Криминализация проявлений идеологии нацизма: российский, зарубежный и международный опыт

Сергеева Анжелика Анатольевна кандидат юридических наук доцент, кафедра уголовного права и процесса, Санкт-Петербургский институт (филиал) Всероссийского государственного университета юстиции 190000, Россия, Cанкт-Петербург, г. Санкт-Петербург, пер. Басков, 16 Sergeeva Anzhelika Anatol'evna PhD in Law Associate Professor, Department of Criminal Law and Procedure, St. Petersburg Institute (Branch) All-Russian State University of Justice 190000, Russia, Saint Petersburg, Baskov lane, 16 lokhi@yandex.ru Другие публикации этого автора     Горбатова Марина Анатольевна кандидат юридических наук доцент, кафедра уголовного права и процесса, Санкт-Петербургский институт (филиал) Всероссийского государственного университета юстиции 190000, Россия, Санкт-Петербург область, г. Санкт-Петербург, пер. Басков, 16 Gorbatova Marina Anatol'evna PhD in Law Associate Professor of the Department of Criminal Law and Criminal Procedure, St. Petersburg Institute (branch) of the All-Russian State Prosecutor University 190000, Russia, Saint Petersburg region, Saint Petersburg, Baskov Lane, 16 lokhi@rambler.ru Гурев Михаил Сергеевич кандидат юридических наук доцент, кафедра уголовного права и процесса, Санкт-Петербургский институт (филиал) Всероссийского государственного университета юстиции 199034, Россия, Санкт-Петербург область, г. Санкт-Петербург, 10-я линия Васильевского острова, 19 Gurev Mikhail Sergeevich PhD in Law Associate Professor, Department of Criminal Law and Procedure, St. Petersburg Institute (Branch) All-Russian State University of Justice 199034, Russia, Saint Petersburg region, Saint Petersburg, 10th line V.O., 19 lokhi@rambler.ru Другие публикации этого автора     Кириллова Яна Максимовна кандидат юридических наук доцент, кафедра уголовного права и процесса, Санкт-Петербургский институт (филиал) Всероссийского государственного университета юстиции 190000, Россия, г. Санкт-Петербург, пер. Басков, 16 Kirillova Yana Maksimovna PhD in Law Associate Professor, Department of Criminal Law and Procedure, St. Petersburg Institute (branch) of the All-Russian State University of Justice 190000, Russia, St. Petersburg, Baskov Lane, 16 lokhi@rambler.ru Другие публикации этого автора     Лотоцкий Антон Сергеевич старший преподаватель, кафедра уголовного права и процесса, Санкт-Петербургский институт (филиал) Всероссийского государственного университета юстиции 190000, Россия, г. Санкт-Петербург, пер. Басков, 16 Lototskii Anton Sergeevich Senior Lecturer, Department of Criminal Law and Procedure, St. Petersburg Institute (branch) of the All-Russian State University of Justice 190000, Russia, St. Petersburg, Baskov Lane, 16 lokhi@rambler.ru Другие публикации этого автора     Пяткова Оксана Владимировна кандидат юридических наук доцент, кафедра уголовного права и процесса, Санкт-Петербургский институт (филиал) Всероссийского государственного университета юстиции 190000, Россия, г. Санкт-Петербург, пер. Басков, 16 Pyatkova Oksana Vladimirovna PhD in Law Associate Professor, Department of Criminal Law and Procedure, St. Petersburg Institute (branch) of the All-Russian State University of Justice 190000, Russia, St. Petersburg, Baskov Lane, 16 lokhi@rambler.ru Другие публикации этого автора

Фейзуллаев Фирудин Махрамали Оглы кандидат юридических наук доцент, кафедра уголовного права и процесса, Санкт-Петербургский институт (филиал) Всероссийского государственного университета юстиции 190000, Россия, г. Санкт-Петербург, пер. Басков, 16 Feizullaev Firudin Makhramali Ogly PhD in Law Associate Professor, Department of Criminal Law and Procedure, St. Petersburg Institute (branch) of the All-Russian State University of Justice 190000, Russia, St. Petersburg, Baskov Lane, 16 lokhi@rambler.ru Другие публикации этого автора

Криминализация проявлений идеологии нацизма в российском законодательстве прошла достаточно длительный эволюционный путь. Опираясь на двадцатилетний опыт применения положений Федерального закона "О противодействии экстремистской деятельности" от 25 июля 2002 г. № 114-ФЗ, можно провести анализ основных этапов признания ее общественно опасной и подвести некоторые итоги совершенствования антиэкстремистского законодательства. В современный период это обладает научной актуальностью, а главное, - практической значимостью, поскольку соответствующие уголовно-правовые запреты наделены сложной конструкцией, не вполне ясной правоприменителям.

В период 2002-2007 г.г. имело место конституирование законодательства о противодействии экстремистской деятельности, и составной частью этого процесса стало, с одной стороны, формирование расширенного понятия ненависти или вражды в структуре мотивации преступлений экстремистской направленности, а с другой, - постепенное нивелирование проявлений идеологии нацизма в структуре экстремизма. Нивелирование проявлялось в том, что вследствие формирования широкого подхода к пониманию экстремистской деятельности произошло фактически «размывание» проявлений идеологии нацизма в перечне деяний, составляющих экстремистскую деятельность. Исследователи обращают внимание и на хаотичность совершенствования законодательства в части криминализации экстремистской деятельности ^{[1, c. 33]}.

В отечественной уголовно-правовой науке понятие экстремистской деятельности получило научное осмысление в широкой плоскости. Определения самого термина «экстремизм» варьируются от приверженности к радикальным взглядам и идеям, соединенной с готовностью их отстаивать любыми, в том числе, насильственными, методами ^{[2, c. 11]}, до системы взглядов, идей и действий, отличающихся от общепринятых ^{[3, c. 3-17]}. Ряд исследователей тяготеет к определению экстремистской деятельности, основанному на положениях Шанхайской конвенции о борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмо (заключена в г. Шанхай, КНР, 15 июня 2001 г., ратифицирована Федеральным законом от 10 января 2003 г. № 3-ФЗ), и полагают ее сущностью направленность на подрыв основ существующего государственно-политического строя ^{[4, c. 20]}.

В контексте криминализации экстремистской деятельности можно отметить, что при принятии закона «О противодействии экстремистской деятельности» некоторой трансформации подверглись положения ст. ст. 280 и 282 Уголовного кодекса Российской Федерации (далее - УК РФ). В первой был уточнен вид публичных призывов – не к насильственному изменению конституционного строя, а к осуществлению экстремистской деятельности, т.е. имело место расширение сферы применения нормы. Понимание второй в целом осталось без изменения, но отдельно была установлена ответственность за организацию экстремистского сообщества и организацию деятельности экстремистской организации (ст. ст. 282.1, 282.2 УК РФ). Законодатель дал и несколько отличающееся от текста закона «О противодействии экстремистской деятельности» определение преступлений экстремистской направленности, отнеся к ним только ст. ст. 148, 149, 213, 214, 243, 244, 280, 282 УК РФ. Следует отметить, что из сферы уголовно-правового регулирования в тот период времени полностью выпала оценка проявлений идеологии нацизма. Иными словами, ведение экстремистской деятельности и совершение преступлений экстремистской направленности могло быть в равной степени продиктовано одобрением идеологии нацизма, так и вообще не связано с нею. Таким образом, при принятии законодательства о противодействии экстремистской деятельности сложилась двойственная ситуация: фактически признав проявления идеологии нацизма составной частью экстремизма, законодатель не криминализировал их отдельно.

В 2003 г. Шанхайская конвенция о борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом сузила понятие экстремистской деятельности до того, что из него фактически выпали ключевые понятия ненависти, вражды, ксенофобии. В ст. 1 Конвенции закреплено, что экстремизм – это деяние, направленное на насильственный захват власти или насильственное удержание власти, а также на насильственное изменение конституционного строя государства, а равно насильственное посягательство на общественную безопасность, в том числе организация в вышеуказанных целях незаконных вооруженных формирований или участие в них, и преследуемые в уголовном порядке. Следует отметить, что хотя Россия является участницей конвенции, понимание в российском законодательстве экстремистской деятельности не восприняло такое определение в полном объеме.

Федеральный закон "О внесении изменений в статьи 1 и 15 Федерального закона "О противодействии экстремистской деятельности"" от 27 июля 2006 г. № 148-ФЗ внес изменения в нормативное понимание экстремистской деятельности, включив в ее содержание ряд новых позиций. Во-первых, основной компонент экстремизма – деятельность общественных объединений, иных организаций, средств массовой информации и физических лиц – получила относительно новую направленность. Во-первых, на насильственное изменение конституционного строя, захват властных полномочий, подрыв безопасности государства. Во-вторых, на осуществление террористической деятельности и создание вооруженных формирований. В-третьих, на возбуждение национальной, расовой, религиозной розни, или социальной розни, связанной с насилием или призывами к нему, унижение национального достоинства, пропаганду национальной исключительности, нарушение прав и свобод человека, причинение ущерба его жизни, здоровью, имуществу в связи с их убеждениями, национальной или иной принадлежностью. В-четвертых, на совершение преступлений в отношении должностных лиц государственных органов. В-пятых, на создание и распространение экстремистских материалов. Расширения перечня иных компонентов экстремизма не произошло, и пропаганда и публичное демонстрирование элементов нацистской атрибутики так и осталось обособленным от иных действий экстремистской направленности. Исходя из этого, можно отметить, что в действующем законодательстве о противодействии экстремистской деятельности заложен подход, согласно которому экстремизм подразумевает как посягательство на государственные институты (и в этом качестве до настоящего времени предусматривается уголовная ответственность в отношении членов экстремистских организаций или сообществ), и только во вторую очередь – посягательства, связанные с этнической, конфессиональной и иной ненавистью или враждой. При этом в основном определении экстремизма внешние проявления идеологии нацизма не получили своего отражения. Использование такого подхода позволило некоторым авторам раскрыть правовую природу экстремистской деятельности в контексте посягательства на институты государственной власти ^{[5, c. 7]}.

Следует отметить, что в законодательстве ряда зарубежных стран и в некоторых международно-правовых документах вопрос о криминализации проявлений идеологии нацизма получил более подробное разрешение.

Так, в 1945 г. был принят Устав Международного военного трибунала для суда и наказания главных военных преступников европейских стран оси, юрисдикция которого распространялась на такие действия, как преступления против мира, военные преступления, преступления против человечества. Их характеристика в контексте с предметом деятельности трибунала позволяет сделать вывод о том, что в тот период времени все перечисленное приравнивалось к проявлению идеологии нацизма. В дальнейшем по объективным причинам понятие проявлений идеологии нацизма сузилось. Хотя в силу положений Конвенции Организации Объединенных Наций о предупреждении преступления геноцида и наказании за него (1948 г.), Конвенции ООН о защите гражданского населения во время войны (1949 г.), Конвенции ООН о неприменимости срока давности к военным преступлениям и преступлениям против человечества (1968 г.) преследование лиц, виновных в совершении этих деяний возможно до настоящего времени. На базе Международного пакта о гражданских и политических правах (1966 г.), Международной конвенции о ликвидации всех форм расовой дискриминации (1965 г.) международным сообществом были выработаны основы противодействия «преступлениям ненависти», включающим и проявления идеологии нацизма. По сути, этот же прием использован в федеральном законе «О противодействии экстремистской деятельности». Практика Европейского суда по правам человека способствовала, как полагают некоторые авторы, принятию Европейским Союзом в 2008 г. рамочного решения по преступлениям на основе расизма и ксенофобии ^{[6, c. 157-169]}. При этом международным сообществом признается, что преступления ненависти совершаются не только при наличии особого мотива, но и имеют особые последствия как для жертвы, так и для иных лиц, обладающих родственными характеристиками ^{[7, c. 20]}.

Отдельно необходимо упомянуть о некоторых резолюциях Генеральной ассамблеи ООН, на базе которых в ряде государств (в том числе, и в России) процесс криминализации проявлений идеологии нацизма активизировался и приобрел новый вектор. Уголовное преследование лиц, виновных в военных и иных преступлениях, совершенных в период Второй мировой войны, не исчерпало проблему недопущения проявлений идеологии нацизма, в том числе, в ее новых, модернизированных, формах. Вследствие этого в 1967 г. резолюция ГА ООН осудила всякую идеологию, в том числе нацизм, основанную на расовой нетерпимости и терроре, как грубое нарушение прав человека и основных свобод, а также принципов и целей Устава ООН. Принятие этой резолюции позволяет отметить факт признания международным сообществом недопустимости любых проявлений идеологии нацизма.

Далее, в 1980 г. резолюция ГА ООН, принятая на фоне активизации деятельности групп и организаций, пропагандирующих тоталитарные формы идеологии и практики, в том числе, идеологию нацизма, рекомендовала всем государствам обратить особое внимание на деятельность таких субъектов и создать эффективные правовые инструменты для противодействия им. В 2014 г. по инициативе РФ была принята резолюция ГА ООН, согласно которой признана недопустимой героизация нацизма, а также упомянуты конкретные проявления идеологии нацизма (памятные шествия, осквернение или разрушение монументов, «прославление в любой форме» нацистского движения). Названные резолюции носят рекомендательный характер, но, во-первых, выражают общепринятое отношение к проявлениям идеологии нацизма, а во-вторых, в целом получают отражение в национальном законодательстве.

Сформировавшийся в законодательстве европейских государств и практике Европейского суда по правам человека подход к определению преступлений, совершаемых на почве ненависти, в своей основе содержит такую категорию, как «предубеждение». В трактовке европейских правозащитных структур она подразумевает неприязнь, мотивируемую «защищаемым признаком», каковым может выступать национальность, расовая, религиозная или гендерная принадлежность, сексуальная ориентация. По сути, экстремистская деятельность в этом контексте отождествляется с негативным отношением к людям, наделенным какими-либо особыми признаками и являющимися в обществе меньшинством.

В глобальной и региональной правозащитной системах выработаны базовые рекомендации по противодействию преступлениям ненависти. Так, Конвенция ООН о ликвидации всех форм расовой дискриминации (1965 г.) требует от присоединившихся государств установить ответственность за совершение преступлений, мотивированных расизмом и ксенофобией (ст. 6). В ст. 20 Международного пакта о гражданских и политических правах закреплено требование о необходимости криминализации подстрекательств к дискриминации, вражде или насилию, мотивированных расовой, национальной или религиозной ненавистью. В 2012 г. принят Рабатский план действий по запрещению пропаганды национальной, расовой или религиозной ненависти, представляющей собой подстрекательство к дискриминации, вражде или насилию, и в этом документе закреплены международно-правовые основы признания высказывания языком вражды. Всего в нем установлено шесть критериев, и их спектр достаточно широк: от контекста и ораторского намерения до вероятности реализации содержащегося в высказывании призыва. При этом в судебном порядке рекомендуется оценивать потенциальный риск причинения вреда.

Законодательство зарубежных стран в части криминализации проявлений идеологии нацизма может быть дифференцировано на два блока.

Первый из них включает установление уголовной ответственности за совершение преступлений ненависти или вражды, которые подразумевают не только насилие, расизм или ксенофобию, но могут быть связаны и с идеологией нацизма. Так, § 283 УК Австрии устанавливает ответственность за стравливание групп населения, а § 130 УК Германии – травлю групп населения; законодательство ряда стран СНГ (Азербайджан, Армения, Казахстан, Киргизия, Узбекистан, Таджикистан) содержат норму, родственную ст. 282 УК РФ, предусматривающую ответственность за возбуждение национальной, расовой, религиозной ненависти или вражды. Ст. 151 УК Эстонской республики использует более общую категорию «разжигание социальной вражды», при этом по смыслу рассматриваемой уголовно-правовой нормы источником вражды может быть расовая, национальная, религиозная или любая другая неприязнь.

Второй блок прямо называет отдельные проявления идеологии нацизма или рассматривает ее в качестве специфической разновидности преступлений, совершаемых членами экстремистских организаций неонацистского толка. Например, ст. 151а УК Хорватии наказывает за восхваление фашистских, нацистских и других тоталитарных государств и идеологий или возбуждение расизма и ксенофобии. В свою очередь, в УК Чехии одна и та же статья устанавливает ответственность за отрицание преступлений или оправдание нацистского или коммунистического геноцида или других преступлений нацистов и коммунистов. Использование этой формулировки достаточно сильно политизировано, но в целом основано на состоявшемся в Чехии осуждении режима, установленного после Второй мировой войны при поддержке СССР (в 1995 г. в Чехии был принят закон «О противозаконности коммунистического режима и о сопротивлении ему», на основании которого осуществлялись люстрация и уголовное преследование отдельных лиц, виновных в нарушении прав человека ^{[8, c. 64-69]}).

Особо следует отметить практику установления уголовной ответственности за отрицание Холокоста или других преступлений против человечества, совершенных нацистами. Эти деяния наказуемы во многих европейских странах (Австрия, Германия, Лихтенштейн, Люксембург и др.), а правомерность установления уголовной ответственности за них подтверждена Европейским судом по правам человека, что некоторые исследователи полагают необоснованным ^{[9, c. 76-85]}. Однако в контексте вышеупомянутой тенденции введения в российский уголовный закон конструкции «умаление роли СССР» можно заключить следующее. Безусловно, категория «умаление» не имеет юридического обоснования и лишена правовой определенности. Возможно, ограничение пределов уголовной наказуемости деяния только отрицанием, умалением или одобрением преступлений нацистов не в полном объеме соответствует целям уголовной ответственности, поэтому более практичным выступает использование более общей формулировки (факты геноцида, установленные факты совершения преступлений против человечества и др.). Однако для европейских стран конкретизация сферы отрицания (умаления) именно через призму идеологии нацизма имеет историческую обоснованность, поскольку иные преступления против человечества, совершенные на идеологической, национальной или иной почве (геноцид армян, геноцид в Руанде и др.), не затронули в большинстве случаев ни территорию, ни население стран Европы.

В действующей редакции УК РФ отдельная группа преступлений экстремистской направленности включает деяния, сопряженные с выражением толерантного отношения к идеологии нацизма. Ответственность за их совершение наступает по ст. ст. 282.4, 354.1 УК РФ. Уголовно-правовой запрет в данном случае основывается на необходимости преследования лиц, выражающих приверженность к нацистским идеям и их распространению.

В силу ст. 282.4 УК РФ наказуемы пропаганда или публичное демонстрирование нацистской символики и атрибутики, аналогичных предметов, сходных с ней до степени смешения, символики и атрибутики экстремистских организаций, а равно иных запрещенных федеральными законами символики или атрибутики. Положения ст. 282.4 УК РФ создают искусственную конкуренцию с другими нормами, устанавливающими ответственность за преступления экстремистской направленности (в первую очередь, со ст. ст. 282, 282.1 УК РФ). Как представляется, в будущем (а этот состав появился в УК РФ только в июле 2022 г.) потребуются разъяснения как по разграничению этих преступлений, так и по их совокупной квалификации.

Состав реабилитации нацизма (ст. 354.1 УК РФ) существует с 2014 г., но содержание уголовно-правового запрета несколько перегружено оценочными признаками, что выступает препятствием для формирования единообразной правоприменительной практики.

В силу названных недостатков эффективное правоприменение становится затруднительным, вследствие чего общественная опасность распространения идеологии нацизма остается недооцененной, что требует от законодателя перспективных корректировок обеих норм, о чем уже высказаны соображения в правовой доктрине ^{[10, c. 5-7; 11, c. 111-112]}.

В заключение представляется необходимым сделать следующие выводы. Во-первых, антиэкстремистское законодательство России сегодня характеризуется достаточной полнотой, и немалая его часть получила отражение в нормах УК РФ. Во-вторых, разграничение отдельных составов преступлений экстремистской направленности является сложным из-за терминологического и содержательного совпадения, имеющего место в части уголовно-правовых запретов. В-третьих, криминализация проявлений идеологии нацизма в российском законодательстве имела некоторые общие черты с международным и зарубежным опытом правового регулирования, но при этом российский законодатель сделал значительный акцент на оценочных признаках, что может затруднять эффективное правоприменение.