Конфликты в жизнедеятельности магистрантов: эмпирико–гендерный обзор

Черкасова Татьяна Васильевна ORCID: 0000-0001-5766-6637 доктор социологических наук профессор, кафедра Международных отношений, Уфимский государственный нефтяной технический университет 450071, Россия, Башкортостан область, г. Уфа, ул. Менделеева, 207, кв. 189 Cherkasova Tat'yana Vasil'evna Doctor of Sociology TVCherkasova@mail.ru 450071, Russia, Bashkortostan region, Ufa, Mendeleev str., 207, sq. 189 Cherkasovatv@mail.ru

Молодежь, начинающая свою жизнедеятельность на этапе магистратуры, в отечественных исследованиях обретает иные социальные характеристики. По мнению Макаровой С. Н. и Резник С. Д., этот сложный период сопряжен с желанием профессионально развиваться; наращивать свой научно–исследовательский потенциал; осваивать новые компетенции^[1]. Антонова О. Г., Хайруллина Ю. Р., Щанина Е. В. в оценке технической магистратуры добавляют многофакторность мотивов: профессиональных; утилитарных; достижения успеха; познания; самореализации и социального долга^[2]. Период обучения в магистратуре в методологическом контексте, на наш взгляд, это – ответственный этап, который связан не только с научно–исследовательским, профессионально–статусным ростом соискателя, но и с окончательным гражданско–патриотическим самоопределением личности, с принципиальным определением своего материального и семейно–бытового статуса в обществе.

Конфликтогенность студенчества как предконфликт, по мнению Кутумовой А. К. и Неустроевой А. Б., связана со свойствами, присущими именно молодежи – активность, стремление к новому и неопределенному, готовность идти на риск^[3]. Добавим, к списку, амбициозность планов, вызывающая манера самопрезентации, безапелляционный максимализм – все они стали своеобразной персональной карточкой современных магистрантов. Событийно насыщенная жизнь молодежи, совмещающей учебу в магистратуре, работу и семейно–ролевую ответственность, сопровождается разнообразными противоречиями, перерастающими в разномасштабные конфликты.

Наиболее знаковые из них удалось выявить в социсследовании – 2022г. Более трети респондентов заявили, что столкнулись с «трудностями совмещения профессиональной работы со своей учебой в магистратуре–35,2%; ответы респондентов–мужчин–20,5%, женщин–14,7%. Не случайно, работающие магистранты ратуют за дистанционную форму обучения как оптимальный формат для коммуникаций.

К аналогичным выводам приходят российские исследователи: Опфер Е. А.– магистерские программы уже не смогут функционировать в традиционном формате, их ожидает внедрением он–лайн–технологий^[4]. Солидарны – Каплан Е. А и Ерицян К. Ю. – перевод части занятий в формат, не требующий физического присутствия, вполне возможен. Между работой и учебой могут быть как отношения конфликта, так и фасилитации, соотношение которых различается у разных групп студентов [5–c.412]

В нашем опросе каждый пятый респондент указал на волнующие их «проблемы здоровья, сезонный ковид, боязнь за жизнь близких»–19,3%, активнее были женщины–12,5%, чем мужчины–6,8%. В посковидный период сохраняются подобные опасения. Каждый пятый указал на «снижение материального уровня жизни и поиск заработков»–19,3%; совпали ответы женщин–9,1% и мужчин–10,2%. Учеба в магистратуре – материально затратный процесс для некоторой молодежи. Магистрантов–2022 беспокоят «военные сводки с Донбасса и напряженные международные отношения со странами НАТО»–17%; доминируют ответы мужчин призывного возраста–12,5%, чем у женщин–4,5%. Волне естественно волнение молодых за жизнь на Земле»–17%; солидарны женщины–9% и мужчины–8%. Появилась «боязнь за судьбу родных–военнослужащих и близких, живущих на Украине– 6,8%; преобладают фобии женщин–4,5%, чем у мужчин–2,3%. Жизнедеятельность в противоречивом информационном пространстве провоцирует внутриличностные конфликты–14,8%; эмоциональнее женщины–11,4%, чем мужчины–3,4%. Конфликтное интраперсональное состояние обусловлено обучением в магистратуре. В частности, «волнуют проблемы с авторскими исследованиями и публикациями–13,6%; преобладают ответы женщин–11,4%, сдержаннее мужчины–2,3%. У них свой триггер – «ежедневная аудиторная учеба в магистратуре и сложная экзаменационная сессия–6,8%; мужчины–4,5%, респонденты–женщины–2,3%.

Кабахидзе Е. Л. предлагает оригинальное объяснение феномена обучения в магистратуре через противоречия культур: культуры академической среды с ценностями прав и свобод, с творчеством и культуры управленческо–организационной, кодом которых является строгое подчинение правилам, регламентам^[6].

Каждый пятый магистрант заявил, что «живет без волнений и переживаний»–17%; женщины–9%, мужчины–8%. Парадокс индифферентной молодежи заложен в институте семьи, которая формирует молодую личность, закладывает основы ее гражданских характеристик, материально обеспечивает успешную жизнедеятельность. Тем не менее, конфликты молодежи в семьях–имманентное явление. Так, среди основных причин семейных конфликтов магистрантами выделяются зависимости. Во–первых, «сидение в Интернете (игры, сетевые переписки)»–42%; гендерное совпадение ответов – женщины–20,4%, мужчины–21,6%. Магия Интернета ослабевает у повзрослевших магистрантов, но она держит в «сетях» российскую молодежь, провоцируя семейные конфликты: 2018г.–49,4% респонденты–студенты; 2021г.–28,8% респонденты–бакалавры; 2022г.–42% респонденты–магистранты. Прав Кошмаров М. Ю., раскрывающей дисфункции Интернета, который добавляет конфликт поколений; обостряет противоположные мировоззрения отцов и детей; разрушает традиционные связи; девальвирует ценность обычного общения; искусственно порождает интровертов; снижает коэффициенты рождаемости^[7].

Во–вторых, конфликты в семьях возможны из–за «молодежных зависимостей (табакокурение, спайсы, алкоголь, наркотики)»–36,4%; критичны магистранты–женщины–19,4% и мужчины–17%. Результаты опросов в динамике: 1996г.–10,7%; респонденты–бакалавры в 2018г.–50,6%; 2021г.–27,3%; респонденты–магистранты в 2022г.–36,4%. В среднем, четыре из десяти опрошенных называют типичные молодежные зависимости причинами семейных конфликтов.

Каждый пятый участник опроса – 2022 указал в списке причин «второго уровня» – девиантно–делинквентные ситуации: 1). «Влияние приятелей и антиобщественное поведение (грубость дома, на улице; сквернословие; мелкое воровство; хулиганство)»–22,7%; более осведомленные мужчины–14,7%, чем женщины–8%. Переход из юности в молодость определяет «ментальный поворот», ослабевает влияние референтной группы–приятелей и меняется асоциальное поведение индивидов: респонденты–бакалавры в 2018г.–45,1%; респонденты–магистранты в 2022г.–22,7%. Радует, что повзрослевшие респонденты «снимают с пьедестала» ровесников–кумиров, теперь у них в установках–ориентирах преобладает законопослушный образ жизни и соответствующее поведение. Иная тенденция получена в динамике: 1996г. показатель составил–7,4%, а в опросах магистрантов–2022г.–22,7%. Как видим, сравнение не в пользу современной молодежи, в ее поведении отмечается грубость и бестактность, что провоцирует конфликтные отношения. Следующая причина №2).«Неудовлетворительная учеба, пропуски занятий»–19,3%; более активны женщины–15,9%, чем мужчины–3,4%. Вероятно, что семейный контроль за успехами в учебе своих дочерей гораздо строже, чем контроль за успехами сыновей. Важный момент в том, что у взрослеющей молодежи гораздо меньше возникает конфликтов с родителями по поводу учебы. Эта категория молодежи осознает важность качественного обучения в вузе, контроль семьи существенно ослабевает над магистрантами. Обратимся к нашей динамике ответов: 1996г.–10,3%; респонденты–бакалавры» в 2018г.–33,3%; респонденты–магистранты в 2022г.–19,3%.Извечная полемика «учиться–не учиться» не устранена, но она перешла в плоскость – «учиться, но как?». Только каждый пятый подтвердил сохраняющуюся тенденцию волнообразного роста конфликтов в семье от плохой учебы.

Аверина К. Н. хорошо аргументирует, что в познавательной сфере человека на границе тридцати лет происходят изменения: повышается уровень продуктивности мышления, наблюдается подъем в показателях развития эвристического поиска, интеллект достигает своих наивысших точек развития, рассуждения становятся зрелыми, что, по–видимому, связано с приобретением жизненного опыта^[8].

Интересен третий уровень причин, связанный с материально–бытовой спецификой:1).«Игнорирование советов и просьб старших по бытовым вопросам»–14,8%, магистранты–женщины–8%, мужчины–6,8%. Приобретая жизненный опыт, адекватная молодежь ориентируется на семейный авторитет родителей, поэтому в три раза снижаются такого типа конфликты: 1996г.–19,3%; 2018г.–40,1% респонденты бакалавры; респонденты–магистранты в 2022г.–14,8%. В динамике полученных ответов, менее чем каждый пятый конфликтует, упрямо отвергая советы родителей. По мнению Заставенко В. А., в конфликтах, проходящих в наиболее острой форме, характер противоречий может повлиять на оппонентов, которые перестают ориентироваться на правовые, этические и культурные требования, предъявляемые обществом^[9]

2).«Домашнее насилие старших над младшими членами семьи (угрозы, побои)»–14,8%, магистранты–женщины–9,1%, мужчины–5,7%. В динамичной картине опросов наблюдается некоторое снижение «домашнего насилия»: респонденты–бакалавры в 2018г.–21,6%; респонденты–магистранты в 2022г.–14,8%. Безусловно, повзрослевшая молодежь (магистранты) в конфликте ведет конструктивный диалог с родителями, демонстрируя зрелость. И, тем не менее, каждый десятый в семейном общении не получает ожидаемой гармонии, а переживает насильственные конфликты. Кстати, на рубеже веков самокритичные респонденты полагали, что физические наказания молодых возможны в особых ситуациях, когда другие меры семейного воздействия не дают ожидаемых эффектов: в 1999г.–29,9%, в 2002г.–24,4% опрошенных. Сторонников такой неоднозначной воспитательной практики становится меньше.

3).«Нежелание трудоустраиваться и зарабатывать деньги»–14,8%, женщины–8%, мужчины–6,8%. Ответы женщин превалировали, очевидно, что в российских семьях контроль за дочерями строже, чем за сыновьями. Незначительный рост подобных семейных конфликтов просматривается в динамике: в 1996г.–10,9%; 2018г.–31,5%; респонденты–магистранты в 2022г.–14,8%. На этапе магистратуры повзрослевшая молодежь сама стремится работать, она формирует свой материально независимый статус. В этом случае семейные конфликты по поводу молодежного тунея́дства будут минимизированы. В среднем, только каждый десятый молодой респондент не желает трудиться.

Четвертый уровень конфликтных причин – это досугово–межгендерные триггеры, их предпочел выбрать каждый десятый респондент–магистрант. Среди факторов называются: «Модные увлечения (тату, пирсинг, вызывающая одежда, прическа, жаргон)»–13,6%; больше ответов у женщин–9,1%, чем у мужчин–4,5%. Привнесенные западные тренды остаются в «законсервированном формате»: в 1996г.–15,5%; 2018г.–16%; 2021г.–16,7%; респонденты–магистранты в 2022г.–13,6%. Более чем у каждого десятого возникают конфликты с родителями по вопросам «татуировочно–пирсингового» самоутверждения.

В числе конфликтных причин указываются: «Ночные прогулки и посещение клубов, ресторанов»–13,6%; замечено больше мужчин–8%, чем женщин–5,6%. В динамике стали менее привлекательными «ночные ресторанные прогулки»: респонденты–бакалавры в 2018г.–30,2%; 2021г.–9,1%; респонденты–магистранты в 2022г.–13,6%. Повзрослевшая молодежь кардинально меняет модели проведения свободного времени по сравнению с юношеством. Тем не менее, у каждого десятого сохраняются семейные конфликты, по причине ресторанно–клубных развлечений.

В набор конфликтных причин вошли: «Нетрадиционные сексуальные связи»–10,2%; реакция женщин–5,7%, мужчин–4,5%. Динамика ответов: в 1996г.–7,8%; 2018г.–12,3%; респонденты–магистранты в 2022г.–10,2%. На современном этапе каждый десятый указал на лгбт–ориентиры молодых, как существенную причину конфликтов с родителями.

Онегина Е. В. весьма своеобразно констатирует, что в современном российском контексте лгбт–ценности определяются как противоположные «традиционным русским ценностям» и воспринимаются в качестве возможной угрозы для будущего России и российской молодежи^[10].

Аналогичные тенденции получены в ответах магистрантов на конфликтную альтернативу: «Выбор невесты или жениха другой национальности или расы»–9,1%; женщины–5,7%, мужчины–3,4%. Взрослеющая молодежь выбирает брачных партнеров, и здесь наметились разногласия с родителями. Тенденция непринятия межэтнических, межрассовых браков видна в динамике: в 1996г.–8%; 2018г.–4,9%; 2021г.–7,6%; респонденты–магистранты в 2022г.–9,1%. В среднем, каждый десятый респондент конфликтует с родительской семьей.

Среди многообразных причин, провоцирующих конфликты в семьях– «Членство в неформальных молодежных субкультурных объединениях: респонденты–бакалавры в 2018г.–12,3%; 2021г.–6,1%; респонденты–магистранты в 2022г.–4,5%. Некоторые молодые индивиды должны преодолеть неформальные увлечения юности и кризисный возрастной барьер, чтобы перейти на новый этап своей социализации.

Заключение

Среди многообразия проблем, с которыми сталкиваются магистранты в повседневной жизни, были отмечены: совмещение работы и учебы; снижение материального уровня жизни и поиск заработков; возможность провести научные исследования и опубликовать результаты.

В списке новых проблем 2022 года появились: постковидная боязнь за самочувствие и жизнь близких; «военные сводки с Донбасса и напряженные международные отношения со странами НАТО»; общие вопросы существования на планете Земля.

По социологическим данным, из приводимых в статье многолетних авторских исследований вузовской молодежи, подтвердилась поставленная гипотеза: безусловно, в жизнедеятельности магистрантов сохраняются типичные молодежные конфликты, но и появляются новые ситуационные противоречия, нередко способные трансформироваться в конфликт.

Эмпирически выявленные типичные причины семейных (родители–дети) конфликтов: «попадание в сети» зависимостей; материально–бытовая специфика; девиантно–делинквентные ситуации; досугово–межгендерные противостояния.

В поведении современной молодежи, по мнению самих магистрантов, стало больше грубостей и бестактности, что провоцирует конфликтные отношения.

Семейный контроль за успехами в учебе и досуге дочерей гораздо строже, чем контроль за успехами сыновей. Каждый пятый респондент отвергает советы родителей и вступает с ними в конфликты.

Каждый десятый респондент–2022 заявил, что родители «подавляют своих детей», которые не желают трудиться и конфликтуют; дочери выбирают «татуировочно–пирсинговое» самоутверждение; сыновья склонны к ресторанно–клубным развлечениям; некоторые высказывают лгбт–ориентиры или ратуют за межэтнические и межрассовые браки; другие упрямо держатся за "субкультурную неформальность" времен своей ранней юности.