Поликультурность как предмет изображения в сборнике рассказов «Звезды Маньчжурии» А. П. Хейдока

Линь Гуаньцюн ORCID: 0009-0006-9397-7081 кандидат филологических наук преподаватель, Филологический факультет, Университет МГУ-ППИ в Шэньчжэне 518172, Китай, пров. Гуандун, г. Шэньчжэнь, ул. Гоцзидасюеюань, 1 Lin Guanqiong PhD in Philology Lecturer, Faculty of Philology, Shenzhen MSU-BIT University 1 International University Park Road, Dayun New Town, Longgang District, Shenzhen, Guangdong Province, 518172, P.R. China linguantsyun@mail.ru

Работа выполнена в рамках научно-исследовательского проекта департамента образования провинции Гуандун КНР «Этнокультура в русской прозе китайской эмиграции (1920–1945)» (2023WQNCX083).

Альфред Петрович Хейдок (1892–1990) — один из самых известных писателей харбинской диаспоры старшего поколения, чьи произведения читали почти все русские эмигранты в Харбине. Странствуя по многим местам и имея собственный интерес, писатель знакомился с различными культурами, которые отразил в своем литературном наследии.

После переезда из России в Харбин, с 1920-х гг. Хейдок занялся творчеством. В 1929 г. в журнале «Рубеж» был опубликован его дебют — рассказ «Человек с собакой». В 1934 г. вышел в свет сборник рассказов «Звезды Маньчжурии», который включает 16 рассказов, написанных Хейдоком в 1929–1934 гг. Местами, куда главные герои рассказов — русские попали, являются Китай, Гонконг (тогдашняя английская колония), провинция Синьцзян, маньчжурская тайга, Монголия. В сборнике объединены культуры Китая, России, Монголии, Египта, народов Маньчжурии и т. д. Как отметила Е. Г. Иващенко, «Звезды Маньчжурии» Хейдока «синтезируют культуру Запада и Востока» ^{[1, c. 107]}.

В «Звездах Маньчжурии» китайская культура в основном отражается через элементы буддизма и даосизма, составляющие таинственный мир Поднебесной. В сборнике большое внимание читателей привлекает рассказ «Три осечки» (1932): солдат Гржебин, волонтер русского отряда китайского милитариста, озлобленный из-за того, что в китайском буддийском храме ему не досталось питьевой воды, три раза стрелял в «задумчивую, со скорбным лицом» ^{[2, c. 54]} статую Будды, и все три попытки дали осечку. После этого Гржебин из-за своего «бессмысленного кощунства» ^{[2, c. 54]} умирал три раза разными способами. Сюжет данного рассказа может объясняться буддийским понятием «карма» — вселенским причинно-следственным законом. Об этом Хейдок излагал в автобиографическом очерке: «нет явления без причины, и какова причина — таково и следствие» ^{[3, c. 55]}. Гржебин из-за своей нетерпеливости и легкомыслия богохульствовал на Будду. Когда первый выстрел дал осечку, он попытался выстрелить второй и третий раз. Он не верил, что статуя Будды может уцелеть, когда все вокруг уже разрушено. После первого самоубийства Гржебин чудесным образом появился перед главным героем и фельдфебелем, но главный герой был уверен, что тот Гржебин, который перед ними, уже умер, так как по рассказам жителей Поднебесной умершие люди «всюду носят с собой дыхание потустороннего, и в их присутствии умирают улыбки» ^{[2, c. 57]}. Души покойников, «согласно верованиям китайцев, отошли в распоряжение неведомых властелинов неба или земли, смотря по заслугам» ^{[2, c. 57]}. Очевидно, что присутствовавший в каморке фельдфебеля Гржебин не мог попасть к властелину неба. Его казнили из-за кощунственного поведения, и ему еще предстоят две смерти за остальные две осечки. Подобный сюжет мы можем увидеть в позже опубликованном рассказе Хейдока «ЧП на посту № 2» (<1994>): главный герой рядовой Швальбах обезобразил буддийское изваяние, в результате чего он не мог двигаться и вскоре умер на месте ^{[4, c. 64–66]}. Отсюда мы можем отметить принятие и строгое соблюдение Хейдоком вселенского причинно-следственного закона. Писатель также подчеркнул: «этот закон никто не может отменить, поэтому раскаявшиеся грешники <…> получат в любом случае полную меру воздаяния» ^{[3, c. 54]}.

В «Звездах Маньчжурии» рассказ «Маньчжурская принцесса» (1930) наполнен ориентальным колоритом. Когда главный герой рассказа художник Багров рисовал на холме, он увидел призрак своей жены предыдущего круга жизненных перерождений — «девушки в древнем одеянии принцесс Цинской династии [1616–1912 — Л. Г.]» ^{[2, c. 76]}, что освежило его память предыдущего перерождения: он тогда был Яшкой Багром, атаманом шайки разбойников. Захваченная им маньчжурская принцесса влюбилась в него, спасла от маньчжуров и после они двенадцать лет прожили вдвоем в тайге, занимаясь охотой. Но такая счастливая жизнь с взаимной любовью закончилась тем, что однажды их убил страшный медведь. В этом рассказе отражаются буддийские понятия сансары и реинкарнации, согласно которым человек не исчезает из мира совсем, после смерти он может перерождаться, его благоприятное или неблагоприятное перерождение решается с учетом прижизненных поступков (закон «карма») ^{[5, c. 601]}. Хейдок в своем устном рассказе объяснил, что эти понятия о том, что «человек живет на Земле сотни тысяч раз, что человеческая душа бессмертна. Она не умирает при физической смерти. Переходя в иной мир, она снова возвращается на Землю, и, рождаясь в новом теле, начинает следующую жизнь» ^{[3, c. 55]}. Именно любовь к маньчжурской принцессе, сохраненная тайно и подсознательно до сих пор, помогла Багрову вспомнить предыдущее перерождение.

В конце рассказа «Маньчжурская принцесса», восстановивший память о предыдущем перерождении Багров сказал, что, для того чтобы сразу встретиться с маньчжурской принцессой, он хотел совершить самоубийство, но он опасался, что самоубийством он провинится «перед Творцом Вселенной, и в наказание снова века лягут между нами [Багровым и маньчжурской принцессой — Л. Г.]» ^{[2, c. 86]}. Поэтому с помощью своих китайских друзей он стал даосским монахом, доживая до конца жизни отшельником и дожидаясь встречи с маньчжурской принцессой после смерти. В монастыре он мог «выпустить на себя всех зверей своего духа: тоску культурного человека, живущего в глуши, отсутствие возможности заниматься искусством и читать и, наконец, — самовнушение» ^{[2, c. 86]}. Все три мировые религии (буддизм, христианство и ислам) рассматривают самоубийство как преступление. Согласно этим религиям, людей, которые покончили жизнь самоубийством, ждет серьезное наказание. В высказывании и поведении Багрова отражается идея Хейдока о том, что нужно следовать законам природы и не идти против них ради достижения определенной цели. «В Китае отшельнический образ жизни восходит к высшей даосской ценности “недеяние” — созерцательной пассивности» ^{[6, c. 119]}. С помощью отшельничества человек может удалиться от мирской суеты и сосредоточиться на самосозерцании.

В рассказе «Миами» (1931) ни во что не верующий русский контрабандист Кузьмин был далеко от того места, где в родах умерла его жена Миами, удочеренная китайской деревней. Вернувшись и узнав о ее смерти, он обратился к местному (китайскому) медиуму, чтобы тот помог с ней встретиться, войти в контакт, поговорить. По расчетам медиума дух Миами еще не покинул дом и медиум сделал так, что дух Миами вошел в его тело, заговорил с Кузьминым и предсказал смерть, и через пять дней после того, как Кузьмин тоже умрет, Кузьмин и Миами встретятся. Как и мечтавший о встрече с женой Багров из рассказа «Маньчжурская принцесса», Кузьмин после получения смертельного пулевого ранения, уже будучи в больнице, рассчитал оставшееся время своей жизни. В конце рассказа точно на пятый день Кузьмин умер. Согласно буддийским идеям, покойники не сразу покидают мир и перерождаются: они переходят в промежуточное состояние «бардо» между смертью и следующим перерождением, которое длится не дольше сорока девяти дней ^{[7, c. 81–82]}. В предсказании Миами и финале данного рассказа также отражается буддийская линия — «предопределенность, неотвратимость событий» ^{[8, c. 61]}: в отличие от христианства, которое подчеркивает свободу воли человека, в буддизме полагается, что у человека есть скрытый и неизбежный жизненный путь.

В отличие от вышеотмеченных рассказов, Хейдок придал рассказу «Храм снов» (1932) колорит других культур. В данном рассказе Кострецов в безлюдной местности случайно обнаружил на камне изображение ибиса, и сразу ассоциировал его с древнеегипетским богом Луны и мудрости Тотом, который является «мужем божественной Маат… Греки отождествляли его с Гермесом Трисмегистом» ^{[2, c. 117]}. Главный герой прапорщик Рязанцев и Кострецов решили остаться и провести исследование, и они нашли на холме Храм снов. В рассказе «Нечто» (1931) из «Звезд Маньчжурии», будучи в экспедиции, миллионер Стимс сказал спутнику, русскому стрелку, что он увидел женщину, на которой «была огненно-красная мантия и убор из страусовых перьев на голове» ^{[2, c. 68]}, и решил продолжить искать Нечто. Стоит отметить, что перо страуса служит символом богини истины и справедливости древнего Египта, супруги Тота Маат ^{[9, c. 269]}. Эти две мифологические фигуры подняли у героев рассказов страсть к исследованию, стимулировали их на поиск тайного и неизвестного. Сам Хейдок, по имеющимся данным, за всю жизнь никогда не бывал в Египте. Он был заворожен не только культурой страны, куда он эмигрировал, но интересовался культурой и других далеких стран. Писатель добавил различные культурные детали в свои произведения, чтобы в текстах была ярко отражена поликультурность. В рассказе «Нечто» Стимс и его слуга звали русского стрелка Илью другим именем «Элия». Мы можем связать Илью с библейским пророком Илией, имя которого на иврите — «Элийя» ^{[10, c. 56]}. Несогласие Ильи с мнением Стимса и их драка предвещает, что Стимс не найдет Нечто, а, скорее всего, как предыдущие искатели приключений, впадет в заблуждение.

В сборнике «Звезды Маньчжурии» Хейдок много раз упоминал барона Унгерна фон Штернберга (напр., «Безумие желтых пустынь», «Нечто», «Храм снов», «Черная палатка», «Собаки воют»), который вел «осатанелых бойцов на Ургу [ныне Улан-Батор — Л. Г.] — восстанавливать Чингисханово великое государство» ^{[2, c. 32]}, что доказывает увлечение писателя этой яркой личностью первой трети XX в. Кроме того, Хейдок в своих произведениях также описал монгольскую культуру. Например, в рассказе «Собаки воют» (1929), старый монгол Тай-Мурза услышал вой собак, переживая за своих пошедших на грабеж молодцов, он зажег курения перед богами. Он объяснил главному герою: «Собаки воют — смерть ходит по степи» ^{[2, c. 168]}. Возжигание курений является буддистским обрядом загадывания желаний, во что верят монголы. Когда молодцы успешно вернулись, на воровском ужине они в добыче обнаружили «кружку с резиновой трубкой и наконечником» ^{[2, c. 169]}. Монголы долго не могли разобраться с этой кружкой, считали ее богом деторождения. Драка произошла за ужином, так как два парня хотели из добычи взять этого «бога» с собой. В буддизме существует богиня Гуань-инь, дарящая детей. Здесь мы можем отметить, что буддизм глубоко воспринят в монгольской культуре и представлении обычных монголов. Деторождение имеет важное значение в монгольской традиции.

В рассказе «Тропа» (1931) Хейдок тоже описал тему деторождения. В маньчжурской тайге у кочующих солонов (подгруппы эвенков, проживающей в Маньчжурии — ныне северо-восточном Китае) существует такая «философия»: «Род должен иметь много-много маленьких людей, чтобы они заполнили табор, вырастали и становились сильными охотниками… Поэтому — почет только матерям» ^{[2, c. 161]}. Это характерно для кочевых народов, у которых потомки служат важным обеспечением жизненных условий и оказывают определяющее влияние на будущее.

В «Звездах Маньчжурии» во многих деталях отражается и русская культура. Так, в рассказах упоминаются прозвища героев: Яшка Багор, Васька Жги Пятки, Сенька Косой, Митька Головотяп, Ерш Белые ноги и Рябой Аматун. Прозвища часто употребляется в русском фольклоре, образно информируя о внешности героев и их характере, заменяя имена. Появление прозвищ обусловлено умением русских зафиксировать особенности «в ярком и образном слове или выражении», и они «составляют значительный пласт в народно-поэтическом творчестве русского народа» ^{[11, c. 140, 153]}. В сборнике персонажи поют русские песни (народные и авторские), например, в рассказе «Три осечки» отдыхающие волонтеры-солдаты русского отряда пели: «О чем дева плачешь, / О чем слезы льешь…» ^{[2, c. 55]} Это усиливает грустное, подавленное настроение солдат после первой смерти Гржебина из-за кощунства в адрес Будды и предвещает трагическое продолжение рассказа — Гржебина ждут еще две смерти. В рассказе «Маньчжурская принцесса» Багров, будучи атаманом разбойников в предыдущем перерождении, перед боем с маньчжурами пел: «Эх-ма! Ух! Ух! / Как девица молодая / Рано поутру за медом шла…» ^{[2, c. 82–83]}, и к нему присоединилась «беснующаяся перед концом ватага» ^{[2, c. 83]}. Его песня, с одной стороны, служит для подъема боевого духа шайки, а с другой стороны, обозначает отчаяние перед сильными врагами. В рассказе «Тропа» вместо подробного описания Хейдок использовал русскую песню на слова поэта Н. А. Некрасова: «Знает только рожь высокая, / Как поладили они…» ^{[2, c. 162]}, намекая на тайный роман между Агнивцевым и женщиной из племени солонов Турпи, который потом ненавидела симпатизирующая Агнивцеву Мари. Эмигрант-писатель Хейдок в свои произведения добавил элементы русской культуры для выражения тоски по стране, где он жил в молодости, где русские песни играют намекающую роль для развития сюжета.

На жизненный путь и творчество Хейдока судьбоносно повлиял его учитель, художник и теософ Н. К. Рерих, который в предисловии к сборнику «Звезды Маньчжурии» отметил, что «рассказы эти, прежде всего, углублены качеством убедительности, этим редким отличием, свойственным лишь чему-то действительно пережитому, перечувствованному» ^{[2, c. 31]}. Безусловно, рассказы в данном сборнике основаны на историческом фоне, пережитом самим Хейдоком. Например, сюжет рассказа «Три осечки» происходит в русском отряде китайского милитариста Чжан Цзунчана, одного из руководителей Фэнтяньской клики во время эры милитаристов в Китае (1916–1928); в рассказе «Храм снов» главному герою, убежавшему из концентрационного лагеря войск Б. В. Анненкова, приснились А. В. Колчак, Б. В. Анненков, барон Унгерн фон Штернберг — видные деятели Белого движения (1917–1922). Писатель помимо реального исторического фона одновременно в рассказы сборника «Звезды Маньчжурии» добавил детали различных культур. С одной стороны, насыщенные поликультурностью рассказы увлекательны, как игра стеклышек в калейдоскопе. С другой стороны, именно эти культурные детали способствуют развитию сюжета произведений. Так, именно закон кармы наказал совершившего кощунство Гржебина самоубийством в рассказе «Три осечки»; в рассказе «Маньчжурская принцесса» Багров увидел призрак своей жены предыдущего перерождения и вспомнил всю историю; в рассказах «Три осечки», «Маньчжурская принцесса» и «Тропа» песни, где отражается русская культура, подсказали дальнейшее продолжение истории. Стоит отметить, что магический реализм возник, когда Хейдок только еще начал свой творческий путь в 1920-е гг. В сборнике поликультурный феномен придает рассказам мифотворческие свойства при «наличии конкретных и узнаваемых черт исторической реальности» — «неотъемлемой черте магического реализма» ^{[12, стб. 491]}. Такой феномен воздействует на судьбы героев и подчиняет их себе. В произведениях стерты границы между реальным и ирреальным: и герои, и читатели не могут разделить их в созданном писателем мире.

В заключение отметим, что доминантой произведений Хейдока является феномен поликульрности: писатель интегрирует в свои рассказы элементы культур разных народов Азии и Европы, включая сюжеты из Библии, что показывает его обширные знания. Это создает выразительность, обогащает сюжетную линию и делает рассказы увлекательными. Хейдок использует метод реализма в описании, сочетает его с поликультурностью и, таким образом, создает своеобразную прозу, наподобие магического реализма.