Генеалого-топографический метод реконструкции русского города XVII – XVIII вв. (На примере Орла)

Кушелев Илья Евгеньевич соискатель 107031, Россия, г. Москва, ул. Рождественка, 11, оф. 2 Kushelev Il'ya Evgen'evich Postgraduate student 11 Rozhdestvenka str., office 2, Moscow, 107031, Russia cushelewilja@yandex.ru

Изучение демографии русского города позднего Средневековья и Нового времени дорегулярной поры несёт в себе большой потенциал новых знаний о динамике градостроительного процесса в этот период. На первый взгляд может показаться, что генеалогические штудии и статистические выкладки уводят исследователя градостроительной истории в сторону от его предмета. Однако, это не так. Важность такого рода исследований обусловлена рядом причин. Первая из них — это сама структура русского города, основной ячейкой, «модулем» которой является индивидуальная усадьба. Не доходный, как в буржуазную эпоху, и не многоквартирный, как в советское и в наше время, дом, где персональный состав жителей и его текучесть не имеют значения для представлений о градостроительной истории, а двор городской семьи, встроенный в социально-топографическую структуру этого города и персонализированный — маркируемый конкретной фамилией его владельцев — становится основной единицей градостроительной структуры. История подворового расселения — это история планировки и застройки города. Генеалогическое исследование по отдельной семье, неразрывно связанное с проживанием её на данном дворе, становится генеалого-топографическим, вступающим уже в область градостроительства. Оно имеет большое значение для реконструкции средневековой планировки, становится ключом к распознанию и оконтуриванию более ранних этапов в её формировании. При этом речь идёт о подворовой планировке, о внутриквартальной парцелляции города, то есть максимально глубоком и детализированном уровне изучения его структуры. На этом уровне смыкание с генеалогией происходит естественно, само собой.

Реконструкция подворовой планировки некоторых древнерусских городов в XVII веке с успехом осуществлена Е. М. Караваевой, А. С. Щенковым, Л. Д. Мазур ^{[35, 37, 41]}. Перспективность такой реконструкции обусловлена тем, что она основывалась на материале Писцовых и Дозорных книг. Особенностью писцовых описаний является активная и порой весьма детальная топографическая привязка учитываемых объектов, указание соседств и взаиморасположения. История города Орла в XVII и связанные с нею особенности источниковой базы не дают таких же возможностей для реконструкции. Его писцовых книг XVI века мы не знаем. В Писцовой книге Орловского уезда 1594–1595 гг. ^[15] отдельные городские земли только упоминаются как топографические ориентиры. Существенный изъян в источниковой базе обусловлен тем, что, начиная с переписи 1640-х годов, она оформляется уже не в виде писцовых — с подробными топографическими сведениями, а в виде переписных книг, имеющих перечневый характер, а на период последней обстоятельной писцовой работы — 1620-х гг. — Орёл как поселение временно исчезает с политической карты русского государства. Писцовый характер сохраняют только описания окружных межей, границ слобод с сельскохозяйственными угодьями, поскольку проводилось их межевание. Блок градостроительной документации, представленный строельными, отказными, окладными книгами и т.п. документами, отражающими манипуляции с городской недвижимостью, либо не дошёл до нас вовсе, либо дошёл в неполном или отрывочном виде.

Эта особенность источников побудила к поиску иных методов воссоздания планировки города в XVII веке, к попытке получить необходимый результат из тех источников, которые есть. Они и определили отчасти «генеалогический» уклон работы.

Орёл изначально не был поселением торгово-ремесленного типа. Его перерождение из военного лагеря в торгово-ремесленный город, из города воинов в город торговцев, происходило в последней четверти XVII — первой половине XVIII вв., и, скорее — за счёт внутренних ресурсов, чем с притоком населения извне. Постепенный, неравномерный переход людей из военного в посадское, «купецкое» сословие отразился в пёстром, «вариегатном» составе слободского населения с начала XVIII века, и только генеалогический принцип позволяет выявить в этой разношёрстной картине стабильное начало. Огромный массив документов периода Генерального межевания 1778–1779 годов — планы дорегулярного города, Полевые записки землемеров, подворовые планы — позволяют осуществить полную реконструкцию внутриквартальной парцелляции — подворовой планировки с указанием владельцев дворов и их сословной принадлежности до перестройки города по Регулярному плану. Эта работа, предположительно, позволит применить метод «обратного хода» (А. С. Щенков): наложение на готовую реконструкцию демографических срезов на определённые временные вехи может выявить контуры планировки города начала XVIII, конца и даже середины XVII вв., если существовала известная стабильность во владении дворовыми участками. Из этого ясна цель предлагаемого исследования — определить пофамильный, родовой состав всех групп населения города Орла, его динамику на протяжении XVII–XVIII вв. и выявить в нём устойчивое, неизменное ядро. Апробируемый метод имеет гипотетический характер. Но даже при отсутствии ожидаемых результатов — если приложенные к плану демографические данные не покажут устойчивых скоплений, групп дворовых участков, вычленяющих боле ранние планировочные сегменты — такое исследование имеет самостоятельную ценность в изучении градостроительной истории Орла, его социальной структуры и системы расселения, влияния их динамики на градостроительный процесс.

Предлагаемая работа основана на внушительном массиве источников. Ни один из них ранее не публиковался, из некоторых лишь извлекались отрывочные сведения, так что все они в полном объёме исследуются и вводятся в научный оборот впервые. Среди них есть и вновь выявленные.

Первые известные нам перечни орлян, служилых людей, относятся к 1635 году, времени начала возобновления города после 20-летнего запустения, и связаны с восстановлением личного состава орловского гарнизона на период до разрушения города литовцами в 1611–1615 гг. Воевода в первую очередь занимался не новым прибором, а «сыском» старых служилых людей в тех городах, по которым они «розошлись» после Литовского разорения. Их списки имеются в «Документах, касающихся построения г. Орла после литовского разорения на старом Орловском городище» ^{[5, л. 156-157],[5, л. 189, 268],[5, л. 305-308],[5, л. 321-325 об.]}. Данное исследование не касается значительной, в XVII столетии — даже большей, части орловского гарнизона — детей боярских. Это сословие военных, хотя и называлось «орлянами», но в самом городе его представители не жили, что задаёт весьма интересную тему пространственной интерпретации русского средневекового города, открытости, известной «размытости» его границ, несовпадения в пространстве города как поселения с его демографической и военно-административной ипостасью, тему, которая затрагивалась ранее ^[36]. Учёт рядовых военных, жителей самого города, — стрельцов, казаков, пушкарей, черкас — отражался в Росписных, Смотреных списках, Сметных росписях, Разборных книгах. Списки служилых людей до Литовского разорения важны потому, что вернувшиеся в Орёл поселились на прежних своих местах, и нет сомнений, что планировка города во второй четверти XVII в. в известной мере повторяла планировку XVI столетия: «А велено орловских всяких служилых и жилетцких людей дворовыми месты устроить в городе и в остроге, где хто живал наперёд сево … на старых их местех, на которых … до Литовского разоренья живали», — предписывалось орловскому воеводе Б. С. Колтовскому в царской грамоте от 12 января 144 (1636) г. ^{[5, л. 378-379]}.

После окончания восстановительных работ и отстройки слобод в конце 1630-х годов проведена перепись всех военных чинов людей и межевание их земель. Среди этих переписей не выявлено материала по Пушкарской слободе, книга по Покровской-Пятницкой казачьей слободе недавно обнаружена автором в фонде Приказных дел новой разборки ^{[3, л. 287-300]}. Данные по орловским пушкарям восполняются найденной Сметной росписью г. Орла 1643 г., которая в описях РГАДА неверно обозначена 1674 годом ^[30]. Этот документ даёт полный пофамильный перечень всех служилых людей Орла в первое десятилетие после восстановления. Ко вновь выявленным источникам относится Переписная книга г. Орла 1664 года ^[12], о которой стало известно благодаря статье сотрудников РГАДА ^[34]. Она показывает значительное падение численности населения в период после фатальных эпидемий 1650-х и войн 1660-х годов. Первым актовым памятником с перечнем дворов орлян — посадских людей является Переписная книга 1678 года: начинается восстановление Посадской слободы на исконных землях Чёрной слободы XVI века ^[13]. В Писцовой и межевой книге церковных и посадских земель г. Орла и Орловского уезда 1684–1685 гг. ^[14] нет списков населения, она стала основой реконструкции общей территориальной структуры города ^[36]. Смотреный список г. Орла 1697 г. ^[32] как бы подытоживает демографический процесс в XVII веке. Рубрика о содержании владельцем двора торговых промыслов и оброчных статей показывает, что военное сословие в большинстве своём не занималось торговлей и ремеслом, как легко и уверенно пишут об этом иные авторы: «А торговых промыслов и оброчных статей за ним нет», — для прокормления служилым нужно было пахать землю и сеять хлеб. Переход города воинов-земледельцев в традиционный тип торгово-ремесленного поселения совершался длительно и достаточно поздно. Начало его нашло отражение в комплексе документов 1718–1721 гг. — материалах Первой ревизии уже императорского периода истории России. Сюда входят «Переписная книга г. Орла» 1718 г. ^[10]; «Скаски пришлых людей, жителей г. Орла» 1721 г. (в архивной описи неверно — «Орлова») ^[29]; «Сказки пополнительные … о драгунах, стрельцах, пушкарях, черкасах г. Орла» 1719-21 гг. ^[28]; «Книга переписная оброчных лавочных, дворовых, огородных, харчевенных и кузнечных мест г. Орла» (в описи неверно — «Орлова») 1718 г. ^[9].

Переписная книга 1718 г., созданная в период перехода на подушный оклад, сочетает в себе принцип подворовой и подушной переписи, причём, в неё внесены все жители города — обоих полов и всех возрастов: такого более нет ни в одном документе изучаемого периода; по ней можно установить полную численность населения Орла. Судить о соответствии порядка этой переписи местоположению дворов на местности пока рано, однако он в точности сохраняется уже во все последующие ревизии. Отмечаются выселившиеся «ис того ж двора» «после переписки 710 году» (т.н. Ландратская перепись), т.е. виден процесс разделения сложной семьи и нового дворообразования, которое далеко не всегда связано с занятием нового дворового места — отделившиеся зачастую поселялись на наёмных местах: делалась в том числе нарезка старых обширных служилых участков на несколько дворов — 3-5. Структурирование материала в книге показывает начавшиеся изменения в социальной структуре и социальной топографии города. Слобода как территориальная единица уступает место церковному приходу, именно храм и принадлежность к его приходской общине начинают выступать как организующее начало в городском пространстве — состав слобод становится всё более сословно неоднородным: начинается переход прежних служилых в посадское сословие. Дворы их остаются на своих местах, но меняют статус — из слободских дворов служилых превращаются в посадские. Опознать их как прежние стрелецкие, пушкарские, драгунские, черкасские позволяет характерная фамилия, указывающая на родовую принадлежность к какой-то из групп служилых людей: без результатов генеалогических исследований контролировать структуру старой слободы на данном этапе становится невозможно. Распространяется явление найма слободского служилого двора представителями посадского сословия, либо выезд на наёмное место при разделении сложной семьи. Все пришлые люди не имели своих дворов — жили только на наёмных. Книга демонстрирует выделение в этот период количественно немалого слоя чиновников — подьячих, и основную локализацию их дворов в Егорьевском и Введенском приходах, т.е. в нагорной, левобережной Заорлицкой части города. В переписи посадских указывается, чем «кормитца» семья, если «работою», то иногда указывается вид работы; если «ремеслом своим», то профиль ремесла; для торговцев — чем торгуют. Пишется, на какой земле стоит двор — «чернослобоцкой», пушкарской, «ноёмной», и какого он «приходу». «Сказки пришлых людей» дают ответ на один из важнейших вопросов о характере прироста населения, о географическом диапазоне мест исхода, о путях прибытия в Орёл новых людей, условиях их жизни в городе и роде их занятий. Как выясняется, они составляли ничтожный процент прироста, не строились своими дворами, занимались в основном наёмной чёрной работой, не оказывая никакого влияния на градостроительный процесс. Однако пути прибытия в город значительной их части совершенно по-новому раскрывают положение и образ Орла как города на реке — крупного речного грузового порта.

Переписная книга г. Орла 1748 г. включает в себя материалы Второй ревизии ^[8]. Подобно Книге 1718 г., структурно она организована по церковным приходам с выделением в специальные статьи служилых людей, только теперь их списки — в конце книги. Во Вторую ревизию учитывались только лица мужского пола, независимо от возраста. Численность стрельцов, пушкарей, черкас и драгун к 1748 году в сравнении с 1718 г. вырастает в два с половиной раза, несмотря на продолжение перехода военных в посадское сословие. Это говорит об устойчивости в Орле служилого сословия, которое во второй половине XVIII в. составит класс однодворцев.

Кроме перечисленных крупномасштабных актовых материалов, сведения для данной работы почерпнуты и из других, более лаконичных по объёму источников: в основном это Росписные списки и Сметные росписи орловских воевод — Л. А. Микулина 153 (1644) г. ^{[2, л. 184-187]}, О. С. Соковнина 163 (1655) г. ^{[6, л. 417-420]}, князя В. Дулова 169 (1661) г. ^{[6, л. 313-315]}, Осипа Тургенева 170 (1662) г. ^{[6, л. 596-597]}, Елисея Синявина 173 (1664) г.^{[6, л. 625-626]}, думного дьяка Семёна Заборовского 165 (1657) г. ^{[6, л. 309-310]} В них содержатся статистические данные по всем группам служилых людей Орла, что позволяет проследить общую динамику их численности. Использован также вновь выявленный фрагмент Сметной годовой росписи г. Орла 1685 г. с поимённым списком стрельцов (80 человек), окончание списка утрачено ^[31].

В дополнение к названным источникам, для понимания судьбы коренного, служилого населения Орла в дальнейшей его истории — после крутых социальных перемен первой половины XVIII в., были привлечены материалы Третьей (1763 г.) и Четвёртой (1782 г.) ревизий, хранящиеся в фондах ГАОО ^{[26, 27]}. Последние содержат полные списки однодворцев всех четырёх городских слобод — прямых потомков стрельцов, пушкарей, казаков-драгун и черкасов. Изучение этих списков позволяет оценить уровень стабильности, сохранности основного генофонда города, и в сопоставлении с материалами Генерального межевания 1778 г., а также всеми данными предыдущих срезов, выйти на важные аспекты в понимании его планировочной структуры и функциональной системы.

Наконец, обнаруженные в Межевом фонде ГАОО планы орловских слобод 1908–1915 гг. ^[1]; [16 – 22] подтвердили сразу три гипотезы автора: о сохранности территориальной структуры слобод с XVI, а генеалогической с XVII вв. — до Октябрьской революции, и о сельской агломерации вокруг екатерининского города как рудименте этой структуры.

Осуществлённая реконструкция территориальной карты Орла начиная с XVI века ^[36] даёт возможность достоверно определить максимальную численность населения в первый период его существования, опираясь на данные о площади городских сельскохозяйственных земель. Огромные территории пахотной земли явно не соответствовали числу наделяемых лиц — размер надела каждого стрельца, пушкаря, казака, черкаса в XVII столетии известен документально. Объяснение этому существует только одно — поскольку земли эти отмежёваны городу в XVI веке и рассчитывались исходя из числа наделяемых лиц, то население Орла XVI века по численности должно было соответствовать их площади. Расчёт, исходя из известных норм XVII в., производится делением общей площади сельхозугодий слободы на размер одного надела — он даёт количество служилых людей в слободе, и, соответственно, слободских дворов. Даже если норма менялась, то, скорее всего, незначительно, и погрешность будет соответствующей. Уже понятно, что население Орла в период его наибольшего военного значения в конце XVI века было огромным — иное объяснение столь гигантским площадям «грацких» земель, по большей части пустовавших в XVII и XVIII веках, найти трудно.

Сделанные расчёты показали такое распределение количества представителей служилых групп в Орле: порядка 1 200 казаков и стрельцов совокупно (установлен факт совместного хозяйствования; собственно стрелецкий надел был совсем невелик), 40 пушкарей и около 50 посадских. С учётом всех членов семей, общая численность населения в Орле в XVI столетии была около 5 тысяч человек и более. Орёл изначально был очень крупным городом, и по территории, и по количеству жителей.

После исследования материалов всех перечисленных выше переписей за период с 1640 по 1748 годы в каждой слободе были выявлены группы, «пучки» фамилий, которые стабильно сохраняются на протяжении всего этого периода времени, переходя из переписи в перепись и составляя родовой, генеалогический костяк слободы.

Сохранились поимённые переписи всех орловских стрельцов за 1640, 1643, 1664, 1685 (неполная), 1697, 1718 и 1748 годы. Они дополняются данными по общей численности за 1645,1648, 1655, 1661, 1662, 1664 годы. Есть списки стрельцов и казаков 1635 г. (характерно их объединение), которые «сошли с Орла» после Литовского разорения. Состав стрелецких сотен восстановился после 1636 г. не только численно, но и персонально. Воевода Б. С. Колтовский в октябре 1635 г. впервые приходит «на Орёл» из Мценска с отрядом из 73 стрельцов и 9 пушкарей: « … И я, холоп твой, тово ж числа, взяв с собою орловских стрельцов и пушкорей и затинъщиков, пошёл на Орёл. И на первом, государь, стану объявилось у меня стрельцов у смотру семьдесят три человека, да девять человек пушкорей и затинщиков. И я, холоп твой, и с теми пошол на Орёл» (курсив мой – И. К.) ^{[5, л. 131]}. Таким образом, списки орловских служилых людей были известны («ести и нета»), орляне не разбрелись бесконтрольно «по розным городом», во Мценске осела значительная их часть (почти половина стрельцов), а списки, составленные позднее, уже в Орле — 24 октября и 17 декабря — дополняют явившихся «налицо», в них фигурируют нетчики. Довольно скоро воеводе Б. С. Колтовскому удалось почти полностью восстановить орловское стрелецкое войско: весной 1636 г. в его составе уже 172 человека ^{[5, л. 268]}. Те стрельцы, которые фигурировали в 1635 г. в списке нетчиков ^{[5, л. 189]}, в 1640 — в составе подворовой переписи: Матвей Малахов, Родион Молеев, Харитон Павлов, Кузьма Бородин, Тимофей Занин, Моисей Сойминов и др. ^{[33, л. 388-397]}.

Укомплектованный состав стрелецких сотен — 200 человек — зафиксирован в перечнях 1640 и 1643 гг. Они делились на 4 пятидесятка и 20 десятков, которые возглавляли, соответственно, пятидесятники и десятники. Список 1640 г. показывает территориальное расположение сотен — «в остроге» и «за острогом». Численность «острожных» и «заострожных» сотен не равна — в остроге поставлено 110, за острогом — 90 дворов. Пофамильно оба перечня совпадают почти на 100 %. Персональный состав острожных десятков достаточно стабилен — меняются десятники, «перетасовки» в заострожных десятках — значительные. В связи с этим говорить об отображении структуры сотен на городском плане проблематично. Оба списка являются самой ранней известной нам фиксацией генеалогического остова Стрелецкой слободы, остававшегося стабильным на протяжении последующего столетия, и позднее. Большинство фамилий остаётся на карте города и в 1697, и в 1718, и в 1748 гг., а также в период Генерального межевания 1778 г.

Таблица 1. Родовой остов Стрелецкой слободы.

Если в 1697 г. большинство служилых не занимается ремеслом, торговлей и промыслами, то на время переписи 1718 г. процесс перехода военных в посадское сословие уже идёт полным ходом. Из 189 стрелецких дворов в 1697 году в 1718 сталось 93 — половина. Дворы не исчезли — они переменили статус, из стрелецких перешли в посадские, но место своё и принадлежность прежним стрелецким фамилиям сохранили. Поэтому их следует искать в перечне посадских в соответствующих церковных приходах:

Таблица 2. Распределение посадских из стрельцов по приходам.

Некоторые стрелецкие участки сдаются внаём, в том числе прежним стрельцам, перешедшим в посадские. В отдельных случаях, по-видимому, владелец уже перешёл в посадские, а двор ещё оставался в составе стрелецкой земли, и этот прежний стрелец должен был платить за свой двор как за взятый внаём. Так что встречающаяся в документах формулировка: «живёт на стрелецком (наёмном) месте» для бывшего стрельца не всегда означает переселение на другой двор.

В целом, после сопоставления списков 1640, 1697 и 1718 г. надо констатировать абсолютную сохранность родового фонда Стрелецкой слободы: все фамилии, за исключением лишь нескольких, переходят из списка в список, большинство — по принципу прямого родства, т.е. в более поздних имена становятся отчествами, помимо сыновей фигурируют вдовы и братья тех же лиц. Список 1697 г. на 75% сохраняет пофамильный состав списка 1640 г. (142 из 189 фамилий), 75 человек из списка 1718 г. — те же лица, что и в 1697 г., а также их кровные родственники — сыновья, вдовы, братья. Перепись 1697 г., как и все предшествующие, — подворовая, поэтому количество служилых «единиц» равно количеству дворов, в определении которого нужно ориентироваться на указанное в приправочной Разборной книге 1687 г. — 189: можно сказать, что оно почти не изменилось с 1630-х гг.

Для понимания общей динамики численности населения Стрелецкой слободы в XVII веке приведём итоговые данные на известные даты.

Таблица 3. Динамика численности стрельцов в XVII в.

Этот ряд данных показывает «пульсирующую» динамику населения слободы, которая, однако, прочно «подвязана» к первоначальному набору — 200 единиц. Падая в середине века, кривая вновь поднимается до исходного значения к его концу. Учитывая это и зная о прямой корреляции служилой единицы и городского двора, можно заключить, что застроенная территория города, его селитьба, вряд ли имела выраженный рост в данный период; пустовавшие какое-то время дворовые места вновь осваивались с восстановлением упавшей было численности населения.

Соотношение стрелецких и посадских дворов в слободе на 1718 год показано в таблице. Общее число стрельцов мужского пола — 156 человек, это в полтора раза меньше, чем в 1664 году (215). Однако соотношение выравнивается, если учитывать переход в посадское сословие: совокупно обе категории дают уже известное нам приближающееся к 200 дворам значение, устойчивость которого говорит о пространственной стабильности стрелецкой селитьбы на протяжении почти столетия.

Таблица 4. Соотношение посадских и стрелецких дворов в 1718 г.

Список 1748 г. повторяет последовательность лиц в перечне 1718 г., т.е. сохраняет в себе его подворовую структуру, и обнаруживает тот же принцип прямого родства, что и предыдущие списки. К 1748 году мужское население Стрелецкой слободы достигает 304 человек — такое изменение можно объяснить только повышением рождаемости: территориальный рост селитьбы, по-видимому, был незначительным — в списке 1748 г. по окончании перечня, в целом совпадающего с 1718 годом, есть продолжение, небольшой «хвост» или остаток, который может указывать на увеличение числа дворов. Тем не менее, по переписи 1748 г. не видно активного дворообразования, чего нельзя сказать о перечне 1782 г. Рост и разветвление семейств приводят к тому, что на месте 1 двора представителей данной фамилии в 1718 и 1748 гг. в 1782 г. оказывается уже 3, 5 и более дворов их детей и племянников. Сличение этих данных с Полевыми записками 1778 г. ^[25] заставляет думать, что новые дворы образовывались дроблением более крупных участков. Ревизия 1782 г. показывает сохранность основного блока стрелецких фамилий, которые мы знаем на конец XVII в. Всего в слободе 181 однодворческая усадьба. Тот факт, что дворы старых, известных ещё с XVII в. фамилий с прямым родством обнаружены на Плане 1778 г. далеко от центра города, по самым краям кварталов, примыкающих к Полесской площади, говорит о том, что граница городской селитьбы в 1778 г. проходила примерно там же, где она была и в 1718, и в 1687 гг. В целом представляется, что застройка слободы не была скученной, усадьбы первоначально не примыкали вплотную друг к другу, между ними оставались свободные участки, которые впоследствии занимали люди, поселившиеся в слободе «из найму», как об этом сказано в Полевых записках 1778 г. При этом уже в XVII в. застроены были все кварталы по долевым улицам между Вышней Корчаковской и Верхним Черкасским переулком.

Казачьи, а потом драгунские Покровская и Пятницкая слободы составляли самое обширное территориальное образование в структуре средневекового Орла. Такие поистине гигантские земельные площади могли быть отказаны в оклад только соответствующему числу служилых людей, из чего мы сделали вывод о количестве городовых казаков в Орле XVI века более чем в 1000 человек и о многократном преобладании этой группы военного сословия над всеми остальными. Однако в следующем столетии ситуация изменилась. О количестве казаков после Смутного времени мы знаем совокупно с числом стрельцов — 500 человек ^{[5, л. 431]}. Во вновь выявленных сопроводительных документах писцового дела 1684 г., относящихся к 1630-м — 1640-м годам, приводятся данные о двух казачьих сотнях накануне Литовского разорения — Покровской и Пятницкой ^{[3, л. 288-290]}. Динамика численности казаков-драгун в XVII в. показана в таблице, резкий скачок происходит к концу столетия:

Таблица 5. Динамика численности казаков-драгун в XVII в.

Очевидно, что демографический процесс внутри разных слобод в XVII в. не параллелен: в Стрелецкой, временно понижаясь, он стабильно удерживает первоначальную высокую отметку, в казачьих-драгунских динамика неуклонно восходящая. В результате, к концу XVII в. драгунская Покровская-Пятницкая слобода, как и в XVI веке, — вновь самая крупная в городе не только по площади, но и по населению.

Семейство характерных орловских казачьих-драгунских фамилий показано в таблице. Окончательно демографический каркас драгунских слобод сформировался к концу XVII века, параллельно с ростом и стабилизацией численности их населения. В дальнейшем он не подвергался серьёзным изменениям, население Заокской части Орла росло естественным приростом из этой родовой общности. Список 1718 г. впервые после списка 1638 г. показывает деление драгун (бывших казаков) на Покровских и Пятницких, прибавившиеся в 1697 г. новые фамилии прочно влились в их родовой костяк, стали характеристичными в плане принадлежности именно к этим слободам.

Таблица 6. Родовой остов Покровской-Пятницкой слободы.

Экспансия посадского элемента здесь не так интенсивна, как в Нижнем городе:

Таблица 7. Соотношение посадских и драгунских дворов в 1718 г.

Иной и сам принцип формирования посадского населения. Если в слободах междуречья характерен переход из служилых в посадские — это видно по преобладанию среди последних старых служилых фамилий, то в Покровской слободе посадские представлены в основном фамилиями, не входящими в её родовой фонд:

Таблица 8. Пофамильный состав посадского населения Покровской слободы в 1718 г.

Динамика застройки и населения Драунской слободы видна здесь:

Таблица 9. Динамика Драгунской слободы в впервой половине XVIII в. (без учёта посадских).

Количество дворов не росло в той же пропорции, что и население. Увеличивалась его плотность, как и плотность застройки, но не площадь селитьбы. Как мы уже видели по стрелецким спискам, книга 1748 г. повторяет порядок перечисления дворов в 1718 г., и здесь имеется характерный остаток, «хвост» из чуть более 30 имён, не совпадающих с подворовым перечнем 1718 г. — это и будет, очевидно, показатель расширения селитьбы. Внутри же списка видно разветвление родов; новые или вновь появляющиеся, например, Бабенковы (впервые — в списке 1697 г.) — компенсируют выбывших; основной блок совпадает. В результате в основной части списка совпадает в целом и количество дворов. (Таблица 10). Аналогичная ситуация в Покровской слободе. Фамилии Позняковых, Бирловых и Ковыршиных происходят от уездных детей боярских, соседствовавших поместьями с Пятницкой слободой (село Лаврово — Позняков, Ковыршин).

Таблица 10. Динамика подворового расселения Драгунской слободы в 1718–1748 гг. по Переписным книгам.

О расположении пушкарских дворов в остроге, в приходе Богоявленской церкви, по обе стороны т.н. «Редовой дороги», т.е. в квартале между современной Гостиной улицей и берегом Орлика и напротив, известно по документам, цитируемым А. Г. Пупаревым, всего 36 дворов на период 1630-х–1640-х гг. ^{[39, с. 3, 4.]} На тех же местах эти дворы стояли и в XVI веке: « А преж, Государь, сево нам, холопем твоим, даваны места по дворы в остроге. А ныне те наши дворовые места, которыми преж, государь, сево, до Литовского разоренья, мы, холопи твои, владели, не отданы никому, лежат порожни» ^{[5, л. 322]}. На устойчивую локализацию Пушкарской слободы здесь указывает принадлежность пушкарских дворов и в 1718 г. исключительно Богоявленскому приходу, несмотря на то, что основная часть пушкарских земель находилась далеко отсюда, за Студёным верхом. Вряд ли подлежит сомнению то, что селитьба существовала исстари и на тех землях: в Под Девяти Болоты до Литовского разорения стояло 11 дворов рассыльщиков ^{[14, л. 59 об.]}, о наличии застройки на небольшом островке Пушкарской земли от Студёного верха до Царёва брода, зажатом между церковными и Посадской землями, свидетельствует заголовок межевого плана 1778 г. ^[7].

Данные о численности пушкарей до Литовского разорения в разных источниках отличаются. Б. С. Колтовский свидетельствует о 76 лицах пушкарского звания ^{[5, л. 431]}, челобитная пушкарей на царское имя 1635 г. — о 56 ^{[5, л. 322]}, челобитная, на которую ссылается А. Г. Пупарев — о 36 ^{[39, с. 3-4]}. Последнее согласуются с нашими подсчётами.

Пофамильный состав орловских пушкарей будет ярко «звучать» на карте города и в XIX, и в XX веках, останется этот отзвук и в классической русской литературе. В 1697 г. фамилии 27 человек — из списка 1643 г., 31 – из списка 1664 г., 8 представителей новых фамилий. Как и в других группах служилых людей, есть фамилии, встречающиеся и там, и там: Новогородцов, Анцыфоров, Крутиков, Федюкин, Колачников, Телегин, Чеботарёв, Шетохин — стрелецкие; Кошеверов, Воротников — драгунские. Представители одного рода записывались в разные группы служилых, были и переходы из одной группы в другую. В целом, как и во всех других группах населения Орла, «гроздь» пушкарских фамилий оказывается крепко сбитой и не рассыпается ни в XVII в., ни в последующее время. Это постоянство прослеживается даже в подгруппах пушкарского чина: из 4 воротников в 1643 г. в дальнейшем остаются 2 фамилии – Болдырев и Минаев, в 1697 г. их дети и внуки составляют уже две половины воротников, с прибавлением новых – Зелениных и Закурдаевых. В казённых кузнецах с 1664 г. закрепляются фамилии Азаровых и Курбатовых.

Таблица 11. Родовой остов Пушкарской слободы.

Данные 1718 года показывают активное вливание в центр города посадского сословия: в исключительно пушкарском Богоявленском приходе тогда насчитывалось только 36 пушкарских и 75 посадских дворов. Часть бывших пушкарей оказалась в стрелецком Никольском приходе на наёмных стрелецких землях; некоторые, там же, на своих — Котельниковы, сильно разросшееся семейство Серебрениковых, Власовы: Пушкарская слобода с XVI века частично занимала левую сторону Редовой дороги, попадая в территорию Никольского прихода. Среди 75 посадских дворов Богоявленского прихода пушкарских фамилий немного — Антошин, Серебреников, Чюпахин, Сельчюков, Озаров, Овчинников, Курбатов, Из них только 8 семей живут на своих старых пушкарских дворах — бывшие казённые кузнецы братья Матвей и Сидор Лазаревы дети Курбатовы, Василей Володимеров Антошин с племянниками, 2 семьи Кочетовых, Данила Михайлов сын Серебреников, Сава и Карп Фёдоровы дети Серебрениковы (Никольский приход). Многие посадские Богоявленского прихода (18 дворов) нанимают дворовые места у стрельцов — прежнее, видимо — чёткое, разделение и соответствие «слобода — приход» размывается. В этом, конечно, сказалась непосредственная близость и храмов, и дворов разных слобод. С другой стороны, серьёзные социальные сдвиги, которые переживал город в эти десятилетия, привели к тому, что не всегда нанимаемый или владельческий двор находился вблизи приходского храма его жителей. Например, Овчинниковы, Сельчуковы, оставаясь в пушкарском Богоявленском приходе, переехали жить на чернослободскую и пушкарскую полевую землю. Некоторая, совсем небольшая, часть пушкарских дворов в Богоявленском и Никольском приходах (11 дворов) сдаётся посадским внаём.

В итоге, в числе 75 посадских дворов Богоявленского прихода старых пушкарских — не так много, всего около 20. Пушкари, становясь «купецкими» людьми, выселялись либо на наёмные места поблизости, в Стрелецкую слободу, либо на чернослободскую или пушкарскую землю за Студёным верхом — на территории их слободы около Богоявленского храма становилось слишком тесно, план 1778 г. показывает здесь 3 небольших квартала. Тем не менее, в 1718 году они официально считались пушкарскими землями ^{[10, л. 463 об.]}. По полевым запискам Генерального межевания 1779 г. видно, что старых пушкарских фамилий в этих кварталах почти не осталось, некоторое их число — по другую сторону Московской улицы, в Никольском приходе — Зеленин, Серебреников, Антошин, Дубровин, Кулабухов ^[24]. Надо полагать, что Пушкарская слобода ко второй половине XVIII в. почти полностью, за исключением отдельных семейств, перешедших в посадские, освободила от своей селитьбы центр города, переместившись на свои старинные писцовые земли за Студёный верх. И уже здесь в 1778 г. встречаются многие известные нам фамилии — Кулабуховы, Власовы, Антошины, Болдины, Закурдаевы, Минаевы, Канунниковы, Шетохины, Анищевы, Макаровы, Красильниковы ^[23]. Как показывает План 1778 г., Пушкарская слобода за Студёным верхом образовала 4 квартала, контуры которых угадываются на Плане г. Орла 1877 г. землемера Древитца, где обозначена внутриквартальная парцелляция. К тому же, форма и ориентация дворов в этой части уже регулярной сети кварталов резко отличаются от окружающей правильной прямоугольной нарезки — они идут наискосок к красным линиям, частично с загибом, «завихрением» внутрь квартала. Это позволяет говорить о сохранности подворовой планировки с дорегулярного времени.

Динамика численности лиц пушкарского звания в Орле в XVII в. выглядит следующим образом:

Таблица 12. Динамика численности лиц пушкарского звания в XVII в.

В целом видно слегка колеблющееся, но устойчивое число пушкарей в Орле XVII в. — 30–35 служилых единиц, что меньше известных нам по свидетельствам 1630-х гг. значений XVI в., но соответствует площадям пахотных земель. К концу столетия численность резко возросла в 2 раза естественным приростом.

В XVIII в. пушкари уходят из центра города в слободу за Студёным верхом. Селитьба здесь существовала уже в конце XVII в. — 90 пушкарских дворов в 1687 г. не могли поместиться в узкой полосе между Редовой дорогой и рекой Орлом у Богоявленской церкви с расположенными здесь лавками и другими строениями орловского Торга. В Писцовой книге 1685 г. напротив церковных Афанасьевской и Егорьевской земель, земли Данилова починка указывается не «пушкарская земля», а «Пушкарская слобода», пушкарские дворы за Студёным верхом показаны на Чертеже г. Орла 1741 г. — до Водомойной рытвины, за ней шла уже «пушкарская полявая земля». Из всех орловских слобод Пушкарская — единственная претерпевшая такую «миграцию», все другие оставались на своих местах. С 1718 по 1748 возрастает и население слободы, и количество дворов, к 1778 г. — до 91 двора ^[23]. Не все они пушкарских фамилий и пушкарского чина, но именно здесь сохранился наибольший, в сравнении с другими слободами, процент однодворцев: почти 60% — 52 двора, не считая дворы бывших пушкарей, ставших к тому времени купцами и мещанами. Особенность расположения однодворческих дворов — группами на едином обширном «брацком» месте — в этой слободе также преобладает. Пушкари оказались наиболее консервативной социальной группой военного города, устойчивой в сохранении своих особенностей, проявившей некоторую инертность к переходу его из военного типа в торгово-ремесленный. Возможно, тут сказалось ограничение их прав на занятие торговлей и ремёслами Соборным уложением 1649 г., в отличие от стрельцов, вольных заниматься этим наравне с посадскими без взятия в тягло.

Стюдёная слобода в долитовское время была казачьей, но были ли это казаки-черкасы — утверждать нельзя. Первый список орловских черкас относится к 1640 г. (34 человека), следующий — к 1643 г. (38 человек). Почти все фамилии совпадают, порядок перечисления совсем иной, так что установить связь с расположением дворов на местности пока невозможно. Появляется несколько новых имён – Филон Кузнец, Иван Олтухов, Иван Филонов. В 1660 г. Черкасская слобода была заселена вновь, повторно. В 1664 г. из первых двух списков остаётся только 10 фамилий, служат, видимо, дети прежних черкас. Всего в слободе — 48 человек (дворов). Новые фамилии маловыразительны, все производные от мужских имён — Савельев, Сидаров, Григорьев и т.п., как, впрочем, и в предыдущих переписях. Но есть и запоминающиеся, характерные — Бердников, Ткач. Появляются фамилии из других групп служилого сословия — стрелецкие Радин, Андросов.

Смотреный список 1697 г. окончательно убеждает нас в том, что черкасы были самой нестабильной категорией населения Орла — пофамильный состав вновь кардинально меняется. Черкасов тогда в городе две половины, всего 46 человек (и здесь, и выше указаны служилые единицы) — как видно, число их даже сократилось, что противоположно общей тенденции во всех других группах. Более того, в переписях и 1697, и 1718 г. не отразилось, подобно прочим слободам, завершения кристаллизации её родового состава. К сохранившимся лишь некоторым старым добавляется много новых фамилий — Шишков, Шмуля, Дубинин, Тельной, Лут, Корастелёв, Щедриков, Ратеев, Будынцов, Камарев, Слесарь, Калмык, Седой, Смирной, Шеталов, Новиков, Коренев, Голиков. Однако в 1718 г. в Черкасской слободе, которая вся относилась к Воскресенскому приходу, остаётся всего 23 двора и очень немногие фамилии из самого развитого списка 1697 г. — Дубинин, Саколёнок, Щедриков, Коренев, Лутов, Новиков, Смирной, Голиков, Корастелёв, Распутной. Среди 36 посадских дворов Воскресенского прихода черкасских фамилий только две — Фёдоров и Седой: в переходе в посадское сословие черкасы ещё более консервативны, чем пушкари. В списках 1748 и 1782 гг. родовая структура 1718 г. фиксируется — на этот период уже можно говорить о стабилизации Черкасской слободы, позднейшей по срокам среди всех других орловских слобод. Ревизия 1782 г. здесь, как и в Стрелецкой слободе, показывает увеличение количества дворов одной фамилии. Проекция родового состава на План 1778 г. даёт ту же картину свободной расстановки однодворческих дворов, что и в Стрелецкой слободе, и постоянство границ по крайней мере с кон. XVII в.; промежутки активно заполнялись съезжавшимися сюда «купецкими» людьми — в том числе выходцами из однодворцев других слобод, а также представителями знати, образовавшими здесь даже отдельный квартал C — П. Б. Шереметевым, Е. Р. Дашковой, И. А. Головкиным.

Орловский Посад как селитьба при крепости никогда не был местом расселения посадских людей. Об этом уже не раз было сказано. Посадская слобода никогда не прилегала непосредственно к крепостному ядру, не составляла характерной для торгово-ремесленного города территориально-пространственной триады: крепость — торг — посад. К 1646 году относится первая известная перепись на орловском Посаде дворов, не относящихся к служилым слободам ^{[11, л. 516-521 об.]}. 17 из них — осадные дворы детей боярских. Заметим, что при многочисленности орловского «служилого города» — более 1000 детей боярских в конце XVI века и 800 — после восстановления — в самом Орле никогда не было большого количества осадных дворов — служилые помещики не стремились обосноваться в городе. Согласно Переписной книге 1646 г. в остроге и за острогом располагались «дворы дворян и орлян детей боярских, а те у них дворы приезные для осадново времени»: М. О. Пущина с живущим на нём невёрстанным сыном боярским Ф. О. Гольтяевым, Порамона Жилина, Сергея Носина, Омельяна Орнаутова, Воина Козина, Василья Цурикова, Микиты Цурикова, Меркулья Орехова, Петра Рослякова, Михаила Жилина, Артемона Булгакова, Калины Чюнихина, Гаврила Тенетилова, Нефёда Муравейникова, Тараса Пальщикова, Игнатья /Ан/дреянова, Василья Харечкина. Это первые жившие в Орле представители дворянского сословия, о которых мы знаем документально, и данный список на то время — исчерпывающий. Судя по тому, что на всех 17 осадных дворах жили дворники, некоторые с семействами, а на двух — невёрстанные дети боярские, это были не примитивные осадные клети, а полноценные городские дворы. Среди дворников встречаются фамилии стрельцов — Киреев, Сысоев, которые перешли потом в драгунские; стрелецкую с 1664 г. фамилию Тороканов носил в 1646 г. гулящий человек, то есть из прежних посадских, то же относится к фамилиям Масленик/ов/, Подтычинин.

Кроме этих 17 осадных дворов детей боярских были «на Орле в остроге дворы приезжие колужен торговых людей боярина Никиты Ивановича Романова, а те дворы у них для хлебные покупки и иных товаров, что в них приезжают на время" ^{[11, л. 515 об. – 516]} — Серёшки Михайлова с прикащиком Ивашкой Кондратьевым, Фомки Олтухова с гулящим человеком Ивашкой Яковлевым, Трифона Олтухова с отставленным стрельцом Васькой Сипиным, Омельки Рогаткина с нищим Ондрюшкой Слепым, Титки Филатова с гулящей вдовой Офросиньицей, Тихона Маркова без жильца, всего — 6 дворов. Вновь упомянутые здесь «гулящие люди» — это разорившиеся посадские, потерявшие самостоятельное хозяйство ^[40]. Таких людей, рассредоточенных по дворам орлян, надо полагать, было в городе немало — они-то или их дети и внуки и составят число тех, кто в 1672 году заявит «посадскую старину» и заложит демографическую основу Посадской слободы, не терявшую таким образом родовой связи с Чёрной слободой XVI века.

Первый полный список посадских даёт Переписная книга г. Орла и уезда 1678 г. писца Е. М. Норова и подьячего Саввина Репьева ^[13]. В ней сказано, что «слобода Посацкая на Орле за острогом построена внове со 184 (1676 – И. К.) году на посацкой земле». На этой старой чернослободской земле тогда стояло 39 дворов со 100 жителями мужского пола и 1 солдатский двор. 21 посадский двор стоял на наёмных местах и был разбросан по слободским землям — стрелецким, пушкарским и казачьим-драгунским. На «арендованных» дворах проживало 35 человек.

В фамилиях посадских людей сразу бросается в глаза их ординарность, заурядность в сравнении с выразительными фамилиями служилых. Большинство их образовано от мужских имён — Петров, Михайлов, Фёдоров, Тимофеев, Филипов, Антонов, Яковлев, Васильев, Семёнов, Иванов, Микифоров, Андреев, Ильин, Степанов, Лукьянов, Максимов, Борисов и т.д. Но некоторые выделяются — Аристов, Потанин, Шевелёв, Месников, Суслов, Нобоков, Грибачёв, Черёмуха. Несколько фамилий совпадает с известными нам служилыми — Овчинников, Плотников, Дубровин, Суворов.

Увеличивается число приезжих торговых дворов — с 6-ти в 1646 г. до 15, но в 1678 г. это совсем другие люди. Расширяется география регионов, откуда приезжают в Орёл торговцы. Кроме Калуги это Коломна, Белёв, Москва, подмосковные государевы дворцовые сёла. Москвичи начинают играть особую роль в торгово-хозяйственной жизни Орла. Это представители Садовой и Кадашевской слобод — кадашевцы Брусенцовы, Остафьевы, садовники Ивановы, Чанин, Хвасливые. Помимо острога, приезжие торговые дворы как бы отдельной «слободкой» разместились «в Драгунской слободе за Окою рекою на церковной земле Никиты Христова мученика» — 8 дворов.

В русле общей тенденции тех лет, в Орёл хлынула древняя родовитая аристократия из центральных областей страны: их старые земли истощились, а южнорусские чернозёмы прежнего пограничья во второй половине XVII в. уже далеко отстояли от рубежей государства. Этим объясняется появление в центре города дворов «для приезду и осадного времени» боярина И. М. Милославского, взявшего в вотчину непосредственно примыкающие к городским, стрелецким и черкасским, земли села Сабурова с бывшей отхожей стрелецкой землёй «за рекою Отцном», боярина, дворецкого и оружейничего Б. М. Хитрово, окольничего А. С. Хитрово, представители рода которых ещё в конце XVIII в. владели деревнями в Неполоцком стане по берегам Оки — Верхним и Нижним Гонючим (совр. Касьяновка), боярина, князя Ю. П. Трубецкого, боярина, князя И. Б. Репнина, стольника П. М. Пушкина, стольника князя И. И. Дашкова, боярина П. М. Салтыкова, стольника М. Л. Плещеева. Следует отметить, что в реконструкциях В. М. Неделина расположение их дворов показано не совсем точно. Неделин, трактовавший в данном случае понятие «другой острог» как т.н. «острог князя Василья Дулова» ^{[38, с. 126-128]}, разместил все эти дворы около Богоявленской церкви, между храмом и Редовой дорогой. В действительности, они располагались гораздо свободнее, перемежаясь с дворами и лавками «разных чинов людей», включая кварталы с другой стороны Редовой дороги, в приходе ц. Николая Чудотворца, о чём мы знаем благодаря обнаруженному недавно плану центра г. Орла 1699 года. Здесь стояли дворы Трубецкого и Хитрово. На этой же стороне, по-видимому, был и двор И. М. Милославского, о чём говорит описание орловского Торга 1718 г. ^[9].

Кроме дворов столичной знати, в центре Орла, в застройке, и тогда, и после того носившей смешанный характер, стояли дворы местной «элиты», которые интересно соотнести со списком 1646 г. В Нижнем городе, очевидно, на тех же местах, стоят дворы Жилиных, Булгаковых, Цуриковых, за рекой Орлом, «в приходе церкви Георгия Страстотерпца» — дворы Жилиных, Орнаутовых, Некрасовых. В остальной части списки не совпадают, в 1678 г. некоторые имена уходят, появляются новые: Увара Маслова — в Нижнем и Верхнем городе, З. С. Оболмасова, вдовы М. С. Овсяниковой, Ф. В., М. В. и Максима Телегиных, Т. Г. Латырева, И. И. Мишкова — в Верхнем. Впервые показаны подьяческие дворы – Фёдора Фаддева в Нижнем городе, Ивана Сьянова — «за рекою за Орлом».

Общее количество дворов знати, дворян и чиновников в Орле 1678 г. — 29. Вместе с 21 посадским двором за пределами Посадской слободы — суммарно 50 дворов — оно значительно уступало численности дворов стрельцов, пушкарей и казаков (драгун) — основного населения Орла. Однако эти немногие дворы за рекой Орлом, а также непосредственно примыкающие и входящие в «грацкие» земли поместья детей боярских — Жилиных, Ламоновых, Опальковых, Мишковых, их осадные дворы в этой части города — определили особенность формирования этого района как привилегированного. В 1718 г. здесь суммарно — в Георгиевском и Введенском приходах — 31 подьяческий двор. Для сравнения, в Богоявленском приходе их 6, в Никольском — 3. Если состав населения всех других частей города был смешанным, а в секторе междуречья в то время — уже достаточно пёстрым, то здесь совершенно очевидна моносоциальная тенденция. Этим Заорлицкая часть резко выделяется среди остальных.

Перепись посадского населения Орла 1718 г. — самая близкая по времени известная нам после 1678 г. В приходе Успенской церкви — храма Посадской слободы — уже 149 посадских дворов, иных нет. Из старых посадских фамилий, по списку 1678 г., сохраняются Потанин, Грибачёв, Суслов, Мясников, Антонов, Яковлев, Плотников, Козаринов, Овчинников, Черёмухин, Суворов, Семёнов. Старые посадские Шевелёвы, Степановы записаны в Богоявленском приходе. Но кроме них, перечень 1718 г. содержит целую россыпь характерных, запоминающихся посадских фамилий, которые появляются впервые, а в дальнейшем многие из них будут уже определять подворовую карту города вплоть до масштабных социальных потрясений после 1917 года. Не меньшее число фамилий приходит в посадские из служилых чинов.

Таблица 13. Распределение посадских фамилий по происхождению

По этим перечням видно кратное преобладание стрелецких фамилий, вдвое меньшее число — пушкарских и драгунских, что подтверждает сделанные прежде выводы о разной степени интенсивности перехода служилых в посадские в разных группах служилых людей. Нельзя пройти мимо большого количества фамилий, в своём корне содержащих название ремесла или промысла. Фамилии такого типа встречаются не только среди посадских, но и изначально, в самых первых списках служилых, что заставляет предполагать в них прежних посадских, «долитовского» периода, после 1635 г. записавшихся в служилые.

Книга оброчная лавочным и дворовым местам 1718 г. подтверждает вывод о том, что служилые люди в Орле не занимались торговлей — она была исключительно прерогативой посадских. Из 95 лавок на орловском Торгу только 1 принадлежала драгуну Афонасью Порывкину, остальные — орлянам посадским людям. Но и не все посадские вели торговлю, о многих в Переписной книге 1718 г. сказано, что они «кормятца работою своею», часто уточняется, какой: бондурною (Бондырев), «кузнецкою», «чеботарною», «портным мостерством», извозом, «пекут колачи и делают овчины» (Овчинниковы), делают окончины, шапки (Шапочниковы), крашенины (Красильников), свечи восковые, «серьги медныя», «серьги серебреные», «козлы чёрныя», горшки и кирпичи, «бьют в Мясном ряду скотину», «бьёт конопленое масло», «имеют … квасной промысл» «пашут землю и сеют хлебом», «ходят по стругам» (или «струговою работою»), «предёт пеньку, делает струговые снасти». Торговали орловские посадские люди рыбой, хлебом, «дёхтем», хмелем, щепным товаром, лыками, «кожею», «яблаками», «авсом», салом, пенькою, мёдом, лошадьми, скотиной, «остатками хлебными», «колачами и квасом», «щепьём и … посудою стеклянною», «струговыми снастьми», «в Мескотинном ряду», «в Месном ряду», «ссыпая хлеб», «ездя по деревням». 68 дворов не платят тягла «за скудостию» — бедных в посадском сословии Орла много, это бросается в глаза при чтении списка. Есть и такие, кто «таскаетца по миру».

В 1718 г. в Орле насчитывалось 400 посадских дворов и 399 служилых — равное количество. Кроме того — 40 подьяческих дворов, дворы священников 9-ти приходских церквей и дворы верхушки общества, которые в Переписных книгах не писались. Общее количество дворов таким образом составляло не более 1000, что было меньше, чем в XVI в. — ещё одно доказательство мнимости т.н. «роста города». В период кон. XVII–сер. XVIII в. наблюдается выраженный рост населения в связи с повышением рождаемости, однако этот рост, по всей видимости, не вызывает соответствующего разрастания городской селитьбы, которая вмещает увеличивающееся количество жителей посредством уплотнения застройки и повышения плотности населения. О том, что увеличение количества дворов шло путём деления существующих крупных участков, свидетельствует Оброчная книга 1718 г.: в ней упоминаются слободские места служилых с количеством дворов от 2-х до 5-ти. В Межевой инструкции 1766 г. даже было специально запрещено такое дробление однодворческих участков. Не давало поначалу прироста селитьбы и появление посадских дворов: к примеру, в драгунских слободах, согласно Оброчной книге 1718 г., все посадские дворы — наёмные, т.е. построены на старых драгунских местах.

Относительно мнения о приросте населения города извне документы дают все основания для скептицизма. Остаётся пока неясным, откуда появилось большинство оригинальных посадских фамилий — были ли это гулящие люди, жившие «за» служилыми; или прежние военные, переходя в тягло, назывались новыми фамилиями, соответствующими их промыслу, — но все «пришлые люди, жители города Орла» за 30 лет до 1721 г. известны нам поимённо, и ни один из них не имеет своего двора, большинство «кормитца чёрною работою», некоторые — «портным мостерством», почти половина «ходит по стругам» «в кошеверах». Всего за указанный срок в Орёл прибыло 75 человек — это очень малое количество. По переписи 1748 г. видно, что задержались из них в городе лишь единицы. Характерно, что в большинстве семей пришлых нет детей. Таким образом, миграция населения в Орёл носит случайный характер и не оказывает влияния на демографический процесс. Однако она выявляет одну из главных характерных черт города, которая в этих, казалось бы, малозначительных обстоятельствах высвечивается с особенной ясностью. Хотя география миграции довольно широка — это Сызрань, Псков, Новгород, Великие Луки, Архангельск, Тула, Ряжск, Москва, Усмань, Олонец, Смоленск, Суздаль, Стародуб, Витебск, Кричев, Пронск, Тобольский уезд, Елец, Крапивенский уезд, большинство приехавших в Орёл — выходцы из городов и уездов Поочья и Поволжья: Коломны, Серпухова, Каширы, Можайска, Елатьмы, Тарусы, Калуги, Мурома, Павлова, Рязани, Пронска, Сызрани, Нижнего Новгорода, Костромы, Ярославля, Симбирска, Чебоксар, Твери. Все они пришли в Орёл на стругах, где нанимались кашеварами («кошеверами»). Это говорит о том, что основным транспортным путём, соединявшим Орёл с другими регионами России, был речной путь. Роль реки Оки как главной транспортной артерии выявляется здесь со всей очевидностью, во всём её значении. Связь Орла с рекой видится иначе, чем мы привыкли себе представлять: Орёл — город на реке, связанный с нею непосредственно и активно — деятельностно; роль Оки — не «рекреационная», какой мы воспринимаем её в современности; река — стержень города, его главная жизненная струна, ось, вокруг которой вращается его функциональная система. Орёл — портовый город, акватория Оки в его пределах — место стоянки множества судов, вся окская набережная в границах городской селитьбы — порт, имеющий несколько причалов по обоим берегам, где расположены склады для грузов, в основном ссыпные амбары, с бечевником и бурлаками. Корабли, их мачты и паруса не одну сотню лет были главнейшей чертой образа этого города, а трудовые будни его жителей разворачивались на реке, всё существование Орла было обусловлено рекой и словно «пропитано» речным запахом.

Как же трансформировался описанный территориально-демографический комплекс после екатерининских реформ и в каком виде дошёл до нашего времени? В обнаруженных автором в фондах РГИА письмах графа М. Ф. Каменского 1802–1803 гг. есть такое свидетельство: «… многим даны от казны безденежно места, и дворянам, и купцам да и с переселением с тех мест прежних владельцов однодворцов из принуждения в новыя слободы …» ^{[4, л. 123 об.]}. В 1864 г. однодворцы переименованы в государственных крестьян. Выявленные в ГАОО планы слобод начала XX в., эксплицированные пофамильными списками владельцев участков — государственных крестьян этих слобод, — позволили связать результаты территориального и демографического исследований, показав, что на 1908–1915 гг. не изменились не только древние границы слободских земель, но и родовой состав живущего на них населения — прямых потомков стрельцов, казаков, пушкарей и черкас, коренных жителей Орла, вытесненных екатерининской реформой за отведённую «городскую черту» и сохранивших на отрезанной от ядра части земель города первоначальный уклад его жизни с XVI в. (см. иллюстрации). Совершился как бы «исход» значительной части коренного населения, не вписавшегося в новые стандарты городской жизни, на свои писцовые слободские земли, благодаря которому удержались и структура этих земель, и формы хозяйствования на них. Процесс эволюции города предстаёт здесь как бы в «вывернутой», обратной перспективе, центробежной, относительно общепринятой урбанистической доктрины, — не село питает город, тяготеет к нему, а древний, исконный город «разворачивается» в окружающее сельское пространство, консервируя в нём свои устои. Древний Орёл, Орёл XVI–XVII вв. сохранился в сельской округе города Нового времени, «перешёл» в неё.

Урбанистическая концепция, основанная на противопоставлении города сельской среде, после проведённых исследований начинает существенно колебаться. Город видится уже не как абстрактная, безличная масса кварталов и «застройки». Базовой единицей градостроительной структуры выступает индивидуальная усадьба-домовладение конкретной, имеющей фамилию и родовую историю проживания здесь семьи. Эта единица — усадьба-домовладение — персонализированная, она обладает личным выражением. Город предстаёт как город людей в прямом смысле слова, его социальным «модулем» — прямым эквивалентом градостроительного модуля — выступает семья владельцев городского двора. Такой склад коренным образом отличает его от современного, как в музыке отличается монодия от полифонии или гармонического склада. Отголоски этого ещё присутствуют в адресных книгах XIX в., где указывалась улица и — не номер дома, а имя его владельца: «Садовая ул., дом такого-то». Личная, персонализированная городская топография — свидетельство такой же организации градостроительной структуры. Это безусловно роднит город с деревней, в пространственной организации которой лежит тот же именной принцип.

Выявление и оценка роли сельскохозяйственных угодий в общей структуре города, его функциональной системе, социальной топографии, организации жизни в целом позволили, исходя из площадей его сельхозземель, рассчитать численность его населения в XVI в. — порядка 5 тыс. человек и более — и сделать вывод о том, что Орёл XVI в. был крупным городом, едва ли не крупнейшим среди соседних. Одновременно установлено, что основным населением Орла XVI в. — более 1000 военных семей — являлись городовые казаки.

Проведённые исследования ставят под сомнение хрестоматийное представление о городе как поселении торгово-ремесленного типа. Орёл являл собой специфический тип, который сложился на южном русском пограничье в XVI–XVII вв. — военного лагеря, населённого почти исключительно служилыми людьми, с второстепенной ролью, а в определённый период — полным отсутствием, посадского населения. Из-за этого Орлу в конце XVII — первой половине XVIII в. пришлось пережить смену социально-экономического уклада. Версия о том, что служилые люди активно занимались торговлей, рассыпается в свете представленных документальных данных. Первоначальный склад города навсегда оставил свой след — присутствие на его социальной палитре в XVIII и XIX вв. сословия однодворцев вместе с сохранностью вплоть до Октябрьской революции громадных площадей писцовых земель вокруг городской селитьбы и образованной здесь этими коренными горожанами, однодворцами, сельской агломерацией — по-существу, городскими выселками — эта специфическая территориальная и социально-топографическая организация города стала отпечатком его военного, служилого прошлого.

Изученные данные показывают стабильность, неизменность основного генофонда города, позволяют утверждать, что демографическую базу его составляло коренное население, которое росло внутренним приростом, путём естественной рождаемости, а не притоком извне. В целом создаётся впечатление об известной «герметичности» города, что также разрушает привычные стереотипы, в том числе об иерархии и характере отношений города и села: те процессы, которые мы наблюдали в геополитическом аспекте, когда сельская округа возникала как порождение города — как его следствие, обнаружили свою параллель в демографии — расхожее мнение о приращении городского населения сельским контингентом как о некоем перманентном и естественном процессе оказывается чистым вымыслом.

Поставлен под сомнение тезис о непрерывном росте и «развитии» города. На протяжении второй половины XVII в. выявлена «пульсирующая динамика» его населения, явный рост виден только к концу столетия — путём естественного разрастания и деления больших семей, с увеличением плотности застройки и населения, но не с общим ростом селитьбы.

По предлагаемой гипотезе, установленные демографические, топографо-генеалогические константы могут позволить в дальнейшем, при наличии полной подворовой реконструкции города на 1778 г. выявить контуры его планировки на более ранние этапы её формирования.

Рис. 1. Пушкарская слобода и Под Девяти Болоты в 1908 г. Ч.1. Очевидна сохранность её в писцовых границах XVI–XVIII вв. ^{[17, л.10]}.

Рис. 2. Пушкарская слобода в 1908 г. Ч. 2. Экспликация содержит коренные пушкарские фамилии XVII в. ^{[17, л. 10]}.

Рис. 3. Стрелецкая слобода в писцовых границах Студёной слободы XVI в. в 1908–1909 гг. Южная часть ^{[21, л.10]}.

Рис. 4. Стрелецкая слобода в писцовых границах Студёной слободы XVI в. в 1908–1909 гг. Северная часть.

Рис. 5. Стрелецкая земля в Заорлицкой части в писцовых границах XVI в. в 1908–1909 гг. Ныне – Весёлая слобода г. Орла. В экспликации — стрелецкие фамилии XVII в. ^{[21, л. 2]}.

Рис. 6. Черкасская слобода в писцовых границах Студёной слободы XVI в. в 1909 г. Северная часть. В экспликации – черкасские фамилии XVIII в. ^{[22, л. 1]}

Рис. 7. Черкасская слобода в писцовых границах Студёной слободы XVI в. в 1909 г. Южная часть.

Рис. 8. Пятницкая слобода на своих писцовых землях XVI в. в 1910 г. ^{[18, л. 8]}.

Рис. 9. Экспликации к Плану Пятницкой слободы содержат коренные казачьи фамилии с XVII в.

Рис. 10. Деревня Лужки на писцовых землях Пятницкой слободы XVI в. в 1910 г. ^{[19, л. 1]}.

Рис. 11. Деревня Половец на писцовых землях Пятницкой слободы XVI в. в 1910 г. ^{[19, л. 1]}.

Рис. 12. Экспликация к рис. 10 и 11. Ч. 1. В списке — казачьи фамилии XVII в.

Рис. 13. Экспликация к рис. 10 и 11. Ч. 2. В списке — казачьи фамилии XVII в.