Еще раз о переводческих принципах Епифания Славинецкого и Евфимия Чудовского (на материале «Епитомий»)

Иванова Елизавета Вячеславовна аспирантка кафедры русского языка Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова, ассистентка кафедры ин. языков РТУ МИРЭА 119991, Россия, г. Москва, ул. Ленинские Горы, 1, стр. 51, ауд. 950 Ivanova Elizaveta Vyacheslavovna Postgraduate student, Department of Russian Language, M. V. Lomonosov Moscow State University, Assistant of the Department of foreign languages of MIREA - RTU 119991, Russia, Moscow, Leninskie Gory str., 1, p. 51, room 950 atonical@mail.ru Другие публикации этого автора

«Епитомии» или «Краткое изложение Божественных и святых канонов» (греч. Ἐπιτομὴ τῶν θείων καὶ ἱερῶν κανόνων) – сборник канонического церковного права, принадлежащий Константину Арменопулу. Текст составлялся на византийском греческом в XIV в., а перевод на церковнославянский язык был осуществлен в сер. XVII в. Епифанием Славинецкий в составе «Левенклавиева сборника», греческо-латинской диглотты. Работа над «Епитомиями» относится к одним из ранних трудов Епифания в Москве, т.к. ее киевский книжник начал в 1652-1653 гг. Более подробную историю славянского перевода и характеристику черновика Епифания мы приводили в работе ^{[7, с. 88-89]}.

Анализ материала «Епитомий» не только позволяет восстановить историю текста, но и имеет принципиальную лингвистическую значимость. Он дает возможность суммировать общее и выделить отличное в языковых особенностях Епифания Славинецкого и его ученика Евфимия Чудовского. Казалось бы, мы многое знаем о том, как книжники работали с переводами, например, с текстом Нового завета ^{[6, с. 79-80]}, но не всегда можем отделить принципы работы учителя от принципов работы ученика. Для исторической русистики – это не самая тривиальная задача, т.к. далеко не каждый текст дает возможность отделить узус Епифания от узуса Евфимия. Материал Епитомий позволяет это сделать с учетом главного источника – черновика Епифания Славинецкого, Усп. 91.

В ходе анализа нами были рассмотрены как самые ранние обнаруженные списки «Епитомий», так и более поздние (вплоть до конца XIX – нач. XX вв.). Пословная вычитка основных списков привела нас к следующему:

Рукопись Усп. 91 (ГИМ) – черновик Епифания Славинецкого. Нам не удалось найти научной литературы, которая бы освещала эту рукопись, за исключением описи, где сказано, что Усп. 91 написана украинской скорописью и относится к XVII в. ^{[8, с. 118]}. Мы же по характеру почерка и языковым особенностям атрибутируем эту рукопись Епифанию Славинецкому ^{[7, с. 89]}.

Унд. 40 (РГБ) – фиксирует активную редакторскую правку, внесенную киноварью по написанному. Так, нижний слой отражает редакцию, возникшую вследствие вычитки текста по греческому оригиналу и отличную от той, что содержится в черновике Епифания. Самой серьезной переработкой перевода была именно эта первая, на этапе между Усп. 91 и Унд. 40, тогда как на остальных этапах текст подвергался переосмыслению более точечно.

Слой правки Унд. 40 получает развитие в рукописи Син. 129, на определенном этапе ставшая итоговым вариантом, который создавался с целью печатного издания. Ее переписчиком стал Евфимий Чудовский, который также должен был участвовать в составлении предисловия и оглавления для Син. 129. Им же проводилась редактура текста, которая проходила многоступенчато, к правке и вычитке текста по греческому он обращался неоднократно.

Итоговый перевод «Епитомий» в составе «Левенклавиева сборника», отраженный в Син. 129, соответствует языковым установкам, выработанным чудовскими книжниками во второй половине XVII в. и характеризующим так называемый ученый церковнославянский. Однако после смерти Епифания Славинецкого Евфимий Чудовский продолжил работу по редактуре текста. Этот результат отражен в списке Син. 226. В нем «Епитомии» представлены отдельно от «Левенклавиева сборника», в составе которого Епифаний и совершил перевод труда Константина Арменопула. Известно также, что уже позже Евфимий Чудовский стремился создать полное собрание своих переводов церковных канонов. Завершением своего труда он считал собрание, представленное в рукописях Син. 223, 224, 225, 226 ^{[2, с. 300]}, по филиграням датируются не ранее 1681 года ^{[10, с. 99-101]}. Последний текст, помещенный в Син. 226, – «Епитомии». Для дальнейшего исследования важно именно то, что текст «Епитомий» в Син. 226 представлен отдельно от «Левенклавиева сборника», таким образом перевод приобретает независимость от сборника и расценивается как самостоятельный текст.

Рассмотренный материл позволил выделить общее и различное в переводческих техниках Епифания Славинецкого и Евфимия Чудовского.

I

Черты архетипа перевода, отраженного в черновике Епифания Славинецкого Усп. 91, проявляются на разных уровнях. Так, фиксируются орфографические регионализмы, характерные для украино-белорусского извода церковнославянского:

1.1. Спорадическая мена ѣ – и, которая может становиться более устойчивой в отдельных лексемах (свѣдитель, свѣдѣтель – свидетель; формы мн.ч. мест. весь);

1.2. Смешение и и ы (съ биками – с быками, вына – вина);

1.3. Отражение отвердения р: раздрышити, раздрѣшити – разрешить. См. подробнее об этом ^[7].

На уровне лексики:

1.4. В церковной терминологии преобладают либо славянские лексемы (первое чтение – Усп. 91 и второе – Син. 129): причетникъ, а не клирикъ – клирик, служба, а не лїтꙋргїѧ – служба, началникъ, а не еѯархъ – экзарх, сщ҃енный, а не їерейскїй – священнический, сщ҃енство, а не їерейство – иерейство, либо более адаптированные заимствования: мнихъ, а не монахъ – монах.

В большинстве примеров церковные термины в черновике Епифания переводятся славянскими аналогами и подвергаются грецизации на более поздних этапах работы с текстом.

1.5. Актуализация употребления отдельных слов (презъ – через) и значения лексем (урꙗдъ – власть) украинским и польским языками. Приведем примеры контекстов:

презъ: ὁ ἀρνησίχριστος διὰ βίου προσκλαιέτω – хрїстоѿверженникъ пре^з житїе да плачетсѧ (Усп. 91, л. 49) – хр^сто отметникъ пре^з (рукой редактора – чре^з) житїе да приплачествꙋетъ (Унд. 40, л. 190) – хрс҃тоѿметникъ чрезъ житїе да приплачествꙋетъ (Син. 129, л. 62) – отвергший Христа в течение жизни плачет.

урядъ: ὀφφίκιον ἔχων διάκονος – власть (урꙗдъ) имѣѧ дїаконъ (Усп. 91, л. 23 об.) – оффїкїоⷩ (чинъ) имѣѧ дїаконъ (Син. 129, л. 38) – диакон, имея чин / должность.

В грамматике:

1.6. Для выражения посессивного значения активно используются притяжательные прилагательные, а не gen. posessivus: Ὁ μὲν τῶν ἀποστόλων κανὼν – апл҃ское ꙋбо правило (Усп. 91, л. 3) – ап҃слѡвь ꙋбо правило (Син. 129, л. 19) – апостольское правило.

1.7. Несмотря на отсутствие в греческом языке дуалиса, эти формы в черновике Епифания преобладают в рамках контекстов со свободным и связанным двойственным числом, то есть при фиксации парных предметов и существительных с числительным два: εἰ μὴ τὰς χεῖρας ἐκτείνων – аще не рꙋцѣ простираѧ (Усп. 91, л. 40 об.) – аще не рꙋки простираѧ (Син. 129, л. 54) – не простирая руки; δύο τῶν κατηχουμένων ἧσαν τάξεις – два ѡглашенныхъ бѣста чина (Усп. 91, л. 43) – два ѡглашаемы^х быша чини (Син. 129, л. 56) – два оглашенных чина.

Как известно, Мелетием Смотрицким в Грамматике 1619 г. были собраны остатки дв.ч. в полноценные парадигмы с дифференциацией родовых и падежных форм у разных частей речи, что сохранилось и в переиздании 1648 года. Помимо самих форм Грамматика дает указания на необходимость согласования существительного и глагола, поэтому дуалис представлен в ней на уровне действующего морфологического средства ^{[11, с. 52]}.

Таким образом, в данном случае приоритетными для Епифания были грамматические правила, а не устройство греческого языка. Для редактуры Евфимия отказ от дв.ч. в пользу мн.ч. говорит об обратном – точная передача греческого текста была важнее грамматической традиции церковнославянского.

1.8. Изредка фиксируется отделяемая от глагола частица сѧ, появление которой может либо быть грамматическим архаизмом для XVII в. ^{[5, с. 192-193]}, либо подкрепляться грамматикой польского и юго-западных диалектов украинского языка ^[4]: да съпричтет же сѧ (Усп. 91, л. 7) – да счисляется же (Унд, 40, л. 13) – да съчислѧетсѧ же (Син. 129, л. 22).

1.9. Отражение а-экспансии в мн.ч. м.р. и ср.р. Например, Ὥσπερ ἐν λαχάνοις – ꙗко в зелїахъ (Усп. 91, л. 51 об.) – ꙗкѡже въ зелїихъ (Син. 129, л. 64 об.) – как в зельях.

II

Можно выделить общие черты языка Епифания Славинецкого и Евфимия Чудовского, характерные для ученого церковнославянского. К ним в первую очередь относятся те позиции, которые не подвергались серьезной правке и особой языковой рефлексии, т.к., видимо, в их отношении были выработаны способы перевода предыдущей традицией. Они относятся в первую очередь к синтаксису, который в рассматриваемый период часто оказывается наиболее устойчивым. Например, как отмечают исследователи, на синтаксическом уровне проста мова может быть вообще не противопоставлена церковнославянскому языку ^{[12, с. 389]}.

2.1. Одинарное отрицание, соответствующее синтаксису греческого текста. Разночтения в рукописях могут заключаться только в том, к какому слову относится отрицательная частица. Отличия Унд. 40 и Син. 129 от Усп. 91 объясняются более точным воспроизведением порядка слов оригинала в тексте: γόνυ τις μὴ κλινέτω – колѣна да не кто приклонꙗе^т (Усп. 91, л. 54) – колѣна кто да не клонит (Унд. 40, л. 214) – колѣна кто да не клонит (Син. 129, л. 67) – колени никто пусть не приклоняет; ὁ μὴὑπὸ ἐπισκόπου προαχθεὶς – ѿ епс҃па не произведенъ (Усп. 91, л. 24 об.) – не ѿ еп^спа произведенъ (Син. 129, л. 38 об.) – произведен не епископом.

2.2. Передача инфинитивных конструкций, таких как субстантивированный инфинитив и accusativus cum infinitivo. Первая из них встречается 26 раз, а субстантивированный accusativus cum infinitivo – 7, и на всех этапах в славянском тексте обнаруживается полная калька еже + inf., известная уже с древнейших славянских переводов ^{[1, с. 375]}.

Субст. инфинитив: εἰς τὸ ἀναγινώσκειν – въ еже чести (Усп. 91, л. 31 об.) – въ еже читати (Син. 129, об. л. 45); Субст. acc. cum inf.: Οἱ πολλοὶ δὲ, διὰ τὸ μὴνηστείαν ἐν Σαββάτῳ γίνεσθαι, οὐδὲ γόνυ κλίνουσιν – мнози же, за еже постꙋ в субботꙋ небывати, ни же колѣно преклонꙗюⷮ (Усп. 91, л. 54) – за еже постꙋ в савватꙋ не бывати (Унд. 40, л. 214) – мнози же, за еже постꙋ в савватꙋ не бывати, ниже колѣно клонѧтъ (Син. 129, л. 67).

Однако отдельно нужно отметить общие тенденции в узусе книжников, которые в силу разных причин реализуются неодинаково.

2.3. Принцип поморфемного перевода, калькирование греческих слов и введение в текст композитов по аналогии с составными словами греческого языка характерны для узуса и Епифания Славинецкого, и Евфимия Чудовского, однако именно последним они реализуются наиболее точно и педантично. Если в переводе Епифания намечаются эти тенденции, их доработка и финальное видение принадлежит Евфимию. Например, относительно черновика уточняется перевод многих композитов (первое чтение – Усп. 91, второе – Син. 129): κλεψίγαμος – бракокрадецъ – крадобрачникъ – тот, кто ищет любви вне брака; ἀμβλωθρίδια – изверготворное – извергователное – абортирующее средство, где ἀμβλόω – прерывать, изгонять + 2 форманта: -ίδιον и -θρο. Или вводится композит для несоставного слова в черновике: κυνήγιον – ловитва – пселовитва – песья охота.

2.4. Лексические грецизмы вводятся в текст обоими книжниками, но отношение к ним не совсем одинаково: если Епифаний зачастую предпочитает их для редких лексем (первое чтение – Усп. 91, второе – Син. 129): ἐπιλόχιον – епїлохїонъ – породинное; νεφοδιῶκται, καὶ γυτευταὶ, καὶ φυλακτήριοι – нефодїѡкти, гѵтеѵти, и фѵлактїрїи – ѡблакогонителе, и чаровници, и хранителнїи; ὑπερβερεταίος – їперверетъ – ѡктоврїй; χρυσόβουλλον – хрѵсовꙋлⷧонъ – хрѵсовꙋлⷧъ, то для Евфимия в целом грецизация текста становится ведущим принципом редактуры, охватывающим самые разные типы слов (см. пункт 1. 4.) Он также расширяет комментирующий уточняющий инструментарий за счет грецизмов в глоссах.

2.5. В черновике Епифания появляются варианты, актуализированные простомовным узусом (востанїе – в значении воскресение, костырствовати – играть в кости), но активнее они вводятся в текст при редактуре, которая, по всей видимости, могла совершаться через призму понимания авторства перевода.

В грамматике:

2.6. Использование указательных местоимений той, таꙗ, тое в качестве местоимений 3-его лица для перевода греч. αὐτός намечается уже в черновике Епифания, но расширяется. Например, в 1-ой главе для 42-х контекстов с разными формами мест. αὐτός в черновике только в 11 случаях Епифаний обращается к формам мест. той, в Син. 129 – их становится 27: ἐν αὐτοῖς χρονιζέτω – въ нихъ времени^т (Усп. 91, л. 9) – в тыхъ да временствуетъ (Син. 129, л. 24 об.) – в них продолжается / пребывает.

Евфимий также вводит четкое различение греч. αὐτός, οὗτος, и ἐκεῖνος. Для ἐκεῖνος последовательно прослеживается связь с местоимением онъ, однако не на всех этапах работы с текстом. Например, в рамках 1-ой главы из 16-ти контекстов с греч. мест. ἐκεῖνος в разных формах в черновике Епифания 11 примеров соответствует указанному распределению (5 – нет), тогда как в Син. 129 это касается всех 16 контекстов: εἰ δὲ τινι ἐπαρχίᾳ εἶς μόνος ἐπίσκοπος κατελείφθη, κακείνος παρὰ τοῦ μητροπολίτου κληθεὶς – аще же коей епархїи единъ самъ епїскопъ остависѧ и той ѿ митрополїта званъ (Усп. 91, л. 3 об.) – аще же нѣкой епархїи единъ самъ еп^спъ ѡстависѧ и онъ ѿ митрополїта званъ (Син. 129, л. 19 об.) – если же в какой-либо епархии сам епископ оставит (пост), и он зван митрополитом. Подобное распределение было отмечено И.В. Вернер для перевода Нового Завета, ключевой работы чудовских книжников ^{[2, с. 33]}.

2.7. Унификация форм компаратива прилагательных с помощью маркирующего эту форму средства -ш- была начата в черновике. Однако в Син. 129 она расширяется и на наречия, что позволяет унифицировать формы компаратива вообще: πρεσβυτέρα – древншый (Усп. 91, л. 1 об.) – старїи > старшїй (Унд. 40, л. 3 об.п.) – старшеи (Син. 129, л. 17 об.); εὐχερέστερον – удобнѣе (Усп. 91, л. 53) – удобнѣе (Унд. 40, л. 210) – ꙋдобнше (Син. 129, л. 66).

III

Черты, свойственные редактуре Евфимия Чудовского, также можно отметить на каждом уровне, например, в орфографии:

3.1. Написание нарицательных слов, а также имен и топонимов в соответствии с греческим, зачастую граничащее с транслитерацией (первое чтение – Син. 129, второе – Усп. 91): σάββατον – саввата, а не сꙋббота; γράμμα, ατος – граммоти, а не грамоти; ἰουστινιανουπόλεως – їꙋстїанополѧ, а не їꙋстїнїанограда; Рѡмъ, а не Римъ. Известно к тому же, что для Евфимия Чудовского и его учеников было характерно написание Рѡмъ ^{[9, с. 74]}.

В лексике:

3.2. Тенденция к закреплению славянского эквивалента за определенной греческой лексической единицей или ее отдельного специфического значения. Это же касается не только лексем, но и корней, основ. Расширяется фиксация элементов, употребление которых может быть подкреплено простомовным узусом: людъ, мощь, злото. В значительной части примеров это объясняется стремлением расподобить разные греч. лексемы или их варианты: мощь – δύναμις – в значении могущество, мощь и сила – βία – насилие; διὰ χρυσίου – за злото и χρυσίον – за злато.

3.3. Евфимий Чудовский осуществляет поиск стилистически более книжных или нейтральных вариантов (первое чтение – Усп. 91, второе – Син. 129): животъ – житїе – жизнь; брашно – ꙗдь – еда; кромици – ломленїѧ – куски.

В грамматике:

3.4. Отказ от форм дуалиса, которые не соответствуют греческому языку, несмотря на то, что в нескольких контекстах чтения с дв.ч. сохранились из архетипа перевода, в большинстве примеров они подвергались правке, см. пример в пункте 1. 7.

3.5. Выражение значения притяжательности зачастую отталкивается от особенностей греческого языка, в котором нет притяжательных прилагательных, а поссесивное значение выражается преимущественно формой род.п.: ἐκκλησίᾳ πόλεως – цр҃квь градстѣи (Усп. 91, л. 16 об.) – цр҃кви града (Арханг. Д. 434, л. 46) – цр҃кви града (Син. 129, л. 31).

3.6. Если в черновике Епифания греческие глаголы зачастую переводятся хаотично без строгой привязки к грамматической категории времени (особенно в контекстах предписательного характера), то правка Евфимия нацелена на соблюдение соответствия форм славянского и греческого глаголов: форма греч. гл. в fut. – слав. глагол сов. в. наст. вр. в значении буд., форма греч. гл. в praes. – слав. гл. несов. в. (первое чтение – Син. 129, второе – Усп. 91): παιδευέσθω – да накажетсѧ (л. 10) – да наказꙋетсѧ (л. 25); μετακαλείσθωσαν – призовꙋтсѧ (л. 12 об.) – призываютсѧ (л. 27 об.); συμφωνoιεν – согласꙗтсѧ (л. 12 об.) – съгласꙋютсѧ (л. 27 об.); αφοριζέσθω – ѿлꙋчитсѧ (л. 12 об.) – ѿлꙋчаетсѧ (л. 27 об.).

Выводы

Подводя итог, можно констатировать, что лингвистические ориентиры и сами методы перевода Епифания Славинецкого и Евфимия Чудовского неодинаковы, во всяком случае в отношении работы над «Епитомиями» Константина Арменопула. Основа идиолекта Епифания берет свое начало в украинско-белорусском изводе церковнославянского языка, что особенно отчетливо удается проследить в архетипе перевод «Епитомий». Для черновика Епифания зачастую важнее оригинала оказывается обращение к языковым установкам, заданным грамматиками славянского языка. Главный ориентир Евфимия Чудовского – это греческий язык и текст оригинала. В тех позициях, когда выбор языкового средства находится в сфере исключительно церковнославянского у московского справщика можно отметить большее внимание к рекомендациям грамматик.

Задача редакторской работы Евфимия заключается, во-первых, в устранении значительной части региональных элементов, не соответствующих московской норме церковнославянского языка, а во-вторых и в главных – в собственно грецизации на разных уровнях. Однако редактура Евфимия не ограничивается одним лишь осмыслением специфики греческого текста: в одних случаях оказываются значимыми чтения первичной работы Епифания, а в других можно увидеть отталкивание от черновика и введение противоположных вариантов.

«Епитомии» Константина Арменопула переводились в переломный для православия в России исторический период, когда особенной могла ощущаться потребность в переводных церковно-юридических текстах. При этом анализ языка говорит о том, что редактор видел своей задачей именно очередь филологическую работу, так как работа над текстом была осуществлена не с ориентацией на возможного читателя (только если этот читатель не был превосходным знатоком греческого), а исходя из принципа буквализма.