Наполеоновская тема в повести А. Зегерс «На Гваделупу вернулось рабство» в контексте традиций Ф.М. Достоевского

Мельникова Любовь Александровна ORCID: 0000-0001-5257-6069 кандидат филологических наук доцент; кафедра филологических дисциплин; Балашовский институт (филиал), Саратовский национальный исследовательский государственный университет имени Н.Г. Чернышевского 412300, Россия, Саратовская область, г. Балашов, ул. Карла Маркса, 29 Melnikova Lyubov Alexandrovna PhD in Philology Associate Professor; Department of Philological Disciplines; Balashov Institute (branch) of Saratov National Research State University named after N.G. Chernyshevsky 29 Karl Marx Street, Balashov, Saratov region, 412300, Russia lmelnikova5@mail.ru

Попытки осмысления образа Наполеона, оценки влияния его деятельности на ход французской и мировой истории, судьбы разных людей предпринимались различными писателями XIX-XX веков: Ф. Стендалем, О. де Бальзаком, В. Гюго, Л.Н. Толстым, Ф.М. Достоевским, С. Цвейгом и другими. Примыкает к их числу в данном отношении и немецкая прозаик и публицист Анна Зегерс (Anna Seghers, наст. имя и фамилия Netty Radvanyi, урожд. Reiling, 1900–1983), которая подвергает художественному исследованию последствия колонизаторской политики Наполеона на островах Карибского моря в повести «На Гваделупу вернулось рабство» (1948).

В своих литературно-критических статьях А. Зегерс неоднократно обличала наполеоновскую концепцию власти. Писательница размышляла о ней в рамках анализа творческого наследия двух выдающихся русских писателей XIX века – Ф.М. Достоевского и Л.Н. Толстого – в своих статьях «Наполеоновская идеология власти в произведениях Толстого и Достоевского» (“Die napoleonische Macht-Ideologie in den Werken Tolstoi und Dostojewskis”, 1948) и «Идея наполеоновской власти в романах Толстого и Достоевского» (“Die Idee von der napoleonischen Macht in Romanen von Tolstoi und Dostojewski”, 1963). Исследователи творчества А. Зегерс обращали внимание на то, что в своих «негритянских» повестях писательница солидализируется с позицией Ф.М. Достоевского относительно оценки деятельности Наполеона ^{[9, с. 105]}. Рассмотрим в настоящей статье, как раскрывается наполеоновская тема в повести А. Зегерс «На Гваделупу вернулось рабство» в контексте влияния традиций вышеназванного русского классика.

Актуальность данного исследования связана, с одной стороны, с возросшим в последние годы интересом отечественного литературоведения к проблеме русского-немецкого литературного диалога XIX-XX веков, о чем свидетельствует серия научных конференций «Россия-Германия: литературные встречи», проводимых на базе ИМЛИ РАН, с другой – недостаточно подробной и разносторонней изученностью творческого наследия А. Зегерс в отечественной германистике в аспекте заявленной в настоящей статье проблематики.

На творческие параллели в художественных мирах Ф. М. Достоевского и А. Зегерс обращали внимание И. Мишин ^[8], Г.М. Фридлендер ^[10], Ю. Леман ^[7], Г.Г. Ишимбаева ^[5]. Наполеоновская тема в произведениях Ф.М. Достоевского становилась объектом изучения ряда отечественных исследователей – Е. Н. Агашиной ^[1], Н. А. Горбанева ^[2], Э.М. Жиляковой ^[3], Н. Н. Подосокорского ^[9], специфика же раскрытия наполеоновской проблематики в творчестве А. Зегерс, художественный мир ее повести «На Гваделупу вернулось рабство» предметом отдельного изучения в российском литературоведении пока не становились. Этим обусловлена новизна нашей работы.

Автор статьи использует следующие методы: метод целостного анализа, метод структурного анализа, метод сравнительного анализа художественных произведений.

«На Гваделупу вернулось рабство» относится к числу так называемых «негритянских» повестей А. Зегерс. Центральной в данном произведении является проблема свободы и угнетения чернокожего населения Гваделупы, которая возникает уже в самом начале повести, раскрываясь посредством репрезентации пейзажных описаний: «Ночь стояла тихая. Где-то за хижиной, невидимое и неслышное, притаилось море. В мирном сиянии луны неглубокая котловина казалась озером, а прилепившаяся к ее краю хижина – лодкой. Тени одиноких, до самых верхушек оголенных пальм чертили на поверхности решетку. Как ни слаб был ветер, он издавал своеобразный шум, колебля перистые листья пальм, – словно потрескивание скрытого пожара» ^{[4, с. 163]}.

Сравнение моря с озером, на наш взгляд, указывает на территориальную, «локальную» ограниченность места действия в данном произведении, также оно показывает, что на момент начала описываемых в тексте событий атмосфера на острове внешне является относительно спокойной. Уподобление хижины лодке, с одной стороны, акцентирует неустойчивость положения негров, которых может «носить» по волнам последствий политических бурь, происходящих в родной стране их колонизаторов, с другой – намекает на наличие у чернокожих надежды на возможность выбора ими пути своего дальнейшего развития.

Общая умиротворяющая атмосфера первой части вышеприведенного ночного пейзажного описания резко диссонирует со второй частью, в которой возникают мотивы одиночества, тревоги, отчаянной импульсивности. Этому способствуют образы одиноких пальм, тени которых рисуют на поверхности озера решетку. Эта деталь дает читателю понять, что настоящая свобода для негров невозможна, и как покажет дальнейшее развитие событий в произведении одной из причин этого станет приход к власти Наполеона. Прежде чем перейти к анализу непосредственно наполеоновской темы в повести, охарактеризуем персонажный уровень рассматриваемого текста.

Система персонажей повести «На Гваделупу вернулось рабство» полицентрична и основана на оппозиции «черные» – «белые», срединное положение между ними занимают мулаты. Среди героев описываются три протагониста – Бове, адъютант комиссара острова («белый»), Беранже, комендант форта (мулат), Поль Роан («черный»). Создав своеобразный союз, эти три персонажа ведут просветительскую работу среди негров, разъясняя им, какие перемены в их жизнь должно принести постановление Конвента о предоставлении чернокожему населению Гваделупы возможности разделить между собой поровну землю острова и начать возделывать ее для себя, что, по сути, равносильно отмене рабства. Данных персонажей объединяет не только следование общей цели – добиться свободы для негров – но и то, что каждый из них ставит свой профессиональный и нравственный долг выше личных интересов. Бове отказывается вернуться в Париж, где его безуспешно ждет несколько лет невеста Клодина, Беранже сдержанно общается с внезапно прибывшими на остров супругой и дочерью, так как все его мысли и устремления подчинены цели непосредственной реализации на острове распоряжений Конвента, позволяющих неграм обрести независимость. Оба этих персонажа можно отнести к категории героев-идеологов, поскольку их, как и многих героев Ф.М. Достоевского, судьбы человечества (пусть и в границах небольшого острова в Карибском море) волнуют гораздо больше личных страстей.

В основе развития описываемых в повести событий лежит антагонизм и проблема взаимного неприятии черных и белых. В произведении присутствует мотив высокомерного и презрительного отношения французов к неграм, особо яркое выражение он получает в эпизоде, описывающим прибытие на остров после утверждения во Франции власти Наполеона комиссара Буассере и его секретаря и заместителя Фабиена. Адъютант прежнего комиссара, Бове, не видит во время первой встречи с ними никаких поводов для беспокойства, однако Поль Роан сразу понимает, что приезд данных чиновников принесет на остров недобрые перемены, поскольку улавливает намеки на них в их поведении: «чуть заметный холодок, с каким новые начальники приняли слова Бове о том, что негр, если понадобится, дополнит его доклад. Неуловимая насмешка на лице у обоих во время приветственных объятий» ^{[4, с. 187]}.

Поль Роан занимает особое место в системе персонажей данного произведения. Его природная проницательность в повести дополняется указанием на то, что он обучился грамоте. Благодаря этому, «какие бы события ни назревали на востоке, в неведомой ему стране, и как бы по-разному ни воспринимали их люди, Полю Роану было легко составить о них суждение. Куда легче, нежели тем, кто во всем этом варился» ^{[4, с. 187]}. Приведенная цитата показывает, что Анна Зегерс указанием на данные качества своего персонажа пытается реабилитировать его в глазах читателей, указать на то, что чернокожие в интеллектуальном отношении могут не только не уступать белым, но даже и превосходить их.

Именно посредством несобственно-прямой речи Поля в повести подчеркивается жестокость «белых»: «Поль Роан еще ребенком убедился, что белые ни перед чем не остановятся, было бы у них желание и власть» ^{[4, с. 188]}. В то же время представитель ордена иезуитов, отец Дюмерк, проживший на острове сорок лет, обучивший Поля Роана и других чернокожих чтению, стремился на своем примере показать другие варианты поведения европейцев. Монахи его ордена отпустили на волю рабов, принадлежащих монастырю на острове, а сам он неутомимо «старался разъяснять неграм, что корыстолюбие, жажда наслаждений, стремление к власти и жестокость – необязательные свойства христиан с белой кожей» ^{[4, с. 186]}. Однако поведение колонизаторов на острове зачастую противоречит подобным утверждениям, опровергает их и поведение Наполеона. Последний относится в произведении к категории отрицательных героев. Проблема угнетенного положения негров в повести тесно связана с образом Наполеона. Отметим, что в числе непосредственно действующих в произведении персонажей Наполеон не появляется на страницах повести.

Целостный образ этого персонажа в тексте воссоздается постепенно. Сначала он возникает в результате эпизодических упоминаний о том, что Бонапарт вернулся из Парижа. Портрет данного героя, сформированный толпой, на начальных порах сводился к тому, что «Бонапарт – совсем еще молодой офицер, который вел революционную армию от победы к победе» ^{[4, с. 190]}. Отметим, что в своей повести А. Зегерс делает акцент не столько на репрезентации личности Наполеона, сколько на описании сущности и последствий проводимой им политики в отношении негритянского населения колонизированных Францией островов. С приходом Наполеона политическая риторика французских властей относительно чернокожего населения Гваделупы мгновенно меняется: «В первых же циркулярах, полученных на Гваделупу, не чувствовалось больше окрыляющего дыхания свободы. Всех должностных лиц в городе и деревне предлагалось сменить» ^{[4, с. 183]}. Далее психологический портрет Наполеона дополняется выразительной речевой характеристикой адъютанта коменданта форта Беранже: «Бонапарт терпеть не может негров. Он всегда злится, когда их куда-нибудь назначают или продвигают по службе» ^{[4, с. 184]}. На возможность грядущих недобрых перемен намекает также циркуляр, полученный комендантом форта, гласящий: «Все указания предыдущего правительства впредь до особого усмотрения объявить недействительными» ^{[4, с. 184]}. Прибывшие на Гваделупу новый комиссар Буассере и его секретарь Фабиен становятся своеобразными посланниками Наполеона, стремящимися на острове претворить в жизнь полученные от нового консула указания. Внимательный Поль Роан сразу же догадывается о подлинных целях их визита: «из того, что проскальзывало в их разговорах нетрудно было заключить, что у негров собираются отнять их вольности, урезать их гражданские права» ^{[4, c. 187]}.

В повести приводится оценка Наполеона, с точки зрения Дюмерка, посредством репрезентации несобственно-прямой речи последнего, в которой сквозит критика цинизма и чрезмерного прагматизма нового руководителя Франции: «От консула пришел запрос: что дали государству Антильские острова со времени освобождения негров? Чего уж дать от человека, который стоимость свободы мерит стоимостью кораблей, груженных сахаром и кофе!» ^{[4, с. 186]}.

Примечательно, что никто из положительных персонажей произведения не одобряет политики Бонапарта. В произведении есть только один герой, восхищающийся личностью Наполеона – Фабиен, но его образ отмечен в повести отрицательными коннотациями восприятия. В разговоре с Бове Фабиен становится ретранслятором позиции Наполеона относительно негров. Комментируя попытку Туссена создать на Гаити республику, он восклицает: «Где это слыхано, чтобы с чернокожими заключали мир? <…> Вы не знаете нашего генерала Бонапарта! Он вам еще преподнесет сюрпризец!» ^{[4, с. 190]}.

Оценки, даваемые Фабиеном Наполеону, отмечены приметами восторженной идеализации: «Что за человек Бонапарт <…> Он воздвигнет для нас новое отечество. Не на революционной болтовне, а на славе и чести!» ^{[4, с. 191]}. Он же проявляет себя декламатором ключевого направления внешней политики Наполеона: «Нам теперь нужны колонии. Нам нужны кофе и сахар. И, значит, нужны рабы» ^{[4, с. 191]}. В то же время писательница посредством использования выразительных художественных деталей указывает читателю на ошибочность взглядов Фабиена. Пропагандируя колонизаторскую политику и захватнические амбиции, он вступает в спор с убежденным в ошибочности подобного подхода и в необходимости более конструктивных перемен Бове, во время которого заявляет: «Вы заблуждаетесь, – сказал Фабиан. Он ногтем счищал с миндаля соль, принимая ее за сахар (курсив наш – Л.М.). – Сахар при Бонапарте ничем не отличается от сахара при Людовике Шестнадцатом <…> Сахар принес нашему отечеству богатство и завидное благосостояние <…> Вся разница в том, на кого трудится раб <…>, для кого он рубит сахарный тростник – для Людовика Шестнадцатого или Наполеона» ^{[4, с. 192]}. На наш взгляд, данная деталь (принятие соли за сахар) весьма показательна и имеет несколько интерпретаций, Во-первых, она указывает на то, что Фабиен ошибочно оценивает политическую ситуацию и величие Наполеона, во-вторых, она подчеркивает корыстолюбивые амбиции данного персонажа, его чрезмерную сосредоточенность на проблеме добычи сахара, в-третьих, она намекает на отсутствие у этого героя политической чистоплотности и проницательности. Свои размышления о целесообразности избранной Наполеоном политики Фабиен завершает циничным умозаключением, подчеркивающим лицемерность его натуры: «Англичанин – наш исконный враг <…> И если англичане со своими рабами производят больше сахара, чем мы со своими воплями о равноправии, то вывод один: “Надо кончать болтовню! На колени, негры! А в трехцветных шарфах можете щеголять и дальше, сколько вам понравится”» ^{[4, c. 192]}. На следующий день Фабиен распространяет на острове прокламацию, в которой Наполеон предстает разоблачителем вероломства Туссена на острове Гаити. Проницательный Поль Роан, прочитав прокламацию об участи восставших на Гаити негров, делает пророческое заявление относительно дальнейшей судьбы чернокожих на Гваделупе: «Бонапарт, чье имя стоит под прокламацией, уже ничего общего не имеет с Республикой. Он снова нас сделает рабами» ^{[4, с. 194]}.

После обнародования данной прокламации в повести возникает мотив тесноты. Он используется писательницей для описания реакции героев-протагонистов на этот документ: «Вечером Бове зашел к Полю. Ему показалось, что стены сдвинулись тесней, а со стенами и люди. Время стало тесней, оно давило на плечи, сжимало горло» ^{[4, с. 194]}. Перемены в настроениях семьи Роана подчеркивают выразительные сравнения: «У всех в глазах, застыл испуг, словно ураган обрушился на остров» ^{[4, с. 194]}. Косвенно свое несогласие с намерениями Наполеона выражает и получивший распоряжение покинуть остров отец Дюмерк: «Если снова наступит трудное время, сказал Дюмерк, а его с ними не будет, пусть знают, что это не от него зависело» ^{[4, с. 195]}. Вскоре после оглашения прокламации осуществляется раздел земель и негры начинают работать на выделенных им участках. Однако процесс дискриминации чернокожего населения Гваделупы после прихода к власти Наполеона постепенно набирает обороты: создается новое временное управление, в составе которого нет ни одного негра, услуги Поля Роана в качестве посредника между белыми и неграми французским колонизаторам становятся больше не нужны. Через некоторое время происходит и легитимный возврат рабства: издается приказ о том, что негры со своими семьями должны вернуться на прежние места работы, поскольку декреты предыдущего правительства объявляются утратившими свою силу.

Герои-протагонисты Бове, Беранже, Поль Роан болезненно реагируют на эти перемены. Образ Наполеона возникает в беседе Беранже с его служанкой-негритянкой Жаклин. Упрекая своего хозяина в том, что он «слишком болеет о неграх», прислуга пытается отговорить Беранже от рокового решения: «<…> что бы ты не сделал, нам, неграм, это не поможет. Ваш новый господин – тот, что пишет законы и издает приказы, он, говорят, могущественный господин. Так что же ты можешь против него – один, на этом острове? <…> остров наш такой крошечный – вашему могущественному господину до него и дела нет. Что для него – одним островком больше или меньше!» ^{[4, с. 202]}. Однако Беранже, не желая быть участником нового витка закабаления негров, взрывает вверенный ему на острове форт, выражая этим поступком и своей гибелью протест против политики Наполеона.

Перед тем, как рассказать читателю о дальнейшей судьбе Бове и Роана, повествователь вновь обращается к фигуре Наполеона. Его комментарий выступает в качестве своеобразного дополнения слов Жаклин: «После описанных событий прошло много лет. Первый консул Бонапарт стал императором Наполеоном. Он завоевал пол-Европы. Ему предстоял поход на Россию. То, что случилось в начале столетия на одном из островов Карибского моря, успело уже выветриться из людской памяти» ^{[4, с. 212-213]}. Данный комментарий примечателен тем, что, с одной стороны, в нем возникает мотив забвения, с другой – он дает понять, что воспоминания о событиях на Гваделупе спустя значительный временной промежуток позволяют оценить степень их влияния на умы представителей последующих поколений. Рассказ о волнениях, которые произошли на Гваделупе после возврата рабства, А. Зегерс вкладывает в уста их очевидца - полковника наполеоновской армии Буайе, который рассказывает во время очередного отпуска о событиях тех лет своей семье. Поля Роана, вставшего во главе восстания против французского управляющего имения, ранят, затем арестовывают и публично казнят, надев перед этим на него железный ошейник. Примечательно, что Буайе, показанный в тексте представителем наполеоновской армии, не только оправдывает подобную жестокость, но и считает ее целесообразной: «Это был полезный урок, чтобы навсегда отучить их от таких проделок. Вот и видно, к чему приводят идеи свободы и равенства, когда их вбивают в голову всякой сволочи» ^{[4, с. 214]}. Упоминает полковник и о Бове, погибшем вместе с неграми и найденном впоследствии среди их тел, и о Беранже, взорвавшем свой форт. Для большинства слушателей Буайе его рассказ примечателен прежде всего своей занимательностью и экзотичностью содержания. Подлинное значение поступков Беранже и Бове смог по-настоящему оценить только двенадцатилетний брат полковника Альфонс, склонный не столько восхищаться услышанным, сколько размышлять о нем. В его внутреннем монологе, имплицитно присутствует развенчивание культа личности Наполеона, критика тщеславных устремлений Бонапарта и его поклонников, что отражает позицию самой писательницы относительно описанных в повести событий: «Так, значит, существует и другой мир? Люди действуют там по другим законам? То, во имя чего чужой человек пожертвовал жизнью, ничего общего не имело со славой, о какой им здесь приходилось читать и слышать. Со славой, что кружит головы молодым людям этих мест. Со славой триумфальных арок и орденов. Со славой, о которой вещают барабанная дробь и знамена, склоненные над могилой» ^{[4, с. 215]}. Финальной фразой своего произведения - «Слава того, чужого человека выразилась только в ознобе, пробравшем мальчика ^{[4, c. 215]} - писательница приводит читателя к выводу о том, что у представителей других поколений могут быть другие, более достойные, нежели Наполеон, примеры для подражания – личности, которые могут поставить служение долгу, следование моральным принципам выше собственного тщеславия.

В повести «На Гваделупу вернулось рабство» А. Зегерс, так же как и Ф.М. Достоевский в романе «Преступление и наказание», подвергает оценке деятельность Наполеона с позиций этики (что отличает их подход от подхода Л.Н. Толстого, большое внимание уделяющего исследованию непосредственно личности и поведения Наполеона в романе «Война и мир»). Для Раcкольникова Наполеон – это символ крайне дерзостного преступления всех границ ^{[6, с. 155]}. Аналогично воспринимают Наполеона и герои-протагонисты в повести А. Зегерс. Как и русский классик она показывает ошибочность оправдания жестокости, цинизма и захватнических стремлений Наполеона. Но в отличие от романа Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание», в котором Раскольников восхищается Наполеоном как историческим деятелем спустя десятилетия после прекращения последним политической активности, немецкая писательница основное внимание сосредотачивает на описании восприятия Бонапарта его современниками. Вследствие этого культ личности Наполеона в основной части повести отсутствует, а в финале произведения он развенчивается посредством использования антитезы с образами Бове и Беранже. В этом заключается своеобразие художественного подхода немецкой писательницы в аспекте раскрытия наполеоновской темы в повести «На Гваделупу вернулось рабство».