Вольный перевод как переводческая стратегия

Куралева Татьяна Владимировна ORCID: 0000-0003-3738-9198 кандидат филологических наук старший преподаватель; кафедра английской филологии и перевода; Санкт-Петербургский государственный университет 199034, Россия, г. Санкт-Петербург, Университетская наб., 11 Kuraleva Tatiana Vladimirovna PhD in Philology Senior Lecturer; Department of English Philology and Translation; St. Petersburg State University 199034, Russia, Saint Petersburg, Universitetskaya nab., 11 t.kuraleva@spbu.ru Другие публикации этого автора     Вьюнова Екатерина Кирилловна ORCID: 0000-0001-9977-7829 кандидат филологических наук доцент, кафедра английской филологии и перевода, Санкт-Петербургский государственный университет 199034, Россия, г. Санкт-Петербург, наб. Университетская, 11 Vyunova Ekaterina PhD in Philology Associate professor, Department of English philology and translation, St. Petersburg State University 199034, Russia, Saint Petersburg, nab. University, 11 e.vyunova@spbu.ru Другие публикации этого автора

Павленко Елена Александровна ORCID: 0000-0001-7276-1448 кандидат филологических наук старший преподаватель, кафедра английской филологии и перевода, Санкт-Петербургский государственный университет 199034, Россия, г. Санкт-Петербург, наб. Университетская, 11 Pavlenko Elena PhD in Philology Senior lecturer, Department of English philology and translation, St. Petersburg State University 199034, Russia, Saint Petersburg, nab. University, 11 e.a.pavlenko@spbu.ru Другие публикации этого автора

ВВЕДЕНИЕ

Терминологический аппарат современной теории перевода отличается наличием многозначных терминов и отсутствием единых подходов к ключевым теоретическим понятиям. Как отмечает Т. А. Казакова, метаязыку переводоведения присуща расплывчатость и неопределенность, внутрисистемная полисемия и омонимия терминов ^{[5, с. 75]}. Д. Марко связывает такой «терминологический хаос» с тем, что теория перевода лишь недавно оформилась как самостоятельная научная область, в которой пока не до конца определен объект исследования ^{[13, с. 255-256]}. С одной стороны, множественность толкований подтверждает сложность рассматриваемых теорией перевода концепций и их динамику во времени. С другой стороны, размытость значений терминов усложняет, а иногда и вносит путаницу, в методологию анализа переводов и оценки качества. Одним из таких понятий, предполагающих различные подходы и толкования, является вольный перевод.

МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ИССЛЕДОВАНИЯ

Цель данной статьи – определить границы термина вольный перевод и выявить, каким образом можно рассматривать такую стратегию с точки зрения оценки качества перевода. Для достижения поставленной цели нами будут рассмотрены подходы к определению понятия «вольный перевод». На основе существующих концепций будут выделены критерии определения вольного перевода как переводческой стратегии в противовес вольному переводу как переводческой ошибки.

Сразу оговоримся, что предлагаемая нами концепция применима не ко всем типам текстов. В рамках типологии текстов, предложенной К. Райс ^{[16, с. 163]} (информативные, экспрессивные и апеллятивные) в поле зрение исследования попадают только экспрессивные тексты, а именно, произведения художественной прозы. Это связано с тем, что, как отмечает Т. А. Казакова, при художественном (литературном) переводе могут быть использованы так называемые предвзятые стратегии (biased strategies), которые предполагают введение в текст дополнительной информации и развертывание смыслов исходного текста [Ка2846].

Необходимо отметить, что предлагаемый нами анализ переводов не направлен на установление типа эквивалентности или ее отсутствие между исходным и переводным текстами. Отправной точкой анализа служит концепция Г. Тури, согласно которой, эквивалентность — это отношения между исходным и переводным текстом, составляющие норму для таких текстов. Иными словами, между исходным текстом и его переводом всегда существуют отношения эквивалентности. Задача исследователя – выявить, каким образом эквивалентность достигается в каждом конкретном случае: что осталось неизменным и что претерпело изменения ^{[19, с. 32, 113]}. Таким образом, мы исходим из того, что вольный перевод не нарушает отношений эквивалентности между текстами. Тем не менее, вольный перевод может влиять на качество перевода, как в лучшую, так и в худшую сторону.

ОБСУЖДЕНИЕ И РЕЗУЛЬТАТЫ

Как было сказано ранее, в переводческой традиции существуют разные подходы к определению понятия вольный перевод. Согласно отдельным теоретическим трактовкам, вольный перевод противопоставляется переводу, близкому к оригиналу, и определяется как стратегия перевода, которая направлена на создание текста, понятного для получателя ^[11]. Такая трактовка, на наш взгляд, неоправданно расширяет рассматриваемое понятие и не позволяет провести границу между вольным переводом и концепцией динамической эквивалентности Ю. Найды.

С другой стороны, вольный перевод иногда понимается как неточный перевод. Такой подход связан с концепцией, предложенной Д. Драйденом, согласно которой выделяется три переводческие стратегии: метафраза (дословный перевод), парафраза (смысловой перевод) и имитация, т.е. перевод, передающий только основную мысль оригинала ^{[14, с. 49 – 50]}. Такой подход, наоборот, слишком сужает значение рассматриваемого понятия, так как не учитывает тот факт, что вольный перевод может использоваться как стратегия, в частности, в художественном переводе.

Л. С. Бархударов, связывает вольный перевод с единицами перевода. По мнению ученого, вольным называется такой перевод, который выполнен на более высоком уровне, чем тот который необходим и достаточен для сохранения семантической близости текстов с сохранением языковых норма. При вольном переводе происходит потеря или обобщение смысла, но отсутствуют искажения. Помимо этого, всегда есть опасность того, что переводчик внесет в текст дополнительный смыл, отойдя слишком далеко от оригинала. При этом Л. С. Бархударов отмечает, что вольный перевод «вполне терпим и встречается нередко» при переводе художественной литературы ^{[2, с. 187 – 189]}. Иначе говоря, автором подчеркивается, что вольный перевод может привести к переводческим ошибкам, однако он не указывает четких критериев, разграничивающих вольный перевод как ошибку и допустимый вольный перевод.

В качестве примера вольного перевода Л.С. Бархударов приводит перевод повести Х. Ли «Убить пересмешника», выполненный Н. Галь и Р. Облонской [там же]:

Не was difficult to live with, inconsistent, moody. His appetite was appalling, and he told me so many times to stop pestering him. С ним стало трудно ужиться, то он злился, то дулся, настроение у него менялось пятнадцать раз на день. Ел он много и жадно, даже смотреть было страшно, и все огрызался — не приставай ко мне.

По мнению ученого, этот перевод выполнен на уровне предложений. В то же время его можно было выполнить на уровне словосочетаний или даже слов. Сама же Н. Галь, в своей книге «Слово живое и мертвое», пишет, что в переводе она следует духу подлинника, а не букве, так как в художественно литературе надо передавать не только суть, но и оттенки смысла ^[4].

Попутно отметим, что этот перевод был выполнен в 1963 году, во времена господства так называемого «реалистического перевода», задача которого состояла в том, чтобы разглядеть в тексте образ и передать его средствами родного языка ^{[1, с. 134 – 141]}. По сути, вольный перевод был общепринятой стратегией, что в большей степени и определяло переводческие решения. Как справедливо отмечает, Ван ден Брок, перевод, который считается хорошим в один период времени, в другое время может расцениваться как неприемлемый или неточный. «Оптимальный перевод» должен соответствовать нормам, принятым в конкретный период времени ^[20]. Таким образом, можно выделить еще одну составляющую вольного перевода как переводческой стратегии. Допустимость вольного перевода и критерии его выделения зависят от переводческих норм, господствующих в конкретный период времени в конкретном социуме. В подтверждение вышесказанного приведем точку зрения Д. Робинсон о том, что определить, что такое вольный перевод, представляется крайне сложным, так как это наполнение понятия зависит от того, что понимается под точным переводом ^{[17, с. 88]}. Как справедливо отмечает Л. Венути, точность перевода культурно специфична и исторически изменчива ^{[21, с. 37]}

Итак, исходя из вышесказанного, можно сделать вывод о том, что вольный перевод обладает следующими характеристиками: допускает отступление от оригинала разной степени, использует язык, понятный читателю, обобщает смысл исходного текста, выполняется на более высоком, чем необходимо, уровне, зависит от переводческих норм и практик.

Для того, чтобы выявить характеристики вольного перевода как стратегии, обратимся к концепции, предложенной К. Райс. К. Райс выделяет два типа изменений в переводе: непреднамеренные, связанные со структурными различиями в языках и уровнем компетенции переводчика, и преднамеренные, связанные со сменой цели текста, читательской аудитории и т.д. ^{[16, с. 160-161]}. Учитывая, что любая переводческая стратегия представляет собой целенаправленное переводческое действие, в первом приближении вольный перевод можно определить как преднамеренное отступление от исходного текста.

Далее, попытаемся дать более точно определение данного понятия. Для этого обратимся к работе И. Левого ^[12] Translation as a Decision Process, в которой автор рассматривает перевод как процесс принятия решений. В этой связи он выделяет несколько типов переводческих решений: необходимое и мотивированное, необходимое и немотивированное, необязательное и мотивированное, необязательное и немотивированное. Для иллюстрации необязательного и мотивированного решения автор приводит пример, заимствованный из работы Я.И. Рецкера:

His Lordship jumps into a cab, and goes to the railroad. Лорд Кью юркнул в извозчичью карету и приказал везти себя на железную дорогу.

По мнению И. Левого, принятое переводчиком решение передать глагол goes при помощи глагола с более конкретным значением является вполне обоснованным, так как в русском языке отсутствует полный эквивалент глагола to go. Тем не менее, решение использовать каузативную конструкцию во второй части предложения является необязательным, но мотивированным, так как переводчик принимает решение, исходя из того, что в первой части предложения оригинала употреблено слово cab. [там же, с. 151]. Таким образом, представляется целесообразным провести следующую границу между вольным переводом как стратегией и вольным переводом как переводческой ошибкой. Стратегия вольного перевода реализуется в тех случаях, когда переводческое решение является необязательным, но мотивированным с точки зрения переводчика как субъекта принятия решений. Вольный перевод можно рассматривать как ошибку в тех случаях, когда переводческое решение является необязательным и немотивированным.

Далее, попытаемся отграничить понятие стратегии вольного перевода с точки зрения перевода как результата. Иначе говоря, рассмотрим, как могут различаться результаты перевода в случае обоснованного и необоснованного вольного перевода. Рассмотрим следующие примеры перевода:

He didn't see the owls swooping past in broad daylight, though people down in the street did, though people down in the street did; they pointed and gazed open-mouthed as owl after owl sped overhead ^{[18, с. 9 – 10]}. – …и не видел пролетающих сов — подумать только, сов, летающих не ночью, когда им и положено, а средь бела дня! В отличие от мистера Дурсля, находившиеся на улице люди отлично видели этих сов, стремительно пролетающих мимо них одна за другой, и широко раскрывали рты от удивления и показывали на них пальцами ^{[6, с. 3 – 4]}.

Представляется, что в данном случае мы имеем дело с вольным переводом как стратегией, так как добавление переводчика не меняет художественного мира автора и художественных образов. Вероятно, такое переводческое решение связано с тем, что перевод рассчитан на детскую аудиторию, которой, по мнению переводчика, потребовалось дополнительное пояснение.

Рассмотрим еще один пример из того же произведения:

“Funny stuff on the news,” Mr. Dursley mumbled. “Owls… shooting stars… and there were a lot of funny looking people in town today ^{[18, с. 11]}. – В новостях говорили всякие загадочные вещи, — пробормотал мистер Дурсль. Несмотря на огромную разницу в габаритах, он все же побаивался жену, и именно она была хозяйкой в доме. — Совы... падающие звезды... по городу ходят толпы странно одетых людей...^[6].

В данном примере переводчик также вводит в текст дополнительную информацию, однако в данном случае такое добавление меняет художественный образ произведения, дополняет его, что, на наш взгляд, стоит расценивать как переводческую ошибку.

Показательным в данном отношении также является фрагмент из перевода романа М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита» на французский язык:

Первый из них, одетый в летнюю серенькую пару, был маленького роста, упитан, лыс, свою приличную шляпу пирожком нес в руке… ^{[3, с. 9]}. – Le premier, vêtu d’un léger costume d’été gris clair, était de petite taille, replet, chauve … Quant à son chapeau, de qualité fort convenable, il le tenait froissé dans sa main comme un de ces beignets qu’on achète au coin des rues ^[9].

Приведем подстрочный перевод данного фрагмента:

Первый, одетый в светло-серый летний костюм, был невысокого роста, пухлый и лысый… Что касается его шляпы, весьма приличного качества, то он держал ее в руке смятой, как один из тех пончиков, которые покупают на улицах.

Нетрудно заметить, что из-за желания максимально точно передать смысл реалии (шляпа пирожком) переводчик внес в данный фрагмент текста, информацию, искажающую оригинал. Форма шляпы так и осталась загадкой для читателя, так как лексема beignets описывает кондитерское изделие квадратной формы, а не вытянутой. Более того, текст перевода в целом дополняет образ булгаковской Москвы.

Более адекватным, на наш взгляд, представляется переводческое решение, предложение Ф. С. Нильсеном и А. Ливановой:

The first wore a gray summer suit, he was short, well fed, bald, and held his respectable-looking fedora hat delicately in one hand. ^[8]

В данном случае переводчики опускают описание формы шляпы, однако такое опущение не приводит к изменению художественного образа. Кроме того, такое решение позволяет максимально сохранить исходную структуру предложения, не перегружая его описаниями. Таким образом, в данном случае мы имеет дело с обоснованным отступлением от оригинала, т.е. с вольным переводом как стратегией. Попутно отметим, что такое решение можно отнести к переводческим решениям низкого риска (в терминологии А. Пима) ^[15].

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Итак, представляется возможным разграничить вольный перевод как стратегию и вольный перевод как переводческую ошибку, исходя из функционально-коммуникативного подхода к переводу. Как отмечает В.В. Сдобников, при таком подходе переводной текст рассматривается как текст, созданный в определенной коммуникативной ситуации. В отличие от текстоцентрического подхода, коммуникативно-функциональный подход не предполагает, что перевод заменяет собой оригинал, воспроизводя максимально полно и точно содержание ^[7]. Таким образом, вольный перевод может быть стратегией, когда переводчик осознанно принимает решение отойти от оригинала, не меняя при этом художественных образов и замысла автора, не добавляя свою интерпретацию авторских идей. На наш взгляд, представляется нецелесообразным связывать понятие единицы перевода и вольного перевода, так как, как показывает анализ переводов и практика художественного перевода, выбор более крупной единицы перевода может быть оправдан в случае, если перевод как результат соответствует конкретной коммуникативной ситуации и целевой аудитории. Также отметим, что представляется перспективным исследование оценки качества художественного перевода с учетом подхода к вольному переводу, описанному выше. При разработке системы оценки качества художественного перевода необходимо отойти от семантического подхода к эквивалентности и учитывать функциональные и коммуникативные особенности переводного текста.