Биополитическое измерение современной макрополитической идентичности россиян

Белов Иван Валентинович ORCID: 0009-0000-3065-461X аспирант; Сектор истории политической философии; Институт философии РАН 248009, Россия, Калужская область, г. Калуга, ул. Маяковского, 66 Belov Ivan Valentinovich Postgraduate student; Department of the History of Political Philosophy; Institute of Philosophy of the Russian Academy of Sciences 66 Mayakovsky St., Kaluga, Kaluga Region, 248009, Russia ivan.belov.2000@mail.ru

В контексте представлений современного человека развитие нашей цивилизации обусловлено естественной позитивной логикой, содержательные и хронологические аспекты которой мы прослеживаем на страницах научной литературы. Вместе с тем такие внешние атрибуты цивилизации, как культура и язык, а также достижения научно-технического прогресса, имеют собственные истоки. И если цивилизация выступает результатом осознанной и преимущественно созидательной человеческой деятельности, то сам человек в своем нынешнем виде сформировался в результате длительных биологических и эволюционных процессов, определивших не только наши морфологические и когнитивные особенности, но и те модели социального поведения, которые не претерпели значительных изменений с течением времени.

Дальнейшее технологическое, а также социальное развитие общества имеет общую детерминанту – биологическую сущность человека. Представляется, что биологическое основание жизни обуславливает потребности в еде, сне, человеческом общении и продолжении рода и составляет традиционно «животное» или физиологические ее измерение, в наибольшей степени мотивирующее человека созидать и создавать все необходимые условия для удовлетворения своих потребностей. В то же время итальянский философ Джорджо Агамбен отсылает нас к представлениям Аристотеля о природе человека и подчеркивает, что существует также социально-политическое измерение жизни, испытывающее опосредованное влияние со стороны биологических факторов. И вот проявилась устойчивая обратная тенденция, связанная с постепенной «политизацией жизни» ^{[1, с. 153]}. Те биологические свойства и паттерны, что составляют нашу человеческую сущность, стали объектом пристального внимания со стороны политиков и идеологов. Используя природную потребность человека в групповой принадлежности, политики столетиями конструировали различные формы групповой идентичности, основанные на религиозных, этнических, идеологических различиях. В XX столетии тенденция «политизации жизни» усилилась.

Под ней необходимо понимать увеличение интереса государства к управлению процессами, которые являются следствием биологической природы человека. В этой связи возникает феномен биополитики, т.е. буквально власти над жизнью. Автором данной концепции в ее современном понимании является французский философ и мыслитель Мишель Фуко. Ключевая цель биополитики, с точки зрения философа, заключается в том, чтобы «обеспечивать, поддерживать и умножать жизнь, приводить эту жизнь в порядок» ^{[2, с. 139]}.

Фактически мы наблюдаем пересечение социально-политического и физиологического измерений человеческой жизни, так как первое начинает устойчиво превалировать. Более того, оно становится на ступень выше биологических особенностей и потребностей человека, что служит основанием для реализации новых политических проектов. Вместе с тем содержательные аспекты биополитики всегда присутствовали в политической практике. Но если на протяжении большей части истории государственные институты вступали во взаимодействие с конкретным гражданином, то в период массовой индустриализации, укрупнения городов и появления первых массовых обществ место индивида занимает единый множественный субъект – «население». При этом сам автор концепции биополитики понимал его как «…глобальную массу, подверженную общим процессам жизни» ^{[3, с. 256]}. Иными словами, Мишель Фуко обосновал, что население в своем развитии подчиняется определенным законам, прежде всего биологическим.

Как подчеркивает автор концепции биополитики: «На протяжении тысячелетий человек оставался тем, чем он был для Аристотеля: живущим животным, способным, кроме того, к политическому существованию; современный же человек – это животное, в политике которого его жизнь как живущего существа ставится под вопрос» ^{[2, с. 248]}. Из данного тезиса проистекает логичный вывод о том, что политика на протяжении всей человеческой истории оставалась средством достижения определенных индивидуальных и коллективных целей, что требовало создания централизованной и слаженной системы управления. Данная система была ориентирована на агрегирование интересов отдельных социальных групп в целях решения тех задач, которые были связаны прежде с физическим выживанием всей общности. Однако в настоящее время проблема выживания, связанная с дефицитом как человеческих, так и материальных ресурсов, постепенно утрачивает свою значимость. В то же время биологическая сущность человека остается неизменной, а значит наши потребности, внутренние страхи, психологические архетипы и все то, что проистекает из нашего человеческого естества, остается под пристальным вниманием тех, кто создает и управляет смыслами в нашем обществе.

В то же время управлять населением как совокупностью биологических существ с практической точки зрения более целесообразно, так как присущая феодальному миру система управления, основанная на личном авторитете, более неприменима в условиях массового общества. Данный тезис подтверждает А. Негри, исследовавший проблему биополитики в современном мире. Философ подчеркивает: «Биополитика призвана заботиться о благополучии и воспроизводстве населения, она берет под контроль управление здоровьем, гигиеной, питанием, рождаемостью, сексуальностью и т. д., представляя собой с тех пор своего рода великую «социальную медицину», которая, как способ управлять жизнью, получает применение в контроле над населениями» ^{[4, с. 80]}.

На наш взгляд, именно категория «контроля» в рамках данного тезиса о содержании биополитики является ключевой. Биополитический инструментарий в своем актуальном состоянии основывается на определенном перечне биологических особенностей человека, манипулирование которыми позволяет добиться желаемого результата в контексте актуальных для политической элиты целей и задач.

В частности, исследователи Е. В. Мищинина и А. С. Костомаров отметили, что в настоящее время данный инструментарий значительно расширяется и включает в себя «…новые технологии, такие как камеры видеонаблюдения, Face-ID, идентификация через отпечатки пальцев…» ^{[5, с. 59]}. Фактически государственные институты располагают нашими биометрическими данными, что позволяет с высокой точностью идентифицировать личность человека, а также управлять его поведением. В обмен на бытовые удобства, связанные с ежедневными покупками с использованием биометрии, а также с оформлением тех или иных социальных льгот или официальных документов, человек передает органам власти ту информацию, которая позволяет упорядочить систему контроля и учета сложных социальных процессов. Также благодаря этому формируется необходимая статистика, основанная на информации о рождаемости, смертности, потребительских интересах граждан, а также прочих особенностях общественной жизни, учет которых позволяет отследить главные социальные тренды.

В то же время человек представляет собой биологическое существо, которое имеет не только внешние морфологические отличия, но и наблюдаемые особенности поведения, которые также детерминируются физиологическими и социальными факторами. Особого внимания заслуживает анализ конкретно политического поведения, так как в современном мире и в России, в частности, развит институт выборной демократии. Общество в таком случае должно быть ориентировано на определенный политический активизм, модель электорального поведения, которая предполагает участие человека в политической жизни страны.

Случай России интересен тем, что наше государство за последнее столетие несколько раз меняло идеологический вектор развития. Если во времена СССР доминировали идеи социализма и представления о «советском человеке» как о носителе данных идей, то с распадом Советского Союза на всем постсоветском пространстве возник кризис идентичности. Поэтому крах советских идеологем мотивировал политические элиты бывших советских республик искать новые объединяющие смыслы. Россия осталась многонациональной и поликультурной страной, в которой проживают миллионы граждан, разделяющие разные религиозные, политические и идеологические смыслы. Вместо «советского человека» на авансцену отечественной политики вышел «россиянин» – политоним и маркер новой гражданской идентичности. Однако с течением времени стало очевидно, что он не удовлетворяет потребностям элит и самого российского общества. Уже в нулевые годы был взят курс на формирование дискурса исторической преемственности, в рамках которого Россия предстает в качестве тысячелетней цивилизации. Это потребовало формирования новой макрополитической идентичности, которая легла бы в основу единства нашего общества.

Формирование актуальной модели макрополитической идентичности в современной России стало следствием историчческой трансформации, которую претерпело наше государство. Распад СССР и банкротво советской идеи предопределило невозможность ее политического использования в рамках капиталистической модели развития. Новая Россия встала перед необходимостью изобрести свою идентичность заново. Подобное происходило не раз, так как за многовековую историю страны политический и ценностный уклад России не раз видоизменялся под влиянием тех политических проектов, которые реализовывала правящая элита. С распадом СССР страна вошла в число т.н. "национализирующихся государств", о которых писал Р. Брубейкер ^{[14, p. 1786]}. В России проживает свыше 190 народов, поэтому задача формирования единой идентичности, выстроенной на базе новых политических идеалов, стала главной задачей.

Процесс перехода от "советской" к "постсоветской" идентичности шел активно уже в 90-е гг. В это время президентом страны был Б. Н. Ельцин, который проводил политику идентичности, исходя из противопоставления России советской и России демократической. В этом противопоставлении, если следовать риторике бывшего президента, выигрывала последняя, так как предполагала более жизнеспособную модель развития, свободную от "коммунистической диктатуры". В эти годы активно формируется модель гражданской идентичности, а место "советского гражданина" занимает "россиянин". Вместе с тем внутренее содержание новой идентичности оставалось туманным. Если советских людей отличали общие социалистические ценности, то демократические идеалы общество принимало "со скрипом".

В результате кризис идентичности оставался нерешенным, и на первый план нередко выходили националистические тенденции, которые развивались в различных уголках страны. Российское общество и элитные группы нуждались в полноценной замене советской идеи, которая лежала в основе идентичности. Специалист Э. Паин отмечал, что препятствиями для такой замены стали не только националистические движения, но и несформированная национальная идентичность самих россиян. Исторические ее определяли особые цивилизационные символы вроде православного креста и советского серпа и молота, поэтому в условиях нового государства требовалось сформировать новый символический ландшафт. Поиск новых цивилизационных символов начался с утверждения символического единства всех народов, проживающих на территории нашей страны. В начале 2000-х гг. на смену Дню Великой Октябрьской социалистической революции пришел День народного единства, который отмечается с тех пор 4 ноября в память о победе над польско-литовскими захватчиками в период Смуты. Так был обозначен переход от "советской" к новой "постсоветской" макрополитической идентичности в границах новых цивилизационных символов. Эти выводы подтверждает В.И. Пантин в своем исследовании модернизации в современной России. Он приходит к выводу, что идея "особого пути" России представляет собой новый цивилизационный конструкт ^[8]. Позднее президент страны Владимир Путин разовьет данную концепцию и представит идею тысячелетней Российской цивилизации — новой модели макрополитической идентичности. Специалисты Института социологии РАН, проведя серию социологических замеров в период с 1998 по 2004 гг., пришли к выводу, что распад СССР не привел к охлаждению отношения россиян к советскому наследию. Напротив, большинство граждан испытывало гордость за советскую историю, но при этом стало менее критично оценивать имперский период истории. Также в постсоветские годы до 47% возросла доля респондентов, отмечающих необходимость сохранения наших традиций ^[10]. Поэтому новая цивилизационная модель макрополитической идентичности соответствовала общественным ожиданиям.

В современной политической науке представление о макрополитической идентичности развивает Ольга Юрьевна Малинова. Исследователь понимает под ней «…идентификацию с более широким сообществом, которая предполагает наличие солидарности поверх границ, связанных с политическими и идеологическими предпочтениями» ^{[7, с. 12]}. Иными словами, макрополитическая идентичность призвана объединить разнородные политические, социальные и даже этнические группы граждан, которые могут совместно проживать не только в отдельно взятом государстве, но и на определенном историческом пространстве, которое имеет общие культурные и ценностные основания. Если основным инструментом построения новой макрополитической идентичности стала политика памяти, проводимая российскими элитами, то не самым очевидным, но важным инструментом остается биополитика. В этой связи интересно то, какие именно биополитические практики используются в рамках конструирования новой идентичности в современной России.

В первую очередь необходимо обратиться к рассмотрению архетипа, который традиционно служит основанием для построения групповой идентичности. Данный архетип получил название «мы и они». Как отмечает В. С. Мухина: «Они» подразумевало чужих, опасных врагов, от которых следовало отчуждаться и обороняться. «Мы» подразумевало своих, близких по крови людей, которые были сплочены общей жизнью и общим происхождением, что побуждало к идентификации со всеми членами рода» ^{[5, с. 194]}. Данный архетип влияет на наше поведение и в настоящее время, что обусловлено глубоко укоренившейся биологической потребностью выживания. Обеспечить выживание возможно в рамках единой группы, имеющей характерные отличительные особенности. Биологически мы более склонны к тому, чтобы поддержать того человека, которого мы идентифицируем с собой по цвету кожи, языку, убеждениям и тем признакам, которые могут характеризовать как биологическую, так социальную сторону личности. Данный подход также справедлив в отношении политических инициатив и смыслов.

В частности, в 2020 г. в рамках рекламной кампании, связанной с принятием Поправок к Конституции Российской Федерации, в сети Интернет активно распространялись рекламные материалы, в которых подчеркивалось, что новая Конституция позволит защитить нашу историческую память, институт семьи, традиционные ценности от внешних посягательств. Таким образом, был выдвинут тезис о том, что все то, что составляет ядро нашего общество, в настоящее время находится под угрозой. Внешний враг готовится к тому, чтобы дезинтегрировать наше общество, уничтожить наше культурное и историческое единство. Позднее, с началом Специальной военной операции, стало очевидно, что рекламные посылы 2020 г. имели под собой справедливые основания. Однако нам важна технология. Главная идея той рекламной кампании заключалась в том, чтобы сформировать в обществе консенсус относительно необходимости защиты нашей исторической правды перед лицом внешнего врага. С учетом итогов общероссийского голосования, мы считаем эту задачу решенной. Отметим лишь, что в основе подобной рекламы лежит тот самый архетип «мы» и «они», на фоне которого удобно выстраивать новые политические смыслы.

Идея защиты исторической памяти и правды нашла свое отражение в законопроекте, который суммировал принимаемые поправки. Речь идет о законе Российской Федерации о поправке к Конституции Российской Федерации от 14.03.2020 г. Данный законопроект стал своеобразным манифестом конструируемой макрополитической идентичности россиян. Чтобы обозначить свою «самость», потребовался не только символически очерченный, но и институционализированный образ «другого». Здесь интересно то, что по новым поправкам положения Конституции Российской Федерации более не обязаны соответствовать нормам международного права. В этом, на наш взгляд, заключается итоговый практический потенциал принятого законопроекта, т.к. люди, являясь в первую очередь биологическими и социальными существами, более склонны отождествлять себя с определенной группой, имеющей схожие характеристики, в том числе ценности и интересы. Данное явление продиктовано биологической природой человека, а именно афилиацией – стремлением особей одного вида быть вместе.

Отдельно необходимо рассмотреть то, как именно в условиях современной России формируются убеждения граждан по поводу тех или иных внутриполитических или внешнеполитических вопросов. Этологи Т. Виджел и Г. Шуберт в свое время подробно изучали то, как именно физиологическое состояние человека влияет на его убеждения, а также на принимаемые решения. В ходе исследований было выявлено, что такие параметры, как возраст, стресс, состояние здоровья и пр. действительно оказывают влияние на наши убеждения и те решения, которые мы принимаем в том числе применительно к политической сфере. Одним из факторов, которые способствуют усилению стресса, является опасность физического уничтожения, а также страх перед внешнем врагом. В этой связи интересен тот нарратив, который укрепился в нашей информационной повестке в свете актуального противостояния между Россией и странами Запада. Прежде чем данное противостояние перешло в горячую стадию, активно звучал тезис о потенциальной опасности расширения НАТО. Когда речь идет о физическом выживании, сторонние факторы отходят на второй план, и мы наблюдаем процесс групповой консолидации.

Отметим, что образ внешнего врага в том числе используется для принятия определенных политических решений в странах Запада. В частности, в ходе избирательной кампании 2020 г., связанной с выборами нового президента США, демократы обвиняли Дональда Трампа в связях с Россией в то время, как сами республиканцы акцентировали внимание на том, что реальную угрозу США представляет Китай, и только в случае победы Д. Трампа государство сможет эффективно противостоять этой угрозе. Мы подчеркиваем, что речь идет не об объективной действительности, а о способах ее интерпретации и восприятия. В результате страха возникает стресс, который притупляет мыслительные способности человека, вынуждая его принимать определенные решения и перенимать те убеждения, которые в большей степени продиктованы иррациональными побуждениями – теми механизмами, которые заложены на уровне биологии человека.

Продолжая тему физического выживания, необходимо рассмотреть то, как именно государство реализует социальную политику. По данным Росстата за 2023 г., более 20 млн. российских граждан находится за т.н. «чертой бедности», так как их совокупный доход не превысил установленную планку в 12 916 руб. ^[9]. При этом государственные институты реализуют соответствующие меры социальной поддержки, чтобы граждане имели высокую потребительскую активность и могли обеспечить базовые потребности. В этих целях работает государственная система социального обеспечения, которая включает в себя финансирование различных социальных выплат, пенсий и пособий. В то же время, как отмечено в материалах газеты «Коммерсантъ», в плане социальной поддержки населения приоритет отдается той части общества, которая активно участвует в процессе воспроизводства населения, т.е. семьям и матерям, которые не имеют стабильного и достаточного уровня финансового дохода ^[11]. Регулирование рождаемости является одним из ключевых направлений биополитики в современной России, что связано с общим снижением темпов рождаемости, а также теми рисками, которое оно влечет для государства. В этой связи одну из основ конструируемой макрополитической идентичности составили традиционные семейные ценности. Желание иметь семью и детей в русле данной парадигмы является объединяющим фактором нашего общества.

Также некоторые принципы биополитики регулярно используются в ходе избирательных кампаний в современной России. Речь может идти не только о выстраивании «правильного» образа кандидата, который должен соответствовать определенным биологически детерминированным представлениям избирателей о том, каким должен быть желаемый политический лидер, но и об особенностях передачи информации внутри социальных групп. В частности, исследования, проведенные с применением методологии сетевого анализа, показали, что наше общество представляет единую биологическую сеть, в которой каждый индивид связан с другим посредством конечного количества социальных связей. Американский социолог М. Гранноветтер выявил, что существуют т.н. «сильные связи», существующие между друзьями и родственниками, а также «слабые связи», которые выстраиваются между малознакомыми людьми. При этом «слабые связи» обладают большим потенциалом влияния, так как они превалируют количественно, а значит способствуют ускоренному распространению важной информации ^{[12, p. 1371]}. Учитывая данное обстоятельство, современные политтехнологи регулярно задействуют специалистов, работающих в сфере услуг, для осуществления «бытовой» агитации. Она ненавязчива, но в то же время эффективна, так как короткий разговор с малознакомым человеком может сформировать ложное представление о том, что его мнение является распространенным в обществе, а значит верным.

В этой связи необходимо обратить внимание на существующую проблему социального конформизма. С точки зрения американского социального психолога С. Аша, конформизм необходимо понимать как «добровольный отказ личности от собственного мнения ради адаптации в группе людей» ^{[13, p. 263]}. Конформизм как отдельное явление социальной жизни имеет биологическую природу. С точки зрения эволюционной биологии, выживание нашего вида зависело от того, насколько единой была группа, так как исключительно коллективными усилиями было возможно преодолеть те трудности, с которыми сталкивался первобытный человек. По этой причине естественный отбор шел в пользу тех индивидов, которые вместо конфронтации предпочитали адаптацию к общественному мнению. В настоящее время конформизм глубоко укоренился в нашем обществе, что открыло дополнительные возможности для манипуляции общественным и индивидуальным сознанием. В частности, в современном мире и в том числе в самой России, широко распространена практика использования различных интернет-ботов. Они имитируют человеческую личность и от ее лица публикуют комментарии и посты в интернете, что создает эффект массовости определенной позиции, существующей в обществе. Например, в течение первых месяцев СВО из России ушел ряд иностранных брендов, что негативно сказалось на экономической ситуации. В то же время в социальных сетях активизировались интернет-боты, которые были призваны аргументировать позицию в пользу того, что уход иностранных брендов не несет критических последствий для российской экономики и напротив открывает новые возможности для развития отечественных компаний. Таким образом, несмотря на существовавшие опасения со стороны общества, искусственно формировалась обратная позиция, что по большей части было необходимо для снижения социального напряжения. Однако данный пример не является единственным, что актуализирует необходимость дальнейшего изучения природы социального конформизма в свете масштабных политических проектов.

Таким образом, биополитика является одним из приоритетных направлений внутренней политики современной России. Ключевым основанием для использования ее инструментов является биологическая природа человека, которая обуславливает определенные потребности, особенности поведения и восприятия информации, а также принципы и критерии для принятия тех или иных решений. Несмотря на то, что биополитический инструментарий в нашей стране является достаточно эффективным, необходимо определить возможные негативные последствия использования биополитических инструментов и те ключевые направления, в рамках которых их применение позволило бы получить позитивные результаты в будущем.

Прежде всего отметим, что биополитика предполагает определенную долю унификации общества. Это может вызвать новые социальные разломы, так как в условиях российского культурного многообразия подход к восприятию человеческого тела может кардинальным образом отличаться. Например, в исламе у женщин принято быть покрытыми в общественных местах. Но это не позволяет идентифицировать личность человека при помощи камер видеонаблюдения, а значит ограничивает работу одного из описанных нами биополитических инструментов социального контроля и может провоцировать конфликты с правоохранительными органами. Также в исламской религии не допускается, чтобы медицинский осмотр женщины проводил мужчина, а значит женщины мусульманки могут реже посещать медицинские учреждения, что увеличивает риски различных заболеваний. В дополнение отметим, что биополитика может усиливать общественный антогонизм, разделяя общество по биологическим и иным признакам на "своих" и "чужих". Это может провоцировать рост социальных конфликтов. Здесь достаточно вспомнить исторический опыт Германии, где биологические различия между людьми и нациями служили обоснованием идеи национального превосходства немцев.

Что касается позитивных следствий, использование принципов биополитики позволит в будущем решить существующие межэтнические противоречия, так как эволюционная биология придает большое значение единству в многообразии. Распространенный в настоящее время национализм основан на представлении о том, что отдельная нация превосходит другую по тем или иным причинам. Однако с биологической точки зрения данное понимание ложно. Существует исключительно иллюзия данного превосходства, заложенная на уровне культурных установок отдельной личности и отдельных социальных групп. Перестройка данных культурных установок является одним из приоритетных направлений биополитики в современной России. Это особенно актуально в свете конструируемой модели макрополитической идентичности, согласно которой наше поликультурное общество остается единым, так как разделяет общую историю и ценности нашей цивилизации.

Также инструменты биополитики необходимо использовать в контексте налаживания межгруппового и межиндивидуального взаимодействия. Кооперация и взаимопомощь играли ключевую роль в контексте выживания нашего биологического вида, но их потенциал на этом не исчерпывается. В настоящее время в условиях развитого информационного общества необходимо наладить эффективную коммуникацию между людьми, которая позволит избежать дальнейшей «атомизации» общества, которая в перспективе может стать серьезной угрозой для нашей социальности и идентичности. Особых успехов в этом направлении удается достичь нашему государству на международной арене. Одним из стержневых элементов формируемой макрополитической идентичности является идея традиционных ценностей, которые лучше всего соответствуют биологической природе человека, его ориентации на общественные, семейные начала. В условиях проходящей СВО в том числе на основе дискурса традиционных ценностей строится диалог с представителями западной политической сферы. Активно ведутся переговоры с избранным президентом США Дональдом Трампом, который провозгласил традиционалистский "поворот" в американской политике. Также продолжается диалог с немецкой партией "АДГ" и французским "Национальным объединением", возглавляемым Марин Ле Пен. Таким образом, уже в настоящее время на почве традиционных ценностей, произростающих из естественной биологической природы человека, формируется ландшафт будущей мировой политики.

Наконец, те социальные и политические практики, которые в дальнейшем будут активно внедряться в российском обществе, необходимо конструировать в полном соответствии с биологическими аспектами жизни человека, что позволит усилить их эффективность. Также необходимо уделить внимание биоэтике, т.е. моральному измерению тех технологических процессов, которые сопровождают развитие общества на современном этапе. Грамотная биополитика позволит воспитать поколение ответственных граждан, которые будут воспринимать себя в качестве части единой биологической экосистемы, что необходимо в контексте решения тех экологических проблем, которые в настоящее время оказывают определяющее влияние на нас. Вместе с тем проблема формирования макрополитической идентичности в современной России представляет собой комплексный феномен, который будет рассмотрен подробно в других исследованиях.