Семантика ландшафтной лексики в житиях Успенского сборника

Ильин Борис Борисович ORCID: 0000-0002-9771-9374 старший преподаватель; кафедра славистики, общего языкознания и культуры коммуникации; Государственный университет просвещения 105005, Россия, г. Москва, ул. Энгельса, 21, стр. 3 Ilyin Boris Borisovich Assistant, Department of History of Russian Language and General Linguistics, Moscow Region State University 105005, Russia, Moscow, Engels str., 21, p. 3 bilin85@mail.ru Другие публикации этого автора

В данной статье из возможных номинацией природных объектов будут рассматриваться только те, которые называют участки земной поверхности, то есть ландшафтная лексика. Целью исследования является классификация и описание ландшафтной лексики, которая встречается в житиях Успенского сборника.

При описании категории локативности отдельную семантическую область, семантический подкласс, составляет группа лексики, называющая участки земной поверхности и водные пространства. В Русском семантическом словаре эта группа относится к словам именующим, что указывает на грамматическую сему предметности, и включается в суперпарадигму «Космос. Земля. Природные образования», в которой реализуется семантика пространств и мест, существующих вне зависимости от деятельности человека ^{[1, с. 798—800]}.

Л.Н. Федосеева среди лексических средств выражения категории локативности в современном русском языке выделяет «пространственные конкретизаторы событий», в которых отдельно выделяется группа ландшафтной лексики (в работе: Федосеева Л.Н. Категория локативности в современном русском языке: диссертация на соискание учёной степени доктора филологических наук. — Москва, 2013, с. 127—135). В этой классификации система номинаций объектов природы также противопоставлена системе номинаций рукотворных объектов.

К группе ландшафтной лексики, по мнению исследователя, относятся: а) водные пространства, б) ровные участки, в) горные поверхности, г) открытые пространства, д) пространства, покрытые растительностью, е) впадины и углубления, ж) нерукотворные трассы передвижения, з) залежи полезных ископаемых, и) части земной коры ниже почвенного слоя. Отметим, что лексика последних двух групп в житийных текстах Успенского сборника не отмечена. Также стоит обратить внимание на возможность отнесения слова к разным группам, что обусловлено спецификой семантики слова, его способностью отражать разные представления о предмете. Так, слово луг включается и в группу «открытые пространства», и в группу «пространства, покрытые растительностью» (см. работу Л.Н. Федосеевой, с. 133).

Ландшафтная лексика охарактеризована на материале старославянского языка Т.И. Вендиной, которая в рамках семантической сферы «Пространство» выделяет группу «Земля». Она хорошо представлена лексемами, характеризующими ландшафт (возвышения, равнинные пространства, обрывы и пропасти), которые актуализируют противопоставление верха и низа, а вместе с тем и религиозно-этическую оценку ^{[2, с. 168—172]}.

Разработка классификации для языкового материала, предлагаемого древнерусскими текстами, может опираться на предложенные классификации, так как, во-первых, членение пространства человеком носит универсальный характер, во-вторых, книжный материал древнерусской книжности и современный русский язык находятся в отношениях преемственности. Опираясь на предложенные схемы, для древнерусской книжности можно выделить группу «Природа как нерукотворное пространство», в рамках которой предлагается отдельно рассмотреть её подкласс «Земля и суша», который может быть описан следующим образом: 1. Участки земли: 1.1 Ландшафт/рельеф: а) возвышения, б) ровные места/пространства, в) углубления (обрывы, пропасти); 1.2 Растительность: а) поросшие участки, б) открытые участки; 2. Водные пространства и участки суши возле них.

Из встречающихся в житиях Успенского сборника номинаций, характеризующих рельеф местности и обозначающих возвышения, отмечены следующие.

Гора ‘гора’ ^[3];‘значительнаявозвышенность, поднимающаяся над окружающей местностью’ ^{[4, с. 218]}. Значение совпадает со старославянским — ‘гора’ ^{[5, с. 174]}. Встречается 14 раз в семи различных житийных текстах, как в оригинальных, так и в переводных (например, в Житии Феодосия Печерского: есть бо мала гора надълежащи надъ манастырьмь тѣмь ^{[6, с. 55г15-19]}; в Мучении Христофора: нъ с горы подъходяще съглядывахоуть и ^{[6, с. 96в2-4]}. Слово отмечено при номинации географического объекта: въниде въ манастырь ту сущии близъ города иже наричюти и святая гора ^{[6, с. 41б13-15]}. Его использование продиктовано в некоторых случаях библейскими контекстами, например, в Сказании Бориса и Глеба цитируется стих из Евангелия от Матфея ^[7]: не можеть градъ укрыти ся врьху горы стоя ^{[6, с. 16в19]}. В житиях слово может обозначать и место, в которое святой удаляется от мирского и в котором посвящает свою жизнь Богу, например, в житии Мефодия: а ты любиши гороу вельми то не мози горы ради оставити оучения своего ^{[6, с. 105г3-6]}.

Слово гора становится в житиях обозначением сакрального локуса. О святости такого места, свидетельствует и дальнейшая возможность образования от него лексемы горний в значении ‘духовный’. В первой части жития Мефодия с локусом горы связано жертвоприношение Исаака (Быт, 22: 1-19), но важно, что оно имплицитно сопоставляется с Голгофой, как местом принесения добровольной жертвы: исакъ по образѹ хв҃ѹ на горѹ въ жьртву възведенъ бысть ^{[6, с. 103а28-30]}. Христос является мерилом праведников, и поэтому хронология событий нарушена: Исаак поступает по образу Христову, а не наоборот. Гора превращается в место, которое связано с Богом и со служением ему. Так и святой в житии должен быть на горе, чтобы служить богу.

Хълмъ ‘холм, гора’ ^[3]: и отътуда пакы преселися на инъ хълмъ антонии ^{[6, с. 35г7]}, и акы комара сътворивъ ся прѣиде на дроугыи хълъмъ (в житии Феодосия Печерского). Значение совпадает со старославянским — ‘холм, пригорок’ ^{[5, с. 761]}. Слово встречается три раза и только в славянских житиях: Житии Феодосия Печерского (2 раза) и Житии Мефодия (1 раз). По сравнению со словом гора слово хълмъ является менее частотным.

В Житии Мефодия слово использовано в неточной библейской цитате ^[8]: яко же рече прѣмудрость прѣже вьсѣхъ хълмъ ражаеть мя ^{[6, с. 102в25-26]}. Обладая ближайшим, лексическим, значением ‘возвышенное место’, она в тексте приобретает значение, заданное используемой в тексте библейской цитатой, слова в которой принадлежат Премудрости: «Я родилась прежде, нежели водружены были горы, прежде холмов» (Притчи Соломона 8:25) ^{[9, с. 601]}. Слово хълмъ приобретает символическое значение: он становится символом тварного мира.

К номинациям, характеризующим углубления, относится несколько слов.

Дьбрь ‘ров (?)’ ^[3], ‘обрыв, ров; горный склон, поросший густым лесом’ [ДРЯ Т.3, с. 131]. Слово встречается только в оригинальном житии — Житии Феодосия Печерского: таче съньмъ съ него святую мантию и въврьже ю въ дьбрь ^{[6, с. 34б11]}. Это значение сближается со значением, отмеченном в старославянском языке — ‘ущелье’ (в группе значений ‘долина, низина, ущелье’) ^{[5, с. 202]}, однако их нельзя признать тождественными.

Ровъ ‘яма’ ^[3] (в Сказании о Борисе и Глебе: на поле потъчеся подъ нимь конь въ ровѣ ^{[6, с. 13б9]}). Значение слова совпадает со старославянским — ‘ров, яма’ [ССЯ, 1994, с. 582]. Встречается 10 раз в 4 различных житиях. Самое большое количество употреблений отмечается в Житии Ирины (6 раз). В житиях слово обозначает место мучения или страдания, например, в Повести о святом Авраамии (да не вѣмь чьто сътворю къде съкрыю ся камо идоу въ котерыи ровъ въвьргу ся ^{[6, с. 301а5]}), в Житии Ирины (она же просльжьши ся сама въскочи въ ровъ къ змиямъ ^{[6, с. 75г25]}).

Яма ‘яма, ров’ ^[3], то же значение отмечается и в старославянском языке — ‘яма’ ^{[5, с. 797]}, что говорит об общности значения слова для старославянского и древнерусского языков. В рассматриваемых житиях встречается только один раз — в переводном Житии Ирины: святая же ирини рече печеть ся о мнѣ съхранивыи данила пророка въ ямѣ от львъ ^{[6, с. 75г3]}. Подобный контекст встречаем и в Житии Еразма: и данила раба своего издрова львова ^{[6, с. 120г4]}. Употребление слов яма и ровъ в этих примерах показывает, что они использовались как синонимы.

Пещера (печера) ‘пещера’^{[3; 5, с. 445]}, ‘углубление, полое пространство в земной коре или в горе, образованное естественным путём или созданное человеком ^{[4, с. 830]}. Встречается 44 раза в трёх житиях в различных орфографических вариантах, самое большое количество употреблений приходится на Житие Феодосия Печерского (41 раз), тогда как в житии Епифания Кипрского слово использовано 1 раз, в житии Пахомия — 2 раза. Обычно слово используется в рассматриваемых текстах для указания на место, в котором обретается святой: и въпроси епифанъ старѣишиноу корабльнаго о велицѣмь иларионѣ къде живеть и тъ повѣда яко в пафѣ въ печере (Житие Епифания Кипрского ^{[6, с. 153а23-28]}; сѣдящю въ пещере емоу (Житие Пахомия) ^{[6, с. 115г23]}. Только в Житии Феодосия Печерского отмечается, что монашествующие сами создавали пещеры в холмах: и отътуда пакы преселися на инъ хълмъ антонии и ископавъ пещеру живяше не излазя из нея ^{[6, с. 35г6-9]}.

В семантический подкласс «Участки неосвоенной земли» включается группа слов, в которых присутствует или отсутствует растительность. Группа «Поросшие участки» включает немногочисленную группу именований лесных участков, так как упоминания о лесе в житиях окказиональны и не встречаются в большом количестве житий.

Боръ. Лексема боръ встречается в тексте Успенского сборника единожды — в Сказании о Борисе и Глебе. Старославянский словарь этого слова не фиксирует. Относясь к конкретной лексике, оно не входило в круг употребительных в начале русской книжности. Словарь И.И. Срезневского фиксирует это слово и омонимичные ему в значениях ‘сосна, сосновый лес’, ‘ячмень’, ‘род дани’, а также похожее на него слово борь ‘борьба’ ^[3]. Будучи распространённым в славянских языках ^{[10, с. 193]}, оно не входило в корпус религиозной лексики. Его использование мотивировано хорошим знанием древнерусских реалий, а также, возможно, знанием деталей происходящих событий, описанных в житии. Автор Жития был свободен в выборе слов, не сдерживаемый греческим, латинским или славянским текстом.

Единственное употребление лексемы связано с упоминанием о нанесении смертельной раны в сердце мученику Борису, пока его везли в телеге по лесу: и яко быша на борѹ начать въскланяти ст҃ѹю главѹ свою ^{[6, с. 12г5]}. Словари приводят этот пример со значением ‘сосновый лес’^[3], ‘бор, сосновый лес’ ^{[11, Т1, с. 298]}.

Лѣсъ. Слово используется в значении ‘лес’^[3], ‘место, поросшее деревьями’: тоже они отъшьдъше мало въ лѣсъ и сѣдъше глаголааху ^{[6, с. 46г31]}. В текстах житий встречается 4 раза: дважды — в Житии Феодосия Печерского, один раз — в Житии Епифания Кипрского. В контекстах житий лес становится местом укрытия (и мало помьдливъше въ лѣсѣ ^{[6, с. 46г4]}), местом добывания дров (и воду нося и дръва из лѣса на свое плещю ^{[6, с. 36б13]}. В житии Мефодия отмечается омонимичное слово — лѣсъ ‘пашня, поле’: се брате вѣ сѹпрѹга бяховѣ ѥдинѹ браздѹ тяжаща и азъ на лѣсѣ падаю свои днь съконьчавъ а ты любиши горѹ вельми ^{[6, с. 107в5-11]}.

Дрязга ‘лес’ ^[3], ‘лес, роща’ ^{[5, с. 199]}. Слово используется только один раз, причём использовано оно в переводном житии — Житии Епифания Кипрского, в котором оно синонимично слову лѣсъ и связано с эпизодом о победе Епифания над львом: и искочи львъ из дрязгы противу епифану ^{[6, с. 148б24]}. Слово пришло в древнерусскую книжность благодаря церковнославянским текстам.

Рассмотрим группу ландшафтной лексики, обозначающую места, которые имеют низкую растительность или не имеют её. Такие пространства можно назвать открытыми, так как зрение человека не встречает препятствий при их восприятии. Из слов, обозначающих открытое пространство, лишённое растительности, в рассматриваемых житиях встречается чаще всего слова пустыни и поле.

Поле ‘открытое место, поляна, луг, поле’^[3], ‘поле, равнина’ ^{[5, с. 474]}. В житийных текстах встречается 6 раз: дважды - в Сказании о Борисе и Глебе, трижды - в Житии Феодосия Печерского, один раз - в Житии Епифания Кипрского. Слово используется в прямом значении, обозначая место передвижения (на поле потъчеся подъ нимь конь въ ровѣ ^{[6, с. 13б8]}), место битвы (и покрыша поле льтьское множьствъмь вои ^{[6, с. 15б32]}), место для строительства церкви (показа тѣмъ мѣсто на своемь поли веля ту възградити ту таковую црквь ^{[6, с. 160г17]}).

Пустыни ‘пустыня, необитаемая местность’ ^[3], ‘пустыня, пустынное место’ ^{[5, с. 557]}. Слово встречается 10 раз в житиях различного происхождения: в Сказании о Борисе и Глебе, Житии Феодосия Печерского и Мучении Еразма - по одному разу, в Житии Мефодия и Житии Епифания Кипрского - по 2 раза, в Повести Поливия - 3 раза. В значении ‘пустыня’ оно используется при упоминании о библейской истории хождения Моисея и людей, последовавших за ним, через пустыню: обаче же надѣюся на Бога иже въ пустыни людьмъ непокоривыимъ хлѣбъ небесьныи одъжди и источи крастѣли (в Житии Феодосия Печерского) ^{[6, с. 50в1-2]}; и в пустыни безводьнѣ люди напои воды и хлѣба анг҃ельскаго насыти и пътиць (в Житии Мефодия) ^{[6, с. 103б18-24]}, и сквозѣ море проведе и яко по сусѣ земли и проведе и пустынею (в Житии Епифания Кипрского) ^{[6, с. 151в2]}. Пустыня становится местом странствий и жительства и самих святых, тогда актуализируется значение ‘необитаемая местность’: камо грядеши чадо рече же епифанъ къ илариону въ аскалонъ и газу и мимо въ пустыню (Житие Епифания Кипрского) ^{[6, с. 153б16]}, по разуму вьси трие въсхотѣша чьрьньци быти и ишьдъше въ пустыню бяху … и житиемь добръмь утваряеми (Повесть Поливия) ^{[6, с. 168а30]}. Отмечается значение ‘пустынное место’ (и прибѣже въ пустыню межю чехы и ляхы ^{[6, с. 15г26]}. Пустынное место становится как местом уединения для святого (слышав же се блаженныи еразмъ поустыню възлюби и прѣбысть тоу (Житие Еразма) ^{[6, с. 119а1-3]}), так и опасным местом (по пустынѧмъ въ разбойникы ^{[6, с. 108б24-25]}).

Отдельную группу ландшафтной лексики составляют слова, характеризующие водные пространства и расположенные рядом с ними участки суши. К водным пространствам можно отнести следующие.

Источьникъ ‘водный поток’. В этом значении слово используется в житии Вита. В тексте после явления бесов святому, когда он расположился у реки Силарь, следует рассказ о том, как люди приходили к нему, а Вит обращал их в христианство. После этого следует отсылка к псалму: и въ иномъ ψалмѣ рече ∙ яко же жадаѥть елень на источьникы водьныя∙ … тако жадаѥть дш҃а моѧ къ тебѣ б҃е ^{[6, с. 127а17-24]}. В этом фрагменте цитируется стих из Псалтири: «Как лань желает к потокам воды, так желает душа моя к Тебе, Боже!» (Пс 41:1) ^{[9, с. 552]}. Библейский контекст предполагает и метафорическое истолкование слова источьникъ: водный источник ассоциируется с верой.

Море ‘море, озеро’ ^[3], ‘море’ ^{[5, с. 332]}. Слово используется 27 раз в 8 житийных текстах. Оно употребляется в прямом значении как в повествовательных фрагментах (и пришьдъша надъ море ^{[6, с. 26б5]}), так и в евангельских цитатах (и речете горѣ сеи преиди и въврьзися въ море и абие послушаеть васъ ^{[6, с. 26б5]}). Море в житиях становится местом странствий (и по морю въ вълны вѣтрьны (Житие Мефодия) ^{[6, с. 108б26]}, и шедъше на море обрѣтохомъ дъва корабля (Житие Епифания Кипрского) ^{[6, с. 153б32]}.

Рѣка ‘водный поток’ ^[3], ‘река’ ^{[5, с. 587]}. Слово использовано 16 раз в семи различных житиях. Оно употребляется в прямом значении: събьрати въ кошь укрухы ты и несъше посрѣдѣ рѣкы въсыпати ѣ ^{[6, с. 52а15]}. Слово рѣка используется и в качестве сравнения, утрачивая при этом пространственную семантику: вижь течение сльзъ моихъ яко рекоу (Сказание о Борисе и Глебе) ^{[6, с.14в13]}. В связи с описываемыми событиями отдельно может обозначаться устье как место впадения реки: святыи же поиде въ кораблици и сърѣтоша и устие смядины (Сказание о Борисе и Глебе) ^{[6, с. 13г6]}, того ради епископъ сътвори црквь на устии рѣкы (Житие Христофора) ^{[6, с. 102а12]}.

В некоторых житиях обозначаются участки суши, расположенные возле воды.

Брѣгъ ‘берег’ ^{[3; 5, с. 102]}. В житийных текстах сборника встречается только один раз в Житии Пахомия: и принесъше положать ю на брѣзѣ рѣкы ^{[6, с. 117б4]}. В этом житии слово страна контекстно сближается по значению со словом брѣгъ: жены же сѹть о сию страноу нила рѣкы мѹжи же об онѹ страноу сихъ ^{[6, с. 117а29-б2]}. В другом графическом оформлении (берегъ) слово в житиях не отмечено.

Островъ ‘остров’ ^{[3; 5, с. 421]}. Слово используется 12 раз в трёх житиях: в Житии Феодосия Печерского - 5 раз, в Житии Епифания Кипрского - 3 раза, в Повести Поливия - 4 раза. Синонимичное ему слово отокъ в житиях не отмечено.

В житии Феодосия упоминаются два острова, куда отправляются монахи и на одном из которых впоследствии создаётся сакральное место - церковь и монастырь: великыи же никонъ отъиде въ островъ тьмутороканьскыи и ту обрѣтъ мѣсто чисто близь града сѣде на немь и Божиею благодатию въздрасте мѣсто то и црквь стыя Богородица възгради на немь и бысть манастырь славьнъ ^{[6, с. 35б20-28]}. Другой остров получает название по прозванию монаха, называемого болярином: се же и донынѣ островъ тъ зовомъ есть боляровъ ^{[6, с. 35б18-20]}. Использование figura etimologia в данном случае показывает, что имя собственное закрепляет духовный подвиг монаха в памяти. В Житии Епифания Кипрского и Повести Поливия, которая примыкает к предыдущему тексту, слово островъ указывает на конкретный географический объект - остров Кипр: и иди въ кипрьскы островъ ^{[6, с. 150а1]}, и ведыи ведяше епифана в кипрьскыи островъ ^{[6, с. 153а6]}.

Таким образом, в житиях Успенского сборника встречаются слова с их базовыми значениями, которые характеризуют ландшафт: возвышения: гора, хълмъ; ровные пространства — совпадают с открытыми пространствами; углубления: дьбрь, ровъ, яма, пещера (печера); поросшие участки: боръ, лѣсъ, дрязга; открытые участки: поле, поустыни; водные пространства и участки суши рядом с ней: источьникъ, рѣка, море, устие, брѣгъ, островъ.

Можно отметить, что группа ландшафтной лексики немногочисленна и нечастотна по употреблению. По встречаемости в разных житийных текстах особо выделяются лексемы рѣка и море. Большая частота словоупотребления слова пещера (печера) приходится только на один житийный текст (житие Феодосия Печерского).

Обращает внимание и происхождение ландшафтной лексики: вся анализируемая лексика является славянской. Можно говорить о графической разнооформленности некоторых слов при идентичности семантики (пещера/печера). Однако семантика ландшафтных именований в рассматриваемых житиях включает в себя элементы различных языковых славянских систем: одни слова проникали из древнерусского языка (дьбрь, боръ), другие — из диалектов южных или западных славян (дрязга).

Реализация базовой семантики у слов, относящихся к ландшафтной лексике, происходит для передачи мест, в которых происходят описанные в житиях события. Этим продиктована частотность некоторых лексем в житиях (пещера в житии Феодосия Печерского). Наряду с этим формирование и реализация метафорических значений происходит благодаря библейским контекстам. В некоторых случаях ландшафтная лексика выступает как локализатор жизни и деятельности святого и становится основой для возникновения агиоантропонима (печера — Феодосий Печерский, Кипр — Епифаний Кипрский).