Демократия и проблемы ее правового обеспечения в содержании политико-правового идеала

Лыков Андрей Юрьевич ORCID: 0009-0003-3305-753X соискатель; кафедра теории и истории государства и права; Сибирский Федеральный Университет 660065, Россия, Красноярский край, г. Красноярск, ул. Маерчака, 6 Lykov Andrey Yurievich Postgraduate student; Department of Theory and History of State and Law; Siberian Federal University 6 Maerchaka str., Krasnoyarsk Territory, 660065, Russia lykov.science@gmail.com Другие публикации этого автора

Введение. Современные научно-правовые работы содержат значительный объём исследований демократии как политической системы и политического режима. Вместе с тем события третьей декады XXI в. показали, что применение указанного способа управления столкнулось с новыми вызовами объективной действительности. Более того, в определенных случаях некоторыми исследователями вновь был поставлен вопрос о том, действительно ли в условиях демократии достигается наилучшее состояние общественных отношений и максимальная результативность работы государственных органов.

Принимая во внимание тот факт, что охватить все проблемные вопросы относительно предмета исследования в рамках одного изложения не представляется возможным, в работе мы предпримем попытку сосредоточить внимание на ряде конкретных феноменов, которые приобрели новое качество в рассматриваемый период, а также предложить возможные правовые средства, которые представляются наиболее действенными для сохранения демократии и предотвращения использования ее институтов в качестве средств легитимации неэффективной политической власти.

Итоговой целью настоящего исследования выступает формирование рекомендаций по правовому регулированию определенных в работе общественных отношений, которые могут быть использованы как в отечественном законодательстве, так и в законодательстве зарубежных стран. Для ее достижения предпринята попытка решить задачи по общей характеристике современных проблем демократии, рассмотрению влияния на демократию национальных и транснациональных корпораций, анализу возможной эффективной электоральной системы государства, а также установлению правых средств, препятствующих искажению содержания конституционных норм.

Методология. Методологическую основу исследования составляют общенаучные и частно-научные методы познания. При изучении юридической доктрины широко применяется анализ, синтез, диалектический и системно-аналитический методы. Верификация ряда научных суждений осуществляется также посредством статистического метода. Формально-юридический и сравнительно-правовой метод используются при анализе отечественных, зарубежных и международно-правовых актов.

Общий подход исследования в значительной степени строится на методе критического реализма, или критическом методе – «политике права», в концепции Г. Ф. Шершеневича ^{[1, с. 17-29]}. Использование отмеченного подхода позволило, с одной стороны, установить противоречия, с которыми сталкиваются современные демократии, с другой стороны, определить возможные изменения действующего законодательства, способствующие сохранению и развитию лучших свойств такого политического режима.

Общая характеристика современных проблем демократии. В наиболее общем смысле демократия представляет собой политический режим, то есть систему способов, методов и форм осуществления политической власти, при которой источником власти признается народ, а решения принимаются на основе мнения большинства членов общества.

Более содержательное определение демократии можно рассматривать в качестве политического режима, при котором решения принимаются на основе выбора большинства, но с эффективным учетом мнения всех членов общества, который характеризуется наличием идеологического плюрализма, приоритетом прав и свобод человека и гражданина, независимостью средств массовой информации, общественных и культурных объединений, децентрализацией бюджетов и развитым местным самоуправлением, справедливым электоральным процессом, системой сдержек и противовесов, разделением власти и адекватностью мер государственного регулирования и ограничений для целей обеспечения и защиты общественных благ и интересов ^{[2, с. 70]}.

Как следует из такой расширительной дефиниции демократия как политический режим неразрывно связана со всей государственной формой и с республиканской формой правления в частности, пусть последняя и не является обязательной предпосылкой для некоторых из указанных и других обычно предписываемых демократии свойств. Такую демократию, как отмечает И. В. Жежко-Браун, в некоторых работах нередко квалифицируют как либеральную или конституционную демократию ^{[3, с. 105]}, которая противопоставляется так называемым авторитарным и тоталитарным видам ^[4].

По нашему мнению, указанная дифференциация является неоправданной, так как она размывает критерии, разграничивающие тот или иной политический режим. Другими словами, режимы, в которых используются демократические институты в целях ограничения прав и свобод граждан, а также в целях сокращения контроля над государством со стороны гражданского общества, нельзя называть авторитарными или тоталитарными демократиями. Речь идет не более чем о тоталитарном или авторитарном режиме. Причем последние всегда характеризуются существованием структур и технологий ^{[5, c. 222]}, которые обеспечивают введение в заблуждение членов общества относительно наличия или реальной работоспособности государственно-правовых институтов, которые призваны учитывать мнение населения или сохранять за гражданами определенные права и свободы.

Как справедливо отмечает Г. Г. Бернацкий, «демократический режим является политико-правовым идеалом … к которому государства могут бесконечно приближаться, но не достигать в полной мере» ^{[6, c. 203]}. При этом под политико-правовым идеалом предлагается понимать образец политически организованного общества и права, который призван обеспечивать выживание, совершенствование и развитие социального организма, и служащий самой общей целью при правовом регулировании ^{[7, c. 1-21]}. Его содержание, с одной стороны, составляют основополагающие идеи предполагаемого образца, с другой – положения, конкретизирующие указанные идеи для определенных правоотношений общества, в том числе в форме нормативно-правовых актов. Такая модель может как обеспечивать выживание, совершенствование и развитие политически организованного общества и права, так и нет.

Следствием сопряжения указанных дефиниций является постановка вопроса о том, является ли демократия частью содержания политико-правового идеала, который обеспечивает выживание, совершенствование и развитие общества. Кроме того, если признавать указанную гипотезу верной, то возникает задача определения правовых средств, которые могут быть использованы в государстве и обществе в целом, чтобы декларируемый политико-правовой идеал реализовывался на практике.

Как верно замечает В. В. Кожевников, «демократия небезупречна» ^{[8, c. 46.]}, а недемократические государственные режимы содержат не только слабые, но и сильные стороны. Так, ученый указывает, что авторитарный режим обладает «высокой способностью обеспечить политическую стабильность и общественный порядок, мобилизовать общественные ресурсы на решение определенных задач, способностью решать прогрессивные задачи, связанные с выводом страны из кризиса» ^{[8, c. 46]}. Демократия, отмечает Л. Г. Коновалова, еще с ранних времен критиковалась «за отсутствие аристократичности, профессионализма и за угрозу подчинения государства прихотям и низменным потребностям толпы» ^{[9, c. 253]}.

В современности получили развитие и разнообразные механизмы «управляемой демократии» ^{[9, c. 255]}, с помощью которых существующая правящая элита обеспечивает сохранение своего статуса, фактически закрывает социальные лифты для новых поколений и препятствует реализации прогрессивных идей. В этой связи нельзя не согласиться с суждением, что в определенных случаях «политическая элита той или иной страны научилась прикрываться республиканской формой правления, но фактически устанавливает в стране авторитарный или тоталитарный режим» ^{[6, c. 176]}. Следствием такого обстоятельства может выступать последующая аполитичность населения, массовая фальсификация результатов выборов, несменяемость политических элит и искажение значения основных конституционных положений. В работе С. Леветски и Д. Зиблатта указанная мысль была сформулирована следующим образом: «Трагический парадокс электорального пути к авторитаризму состоит в том, что ликвидаторы демократии используют те же самые институты демократии - постепенно, незаметно и даже законно, для ее уничтожения» ^{[10, c. 8]}.

Скажем, согласно анализу Д. И. Попова в условиях представительной демократии первой четверти XXI в. увеличились количество и роль правопопулистcких партий в политической жизни Запада ^{[11, c. 124]}. Последние не отрицают институционального дизайна демократии, но «выражают неприятие либеральной модели демократии с ее индивидуализмом и плюрализмом. Объявляя себя единственными законными представителями народа, они добиваются конституционного закрепления собственной модели нелиберальной прямой демократии, основанной на принципе тождества управляемых и правящих» ^{[11, c. 128]}.

Представляется, что установки популистов, отрицающие имеющиеся у индивидуализма и плюрализма ценности, не способны привести к расширению политического участия. Политическая система в таком случает оказывается неспособной к адекватному учету интересов всех членов общества, что создает условия неоправданного ограничения прав и свобод человека и гражданина, а также условия для возникновения непреодолимых противоречий, подрывающих целостность государства. Демократически принятые законы, неоспоримо замечает Д. В. Даниленко, «с большей вероятностью будут уважаться гражданами. Фактом является то, что в демократических обществах люди более склонны уважать закон, в создании которого они участвовали, хотя бы косвенно, потому что труднее нарушить закон, в создании которого человек принимал участие, чем закон, который был навязан без его согласия» ^{[12, c. 1-20]}.

В свою очередь любое ограничение прав и свобод человека и гражданина, согласно В. В. Антонченко, должно служить «нравственно оправданным целям защиты граждан и укреплению общественного строя», а не интересам конкретных элитных групп и кланов ^{[13, c. 153]}. Причем подотчётность последних, в соответствии с позицией В. В. Кочеткова, наравне с ограниченностью государства является одним из требований для обеспечения свободы и справедливости, а «власть должностного лица в российском государстве должна быть функцией лидерства, а не господства» ^{[14, c. 146-150]}.

В этой связи заслуживает внимания концепция, обозначенная в работе А. В. Малько и В. Ю. Панченко. Исследователи предлагают рассматривать содержание государства, как «непрерывное динамичное взаимодействие политических элит (прежде всего борьба, конкуренция) – групп (группировок) наиболее влиятельных лиц за осуществление своих интересов (а также интерпретируемых в соответствии с ними интересов управляемого ими общества в целом) при помощи государственного аппарата и юридических норм» ^{[15, c. 43]}. Использование категории содержания государства, среди прочих отмечаемых авторами свойств, отличается от политического режима тем, что показывает «взаимодействия не только суверена и подданных, но и взаимодействия внутри суверена» ^{[15, c. 43]}, в коллективе которого происходит конкуренция за государственную власть среди элит и различных групп. Кроме того, указанная категория может определять «как внешнюю форму государства (форму правления и форму государственного устройства), так и функционировать в рамках существующей формы без ее изменения (нет сомнений в том, что деспотии, авторитарные и тоталитарные режимы успешно существуют и в республиках, и в федерациях)» ^{[15, c. 43]}.

Несмотря на то обстоятельство, что принятие анализируемой концепции в определенной степени ставит вопросы о том, является ли государство в принципе оптимальной формой политической организации для целей учета коренных и долговременных интересов каждого человека, и возможно ли создать политико-правовой идеал, при котором регулирование общественных отношений не будет являться производным от результата борьбы определенных социальных групп за политическую власть, применение отмеченных авторами положений оказывается в значительной степени эффективно для разрешения практических проблем юридической науки и разработки наилучшего законодательства для современных государств. Подразумевается, в том числе создание нормативно-правового регулирования в отношении отмеченных учеными групп влияния, одной из форм проявления которых выступают национальные и транснациональные корпорации; разработка правовых основ электоральной системы, обеспечивающей процесс формирования указанных групп из лучших представителей общества; принятие законодательства, которое будет препятствовать искажению содержания правовых норм и злоупотреблению государственной властью правящей элитой. Реализация указанных мер в совокупности, с одной стороны, приведет к лучшему учету интересов всех членов общества, с другой – к меньшей концентрации политики, направленной на повышение благосостояния только одной или ограниченного числа социальных групп.

Влияние национальных и транснациональных корпораций на демократию. Корпорация и транснациональная корпорация в национальном законодательстве стран и международном праве определяются различными способами. В настоящем изложении предлагается применять универсальную дефиницию, предложенную К. Палмер. Национальная корпорация охватывает целый ряд корпоративных структур, включая дочерние компании, холдинговые компании и совместные предприятия. Транснациональные корпорации – это корпорации и связанные с ними организации, которые осуществляют свою деятельность более чем в одном государстве ^{[16, c. 46]}.

Большинство исследований, посвященных влиянию национальных и транснациональных корпораций в основном относятся к регулированию правоотношений, связанных с защитой социально-экономических и личных групп прав человека и гражданина, но не с политическими правами ^{[17, 18, 19]}. В еще меньшей степени затрагиваются конкретные вопросы о том, как предотвратить возможное негативное воздействие указанных субъектов на демократические институты. Вместе с тем такие риски, безусловно, существуют ^{[20, c. 24-26]}. Просто работая в определенных регионах мира, корпорации могут оказывать экономическую поддержку и моральное одобрение правительствам, вовлеченным в крайне репрессивную или коррумпированную деятельность ^{[16, c. 77]}.

Например, в работе А. П. Купрюшина предлагается достаточно критическое суждение о демократии на примере сложившейся политической системы США, в которой корпорации обладают существенным влиянием. Исследователь, ссылаясь на мнение ряда ученых, отмечает, что «коррупция при демократии – это положенный на видное место секрет, и потому его никто не видит. Коррупция в США – это главный системообразующий принцип, без которого США нет в этом мире» ^{[21, c. 54]}. По мнению ученого это вытекает из официального закрепления института лоббирования, благодаря которому корпорации и другие организации могут отрыто спонсировать тех или иных лиц для поддержки определенных политических решений ^{[21, c. 52]}.

С одной стороны, нельзя не согласиться с мнением автора, что демократия в США в настоящее время далека от идеала и вызывает разумные сомнения о соответствии декларируемых в этом государстве принципов действительному положению дел. Это подтверждается многими актуальными аналитическими данными и исследованиями ^{[22, 23]}. С. Н. Большаков также отмечает, что «различные исследования, проводимые многими организациями США (Университет Рочестера, Йельский университет, Дартмутский колледж и др.), в том числе на основе результатов репрезентативных социологических работ негативно оценивают развитие американской демократии» ^{[24, c. 253]}.

Кроме того, существуют и фундаментальные основания, чтобы поставить под сомнение существование демократии в современном мире как таковой. Например, трудно представить, чтобы решения государства принимались исключительно на основе электорального процесса и реализацией независимой воли и выбора избранных кандидатов, когда большинство ключевых национальных и транснациональных компаний связано или прямо принадлежит таким известным фондам как Vanguard, Black Rock, State Street, Fidelity, Capital Group, активы под управлением которых десятикратно превышают годовой бюджет США и исчисляются десятками триллионов долларов. Сам же масштаб указанных транснациональных компаний и фондов может не только деформировать институты демократии в стране инкорпорации, но и создавать такие риски в других государствах.

В некоторой степени понимание таких рисков находит свое отражение в отечественных нормативно-правовых актах. В частности, согласно п. 13 Основ государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей, утвержденных Указом Президента РФ от 09.11.2022 № 809, деятельность транснациональных корпораций рассматривается в качестве одной из угроз традиционных ценностей. Последние понимаются как нравственные ориентиры, формирующие мировоззрение граждан России, передаваемые от поколения к поколению, лежащие в основе общероссийской гражданской идентичности и единого культурного пространства страны, укрепляющие гражданское единство, нашедшие свое уникальное, самобытное проявление в духовном, историческом и культурном развитии многонационального народа России. При этом п. 5 указанных основ среди прочих к таким ценностям относятся права и свободы человека.

Пунктом 7 Стратегии национальной безопасности Российской Федерации, утвержденной Указом Президента РФ от 02.07.2021 № 400 также устанавливается, что среди прочих явлений стремление транснациональных корпораций ограничить роль государств сопровождается обострением внутриполитических проблем, усилением межгосударственных противоречий, ослаблением влияния международных институтов и снижением эффективности системы глобальной безопасности. Подобное положение содержится и в п. п. «б» п. 14 Основ государственной пограничной политики Российской Федерации, утвержденных Указом Президента РФ от 25.04.2018 № 174, в соответствии с которым притязания транснациональных корпораций на стратегические ресурсы Арктики и Дальнего Востока рассматриваются одной из угроз национальной безопасности.

С другой стороны, возвращаясь к вышеупомянутой исследователем проблеме, во-первых, речь все-таки идет о конкретном государстве в конкретный период времени. Во-вторых, правовое закрепление лоббизма и его процедур скорее служит целям правового государства, а не способствует негативной деформации демократических институтов. При эффективной и независимой судебной власти правовое закрепление путей влияния крупных субъектов политической системы на государство способствует общей транспарентности принятия решений и, тем самым, вовлечению в указанный процесс большего количества граждан. Напротив, установление запрета на лоббизм ведет к существованию последнего в скрытой от общества форме и, как следствие, менее связанного с всеобщими интересами граждан. Аналогично законодательству, регулирующего естественные монополии в различных государствах, представляется эффективней признание их влияния на социально-политические процессы и введение обоснованного правового регулирования.

К сожалению, долгое время ни в России, ни во многих других юрисдикциях, даже традиционно называемых развитыми демократиями, законодатель не уделял значительное внимание именно правовым средствам предотвращения монополизации демократических институтов со стороны как национальных, так и транснациональных корпораций. Причем в отношении последних в большинстве случаев правовое регулирование концентрируется на нормативно-правовых актах налогового законодательства ^{[25, c. 11-21]} или введением ограничений на участие в уставном капитале для компаний, занимающихся определенным видом деятельности. Например, такие положения установлены ст. 19.1 Федерального закона РФ от 27.12.1991 № 2124-1 «О средствах массовой информации». В некоторых странах также принимаются общие законы, направленные на предотвращение вмешательства иностранных организаций во внутренние дела государства, но они не учитывают экономическую сущность и долгосрочное влияние транснациональных корпораций на социальные отношения.

В этой связи к завершению первой четверти XXI в. ряд государств и международных организаций начали активней развивать законодательство в этом направлении. Так, в 2017 г. Французская Республика приняла закон, который регулирует деятельность транснациональных корпораций ^[26], а в Федеративной Республике Германия такой закон вступил в силу в 2023 г. ^[27]. Последний также послужил основой для дальнейшего создания единого правового регулирования на территории всего Европейского союза. Из указанных нормативно-правовых актов заслуживают внимание следующие положения.

Согласно ст. 1 Закона Французской Республики от 27 марта 2017 г. «Об обязанности бдительности материнских компаний и компаний-заказчиков» любая компания, в которой в конце двух последовательных финансовых лет работает не менее пяти тысяч сотрудников, включая дочерние компании, головной офис которых расположен на территории Франции, или не менее десяти тысяч сотрудников внутри компании и в ее прямых или косвенных дочерних компаниях, головной офис которых расположен на территории Франции или за рубежом, разрабатывают и эффективно реализуют план бдительности. План включает разумные меры комплексной проверки для выявления рисков и предотвращения серьезных посягательств на права человека и основные свободы, здоровье и безопасность людей, а также на окружающую среду, возникающих в результате деятельности компании и компаний, которые она контролирует внутри страны.

Согласно пп. 1-12 ч. 1 раздела 2 Закона Федеративной Республики Германия от 16 июля 2021 г. «Об обязательствах по проведению корпоративной проверки в цепочках поставок» устанавливается запрет на трудоустройство детей, не достигших определенного возраста, наихудшие формы детского труда, рабство и принудительный труд и другие формы угнетения на рабочем месте, несоблюдение обязательств по охране труда, игнорирование свободы объединений, известные формы дискриминации в сфере труда, удержание справедливой заработной платы, причинение экологического вреда окружающей среде и принудительное изъятие природных ресурсов, запрет на использование частной охраны без прохождения всех требуемых процедур.

Прогрессивным положением указанного закона, как и в соответствующих положениях французского нормативно-правового акта, является то обстоятельство, что согласно разделу 2 он распространяется как на компании, головной офис которых зарегистрирован в Германии, так и на компании, имеющие филиал с определенной численностью независимо от организационно-правовой формы. С другой стороны, объект регулирования законодательства в меньшей степени связан с политической группой прав и свобод человека и, как следствие, только косвенно может способствовать предотвращению вмешательства корпораций в демократические институты.

Международные организации также прилагают усилия для урегулирования указанного вопроса, разрабатывая соответствующие концепции и проекты международных соглашений. Например, на 22-м заседании Подкомиссии ООН по поощрению и защите прав человека 13 августа 2003 г. были приняты «Нормы, касающиеся обязанностей транснациональных корпораций и других предприятий в области прав человека» ^[28]. Пунктом 1 указанного документа предусмотрено, что в рамках своих соответствующих сфер деятельности и влияния транснациональные корпорации и другие предприятия обязаны поощрять, гарантировать осуществление, уважать, обеспечивать соблюдение и защиту прав человека, признанных как в международном, так и во внутреннем праве, включая права и интересы коренных народов и других уязвимых групп. Пунктом 11 также устанавливается запрет транснациональным корпорациям предоставлять преимущества каким бы то ни было правительствам, государственным служащим, кандидатам на выборные должности, представителям вооруженных сил или сил безопасности, а также любым другим лицам или организациям.

В 2024 г. Советом по правам человека ООН были представлена последняя редакция проекта юридически обязательного документа, регулирующего в рамках международного права деятельность транснациональных корпораций ^[29]. Итоговый документ в форме международного соглашения будет призван служить основой для принятия соответствующих национальных законов стран участников.

Здесь требуется обозначить следующее. Во-первых, принимая во внимание Решение Совета по правам Человека ООН от 11 июля 2024 г. ^[30], разработка указанного документа займет по меньшей мере не менее трех лет. Во-вторых, при анализе документа можно сделать очевидный вывод, что проблема влияния корпораций на демократические институты не выделена в качестве самостоятельных положений, а фигурирует только в форме общих требований к соблюдению прав и свобод человека, что, вероятно, объясняется различными государственными формами государств членов. Другими словами, не находит свое отражение часть ранее указанных норм, утвержденных в 2003 г. В-третьих, необходимо признать, что нормы рассматриваемого проекта соглашения если и не будут нести исключительно декларативный характер, то в любом случае будут ближе к нормам принципам, а действительно работающие правовые средства должны будут разрабатываться с учетом конкретной национальной правовой системы.

В частности, отмечает Р. Марес, при анализе регулирования транснациональных корпораций и проектов нормативно-правовых актов Европейского союза, принимаемые законы не снимают корпоративную вуаль с их деятельности, а являются новыми формами административного надзора ^{[31, c. 1531]}. Как следствие, при возникновении правовых споров необходимо будет обращаться к общему деликтному праву, в соответствии с которым компания несет ответственность ^{[31, c. 1531]}.

Вместе с тем отмеченные риски негативного воздействия на демократические институты со стороны крупных субъектов экономических отношений существуют не только со стороны транснациональных корпораций, но и со стороны национальных организаций, что требует не меньшего правового регулирования. В отечественном законодательстве отсутствует комплексное нормативное регулирование влияния корпораций. Законы преимущественно определяют их гражданско-правовой статус. Например, в качестве общей модели согласно ст. 65.1 ГК РФ под корпорациями понимаются юридические лица, учредители (участники) которых обладают правом участия (членства) в них и формируют их высший орган в соответствии с п. 1 ст. 65.3 указанного кодекса.

Кроме того, п. 1 ст. 7.1 Федерального закона от 12.01.1996 № 7-ФЗ «О некоммерческих организациях» установлено, что государственной корпорацией признается не имеющая членства некоммерческая организация, учрежденная Российской Федерацией на основе имущественного взноса и созданная для осуществления социальных, управленческих или иных общественно полезных функций. При этом при анализе положений федеральных законов, определяющих правовой статус конкретных государственных корпораций можно сделать вывод об отсутствии надлежащего регулирования запретов их вмешательства в демократические институты. Последнее обстоятельство, в совокупности с закрепляемыми за ними целями выполнения общественно полезных функций, а также порядка назначения руководящих должностей со стороны действующей правящей власти, дает значительный простор для их воздействия не только на социо-экономические процессы, но и на решение политических вопросов.

Именно по этой причине, по нашему мнению, представляется актуальным разработка федерального закона, регулирующего как основы лоббистской деятельности, дискуссии о котором ведутся по меньшей мере с 1998 г., так и устанавливающего ограничения влияния национальных и транснациональных корпораций на демократические институты. Такой нормативно-правовой акт должен содержать не только положения, определяющие порядок возможного финансового участия указанных субъектов в политическом процессе, но и устанавливать пределы такого вмешательства, а также содержать правовые средства недопущения использования государственных бюджетов в целях влияния на результаты электорального процесса.

Проблема выбора эффективной электоральной системы. Очевидно, что ни один федеральный закон не способен обеспечить сохранение демократических институтов в их оптимальной форме. Это требует осуществления и ряда других необходимых мер. Одной из последних является правовое закрепление такой системы выборов, которая, с одной стороны, осуществляла бы селекцию только лучших представителей общества и профессионалов в органах государственной власти, с другой стороны, обеспечивала максимально эффективный учет мнения всех членов общества. Без проведения честных, независимых и в целом справедливых выборов, на что обращается внимание во многих научных работах ^{[32, c. 328; 33, c. 159-160; 34, c. 93-101]}, существование демократии невозможно. Для этого, в том числе предлагаются вполне конкретные и обоснованные предложения по реформированию процедур избирательного процесса, которые призваны расширить участие граждан в политической жизни страны ^{[35, c. 23-25]}. Вместе с тем, как оказалось, даже к началу второй четверти XXI в. многие государства так и не смогли решить указанную задачу, и даже развитые демократии сталкиваются с последствиями недоверия к процедуре выборов.

Причиной такого положения дел, по нашему мнению, является идеализация законодателем институтов непосредственной демократии и человеческого поведения в целом. В свое время Р. Штаммлер предложил политико-правовой идеал в форме достижения обществом статуса «свободно хотящих людей» ^{[36, c. 262-271]}, под которыми исследователь понимал лиц, которые всегда действуют правильно ^{[36, c. 292]}. Вместе с тем предполагать, что человек будет всегда поступать верно, а также достигать консенсуса с другими членами общества, значит глубоко заблуждаться. Любой политико-правовой идеал, а также закрепляющие его правовые нормы должны предусматривать существование ряда противоречий в обществе, которые одновременно являются и источником его развития.

Действительно, институты непосредственной демократии составляют важную часть любого демократического государства ^{[37, c. 146]}. Тем не менее политико-правовая практика показывает, что обеспечить аутентичность, законность и порядок проведения выборов высших должностных лиц в государствах с большим количеством населения и групп влияния, а также значительными государственными границами через прямое и тайное голосование трудно реализуемо. На указанное обстоятельство в свое время обратил и Ж.-Ж. Руссо, говоря о том, что для непосредственной демократии требуется общество настолько небольшое, чтобы организация собраний была максимально простая, и где каждый индивид знает всех остальных ^{[38, c. 55]}. По крайней мере такое утверждение представляется верным в случаях, когда отсутствует развитое гражданское общество.

Прямое голосование граждан в отношении высших должностных лиц государства содержит два существенных недостатка. Первый из них состоит в том, что теряется доступный контроль за лицами, которые избираются на выборные должности. Например, когда гражданин выбирает председателя общего собрания собственников помещений в многоквартирном доме или муниципального депутата, он имеет не только формальное право, но и реальную возможность контактировать c избранным лицом и контролировать его работу. В случае же если осуществляются областные выборы, не говоря уже о выборах федерального уровня, для подавляющего большинства граждан такой контроль оказывается недоступен. Кроме того, ввиду меньшего количества участников избирательного процесса, рейтинг, например, муниципального кандидата, значительно легче верифицируется, в сравнении с рейтингом кандидата в федеральные законодательные органы. И если это не исключает возможность недобросовестного воздействия на избирателя, то, как минимум, формирует более тесную взаимосвязь его голоса с собственным благосостоянием.

Второй недостаток является следствием факта, что общество неоднородно и его члены характеризуется разным уровнем правосознания, порядочностью, образованием, а также пониманием последствий избрания тех или иных кандидатов и принимаемых ими в дальнейшем государственных решений. В этой связи, отмечает Л. Г. Коновалова, ряд ученых озвучивает предложения по созданию правовых средств, способствующих повышению «уровня аристократичности властных элит, не отступая от основных демократических принципов» ^{[9, c. 253]}. В свою очередь подобная концепция подразумевает использование дифференциации числа голосов избирателей и введение цензов в зависимости от уровня образования или социального положения ^{[9, c. 253]}.

По нашему мнению, возможное отступление от принципа равного активного избирательного права, который в отечественном законодательстве закреплен ст. 5 Федерального закона от 12.06.2002 № 67-ФЗ «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации», является неоправданным. Установление равного «веса» голоса тесно связано с фундаментальным принципом равенства прав и свобод человека и гражданина, другими словами, уход от равного активного избирательного права неизбежно граничит с дискриминацией. Поэтому преодоление отмеченного недостатка прямых выборов указанным путем представляется недопустимым.

Напротив, анализируемые проблемы в значительной мере прекращают существовать при закреплении косвенной избирательной системы. Так, Д. С. Милль отмечает, что при косвенных выборах избиратели обладают лучшими качествами для последующего участия в выборах, так как сами проходили такую процедуру ^[39]. Для того же, чтобы обеспечить лучшую взаимосвязь избирателей, выборщиков и кандидатов, по нашему мнению, необходимо создать механизм, при котором выборщики будут осуществлять не только избирательную функцию, но и местную политическую. Например, муниципальные депутаты будут выбирать региональных, региональные депутаты будут выбирать губернаторов, губернаторы будут выбирать главу государства, разумеется, применительно к специфике конкретной политической системы и распределением такого процесса для различных ветвей власти. При наличии такой системы возможно сохранить не только принцип равного активного избирательного права, но и принцип тайного голосования, так как контроль за первой категорией лиц, избираемых прямым голосованием, реализуется существенно эффективней.

Сказанное, конечно, не отменяет возможность использования прямых выборов высших должностных лиц в конкретном государстве, в особенности при небольшой численности населения и наличием развитых институтов гражданского общества. Этому также способствует использование современных технологий для распределенного учета голосов, например, посредством блокчейн. В качестве последней выступает распределенная база данных, содержащая информацию обо всех транзакциях, проведенными всеми участниками системы, а «сохраненная в блокчейне информация равномерно распределяется между всеми работающими компьютерами» ^{[40, c. 538]}, где не допускается изменение данных задним числом ^{[41, c. 213]}.

В последнем случае для того, чтобы указанной технической системой невозможно было злоупотреблять, по нашему мнению, необходимо будет отказаться от принципа тайного голосования. Это является следствием обстоятельства, что как непосредственно система подсчета голосов, так и итоговые результаты должны будут храниться у всех членов общества. Такая система отличается от простого электронного голосования, когда существует только один центр хранения данных, администрируемый одним субъектом (в том числе в форме нескольких серверов, подчиненных одной системе управления или властной вертикали). Как минимум, станет невозможным «рисование результатов», голосование в одной процедуре нескольких раз одного и того же лица, а также голосование в принципе несуществующих людей.

Исходя из указанных критериев Федеральная платформа для онлайн-голосования – система ДЭГ ^{[42, c. 91-92]} содержит определенные уязвимости. Это связывается не столько с недостатками самой идеи цифровизации выборных процессов, сколько является следствием несовершенства действующего законодательства.

Например, отмечается в научных работах, рассматриваемая система построена на использовании криптоалгоритма слепой подписи, обеспечивающего тайность голосования, разделении физического и логического сегмента, а также зашифрованной системы подсчета голосов ^{[42, c. 92-93]}. При этом исходя из ранее указанных критериев в настоящий момент отсутствует полная децентрализация серверов хранения данных, так как они должны дублироваться и храниться у всех граждан одновременно, а не на выбранных уполномоченной организацией серверах, предоставленных, например, членам избирательных комиссий или партиям ^{[43, c. 35]}. Кроме того, код должен быть полностью открытым ^{[44, c. 110]}, и в нем самом должен быть заложен алгоритм, препятствующий его закрытию для проверки любыми лицами. Последнее трудно реализуемо при соблюдении принципа тайного голосования в полном объёме.

Конечно, из протокола возможно убрать привязку к персональным данным ^{[45, c. 122]}, а сами такие данные передать в уполномоченный центр хранения информации, но в какой степени станет возможно обеспечить независимость последнего, и насколько понизится значение децентрализованной верификации, остается крайне сложным и дискуссионным вопросом. Ведь в дополнение ко всему вышесказанному требуется еще привязать участие в распределительном протоколе реальных граждан с существующими паспортными данными, то есть предотвратить участие в системе несуществующих искусственно сгенерированных участников. По этой причине для эффективного применения рассматриваемой технологии требуется закрепление деанонимизации избирателя на законодательном уровне и раскрытие указанной информации после проведения выборов. Является ли такое раскрытие оправданным с точки зрения достижения целей транспарентности и нефальсифицируемости выборов, а также ценности принципа тайного голосования - должно решаться с учетом общественного мнения и экспертной позиции ученых правоведов.

Проблема искажения содержания конституционных норм. Наравне с необходимостью подготовки законодательства, регулирующего отношения национальных и транснациональных корпораций с институтами демократии, а также реформирования существующей электоральной системы с учетом «современных реалий», для юридической науки стоит еще одна сложная задача. Последняя связана с тем обстоятельством, что сами по себе положения конституции какого-либо государства могут быть сформулированы корректно, отражать стремление общества к справедливым взаимоотношениям между его членами, определять главные права и свободы человека и гражданина, а также основные механизмы государственного устройства, обеспечивающие, например, существование системы сдержек и противовесов, а также сменяемость и разделение власти. Источником создания конституции, как правило, является несоответствие действующего законодательства объективным закономерностям развития общества и состоянию общественных правоотношений, в связи с чем в процессе его формирования привлекается широкий круг независимых специалистов и представителей научного сообщества. Но так как значительная часть правовых норм является нормами-принципами, декларативными нормами или дефинициями, многие положения конституции нередко создают риски искажения закрепленных в них ценностей. Причем такое искажение возможно осуществить двумя способами.

Первый способ состоит в изменении норм конституции посредством порядка внесения изменений, который закрепляется непосредственно в таком основном законе. Например, такой порядок установлен ст. 135 Конституции РФ, ст. 5 Конституции США 1787 г. ^[46] и ст. 89 Конституции Франции 1958 г. ^[47]. В этой связи нельзя не согласиться с Д. Г. Шустровым, что порядок абсолютного запрета изменения норм конституции в лучшей степени гарантирует защиту от «произвольных изменений и является наиболее сообразным тому высокому статусу, которым обладают данные нормы в правопорядке» ^{[48, c. 48]}. Как отмечает исследователь, полный запрет служит необходимости защиты конституции от злоупотребления государственных органов и «возможного неконституционного изменения» ^{[48, c. 48]}.

Справедливо будет заметить, что разделяемая нами позиция не является неоспоримой, многие ученые отдают приоритет закреплению возможности изменения норм основного закона с целью обеспечения так называемого в той или иной трактовке принципа динамичности права. Кроме того, количество государств, которые предусматривают такой запрет, невероятно мало. В свою очередь разделение норм конституции на неизменяемые правовые нормы и нормы, которые могут быть изменены, в действительности позволяет вывести последние на уровень обычных законов.

Второй из рассматриваемых способов заключается в издании законов и подзаконных нормативно-правовых актов, в которых путем детализации регулирования конкретных правоотношений намеренно искажается содержание нормы основного закона, которое изначально в нее закладывалось. Примером подобного искажения может служить ряд положений КоАП РФ, которые анализируются М. А. Соколовой, и которые создают риски для злоупотребления в правоприменительной практике. ^{[49, c. 160-161]}. Относительно рассматриваемого способа искажения содержания норм конституции необходимо обозначить следующие два обстоятельства.

Во-первых, ч. 2 ст. 55 Конституции РФ установлено, что не должны издаваться законы, отменяющие или умаляющие права и свободы человека и гражданина. Согласно ч. 3 ст. 55 Конституции РФ права и свободы человека и гражданина могут быть ограничены федеральным законом только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства. Причем установление соответствия или несоответствия федерального закона содержанию конституционных норм в соответствии с ч. 2 ст. 125 Конституции РФ отнесено к компетенции к Конституционного суда РФ. Другими словами, на судебную власть возложен огромный пласт дискреционных полномочий, реализация которых подразумевает анализ принимаемых нормативно-правовых актов с точки зрения их соответствия политико-правовому идеалу, который закрепляется конституцией.

Вместе с тем ряд положений действующего законодательства вызывают вопросы относительного того, насколько они способствуют независимости рассматриваемой судебной власти. Например, ст. 9 Федерального конституционного закона от 21.07.1994 № 1-ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации» установлено, что Совет Федерации рассматривает вопрос о назначении на должность судьи Конституционного Суда РФ в срок не позднее четырнадцати дней с момента получения представления Президента РФ. Председатель и заместитель Председателя Конституционного Суда РФ согласно ст. 23 указанного нормативно-правового акта назначаются на должность Советом Федерации по представлению Президента РФ сроком на шесть лет. Другими словами, порядок формирования судебного органа подразумевает производность его независимости от независимости других ветвей власти. В этой связи, замечает Н. А. Боброва, «придание Президенту РФ функции гаранта Конституции, прав и свобод человека и гражданина (ч. 2 ст. 80) девальвирует эту же функцию, осуществляемую Конституционным Судом РФ, и усиливает зависимость данного органа государственной власти от Президента РФ, в то время как гарантом Конституции РФ должен быть Конституционный Суд РФ» ^{[50, c. 23]}. На это указывает и Л. А. Нудненко, рассматривая конституционную реформу 2020 г., согласно которой правовой статус Конституционного Суда РФ стал еще более зависим от других ветвей власти ^{[51, c. 1768]}. Причем такой порядок формирования органов конституционного контроля не является исключительным для отечественного государства. C учетом ряда особенностей, например, такие же принципы заложены и в США.

Сказанное, по нашему мнению, не исключает возможность существования эффективной государственной власти в отдельный период времени или относительно конкретных правоотношений. Практика показывает, что за последние десятилетия уровень законности и эффективности правоохранительной системы в России имел положительный тренд, а система электронного правосудия и система цифровых сервисов ФНС РФ в настоящее время представляются одними из лучших в мире. В Сингапуре Ли Куан Ю находился у власти 60 лет, но умеренная авторитарная система управления ^{[52, c. 68]} не помешала достичь невероятно высокого уровня жизни населения ^{[53, c. 222-232]}. Тем не менее отдельные примеры не исключают возникновение обратной ситуации в будущем, что требует выполнения превентивной законодательной работы.

Представляется, что одним из возможных способов обеспечения независимости судебных органов является введение выборности руководящих должностей этой ветви власти судьями и из числа судей, в том числе применительно к Конституционному Суду РФ. Такой же порядок возможно ввести и в отношении систем судов общей юрисдикции и арбитражных судов, например, внести соответствующие изменения в ст. 4 Федерального конституционного закона от 05.02.2014 № 3-ФКЗ «О Верховном Суде Российской Федерации».

Во-вторых, для того чтобы предотвратить искажение норм основного закона, в конституциях государств предлагается расширить нормативно-правовое закрепление их ограничительной функции. Последняя, отмечает С. В. Нарутто, ограничивает власть правом, запрещая монополизацию власти и чрезмерное вмешательство в частную жизнь, устанавливает основания ограничения прав и свобод человека и гражданина ^{[54, c. 64]}.

Подразумевается включение в содержание конституции прямых конституционно-правовых запретов ^[55], которые направлены на предотвращение монополизации государственной власти и защиту демократических институтов. Так, согласно ст. 3 Конституции РФ никто не может присваивать власть в Российской Федерации. Захват власти или присвоение властных полномочий преследуются по федеральному закону.

Предлагается такого рода запреты прописывать не декларативно, а максимально детально ^{[56, c. 214-215]}, указав все возможные способы и формы действий, результатом которых является нарушение принципа разделения власти, искажение содержания норм права, закрепляющих основные права и свободы человека и гражданина, а также кристаллизация неограниченных полномочий одной или нескольких групп влияния в социальном организме. Для этих целей также необходимо дополнительно установить субъектов политической системы, включая политические партии, государственные органы и должностные лица, на которых такие запреты должны распространяться. Более того, что обычно не свойственно конституционным нормам, определить меру ответственности и механизмы контроля соблюдения таких норм ^{[57, c. 75-86]}. Отсутствие конкретизации таких положений именно в конституциях фактически делает подобные нормы так называемыми «мертвыми юридическими правилами» ^{[58, c. 293-297]}, а реальные механизмы защиты демократии менее эффективными.

Заключение. В настоящее время демократии проходят кризисный период. Многие изначально декларируемые ценности подверглись значительной деформации, а используемые в управлении государственные подходы все в меньшей степени оказываются привязанными к цели достижения максимального благосостояния всего общества, и все в большей – к интересам небольшого количества групп влияния, которые осуществляют борьбу за государственную власть. Рассматриваемые тенденции, если их охарактеризовать в рамках концепции политического утилитаризма, не способствуют достижению наибольшего счастья наибольшего количества людей ^{[59, c. 731-750]}.

Вместе с тем как политико-правовой идеал демократия, в ее современном комплексном понимании, содержит прогрессивную основу, ядром которой, в том числе выступают признание и защита прав и свобод человека и гражданина, создание условий для достойной жизни людей, развитие общечеловеческой эмпатии и гуманизма. Для того чтобы такой образец действительно мог служить целью при правовом регулировании и обеспечивал выживание, совершенствование и развитие социального организма законодателю требуется принимать нормативно-правовые акты, целью которых является непосредственно сохранение и защита институтов демократии.

Применительно к отечественному законодательству, по нашему мнению, актуальным является принятие федерального закона, не только в целом регулирующего лоббистскую деятельность, но и регламентирующего политическое участие как национальных корпораций, так и транснациональных корпораций, включая ограничения такого участия. Кроме того, предлагается рассмотреть возможность изменения общей системы электорального законодательства, подразумевающей расширение косвенной системы выборов, где избранные кандидаты, с одной стороны, выполняют функцию представительства на местном и региональном уровнях, а с другой стороны, выполняют функцию выборщиков для высших должностных лиц государства. Наконец, важной предпосылкой для защиты демократических институтов является установление запретительных конституционных норм, включая санкции, которые должны быть сформулированы настолько однозначно, что не могли бы допускать избирательного толкования. Наравне с указанной мерой требуется внести изменения в законодательство, в соответствии с которыми обеспечить избрание членов высших судебных органов судьями и из состава судей в целях обеспечения независимости указанной ветви власти.

В рамках настоящего анализа на примере конкретных правоотношений предпринята попытка анализа существующих проблем по предмету исследования и предложить возможные изменения нормативно-правового регулирования. Ряд из таких изменений находит подтверждение в современных юридических исследованиях и требует дальнейшей комплексной разработки соответствующих законопроектов. Некоторые обозначенные в работе предложения остаются дискуссионными, в связи с чем в будущем необходимо учесть все точки зрения со стороны научного сообщества, в особенности, принимая во внимание важность затрагиваемых вопросов. По крайней мере, при анализе современной отечественной правовой доктрины не вызывает сомнения факт ее значительного опережения над сложившейся юридической практикой.