказывает значительное культурное влияние, которое прочно и глубоко вплетено в их сознание» ^{[23, с. 62]}.

У Набиуллиной более широкое видение. Здесь рассматриваются не только образ Волги, но и пространство Гнаденталя и хутора. Приволжский немецкий город Гнаденталь контрастирует с хутором на правом берегу, где жизнь главного героя организована и подчинена определённым правилам. Дом на правом берегу представляется как магическое, уединённое место, позволяющее главному герою вести самодостаточную жизнь вдали от суеты и проблем внешнего мира. А. Набиуллина утверждала, что «если пространство в Гнадентале обладает обыденными чертами, то хутор – это магическое место, в котором время не имеет значения, нет никакого распорядка» ^{[4, с. 35]}.

Заключение

С 2016 года, когда в китайском журнале было опубликовано первое исследование, посвященное произведениям Гузели Яхиной, появляются новые направления исследований творчества писательницы. Происходит переход от знакомства с романом к анализу художественного своеобразия произведения (хронотопа, системы образов, мотивов, повествовательной структуры). Причиной такого интереса к произведениям писательницы в Китае является как глубина подтекста ее работ, так и развитие китайских литературных теорий.

Изучалось основное содержание текста, то есть осуществлялось художественное восприятие и анализ глубоких смыслов и подтекстов литературного произведения. Хоу Дань в работе «Потеря и пробуждение женского самосознания в романе Гузель Ясиной “Зулейха открывает глаза”» отмечает, что «пока в обществе существует неравенство полов, такого рода произведения, в которых героиня стремится к независимости и равноправию, не потеряют своих читателей» ^{[18, с. 66]}.

Как демонстрируют представленные исследования, каждое из направлений, например, анализ сознания Зулейхи у Хоу Дань и Хоу Яцзюань, а также изучение образа Волги в романе «Дети мои» через призму хронотопа у Лю Цици, основывается на прочной теоретической основе. Развитие методологии литературоведения служит важным фактором расширения и углубления исследований о творчестве Г. Яхиной в Китае. Китайские ученые считают, что теория литературы переходит от традиционной теории отражения к онтологии и аксиологии. Что касается методологии, то расширяются «рамки традиционных методов социологических исследований до различных перспектив, таких как психологические исследования, структурно-семиотические, историко-функциональные исследования, системный анализ и сравнительные исследования» ^{[27, с. 134]}. Этот переход в китайском литературоведении также отражается на исследованиях творчества Г. Яхиной.

Рассмотрение взаимосвязи между исследованиями российских и китайских ученых можно обозначить в качестве очевидной перспективы дальнейшего исследования. Более масштабной видится перспектива изучения распространения в Китае творчества русской женской прозы, в том числе творчества Г. Яхиной.