Деловой и нравственный облик партуправленцев «второго эшелона» Башкирской АССР в эпоху «хрущевского реформизма»

Хазиев Рустэм Асхатович ORCID: 0000-0002-8754-7791 доктор исторических наук профессор; институт истории и государственного управления; Уфимский университет науки и технологий 450076, Россия, республика Башкортостан, г. Уфа, ул. Карла Маркса, 3/1, каб. 512 Khaziev Rustem Doctor of History Professor; Institute of History and Public Administration; Ufa University of Science and Technology 450076, Russia, Republic of Bashkortostan, Ufa, Karl Marx str., 3/1, office 512 khazievra@mail.ru

Вагапов Родион Рафаэлевич ORCID: 0000-0003-2573-605X ассистент; институт истории и государственного управления; Уфимский университет науки и технологий 450076, Россия, республика Башкортостан, г. Уфа, ул. Карла Маркса, 3/1, каб. 512 Vagapov Rodion Rafaelevich Assistant; Institute of History and Public Administration; Ufa University of Science and Technology 450076, Russia, Republic of Bashkortostan, Ufa, Karl Marx str., 3/1, office 512 vagapov.rodion@mail.ru

Археографический анализ массива документов Башкирского областного комитета КПСС эпохи «хрущевского реформизма», ставших доступными для ученных во втором десятилетии XXI века, позволяет утверждать, что на региональной периферии партуправленцами «хрущевского набора» стали негласно утверждаться отдельные культурные практики «капиталистического общества», нещадно критикуемые официально. Период «хрущевской оттепели» вызвал в партийной среде очевидное изменение мировоззрения в виде постепенного предания забвению десятилетиями пропагандируемого аскетического идеала жизни. Отход от сталинского «затягивания поясов» положил начало утверждению в КПСС ценностных идеи партуправленческой индивидуальности и личностного самовыражения как средств достижения эффективных результатов на партийной должности.

Во многом, данное устремление было предопределенно не афишируемым побудительным посылом воспользоваться теми преимуществовали, что давала партийная должность с целью обустройства комфортной или даже роскошной жизни «по-советски». Подобная тенденция проявилась на фоне того, что миллионы простых советских граждан «упорным трудом» не могли себе обеспечить те блага, что имели партуправленцы в условиях социалистической дефицитной экономики.

Эпоха «хрущевского реформизма», вызвавшая корректировку социализма сталинского типа, являлась объектом пристального внимания ряда современных отечественных исследователей [1–3; 16]. Однако, наряду с изучением различного рода социально-политических и управленческих нововведений, проявившихся в 1953–1954 гг., вне фокуса исследователей остались изменения стиля делового поведения и нравственного облика партуправленцев на периферии, среди которых участились случаи проявления разного рода «недисциплинированности», в том числе финансово-хозяйственной.

Формирование в партийной среде потребительских настроений в виде «стремления к наживе» ^{[17, с. 53]} отчетливо проявилось в систематическом «нарушения финансовой дисциплины». Прежде всего, это выражалось в растратах и присвоении партийных средств. Закат сталинизма, стал своеобразным сигналом для активизации деятельности партноменклатуры «второго эшелона», начавшей извлекать «финансовую выгоду», пользуясь своим служебным положением. Оправдание своих действий определялось партуправленцами и объективной реальностью, что при растущем к середине 1950-х годов уровне потребления советских граждан, заработная плата партработников продолжала оставаться невысокой ^{[5, с. 16; 6, с. 1571]}.

Буквально через год после смерти Сталина, в Башкирском обкоме КПСС в 1954 г. разразился скандал: в ходе «летучей ревизии» были обнаружены «крупные растраты», в которых обвинялись секретаря Буздякского райкома КПСС, заведующий сектором Сталинского райкома Уфы и другие партработники районо-городских партийных организации КПСС ^{[9, л. 123, 124]}. В 1955 г. достоянием гласности стало уже 18 случаев присвоения партноменклатурой низового звена денежных средств (Альшеевский райком КПСС, Покровский райком КПСС и другие районные комитеты партии). «Вопиющим случаям» хода не давали. В отличие от руководителей-коммунистов органов государственной власти и коммунистов-хозяйственников, которых порой едко критиковали в специализированных сатирических изданиях ^[4], финансовые «проступки» партработников, как правило, решались в несудебном порядке.

Для Башкирского обкома КПСС в высшей степени было важно «не дать уйти» негативной информации в ЦК КПСС, что в условиях набора Н. С. Хрущевым «новой команды» в регионах, могло дать Центру весомый повод произвести кадровую ротацию среди республиканского партаппарата. Поэтому, достаточно оперативно провинившиеся, под угрозой лишиться должности, «гасили растраты» ^{[9, л. 123, 124]}, которые на бюро Башобкома квалифицировались нарушением на местах финансово-бюджетной дисциплины ^{[13, л. 45]}.

Вполне вероятно, что резонансные случаи махинаций с «финансами партии» заставили проявлять особую осторожность тех, кто «запускал руку» в «партийную казну» или выявленные правонарушения оперативно разрешались без их документарной фиксации. Поэтому вплоть до 1959 г. больше не «всплывали» какие-либо случаи «казнокрадства». Однако в 1959 году снова была выявлена крупная растрата в Караидельском райкоме КПСС. Башкирский обком партии подверг резкой критике первого секретаря райкома и заодно членов ревизионной комиссии районной парторганизации за беспрецедентную растрату «денег партии» в размере 8 896 рублей ^{[11, л. 98]}. Эта сумма была соотносима с более чем более половиной стоимости машины представительского класса как «Победа» ^{[18, с. 61]}. Явные нарушения нецелевого использования средств партийного бюджета обнаружились в РК КПСС Илишевского, Макаровского, Краснокамского, Кигинского, Бирского, Хайбуллинского районов. Вывод денег из партбюджета был настолько явным, что на местах даже не продумывались схемы правдоподобных прикрытий, чтобы скрыть содеянное. В районных комитетах очевидно рассчитывали на то, что, все сойдет с рук, так как подобного рода правонарушения огласке не придавались и вся информация окончательно оседала в обкоме КПСС, которому было крайне невыгодно информировать ЦК КПСС о выявленных финансовых подлогах.

Несомненно, что партуправленцы из Башкобкома реагировали на подобные случаи, когда при финансовых ревизиях обнаруживалось, что деньги из партбюджета беззастенчиво списывались по статьям «почтово—телеграфные расходы» и «содержание транспорта», по которым не требовалось предоставление фискальных документов, подтверждавших понесенные расходы ^{[11, л. 98]}. В действиях ответственных лиц Башобкома КПСС прослеживалась двойная тактика поведения. Прежде всего, регионального уровня партуправленцы подстраховывали себя на случай возможного скандала, если поступит сигнал, чаще всего анонимный, в ЦК КПСС. Поэтому, в обязательном порядке первым секретарям районных комитетов партии республики выносилось персональное порицание, чередуемое критикой структурного подразделения Башобкома. Типичной была формулировка, что на местах «не выполняют указаний Обкома КПСС, допуская нарушения в ведении партхозяйства, чему также способствует и финхозсектор Обкома КПСС, не проявляющий настойчивости в укреплении финансовой дисциплины» ^{[10, л. 92]}.

При этом все усилия были направлены на то, чтобы оперативно решить вопрос о возврате в партбюджет незаконно истраченных финансовых средств. Провинившихся партработников «второго эшелона» вполне устраивало это требование, так как оно позволяло избежать партийного взыскания, не говоря уже об уголовной ответственности. Для оргвыводов всегда находились «стрелочники», которыми, как правило, являлись кассиры, т.е. не руководящие, а вспомогательно-технические работники райкомов КПСС ^{[9, л. 124; 11, л. 98]}.

В силу различных обстоятельств реализуемая республиканским партаппаратом политика двойных стандартом – «своих не сдаем» – невольно провоцировала низовые партструктуры на различные финансовые ухищрения. Наиболее распространенной формой получения «допматприбавки» было произвольное изменение размера зарплатных «ставок», а также «неправильное оформление в пользу получателя» возмещаемых расходов по командировкам. Так, в Благовещенском райкоме КПСС штатному пропагандисту выплачивали на 17% меньше от базовой суммы оклада, недоплаченная часть которой передавалась освобожденному секретарю парторганизации колхоза им. Сталина. В районах была внедрена внебухгалтерская система выдачи «твердых надбавок» к зарплате, проводимых по статье «для командировочных расходов» ^{[11, л. 99]}. Вольное обращение с партийным бюджетом приводило к существенным «переплатам», часть которых обнаруживались в результате выборочных проверок, но чаще всего по жалобам ^{[11, л. 100]}.

В условиях дефицита товаров, продуктов питания и услуг видимый рост материального благополучия некоторых «районных партначальников» вызывал у рядовых коммунистов негативные настроения. Популярный в народе тезис, что начальство «жирует за наш счет, когда ничего толком купить невозможно», приводил к росту численности партийцев-уклонистов, отказывавшихся платить членские взносы. На 1 июля 1955 года просроченная задолженность по взносам членов КПСС составила в БАССР 22,2 тыс. рублей, а число коммунистов, не уплативших членские взносы, увеличилось до 2652 человека и составило 3% к общему составу областной партийной организации республики ^{[8, л. 21]}. В частности, в парторганизации Кугарчинского района «просрочка» по членским взносам возросла с 1 января 1955 года по 1 июня 1955 года с 3% до 11,2%, Белокатайском районе — с 2,7% до 11,1%, Альшеевском районе — с 0,8% до 6% ^{[8, л. 21]}.

Имевшая место в республике тенденция назначения высоким обкомовским покровителем на партуправленческие должности районного масштаба «своего человека», часто игнорируя его «низкие» нравственно—деловых качеств приводила к откровенным финансовым злоупотреблениям. Отдельные партназначенцы стали «осваивать» определенную часть средств партийного бюджета по серым схемам, которые проблематично было выявить ревизорам. Как правило, данная теневая практика имела место среди партийцев «второго эшелона», так как использование партийного бюджета в личных целях среди начальствующего партсостава республиканского масштаба, преимущественно, оперативно предупреждалось. В тех случаях, когда все же обнаруживались неприглядные теневые проступки, то они квалифицировались неумышленными «финансовыми ошибками» и немедленно исправлялись ^{[13, л. 45]}

По сравнению с периодом сталинизма явное изменение в эпоху «хрущевского реформизма» управленческого стиля работы партработников, когда были отменены «ночные бдения» на рабочем месте далеко за полночь, сверхурочная штурмовщина, допускалось разнообразие в одежде и т.д., породило и негативную тенденцию – банкетное застолье партсоваппарата. Как правило, ответработники напряжение от «стрессовой партработы» снимали чаще всего в виде коллективного распития спиртных напитков «на выезде» или прямо на рабочем месте.

Комиссия Башкирского обкома КПСС проверяя «на месте» анонимку, в которой утверждалось, что первый секретарь Кугарчинского райкома КПСС «постоянно пьянствует», удостоверилась в подлинности «сигнализируемых фактов». Было установлено, что в феврале 1954 г. руководитель парторганизации Кугарчинского района совместно с заместителем председателя исполкома райсовета участвовали в «групповой пьянке» на хуторе Курт-Елга. На банкете партлидер района выпил такое количество алкоголя, что оказался в состоянии полной невменяемости и был не транспортабелен, чтобы возвратиться в райцентр ^{[7, л. 18]}.

7 марта 1954 г., секретарь Кугарчинского райкома КПСС приехав в сельсовете поселка Верхняя Майка заранее стал отмечать в компании ответственных работников района Международный женский день. 8 Марта 1954 г. «групповая выпивка» продолжилась в правлении колхоза «Новая жизнь» в деревне Уметбаево. Степень опьянения первого секретаря райкома оказалась такой сильной, что 9 марта он явно был не в надлежащем рабочем состоянии, поэтому, «в нетрезвом виде» проводил бригадное собрание колхозников. После собрания снова был организован коллективный вечер со спиртным в честь прошедшего праздника и приезда «высокого гостя». Во время застолья секретарь райкома потерял над собой контроль и недостойно себя повел по отношению к женщинам ^{[7, л. 19]}

В июне 1954 года состоялся очередной выезд секретаря райкома в колхоз им. С. М. Буденного. Вместо обсуждения накопившихся организационных вопросов, по инициативе секретарь райкома была организована коллективная рыбалка с участием прокурора района, председателя колхоз, секретаря местной партийной организации и работниц врачебного пункта. Пикник на реке превратился в пьянку и снова закончился громким инцидентом, о котором быстро разошлась информация, «бросающая тень» на «честных коммунистов». Данную «вопиющую выходку», которую невозможно было скрыть, умело использовалась обкомовскими партаппаратчиками в качестве превентивной меры устрашения, потенциальных нарушителей «партийной и государственной дисциплины». 9 июля 1954 года бюро Башкирского обкома КПСС отстранило от должности первого секретаря Кугарчинского райкома КПСС, объявив ему строгий выговор с занесением в учетную карточку за пьянство, появлении в нетрезвом виде на работе и в общественных местах ^{[7, л. 20]}.

Осенью 1958 года в Стерлитамаке произошло ЧП с инструктором промышленно-транспортного отдела горкома, который «в пьяном виде» подрался в общественном транспорте с инвалидом, его женой и нецензурно оскорбившего работников милиции. Ввиду того, что дело получило в городе общественный резонанс, его не удалось «замять». 16 октября 1958 года, через четыре дня после инцидента, срочно состоялось заседание партбюро, затем партсобрание парторганизации Стерлитамакского городского комитета КПСС, на котором рассматривалось дело «оступившегося товарища». За непартийное поведение инструктору горкома был объявлен выговор с занесением в учетную карточку ^{[14, л. 35—37]}. Через пять месяцев, 18 февраля 1959 года, партийное взыскание было снято ввиду того, что партуправленец «вынес для себя урок, полученный на партсобрании, перестал употреблять алкоголь и направил свою жизненную энергию в положительное русло профессиональной деятельности» ^{[15, л. 5]}.

Партийная фемида поступала достаточно лояльно в отношении начальствующего партсостава «второго эшелона». На закрытых заседаниях бюро Обкома, районного или городского комитетов партии, провинившемуся, допустившему «аморальные проступки, компрометирующие честь коммуниста», устраивалась назидательная проработка в узком кругу «ответтоварищей». Как правило, партуправленцев не подвергали самой суровой каре – не исключали из рядов КПСС, что фактически означало не только крах карьеры, но и вычеркивание из номенклатурно-привилегированной жизни. В тех случаях, когда не удавалось скрыть от центральных парторганов информацию о «выявленных» в партийном и административно-хозяйственном аппаратах Башкирской АССР проступках, «бросавшие тень» на «здоровые силы» регионального отряда партуправленцев, они объяснялись как одиночные эксцессы, вызванные неукомплектованностью штата партийного аппарата на местах ^{[12, л. 116]}.

Подводя итог, важно отметить, что реорганизация деятельности партийного аппарата периода хрущевской оттепели» характеризовалась тем, что в управленческом звене КПСС постепенно набирал обороты процесс размывания некогда стоических принципов морально-делового поведения коммунистов-управленцев, характерный для сталинского времени «жесткой партдисциплины и скромности в быту». Наблюдаемая среди партуправленцев «хрущевского набора» новая тенденция — производственно-морального раскрепощения, которое не влекло за собой необратимости сурового наказания, явилось одним из проявлений сложного институционного процесса эпохи «хрущевского реформизма». Речь идет о смене ценностной парадигмы в виде отказа партуправленцев от жесткого стоицизма и ориентирование на удовлетворение своих личных интересов. Безусловно, партийные органы в эпоху реформ Н. С. Хрущева нетерпимо относились к любым негативным фактам, порочащим «кристально чистую» репутацию КПСС. Однако уже не смогли административными методами нейтрализовать последствия, порожденные ограниченной внутрипартийной либерализацией, которая вызвала ментальную перезагрузку у части партуправленцев. Партноменклатура, проникнувшись в условиях «хрущевской оттепели» осознанием, что время ГУЛАГа окончательно ушло, индивидуальное благополучие стало ставить выше фанфарной идеи «беззаветного служения делу социализма».