Экономика принудительного труда в Советском Союзе: историографический обзор

Рябова Юлия Владимировна кандидат исторических наук доцент, кафедра «Управление в социальных и экономических системах, философия и история», Уральский государственный университет путей сообщения 620034, Россия, Свердловская область, г. Екатеринбург, ул. Колмогорова, 66 Ryabova Yuliya Vladimirovna PhD in History Associate Professor, Department of “Management in Social and Economic Systems, Philosophy and History”, Ural State Transport University 66 Kolmogorova str., Yekaterinburg, Sverdlovsk region, 620034, Russia YuRyabova@usurt.ru Другие публикации этого автора

В течение последних четырех десятилетий структура и деятельность ГУЛАГа является объектом настойчивого внимания отечественных и зарубежных исследователей. Стремление к научному осмыслению этого явления, определению его роли и места в сталинской государственной системе началось благодаря политике перестройки, сопровождающейся рассекречиванием архивных документов. Произошедшая архивная революция конца 80-х–начала 90-х гг. XX века позволила историкам ввести в научный оборот огромную массу ранее недоступных материалов, спровоцировав тем самым в обществе небывалый интерес к сущности советской карательной системы. Значительная роль в этом процессе принадлежала Указу Президента Российской Федерации № 658 от 23 июня 1992 г. «О снятии ограничительных грифов с законодательных и иных актов, служивших основанием для массовых репрессий и посягательств на права человека», который постановил рассекретить решения правительственных, партийных органов и ведомственные акты, влекущие за собой посягательства на права человека. Процесс рассекречивания государственных фондов сопровождался обнародованием и выходом в печать уникальных первоисточников ^[1-3].

Особое внимание к этой теме проявляли не только историки, но и журналисты, общественные деятели, рядовые граждане страны. Многие имели личную заинтересованность и желание узнать правду о системе, жертвами которой стали их родные и близкие люди. В результате активной общественной деятельности в стране стали появляться книги памяти и мемориалы, посвященные пострадавшим от политических репрессий, широкое распространение получили воспоминания бывших заключенных ГУЛАГа ^[4-7], публикации историко-публицистического и мемуарного характера, затрагивающие различные аспекты карательно-репрессивной советской системы ^[8-10]. Нередко появлявшиеся издания носили резко разоблачительный и эмоциональный характер, что лишало их объективности и научной ценности, но аккумулированный массив источников позволил начать процесс их историографического осмысления. ГУЛАГ стал объектом исторического исследования и круг вопросов, которые подверглись изучению был весьма широк.

Первоначально в постсоветской отечественной историографии во второй половине 1990-х гг. наблюдался процесс становления и утверждения теоретико-методологических подходов к изучению сталинизма и его генезиса, основ тоталитарной советской системы, механизмов функционирования государственных структур, которые реализовывали репрессивную политику. Научный поиск охватил также вопросы функционирования институтов карательной системы на уровне исправительно-трудовых лагерей, колоний и спецпоселений, их хозяйственную деятельность, структуру лагерно-промышленного комплекса, экономическую результативность использования подневольных трудовых ресурсов. Анализу и статистическим исследованиям подверглись и различные категории репрессированного спецконтингента — заключенные, трудармейцы, военнопленные, спецпереселенцы, интернированные, узники проверочно-фильтрационных лагерей.

Историческая наука в этот период развивалась в условиях перехода к плюрализму, проявляющемуся в многовариантности оценок и широком спектре мнений, что способствовало появлению дискуссионности в понимании многих вопросов сталинского периода. Необходимо отметить, что на этом этапе акцент в научных исследованиях был сделан на определении сущности советской тоталитарной системы и на изучении ее репрессивных механизмов. Исследователи пытались разобраться в основополагающих составляющих советской репрессивной системы, а вопросы народнохозяйственной деятельности ГУЛАГа, его экономические характеристики подверглись менее глубокому изучению.

Но со временем в отечественной исторической науке проявился глубокий интерес к изучению советской экономики принудительного труда, к определению целесообразности использования спецконтингента в отраслях народного хозяйства, к ее экономической эффективности, и в этой области произошел заметный переход от освоения массива первоисточников до методологии изучения проблемы. Всю совокупность научных работ, посвященных вопросу использования принудительного труда в советской экономике, можно условно разделить на три группы: посвященные советской мобилизационной экономике; системе ГУЛАГа, как политико-идеологическому и хозяйственному феномену; возведению отдельных народно-хозяйственных объектов (гидроэлектростанций, заводов, инфраструктуры и т.п.) ^[11].

Первую попытку провести анализ хозяйственной деятельности советского ГУЛАГа предпринял О. В. Хлевнюк. Он на примере производственной деятельности НКВД СССР конца 1920-х–начала 1940-х гг. показал весомость принудительного труда для советской экономической системы ^[12]. В своих работах Хлевнюк наглядно продемонстрировал, что массовые репрессии и система уголовных наказаний позволяли политическому руководству страны добиться в первую очередь политических целей, но это приводило к огромным экономическим издержкам ^[13].

Исследователь поставил вопрос об эффективности лагерного труда и его значения для экономики Советского Союза, а мобилизационный характер советской экономики посчитал причиной возникновения трудовых лагерей ^[14]. Он установил, что принудительный труд в советской экономике является важной чертой сталинский модели индустриализации, где политика имеет абсолютный приоритет над экономикой ^[14-15]. Он не связывает появление сталинского террора с экономическими потребностями государства. О. В. Хлевнюк указывает на разрушительные последствия политики сталинского режима. Он подчеркивает, что «только такая богатая людскими и природными ресурсами страна, как Советский Союз, могла пережить физическое уничтожение сотен тысяч трудоспособных граждан, разорение миллионов крестьянских хозяйств, содержание огромного карательного аппарата и т.д.» ^{[13, с. 88–89]}.

Среди первых обобщающих работ особого внимания заслуживает и фундаментальный труд Г. М. Ивановой, где автор наряду с социальными и правовыми вопросами, рассматривает экономическую составляющую ГУЛАГа. Иванова ставит под сомнение правильность рассмотрения сущности ГУЛАГа как пенитенциарной структуры и рассматривает его как репрессивный институт ^[16]. Г. М. Иванова выделяет ряд причин создания ГУЛАГа. Во-первых, это возможность выхода из кризиса, вызванного увеличивающимся потоком заключенных. Во-вторых, инструмент обособления классовых врагов и усмирения оппозиции в обществе. В-третьих, положительный лагерно-производственный опыт, используемый в экономике страны ^{[16, с. 422]}.

Г. М. Иванова, рассматривая процесс становления и функционирования советского лагерно-промышленного комплекса приходит к выводу, что принудительный труд в первые годы существования советской власти воспринимался как категория карательная, а не как экономическая ^[16]. При этом автор указывает на неэффективность и нерациональность лагерного хозяйства, приводит свидетельства о наличии массовых приписок, свойственных гулаговской отчетности ^[17-18]. Приводя характеристику лагерно-промышленного комплекса, она указывает, что ведущими отраслями лагерной экономики являлись горно-металлургическая, топливная (нефте- и угледобывающая) и лесозаготовительная, а основным сектором было многопрофильное строительство: промышленное, железнодорожное, шоссейное, гидротехническое и др. ^[16]. Прослеживая эволюцию лагерной экономики Г. М. Иванова показывает, что с конца 1930-х гг. руководство СССР придало ей выраженный военно-промышленный характер, что объясняет переход в ведение НКВД целого ряда крупных промышленных объектов, которые ранее подчинялись гражданским ведомствам ^[16].

Большой вклад в исследование лагерно-промышленного комплекса внесла коллективная монография «ГУЛАГ: Экономика принудительного труда» под редакцией И. Бородкина, П. Грегори, О. В. Хлевнюка ^[19]. Этот труд стал результатом исследований ранее засекреченных архивных фондов таких советских карательных ведомств как ОГПУ, НКВД, МВД СССР, Главного управления лагерей. В нем было предложено системное изложение различных аспектов экономики принудительного труда, от становления лагерной системы в СССР до превращения ГУЛАГа в самую крупную хозяйственную единицу страны. При этом главной темой монографии является принудительный труд, его производительность и эффективность (скорее, неэффективность), а также применявшиеся администрацией ИТЛ методы для повышения производительности подневольного труда заключенных.

Книга состоит из двух частей. В первой части приводится характеристика лагерной экономики и принципов ее организации, рассматриваются масштабы и ее отраслевой профиль, аппарат управления производством. Во второй части – лагерно-промышленный комплекс анализируется с учетом региональной и отраслевой специфики. Авторский коллектив книги состоял как из отечественных исследователей, так и зарубежных коллег. Авторы рассмотрели различные стороны советской лагерной экономики, процесс ее формирования, а также проследили процесс становления ГУЛАГа как крупной хозяйственной структуры. При этом главной темой монографии является принудительной труд, его результативность и производительность.

А. К. Соколов рассматривает принудительный труд в лагерях СССР в контексте существующей системы принуждения к труду в советской экономике 1930-х — середины 1950-х гг. ^[19]. О. В. Хлевнюк представляет обзор масштабов и структуры экономики ОГПУ—НКВД—МВД СССР, тенденций ее развития. С. Эртц анализирует лагерную систему с точки зрения эволюции административной структуры и принципов управления ^[19]. Л. И. Бородкин изучает вопросы регулирования принудительного труда в ГУЛАГе, практику и методы его стимулирования, мотивацию ударной работы ^[19]. Дж. Хейнцен исследует коррупцию в лагерной системе, ее формы и масштабы ^[19]. К. Джойс представляет производственную деятельность системы ГУЛАГа в Карелии в 1929–1941 гг. ^[19]. Д. Норландер обращается к вопросу о значении ГУЛАГа в развитии экономики Дальнего Востока в 30-х гг. XX в. ^[19]. А. Б. Суслов сравнивает принудительный труд с вольнонаемным на Урале, анализирует его эффективность и рентабельность ^[19]. Л. И. Бородкин и С. Эртц обратились к вопросам организации и стимулирования трудовой деятельности, заключенных в условиях Заполярья ^[19]. С. А. Красильников изучает принудительный труд спецпереселенцев севера Западной Сибири в 1930-е гг., его механизмы и результаты ^[19].

В 2000-гг. в отечественной историографии интерес советскому ГУЛАГу стал менее значительным. Лагерная тематика постепенно была вытеснена из публичного пространства, но данная проблема по-прежнему осталась в поле зрения исследователей. К настоящему времени отечественная историография накопила достаточно обширный материал, раскрывающий феномен гулаговской системы, который включает в себя целый ряд фундаментальных монографий, сотни научных публикаций, множество диссертационных исследований.

В настоящее время отмечается смещение исследовательских акцентов в сторону микроистории, локальных процессов репрессивной политики, экономической и хозяйственной деятельности исправительно-трудовых лагерей и колоний, методологии проблемы принудительного труда. Отечественными исследователями были выявлены и определены основные подходы в изучении советской системы принудительного труда. Нельзя не согласиться с мнением Е. А. Тимоховой, что ныне существующие научные работы можно разделить на три группы. Первая — это исследования, рассматривающие систему ГУЛАГа, как политико-идеологической и хозяйственный феномен. Вторая — это труды, изучающие отдельные народно-хозяйственные объекты. Третья — это работы, посвященные советской мобилизационной экономике ^[11].

Научные работы, относящиеся к первой группе, продолжают изучение проблем и предпосылок формирования ГУЛАГа, прослеживают основные тенденции формирования сталинской тоталитарной системы, рассматривают теоретико-правовой анализ исторических периодов его деятельности. Эти вопросы нашли отражение в трудах С. П. Самофалова ^[20], С. И. Кузьмина ^[21], И. В. Упорова ^[22] В. А. Бердинских ^[23] и других авторов. Кроме того, большое внимание сегодня уделяется историко-правовому анализу зарождения, становления и развития советских исправительно-трудовых лагерей (Булатов Т. Р., Долбик Н Ф. ^[24], Манюхин И. С. ^[25] и др.), анализируется ГУЛАГ и как социальный феномен советского общества (Удовенко И. В. ^[26], Большаков Е. В., Зин Н.В., Сизова А. С. ^[27] и др.).

Научные работы второй группы представлены преимущественно региональными исследованиями, подготовленными на основе материалов тех территорий, где размещались подразделения ГУЛАГа. Это территория Сибири, Урала, Русского Севера и Дальнего Востока. Обращение к локальным процессам в репрессивной политике советского государства позволило выявить не только общие тенденции формирования и развития лагерной системы в целом, но и определить ее региональные и отраслевые особенности. Круг вопросов, который нашел отражение в трудах ученых, включает не только производственно-хозяйственные и экономические аспекты лагерной системы, но и ее социальные последствия.

Особый интерес вызывает изучение отдельных исправительно-трудовых лагерей и колоний. Исследователей интересуют места их дислокации и структура, численность, состав, условия содержания и работы спецконтингента, производительность труда, производственно-хозяйственная деятельность мест заключения и прочие вопросы. Перечень авторов, уделивших внимание региональной специфике принудительного труда, довольно широк. К примеру Ю. В. Рябова исследовала деятельность Южкузбасслага ^[28], Е. А. Тимохова ^[29] — Кунеевского ИТЛ, Н. В. Упадышев ^[30] — Воркутинского ИТЛ, М. В. Рубинов ^[31] — Вишерского ИТЛ, Е. Г. Михеенков ^[32] — СИБЛАГа, В. Н. Мамяченков ^[33] — СевУраллага и т.д. Ряд исследователей посветили свои научные труды изучению отдельных промышленных предприятий, где использовался принудительный труд. Например, Цепкалова А. А. ^[34] исследовала участие спецконтингента в объектах Челябметаллургстроя, Бурдин Е.А. ^[35] — в гидротехнических объектах канала Москва-Волга, Д. А. Белов ^[36] — на строительстве железной дороги Сталинград – Саратов, Е.А. Бурдин ^[37] — Волжской ГЭС и т.д.

В рамках третьей группы в современной научной литературе можно выделить следующие проблемно-тематические блоки, включающие изучение следующих вопросов: директивно-мобилизационная экономика; репрессивная политика; подсистемы советской экономики в рамках мобилизационной модели; репрессивная экономика; системы принудительного труда ^[38]. В разработку данного направления внесли вклад ряд отечественных исследователей.

 Так, В. В. Седов определил причины появления мобилизационной советской экономики ^[39]. А. С. Сенявский выделил ряд внутренних и внешних факторов, которые оказали существенное влияние на формирование советской мобилизационной экономики ^[40]. К. И. Зубков предпринял попытку анализа феномена мобилизационной экономики и обнаружил его корни в европейской истории нового времени ^[41]. И. В. Побережников обратил внимание на тот факт, что российская ментальность еще с первой четверти XVIII века, времен правления Петра I, настроена на авторитарный, репрессивный вариант модернизации ^[42]. В. М. Кириллов пришел к выводу, что система принудительного труда эксплуатировала людей, истощала их физический и генетический потенциал и являлась «системой социального вампиризма» ^[43].

Отметим, что в отечественно историографии присутствует дискуссионность в вопросе оценки советской сталинской модернизации, ее эффективности и целесообразности. По мнению О. В. Хлевнюка общие оценки экономики принудительного труда, проблемы ее эффективности и роли в осуществлении советской индустриализации так и останутся дискуссионными в силу неопределенности и многозначности самого предмета ^[44]. Кроме того, для определения эффективности лагерно-промышленного комплекса с точки зрения экономических показателей требуется тщательный анализ статистических материалов, но сегодня это представляется затруднительным в виду недостатка у исследователей материалов, способных дать исчерпывающий ответ на этот вопрос, особенно в части сравнения лагерного и народно-хозяйственного производства. Но большинство исследователей сходятся во мнении, что главной производственной значимостью ГУЛАГа была его способность быстро концентрировать рабочую силу на промышленных объектах и получать требуемый результат, отдавая предпочтение получению хозяйственного эффекта, а не улучшению его экономической эффективности.

При этом большая часть исследователей отмечает неэффективность лагерно-хозяйственной деятельности ГУЛАГа с позиций экономической теории (Н. Ю. Белых ^[45], Ю. В. Рябова ^[46], Р. С. Бикметов ^[47], С. А. Шевырин ^[48]. и др. Но некоторые исследователи придерживаются иного мнения и считают, что ГУЛАГ являлся высокоэффективной хозяйственной системой. Например, А. С. Смыкалин пришел к выводу, что они были обязательной частью института советского государства в связи с усилением его репрессивной политики и благодаря чему, были достигнуты высокие производственные результаты ^[49].

Нет единой точки зрения среди отечественных ученых и при определении соотношения карательно-воспитательных и экономических задач производственной деятельности ГУЛАГа. О. В. Хлевнюк не видит связи между террором и экономическими задачами страны, а считает это следствием репрессивной политики с целью минимизации материальных потерь ^[44]. Д. Норландер считает, что именно экономические, а не политические потребности государства определяли производственно-хозяйственную деятельность лагерей ГУЛАГа ^[50]. Г. М. Иванова приходит к выводу, что первоначально принудительный труд в СССР рассматривался как категория карательная, а не экономическая, а использование заключенных как рабочей силы произошло позднее в свиязи с потребностями наращиванием промышленного потенциала ^[16]. Н. Ю. Белых полагает, что советскую лагерную экономику 1930-х − 1950-х гг. можно рассматривать как одну из важнейших черт сталинской социально-экономической модели, в которой политика имела абсолютный приоритет над экономикой ^[45].

Таким образом, проведенный краткий историографический обзор показывает, что отечественная историческая наука в постсоветский период прошла длительный путь от разоблачения и критики советской модели государственного устройства до определения основ институтов тоталитарной системы, от анализа основ экономики принудительного труда до изучения ее роли в экономике Советского Союза. Но многие вопросы, особенно связанные с производственной эффективностью мобилизационной экономики, являются дискуссионными и в их изучении присутствует широкая исследовательская перспектива. В частности, дальнейшее проведение сравнительных исследований на микроуровне, изучение методологии проблемы принудительного труда позволит получить более точные эмпирические сведения для оценки деятельности советского лагерно-промышленного комплекса, функционировавшего в 30-50-е гг. XX века.